Дальневосточный экспресс... Новелла

Дальневосточный экспресс или хроника забытых анекдотов.


Новелла.


День первый.

До отхода скорого поезда «Россия»  Москва – Владивосток, оставалось четыре минуты.
- Господин проводник, вы не скажите: «Сколько суток до Москвы?» - спросил довольно плотный, среднего роста мужчина, с двумя огромными чемоданами, вытирая вспотевший, с большими залысинами лоб, рукавом габардинового костюма.
- Почти восемь суток – семь ночей и восемь дней, - опередил с ответом проводника, стоящий рядом сухощавый мужчина в светлом плаще. Впрочем, сухощавым он был только на лицо. Поджарый, с широкой грудью, словно рысак, в котором чувствовалась нетерпеливая, озорная сила, заставляющая бить копытом. Так и он, заложив руки в карманы плаща, переваливался с пятки на носок. Втягивая ноздрями весенний воздух, как бы пытался определить его «на вкус».
 – Да… здесь совсем не то. Воздух свеж, но не то-о-о-от. Запаха нет. Вот в Подмосковье в это время, земелькой попахивает, навозиком, а здесь, вон уж и берёзы распускаются, а не пахнет, не-а… ни чем не пахнет…
- Ваше купе номер 24. Это в конце вагона, - проводник протянул билет и помог плотному пассажиру затащить в тамбур второй чемодан.
- Спасибо.
- Да не суетитесь вы так. Я тоже из двадцать четвёртого. Не спешите, дайте дамам – нашим соседкам, привести себя в порядок, - перестав раскачиваться, сказал мужчина в плаще.
- Господа пассажиры, прошу занять свои места. Поезд отправляется через одну минуту, - проводник вынул из подсумка желтый флажок.
Мужчина в плаще ловко, через ступеньки, заскочил в вагон:
- Давайте, что ли, я вам помогу, - он взялся за чемодан попутчика, - ого, какой тяжёлый. Вы что там книги или кирпичи везёте?
- Это всё моя мамаша, меня в дорогу снарядила. Банки, склянки, соленья, грибки, как будто у нас в Москве всего этого добра мало. А отказать я ей просто не мог. Вот и тащи теперь это всё до самой Москвы.
- И как же вы всё это пёрли?
- Как-как пердячим паром. Кстати – Иван Иванович, – протянул руку Иван Иванович, когда они остановились передохнуть.
- Григорий, - пожал протянутую руку сосед по купе.
- Вы уж извините меня за грубое слово, но эти чемоданы меня так достали. Гриша, если вам тяжело, так оставьте. Я сам их как-нибудь затащу.
- Ну, что вы – я помогу. И хватит извиняться, Иваныч, здесь все свои – мужики.
- Гриша, а как по-батюшке?
- Зовите просто Гришей. Не люблю я как-то, чтобы меня по отчеству величали.
- Лады, тогда и меня зовите просто Иваном.
- Иван Иванович, случайно не Иванов?
- Сафронов – предприниматель из столицы, – представился мужчина. Имею свой бизнес – два маленьких магазинчика с мануфактурой...
Григорий только сейчас заметил, что тот в чёрной рубашке.
- Вот и пришли - двадцать четыре. Вы бы Иван Иваныч постучали, мало ли женщины ещё переодеваются.

- Лариса Ивановна, как вы думаете, уступит ли нам мужчина нижнюю полку?.. Надо же, нам обоим достались верхние! Я, извините, со своей комплекцией просто на неё не заберусь, - невысокого роста, полненькая женщина, четырежды свернула вафельное полотенце, не зная, куда бы его пристроить.
Рыжеволосая Лариса, поправляя локон, стоя перед зеркалом на выдвижной двери купе, развела руками.
- Это у вас свои? – поинтересовалась пухленькая. 
Лариса обернулась, вопросительно глядя на соседку по купе.
- Я имею ввиду волосы… в смысле цвет, - заглядывая в зеркало, через спину рыжеволосой, пояснила Татьяна Борисовна.
- Немного подкрашиваюсь, а так свои ржавые, - стройная женщина быстрыми мазками губной помады, поправила губы, кончиком мизинца равномерно размазав краску.
Вагон дёрнуло; состав стал медленно набирать скорость.
В дверь постучали.
- Можно войти? – в купе ввалился полноватый мужчина, волоча по полу большущий чемодан, - здрасьте, - с чемоданом поменьше вошёл второй. В купе сразу стало тесно, - так, и где тут моё место? Мадам, не могли бы ли вы приподняться? Я положу под сиденье чемодан.
- Мужчина, знаете ли вы… «не могли бы ли вы» поменяться со мной местами. Моё место как раз над вами.
- Подождите, Татьяна Борисовна, не надо унижаться, я схожу к проводнику и выпрошу для нас другие места  внизу… - сказала Лариса, сдувая рыжий локон с лица.
- Нет проблем, Татьяна, Татьяна, гм…
- Борисовна, - подсказала Татьяна Борисовна,
- А я, так, с удовольствием уступлю своё место внизу. Понимаете, я по-сути своей консерватор, и всегда придерживался классического стиля – мужчина сверху, - перебив попутчика, пошутил Гриша.
- Кстати Гриша, - протянул руку Ларисе мужчина.
- Я Гриша, - грубым голосом, растянув руки, насколько позволяло пространство купе, сказала Лариса Ивановна, - нет уж, попрошу проводника, он нам с Татьяной Борисовной подыщет другое купе.
- Какать хотите, - убрал руку Григорий.
- Что, что? – не поняла рыжеволосая.
- Как хотите, - пожал плечами Гриша.

- Ну, и, как? – спросила Татьяна Борисовна, когда женщина вернулась.
- Вот упёртый, никогда не видела таких… коммуняка какой-то, - возмущалась Лариса, - баран… Вы знаете, что этот вагон свободный. Вообще свободный. Одно наше купе занято. Я ему и говорю: «Переведи нас женщин в другое купе», а он – не положено. Вот гад.
- Может я попробую? – привстал Гриша.
- Сходите, сходите, может и вам от ворот поворот даст, - фыркнула Лариса Ивановна.

 - Послушай дорогой, ну что тебе стоит? Посели женщин в отдельное купе, а мы тебе магарыч. И тебе и нам хорошо.
- Язва у меня, не пью я, - проводник смахнул крошки с маленького столика, чуть не опрокинув пустой стакан в подстаканнике, - чаю хотите?
- Ну, зачем нам твой чай, когда у нас водка есть. Слушай, тогда денежки. Денежки подойдут? Сколько тебе?
- Не положено.
- Что ты, всё не положено да не положено. Уважь людей, будь человеком.
- А если бригадир пойдёт или контролёр.
- Ну, и что из этого. У нас же билеты есть.
- Не положено. Мне за шестьдесят. Выгонят, куда мне податься. Я всю семью кормлю. Бабка моя больная – не работает, а пенсия у нас сам знаешь какая. Сын оболтус… тоже не работает. Дочь развелась… с дитём, и все на моей шее сидят. Так что, не положено. Вот бригадир или контролёр пойдёт по составу, у них и спросите.
- Значит, просить у тебя бесполезно… точно, ну и пошёл ты…
- Эт куда же я пошёл?
- В Дулово, - махнул рукой Гриша.

- Ну и как? – с издёвкой в голосе, спросила Лариса.
- Как-как, как какнешь, так и тёпленько, - негодуя на проводника и на всех на свете, ответил Григорий.   
- Я же говорила – баран.
- Нет – козёл.
- За козла ответишь, - в двери стоял проводник, - ваши билетики.
- Да ты только пять минут назад их проверял. Нас в этом грёбаном вагоне всего четыре человека. Что, не запомнил?
- Положено.
- Положено, не положено, - протянул билеты мужчина.
- Господин кондуктор, может вы всё-таки, переселите нас от этих невоспитанных мужчин, - сказала Татьяна Борисовна, подавая билет проводнику.
- Не положено… Чаю хотите? – ни кто не ответил, и его шаркающие шаги, удаляясь в глубину пустующего вагона, постепенно смолкли.
- Ну что ж… раз такие дела, нам надо примириться – и с этим живут… А, если бы весь вагон был занят? Я предлагаю, по этому поводу надо выпить, да и за знакомство заодно, - Гриша открыл дипломат с дежурным комплектом, выставляя на стол: бутылку коньяка, шампанское, плитку шоколада «Алёнка», большой, пупырчатый лимон и небольшую стопочку пластмассовых стаканчиков.
Иван Иванович ободрительно потёр руки:
- И у меня кое-что припасено. - Он выдвинул свой необъёмный чемодан на середину купе, открыл. Две бутылки водки, аккуратно завёрнутые в газету, были тут же водворены на стол.
- Вот это по-нашему, - Григорий развернул шоколад, разломал его на дольки и стал резать лимон, - дамы, прошу, прошу.
- Ну, что вы, у меня своё всё есть, да и водку я не пью, - смущённо отказывалась Татьяна Борисовна.
- Вы уж меня извините, но я принимаю ваше приглашение. Столько всего за целый день натерпелась: устала, как собака. Эта беготня, отъёзд, мне определённо надо выпить, - Лариса, поправив платье, подвинулась к столу, прикрыв занавеску на окне. - Давайте окошечко немного приоткроем, а то мне кажется, что здесь немного душновато, а шторку опять задвинем.
- Иваныч, потянулся через стол; приспустил окно и, поправив занавеску, присел рядом с Татьяной Борисовной.
- Спасибо, - сказала та, достав носовой платок, из-под манжета коротенького рукавчика, - здесь действительно очень душно.

- Нехорошо, Татьяна Борисовна.
- Что нехорошо, Иван Иванович?
- Вы наверно брезгуете нашей компанией. Все за – одни вы против. Я вам хочу напомнить про один фильм «Кавказская пленница».
- Знаю, знаю, это про птичку, которая отбилась от коллектива.
- Вот именно. Вам коньячку?
- Нет. Тогда уж шампанского.
Иван Иванович вопросительно взглянул на Григория.
- Это можно. Только вот, граждане. Я не такой уж специалист по шампанскому, предпочитаю: коньяк, водку. Так, что поберегитесь. – Гриша стал разворачивать язычок проволоки на пробке.
- А ты, потихоньку: страви, – советовал Иваныч.
Бутылка открылась благополучно.
Налив шампанского Татьяне Борисовне, Григорий обратился к Ларисе, - а вам?
- Коньяку если можно.
Когда спиртное было разлито по стаканам, Иван Иванович спросил:
- Может, кто тост скажет.
- А, чего здесь говорить. За знакомство, - Гриша выдвинул свой стакан, предлагая чокнуться. Четыре стакана встретились в середине. – Вы знаете, товарищи, почему люди чокаются друг с другом? – после того, как все выпили.
- Где ты видишь товарищей? Все товарищи остались в до перестройке. – Перебил Иваныч.
- Сейчас всё перепуталось и не знаешь к кому и как обращаться. Я по привычке - столько лет в «Совке», – улыбаясь, как бы оправдывался Григорий.
- Так почему? – полюбопытствовала Татьяна Борисовна.
- Когда чокаются, - продолжил Григорий, - то вино, выплёскивается из вашего стакана в стакан… в стакан, подыскивал слово Григорий.
- В стакан собутыльника, - подсказала рыжеволосая.
- Почему, так сразу – собутыльника. Может просто в стаканы приятных во всех отношениях людей, как мы с вами. Таким образом, символически делясь своим добром с другими.
- А, если налито пол стакана? – иронизировала Лариса Ивановна.
- Значит, человек жмот, и не хочет ни с кем делиться, – парировал Гриша. – Поэтому давайте друзья, наливать по-полной. – Григорий с готовностью взялся за бутылку.
- Стоп-стоп-стоп, слишком большая посуда. Давай те по чуть-чуть, удовольствие продлим. Дорога дальняя, – остановил Григория Иван Иванович…
- Вы оба. Не слишком ли гоните? Только что выпили же, - возмутилась Лариса.
- Все же знают, что между первой и второй промежуток небольшой, - продекламировал Иваныч, - Григорий наливай.
- Слушаюсь и повинуюсь.
- Что вы, Гриша, я итак уже пьяная, - сказала раскрасневшаяся Татьяна Борисовна, прикрывая свой стакан рукой.
- Татья-на! – растянув имя, Иваныч покачал головой.
- Вы мне опять про птичку хотите напомнить? А не боитесь, что я расплачусь после этого стакана - мне станет вдруг её жалко.
- Мальчики, это что же такое, одной даме всё внимание, а другую даже не замечаете? Сижу здесь, как светофор красная: красная башка, красная кофта, с красной рожей, неужели не приметная, и в какой цвет надо было мне перекраситься, чтобы вы меня заметили.
- Каждый – даже школьник знает, что красный цвет – хода нет, а мы с Иванычем на красный свет реагируем однозначно, как на знак стоп.
- Та-а-ак, учту. В следующий раз перекрашусь в зелёный. Но это всё лирика. Здесь ещё наливать будут? – Лариса протянула свой стакан.
- Ну и ну! Одну понимаешь не уговорить, а другая понимаешь, сама просит, – усмехнулся Иван Иванович. – Гриша?!
- Давай, Гриша, наливай. Да пойдём в вагон-ресторан: так кусать хочется, - рыжая дева задвигала челюстями.
- В ресторан ещё успеем. А это что?.. Я с собой в Москву повезу? – Иван Иванович опять выдвинул чемодан и стал выставлять на стол материнские маринады.
- И, правда, зачем в ресторан? – Татьяна Борисовна достала из баула курицу, завёрнутую в фольгу, а когда развернула, аппетитный запах чеснока, заполнил тесное помещение купе, - вот, питайтесь.
- Ну, что ж под курочку можно и налить, - Григорий разлил оставшийся в бутылке коньяк. - А вам? – обратился он к Татьяне Борисовне.
- Мне, мне хватит. У меня ещё осталось, - она пригубила шампанское, потом взяла миниатюрной ручкой с оттопыренным в сторону мизинчиком, дольку шоколада и немного надкусила ровными, беленькими зубками.
- В такой ручке более гармонично смотрелся хрустальный бокал на тоненькой ножке, а не целлофановый стаканчик, - заметил Иван Иванович, взяв в свои руки пухленькую, с красными ноготками ладошку. Можно я её поцелую?
- Что вы! Что вы! – но всё же оставила руку для поцелуя.
- Какая французская галантность, - намеренно, в нос, произнесла эту фразу Лариса Ивановна.
- Кстати, о французах, - сказал неутомимый Гриша, - вы знаете, что французы никогда не наливают стаканы полностью, всегда только наполовину. Вы спросите почему? Отвечу. Чтобы налить их снова. Официанты у них воспитаны таким образом, что будут наливать до тех пор, пока клиент не перевернёт бокал вверх дном.
- Что я сейчас и сделаю, - Татьяна уже хотела перевернуть стакан.
- Но, надо, сначала допить шампанское, - напомнил Иван Иванович.
- Я же уже говорила вам, что пьяна…
- Не хочет ли Лисичка сыру? – предложил Ларисе кусочек, нанизанный на кончик ножа, Гриша.
Этот рыжий цвет волос, тонкий, прямой нос, такие же тонкие, но чувствительные губы, делали действительно похожими Ларисино лицо на смазливую лисью мордочку.
- А вы, Григорий… Григорий… ну, как вас там по-отчеству?
- Дмитриевич.
- Дмитриевич. Не знаете, что есть с ножа – плохая примета?
- Тогда можно из клювика, - мужчина снял с ножа кусочек сыра и на четверть засунул его себе в рот, - прлошу, - прокартавил он.
В её серых с тёмными крапинками, пьяненьких глазах вспыхнуло подозрение:
- Ну и жук же вы. Жучило.
- Я этого не отрицаю, - сказал он, вынув сыр из-за рта. – Ну, как?
Вот ещё. Придумали тоже. Если вы заметили? Я уже не девочка.
- Заметил, поэтому женщиной вы более импонируете моему возрасту. Скажите, разве мы с вами не пили, чтобы обращаться друг к другу на ты?
- Не успели, - разведя руки, с определённой долей ехидства в голосе, ответила Лариса Ивановна.
- Ну, что ж, тогда выпьем за на ты… Иван Иванович, теперь твоя очередь разливать, а то мы как-то упустили одну вещь. Сидим, пьём, а называем друг друга на вы. Давай за на ты.
Иваныч откупорил бутылку с водкой.
- Мне чуть-чуть, - сказала Лариса.
- Хватит, хватит, хватит, - Гриша пальцем надавил на горлышко бутылки, не давая ей выпрямиться.
Лариса рассмеялась:
- Я же говорила, что ты жук – жучило.
Когда было налито половина стакана, Гриша убрал руку.
- Ладно, уж, после оскорбления трудящимися, выпью без «Ух, ты!»
- А, что, есть ещё выпивка с «Ух, ты»? – полюбопытствовал Иван Иванович.
- Есть. Если хотите, расскажу.
Иваныч закупорил бутылку (чтобы не выдохлась).
- Так, вот. Ехали три человека, как и мы в купе скорого поезда. Двое, очевидно товарищи по-работе -  командировочные, а третий так – сам по себе. Приятели подготовились к поездке основательно.
- Купили водки, - вставила Лариса.
- Купили водки, - продолжал Григорий, - а, который сам по себе, не успел. Обстоятельства у него были наверно таковыми. Поезд тронулся. Мужики, которые в паре, достали бутылочку. Начали разливать, а третий и говорит, так и так, осрамился я: не взял в дорогу ничего спиртного. Нельзя ли к вам присоединиться? Я, как и положено внесу свою материальную лепту. Приятели и говорят: «Почему нельзя – можно». Стал один разливать. Попутчику пол стакана. Другу стакан, а себе, чуть ли не через край. «Ух, ты!» - как бы удивился он своему просчёту. Выпили, закусили. Проходит время. Приятели достают вторую бутылку, а чужак и говорит: «А, нельзя ли и мне налить с «Ух, ты»?» Тот, кто разливал, - нет базара. Наливает он своему товарищу стакан, себе стакан, а попутчику выплеснул остатки, так, что те еле-еле прикрыли донышко. Чужак, не предполагая такой наглости, аж вскрикнул: «Ух, ты!»
- Как же так. Ведь это не честно, - возмутилась Татьяна Борисовна. – Он же сказал, что расплатится.
- Да… я знаю много таких разливальщиков. Поэтому поводу даже анекдот такой есть, – Иван Иваныч взял инициативу в свои руки. – Чапаев, Петька и Фурманов достали бутылку. Фурманов и спрашивает: «Ну, кто разливать будет?» Петька отвечает: «Конечно Василий Иванович. Я знаю, у него рука набита». А, Фурманов, возмущённо, типа так, про себя: «Осталось только морду набить». А, вот, ещё один. Тоже в тему: «Едут два приятеля в купе скорого поезда…» - Иван Иваныч приготовился излагать дальше, но его перебила Татьяна Борисовна.
- Вы, хотя бы выпили, что налили, а то вино скиснет.
- Это за всегда, пожалуйста, он поднёс бутылку, чтобы налить Татьяне Борисовне.
- У меня же осталось. Не надо делать… как его там?.. Что-то рыбное.
- Ерша, - подсказал Иваныч, - будет «Северное сияние». Приятная во всех отношениях смесь.
- Уж знаю. У меня Василий Степанович, любил грешным делом побаловаться этим «Сиянием». Возьмет, бывало в праздник или с устатку: бутылку водки, а мне обязательно Шампанского. Какой я питок – выпила глоток и голова кругом. А он, чтобы добру не пропадать, перемешает и… Царство ему Небесное, пусть земля ему будет пухом. Две слезинки, из томных с поволокой карих глаз, опушённых густыми, длинными ресницами, словно капли хрусталя, сползли по разрумяненным от вина пухлым щёчкам, туда, где намечался второй подбородочек.
- Так, что он от этой смеси и умер? – удивилась Лариса.
- Да, нет же. Он у меня военный был. Погиб мой Василий Степанович. Защищая Родину погиб.
- Так, значит, вы… извини, ты вдова? – спросил Иван Иванович. - Он, что – служил?
- Да, - всхлипнула Татьяна Борисовна.
- И в каком звании?
- Полковник. Так, вот, второй год подряд справляю своё одиночество,  - вытерла слёзы кончиком носового платка вдова.
- Ну- ну, - успокаивал полковничиху Иван Иванович, - все мы ходим под Богом.
И чтобы как-нибудь развеселить вдову, спросил, обращаясь ко всей команде:
- А, может ли женщина быть полковником? – все сосредоточенно молчали, хотя все рассказанные анекдоты, были с «бородой» - стары, как мифы. Ждали, может, прозвучит что-то новенькое. – Нет, она может быть только под полковником, – сделал паузу, наблюдая реакцию публики, Иван Иванович, но не последовало никакой реакции – все, будто по-команде молчали. Может быть из-за того, чтобы не обидеть вдову. Ей и так было горько. - Тот-то, предыдущий закончить, - поняв, что, что-то здесь не так, спросил он у всех.
- Валяй, - дал «добро» Григорий.
- Итак, на чем мы там остановились? Значит. Едут два мужика в командировку. Выпили. Один другому и говорит: «Пойду я, Миша, - так звали одного из приятелей, - займусь проводницей. Проходит час; проходит два, наконец, возвращается. «Ну, и как?» - спрашивает его товарищ. «Не стОит, - говорит он. Здесь дверь открывается; входит проводница: «Молодой человек, вы не там делаете ударение».
- Одного звали Миша, а другого Иван. Что, Ваня, это ты случайно не про себя байку рассказал? Хорош Казанова, - подначивала Лариса.
Иван Иванович хохотнул:
- А, может и про себя. В моей жизни столько всего было – разве упомнишь.
- Так, что, смотри, Татьяна, не допускай его близко к телу. А то соблазнит, а сам…
- Что вы, что вы, - замахала руками Татьяна, - чтобы я… и это… избави Бог. На меня даже муж мой покойный обижался. Всё рыбкой меня называл. Разводиться несколько раз пытался.
- По вам этого не скажешь. Вторичные признаки «на лицо», - вмешался в разговор Григорий.
- Какие это вторичные признаки? – отбивалась Татьяна.
- Вон, усики чёрненькие у вас. Еле заметные, но есть. Бакенбарды прорастают. И ноги у вас, извините, шёрсткой покрыты.
Татьяна Борисовна моментально подобрала под себя ноги.
- Не имею привычки брить их, как это делают современные женщины. Что есть, то и есть.
- Что есть, то есть, - подтвердила Лариса предположения Григория, нарушая женскую солидарность, - по статистике шестьдесят процентов женщин, не испытывают оргазма. Только я считаю, виноваты в этом мужчины. Я, уж, это не понаслышке знаю. Слава Богу, несколько раз замуж выходила. Вот вы всё анекдоты травите, теперь я вам расскажу один: «Идёт судоразводный процесс. У мужа спрашивают: «Какова причина вашего развода?» А он говорит: «Ваша честь, в ней огонька нет». Встаёт жена и от обиды почти, что ни кричит: «Огонёк-то этот, милый, достать надо».
- Это, что, ты опять на меня намекаешь? – с напускной сердитостью, спросил Иван Иванович.
- Ну, а, дальше, - поинтересовался Гриша.
- Что, дальше?
- Анекдот-то твой имеет продолжение.
- Разве… мне кажется всё.
- Нет, не всё, - а дальше, муж жене отвечает: «Если сейчас мне здесь нальют тарелку супа, то я, здесь, весь зал перетрахаю. И не только огонёк, костёр бы разжёг». Кстати, вы знаете, что такое любовь? – и сам тут же ответил. – Любовь это костёр, бросишь палку, разгорится.
Лариса уже не возмущалась от непристойных намёков, а бросилась, как могла, защищать интересы женского племени.
- Вот, вы, мужики, все здесь кичитесь – мужики, мужики. Вы оглянитесь вокруг. Посмотрите. Женщины по вашей милости сами себя удовлетворять стали. Мужики, мужики, вы же в женщин стали перерождаться… Голубая луна, голубая луна… - запела Лариса. – Что, выкусили?
- Ларчик, ты чего, обиделась что ли? Мы же здесь просто анекдоты друг другу рассказываем. Ты думаешь лучше истуканами сидеть и молчать в тряпочку. Татьяна здесь рассказывала, что у них с мужем до развода дело доходило. Тут мне  в голову пришёл ещё один анекдот, если не хотите, то и рассказывать не буду.      
 - Ты, давай, Иваныч, рассказывай, если кто не хочет, то пусть уши себе заткнёт, - вступился Гриша.
- Почему, и я внимательно слушаю. Вы рассказывайте, рассказывайте Ваня, поддержала Татьяна Борисовна.
- В одной семье, тоже самое происходило. Дело до развода дошло. Вот жена и спрашивает мужа: «Скажи, дорогой, чем же я тебе не угодила? Плохо готовлю?» – «Да ты, что, дорогая», - говорит муж: «Как ты готовишь, ни в одном ресторане так не накормят». - «Я ли тебе не стираю, не глажу?» - «И, здесь нет претензий». – «Тогда в чём дело?» - «Понимаешь, дорогая, когда мы с тобой сексом занимаемся, ты не стонешь, а мне бы этого очень хотелось – здорово поднимает потенцию». – «И в этом всё дело? Да ты мне только скажи когда надо, я тебе такое представление устрою…» Занялись они любовью. Через некоторое время жена спрашивает: «Пора?» Муж говорит: «Рано». Прошло ещё немного времени. «Пора?» - «Рано… А Вот теперь, в самый раз». Как женщина застонала Запричитала: " Ты два месяца мне получку не приносил, туфли давно прохудились, а купить не на что. Платье до того старое, что давно вышло из моды…"
- Да, действительно мой случай, - подтвердила, улыбаясь, Татьяна Борисовна.
- Господа, товарищи, братья и сёстры, что-то стало холодать.
- Не пора ли нам поддать, - за Григория закончил Иваныч, - к столу, столу, столу, - он потянулся к бутылке.
Когда выпили, Гриша стал искать глазами, чтобы ему «бросить» в рот.
- Вот и мясо закончилось, остались одни овощи, - стуча одноразовой вилочкой по одноразовой тарелочке, он, задумавшись, грустно сказал:
-  Друзья, а вы часом не знаете? Может ли вегетарианец любить женщину.
- Это, что, ещё один прикол из армянского радио? – насторожилась Лариса. - Сейчас ещё чего-нибудь выкинет против женщин.
- Вы угадали, сударыня из армянского, а ответ таков – может, если женщина ни рыба, ни мясо, - Григорий, надкусив яблоко, искоса посмотрел на Ларису и на всякий случай отодвинулся поближе к двери.
- Достал ведь, - Лариса хотела закатить ему хорошую затрещину, но Григорий был уже у двери, - вот, и стой там. Вегетарианец.
- Ребята, ну хватит вам сердиться, а вы Гриша, уже взрослый человек. Женщина в дороге: устала, нервничает. Наконец, немного выпила, а вы её достаёте, - мягко устыдила Григория Татьяна Борисовна.
- Это у мальчиков всегда так, - сказал Иван Иванович, - я ещё по школе заметил. Девочкам, которые им нравятся, всегда от них достаётся: то за косичку дёрнут, то в сугробе изваляют и.т.д. и.т.п.
- Ты хочешь сказать, Ваня, что Лариса ему понравилась?
- Да это же всем очевидно.
Татьяна Борисовна внимательно всмотрелась в ухмыляющуюся физиономию Григория.
 – Вот, Гриша, у меня ещё есть рыба, - она достала из хозяйственной сумки, перевязанную бумажной бечёвочкой, рыбу, очевидно горячего копчения, - в ней много фосфора.
- Спасибо, Татьяна Борисовна, - протянул слово «Спасибо» Григорий. Я хочу, чтобы «Он» у меня стоял, а не светился.
- Ну, всё, - встала из-за стола Лариса.
- Ухожу, ухожу, ухожу, - Григорий выскользнул за дверь и уже в коридоре, - Ухожу курить. Кто со мной?
- Я не курю, - поморщился Иван Иванович.
В тамбуре было намного свежее. Из-под неплотно подогнанных дверей, между вагонами, более явно доносился перестук колёс. Мимо проявляясь, и тут же оставались позади чахлые деревца.
- Ну, и, ландшафт, - подумал Григорий, глядя в закопченное, то ли запылённое до такой степени, окошечко тамбурной двери, - Уссурийская тайга?! – Степь какая-то.
Зажигалка высекала целый сноп искр, но никак не хотела загораться.
- Ну, что я говорила? Мужики пошли, даже огня добыть не могут, - Лариса подвела пламя своей зажигалки под сигарету Григория, затем прикурила сама.
- Это ты зря, насчёт огонька, - Гриша осмотрел зажигалку, - made in china. Это у китайцев нету огонька, а у меня ух! Особенно когда выпью… - он приблизился к женщине настолько, что почти упёрся в её ногу, согнутую в колене. Она стояла, опираясь спиной о стену тамбура, создав некую трёхточку: лопатки, подошва согнутой ноги, вторая ступня.
- Ты, дорогой, слишком староват для крутого секса, - Лариса, сжав губы трубочкой, тонкой струйкой выпустила дым в лицо Григория.
- Старый конь борозды не испортит.
- Но, и, глубоко не вспашет.
- А зачем мне выворачивать глину? Это мне надо? – Григорий, опираясь двумя руками о стену за спиной Ларисы, как бы заключив её между ними, наклонился к самому уху. – А на плодородный слой у меня ещё силы хватит. – Нежные запахи кожи и духов за ушком женщины, возбуждали. Он потянул носом, руки слабели и подгибались в локтях, но, получив коленом в пах, отшатнулся.
- Зачем так грубо? Я просто пытался определить марку твоих духов.
-  Pouson, - сказала Лариса, выпустив дым через ноздри, - яд по-французски.
- Это точно. Яд. Мне так от этого твоего запаха по башке долбануло, чуть сознанье не потерял.
- И, часто ты так всех обоняешь?
- Не всегда, только тех, которые мне нравятся. Особенно гнедые, как ты.
- Я, что тебе – лошадка.
- Если я конь, даже пусть, который глубоко не вспашет, то почему бы тебе, не быть лошадкой? Ещё какой – необъезженной.
- Уже давно объездили, два мужа, теперь вот третий катается.
- Где три – там и четыре.
- Это ты, что, на себя намекаешь?.. Не дождёшься!.. Ты не конь; ты кот – мартовский.
- Пусть я кот, а ты лошадка. А ты знаешь, лошадка, что один грамм никотина убивает лошадь? – глядя на сигарету в мундштуке, зажатую между двумя изящными пальчиками: безымянным и указательным с ноготками, покрытыми перламутровым лаком. – Фемина!? Это такая редкость в наше время. Где ты такие достаёшь?
- Места надо знать, а вообще-то это не тайна. Мама раньше работала на таможне. Там этого добра скопилось. Вот ей вместо зарплаты за целый год, эту дрянь выдали.
- А мундштук для форсу?
- Практично. Во-первых, табак в рот не лезет, а во-вторых, пальцы не желтеют.
Состав толкануло. Поезд притормаживал. Григорий, не удержавшись, облапил женщину и непроизвольно чмокнул Ларису в щёчку.
- Ну, и жук – жучило, - благосклонно улыбнулась Ивановна.
- Уссурийск, Господа, Уссурийск, - по вагону шёл проводник.
- Кому кричишь? Никого же кроме нас нет, - не выдержал Григорий.
- Положено.
- Может выйдем; воздухом подышим, - предложил Гриша.
- Не возражаю.
- Поезд стоит всего восемь минут, - предупредил проводник.
Проходя вдоль вагона, по полупустой платформе Лариса спросила:
- Вот я трижды побывала замужем, а ты – женат.
- Был. Жена не выдержала мои постоянные командировки – ушла. Сейчас, как она говорит, живёт счастливо. Хотя, как я знаю, мужик постоянно её лупит.
- А дети?
- Есть пацан. Уже взрослый – сам женат. Так, что я дед.
- Счастливый. Бог, вот не даёт мне детей, хотя со мной всё в порядке. Ты думаешь, почему я меняю мужчин? Что я шлюха? – подняла голос Лариса. Всё из-за детей.
- Да тише ты. Ты хочешь рассказать о своём горе всему свету?
- Да, - пьяно ответила женщина.
- Тогда я закрою тебе рот поцелуем.
- Только попробуй. Больше жевать тебе будет не чем. Забудешь и о своём мясе и о рыбе, будешь глотать манную кашку.
- Какая ты грозная, я погляжу, - Лариса сжала ладонь в кулак, - всё, всё, молчу, пойдём - скоро тронемся…
Когда они подошли к двери своего купе.
- Может, постучимся? Мало ли что? – спросил Григорий.
- Да ты что? За такое короткое время?
- Но, ведь существует быстрый секс, особенно среди молодёжи, в лифте или ещё где, - смеялся Григорий, - а в купе и сам Бог велел.
- Да ну; они ни в том возрасте, - подыграла Лариса, стараясь убедить Григория в том, что она принимает его игру за чистую монету…

- …По плацкартному вагону поезда, идёт дама, с объёмными чемоданами, ну, прямо, как у меня. Находит своё место в отсеке, где сидит лишь один пассажир – молодой парень кавказской наружности. И, нет бы его, попросить: закинуть её чемоданы на багажную, третью полку. Так нет, она сама. Ну, вот: тужилась, она тужилась, и нечаянно пукнула. Смутилась. Наклонилась к парню и говорит: «Молодой человек, пусть это останется между нами».
Парень вскочил, замахал руками: « Зачэм мэжду намы, мы сэйчас по всэму вагону разгонаем». Вот какие неприятности иногда случаются межу людьми, - хохотал Иван Иванович. Его смех весело переплетался с грудным колокольчиком Татьяны Борисовны.
- Вот видишь, как люди весело проводят время, - увидев наполненные стаканы, - да ещё и без нас пьют, - улыбалась Лариса, - а, ну, и нам наливайте.
Выпили.
- Ты меня извини, Иваныч. Это, твоя чёрная рубашка, она, что для форсу или, чтоб в дороге не замараться?.. Есть ещё какие-нибудь веские причины? – простодушно спросил Григорий.
- С похорон я. Вот какая грустная история. – Ставя свой стаканчик на краешек стола, ответил Иван Иванович. - Во Владивосток прилетел, чтобы не опоздать с отцом попрощаться, а поездом возвращаюсь: самолёты до ужаса боюсь. Когда летел колени так дрожали, что, даже приличная порция коньяка не помогала.
- А, тогда, что же мы здесь вытворяем? – смутилась Лариса Ивановна.
- Отец весёлый был человек. Мать говорила: когда помирал, наказывал, чтобы  слёз зазря не лили; помянули и ладно… Да, и пожил он не мало – восемьдесят восемь лет; как говорят, когда играют в лото - бабья жопа. – Грустно улыбнулся Иван Иванович.  - Мне бы прожить столько.
- Помянем, молча, - встал Григорий…

- Вот и мой Василий Степанович - почил. Царство ему небесное... – троекратно перекрестилась Татьяна Борисовна – нарушив молчание.
- Все мы там будем, - отозвался Григорий.   
- Одни рано – другие попозже, - завершил Иван Иванович. - Живым – живое; мёртвым – мёртвое… Не будем о грустном. Жизнь продолжается! – он налил ещё всем понемногу: - За жизнь!..
Его поддержал лишь Григорий, женщины лишь пригубили, чтобы не обидеть Сафронова.
- Одна радость осталась – сын и внуки. Вот еду к ним в Одинцово. – Утерев слёзы, продолжала всхлипывать Татьяна Борисовна. – Сын давно зовёт, чтобы переезжала насосем. А куда я к ним? Они сами ютятся вчетвером в двухкомнатной квартирке. Я, как говорится, буду пятым колесом в их телеге…
- Ну, зачем вы так, Татьяна Борисовна, если не хотите жить вместе с семьёй сына. Продайте свою квартиру во Владике. Купите где-нибудь к нему поближе, а там и, глядишь, ещё и замуж выйдите. Какие ваши годы. – Напутствовала Лариса Ивановна.
- Всё так, всё так, но какая из меня невеста.
- Ещё какая, - вмешался в женский разговор Иван Иванович.
- Поздно – мне сорок пять.
- В сорок пять, баба ягодка опять, - улыбнулась Лариса, - вон, и Иван Иванович с радостью вас возьмёт.
- Хоть щас, даже со своей женой разводиться не буду, если следовать ученью Жириновского. А, чего тянуть? Вон Григорий Дмитриевич, сейчас же нас и обвенчает. – Пытался сгладить настроение в купе Иванович.
- Чего тянуть, чего тянуть. А, потянешь? Двух-то жён. – Лариса оценивающе посмотрела на коммерсанта.
- Запросто. Наше дело не рожать.
- Сунул, вынул, - вставил в разговор Гриша, до этого не произнёсший ни слова, что-то мастеривший из проволоки из-под шампанского.
- И бежать, - добавила Лариса, - все вы мужики одним миром мазаны.
- Вот и кольца готовы, - протянул Григорий кольца из проволоки. – За чем дело стало?
- Хватит паясничать, - ощетинилась на Гришу Лариса.
- Действительно, хватит. Все мы устали. Для всех день был нелёгкий. Пора бы и отдохнуть. – Зевнула Татьяна Борисовна, прикрыв рот рукой.
- Почему же? Я требую «продолжения банкета…» - пытался возразить Григорий, разгорячённый выпитым вином.
- Ша! – остановила его Лариса. – Дамы хотят спать.
- Тогда уж, напоследок, анекдот. Позвольте, а то я так и не усну, как хочется его рассказать вам.
- Опять какая-нибудь похабщина?.. Только покороче, а то действительно – сил нет.
-  Дело происходило в одной из сельских бань, где перегородки между мужским и женским отделением были сделаны не только в одну доску, но и со специально выбитыми сучками. Не знаю, выбила их молодёжь или  озабоченные мужики. Дело в следующем. Один мужчина, насмотревшись в созданный таким образом глазок, на разморившиеся тела намыленных женщин, не выдержал. Вбежал и пристроился к одной, которая полировала мочалкой ногти на собственных ногах. Та, негодуя, как закричит: «Бабы, шайками его подлеца, шайками», но с каждым мгновением голос у неё ослабевал: «Бабы, шаечками его, шаечками» и, наконец, когда женщины подбежали, чтобы выручить товарку. Голос её снова окреп и перешёл в стон: «Ша, Бабы! Ша!» - пересказывая, Григорий стоял у двери готовый в любую минуту выскочить вон.
- Я так и знала, что ничего приличного я не услышу. Вот ты скажи, Григорий… Дмитриевич, за кого ты нас с Татьяной Борисовной принимаешь? Ведь мы едва знакомы, а ты нам такие вещи рассказываешь… Не стыдно?
- Не-а, а чего здесь стыдного-то? Вы меня не знаете – я вас. Завтра разошлись, и быть может, никогда не встретимся уж боле.
- Так, значит, можно молоть о чём попало? А впечатление, которое останется после вас?   
- Говоря откровенно, вы и не такое между собой пересказываете.
- Так, ведь, это, между собой! Должна же, соблюдаться какая-никакая субординация между мужчинами и женщинами.
- Лара, он всё понял. Давайте же, наконец, укладываться. Я просто изнемогаю. – Татьяна Борисовна, взбив подушку, потянулась за простынёю.
- Иваныч, пойдём, покурим, - предложил Гриша Сафронову.
- Я же не курю.
- Пойдём. Пусть девочки укладываются.
- Ну, если за компанию, - понял намёк Иван Иванович.


Ночь первая. …………

День второй.

На следующий день, проснувшись, Григорий ощутил на себе внимание трёх выспавшихся, умытых лиц.
- Ну и спишь ты, однако, - Иваныч усердно растирал крем на только что тщательно выбритых щеках.
- Издержки профессии, - протёр глаза кулаками Гриша.
- Что за профессия?
- Да, так менеджер. Агент по продажам. Колешу по России; составляю договора на товар. Своего рода «купи – продай». Время всё в моём распоряжении. Сам себе хозяин.
- Постой, постой, - заинтересовался Иван Иванович, - ты и мануфактуру продаёшь?
- Всё, «от А до Я». Фирма веников не вяжет, а если вяжет, то фирменные.
- Это дело надо мне с тобой обсудить.
- Только не сегодня, Иваныч, не сейчас… У нас с тобой ещё время будет поговорить… Ты помнишь, раньше такая присказка была - после попойки: «Проснулся, в горле Сухи в глазах Чернэ. ПоспЕшил к магазину. Махач стаканчик Хорошевский. Махач другой Лутченко.
- Как же, как же. Лутченко и Хорошевский – это игроки по хоккею нашей сборной и сборной Чехословакии, вроде так.
- У нас там, ничего не осталось? – с надеждой во взгляде обшарил стол глазами Григорий.
- Только шампанское.
- Если не побрезгуете, у меня вот, - подняла свой стаканчик, наполовину наполненный водкой Лариса.
- А сама? – поинтересовался Гриша.
- Нет. Меня воротит.
- А шампанское? – предложил Иван Иванович.
- Пейте уж сами. Мы с Татьяной Борисовной как-нибудь обойдёмся.
Мужчин не пришлось долго уговаривать. Иваныч, вылил водку в бутылку с шампанским, размешав, быстро разлил по стаканам.
- Какая благодать это «Северное сияние», - Гриша ласково поглаживал себя по животу. Кайф.
- На, хотя бы закуси, - Лариса протянула ему яблоко, - а то опять будет сухи.
- Яблоко? Ты что? Хочешь меня соблазнить.
- Вот, ещё. Я не хочу больше слышать от тебя пьяные бредни.
- Ну, если закусывать? То основательно. -  Григорий поднялся; похлопал по боковому карману, проверяя на месте ли кошелёк. 
- Ободряю, а то у меня в животе давно урчит, - поддержал Григория Иван Иванович, - а вы, девочки?
- Пожалуй, - приподнялась и Лариса.
- А у меня ещё рыбка осталась, - Татьяна Борисовна развернула фольгу.
- Если у вас денег нет, то я заплачу, - предложил Иваныч, - вы, Татьяна Борисовна, не стесняйтесь.
- Девочки!.. Мужчины приглашают и платят, - добавил Григорий, - вперёд…

Когда они вошли в пустующий вагон-ресторан, выбрав понравившийся им столик, к ним подошла заспанная официантка.
- Что будем кушать?
- А что у Вас есть? - спросил Григорий.
- Солянка и куры.
- И всё?
- И всё.
- Тогда, и того и другого… каждому.
- Господа, пока ждём заказанное, не пора ли познакомиться по-настоящему, - привстала из-за столика Лариса, оправив платье, - а, то вчера, как-то наспех, чопорно.
- А, что, надо официально: фамилии и прочее? - поправив в пластмассовом стаканчике развалившиеся по сторонам салфетки, спросил Сафронов.
- Когда… - замялся Гриша, - фамилию не спрашивают.
- Вот именно, для этого самого случая, чтобы знать на кого заявление в суд писать за попытку изнасилования, - резко ответила Лариса.
- А, почему, только за попытку? Или уж мы?..
- А, потому самому, что если сука не захочет, то кабель не вскочит, - не дала договорить Григорию Лариса.
- Тады, ой! - привстал и протянул руку Ларисе Гриша. - Борзов Григорий Дмитриевич.
- Всё правильно, и фамилия соответствует субъекту.
- Ребятки, может хватит нам задирать друг друга, - умоляюще посмотрела на всех Татьяна Борисовна и представилась, - Подъяпольская.
- Ну, а меня Вы уже знаете, Иван Иванович Сафронов.
- Лариса Ивановна Титова.

- Что у них за меню такое? Солянка и куры, а куры очевидно нетоптаные? – Гриша ковырнул вилкой в тарелке, перевернув не совсем ощипанное крылышко.
- А, как вы определяете, Гриша, что куры нетоптаные? – внимательно рассматривая свой кусочек курицы, спросила Татьяна Борисовна. 
- Просто он подводит нас к очередному анекдоту, - ответила за Григория Титова.
- И, как вы угадали, сударыня? Я и впрямь хотел вам рассказать оный.
- Не томи, Гриша, рассказывай, я ещё такого не слыхивал,  - Иваныч заправил под воротник салфетку.
- Слухайте:
В один продуктовый магазин приходит покупательница, на вид старая дева и говорит продавцу: "Мне, пожалуйста, курочку и непременно нетоптаную". - «Где же я возьму вам такую?» - отвечает продавец. – «Скажите на милость, как я её вам смогу определить?»  Долго они рядились и, наконец, покупательница говорит: «Если вы не компетентны в этом вопросе, то позовите мне, пожалуйста, заведующую». Пришла заведующая и положила перед покупательницей самую, что ни наесть синюю. «А вы уверены, что она нетоптаная?» - спросила покупательница.  «Кто ж её, синюю такую топтать-то будет», - ответила ей заведующая. 
 - Нет! Эту курицу, без ста граммов есть невозможно! Ты как? – Григорий посмотрел на Иваныча.
- Солидарен… Девочки. Вам заказывать? - ответил тот.
- Нет, - в один голос пропели Лариса и Татьяна Борисовна.
- Нет, - повторила Титова, - меня ещё после вчерашнего воротит. И, пожалуйста, мальчики, без этих, ваших дурацких анекдотов, хотя бы за этим столом…

- Да, курица нам досталась действительно нетоптаная. Её не только топтать - переварить невозможно… Чем заниматься будем? – неуклюже залезая на верхнюю полку, зевнул Иван Иванович. – Григорий, соври чего-нибудь.
- Как определить предмет нашего разговора? Про что женщинам нравиться? О политике, я думаю, говорить не стоит. – Сел поудобнее Григорий.
- Анекдот что ли какой-нибудь загни. Теперь можно – мы ведь не за столом.
- Они так просто в голову не приходят. Надо бы к месту. Хотя вот один:
- Идёт одна женщина по пляжу. Выбирает себе место, где бы пристроится? Видит невдалеке лежит мужчина, а из плавок у него выпирает что-то невероятно большое. «Рядом с вами свободно?» - спрашивает она. «Не куплено», - отвечает он. Она ложиться рядом: «Пиво хотите?» - «Я бы и от водочки не отказался». Та, достаёт из сумочки бутылку и наливает ему стаканчик. Мужчина выпивает, достаёт из плавок большущий огурец, откусывает. «Ну, и нахал!» - возмущается женщина. «Нахал не нахал, а вот так, за день, выпиваю три-четыре стакана». – Похвалился мужчина…
- Любите вы – мужики, прибавить то, чего у вас нет, а как до дела дойдёт… Я согласна с Иваном Ивановичем, что анекдоты рождаются из народа. Выходит так, что анекдоты это народная мудрость. Они, как аксиома, которую не надо доказывать: сами по себе являются доказательством. – Лариса перевела взгляд на Григория. – Поэтому докажу вам это, вашими же методами.
Шофёры, очевидно дальнобойщики. Привезли груз в Анапу. А там пляжи - сами знаете, какие. Решили они искупаться. Идут по пляжу; видят, лежат хорошенькие девушки. Вот бы по закону Мамая семь раз не вынимая, говорят они. «В чём же дело», - услышали парни в ответ. Ну, и, сладились. Разочек перепихнулись; забирают парни манатки и ходу. «А, как же ваш закон? Уже не действует? Вы же семь раз обещали». - В след им закричали девушки, а они им: «Мы шофёры, а не шахтёры – ездку сделал, шесть приписал».
- Ты, очевидно, девочка, не поняла смысла этого анекдота. Это мужики, так ловко вывернулись из тупиковой ситуации, – возразил Гриша.
- Да, всё я поняла. Смысл анекдота каждый трактует, как ему выгодно. Женщины, например, поняли, что вы мужики не на что не годитесь. Чемоданы без ручки – носить трудно, а бросить жалко. И, в этом, твоём анекдоте, похвалиться-то нечем, так вон, огурцы подкладываете, а на самом-то деле - вот… - показала Лариса пол мизинца. – Вечно, чем-нибудь подменяете.
- Ну, не скажи, Лариса, я вживую видел предмет нашего спора, когда проходил практику в Мостелефонстрое. Думаете, что я сразу, коммерсантом родился? В «Совке» грыз науки в политехникуме связи имени «Подбельского». И вот, на практике, закончив первый курс, мы как раз трудились около гостиницы «Украина», там ещё и кинотеатр, и гастроном с тем же названием. Так вот, у Виктора, который работал кабельщиком пятого разряда, предметом его гордости или несчастья, извините за выражение, являлся член, длинной тридцать два сантиметра. – Развёл руки на определённую длину Иван Иванович, пытаясь, таким образом, выверить расстояние в тридцать два сантиметра.
- Вы, что, его линейкой мерили? – не удержалась от реплики Лариса Ивановна.
- Что здесь такого?.. Линейкой. Вы знаете? Это только в кино показывают, в тридцать лет, людей степенных, а жизни они мальчишки мальчишками…
Каптёрка наша размещалась в строительном вагончике, разделённым на две половины. В одной половине раздевалка, во второй конторка мастера. Не знаю как, и каким образом, но женщины прознав, что у Виктора в штанах такое совершенство, как бы передавали его из рук в руки. И вот, однажды, как сейчас помню, мы справляли мою первую получку. После работы немного задержались. Я живо «слетал» в гастроном, прикупив две бутылки «Горилки с перцем». Там знаете, два стручка красного перца плавали. Не успели мы выпить и по стакану, как в дверь вагончика постучались. Виктор проводил гостью в конторку, а все остальные продолжали делать из меня «рабочего человека».  Вдруг слышим визг загнанного в угол животного, доносившегося из конторки. Поскакав с мест, мы бросились на помощь…
Это надо было видеть. Перед нами предстала такая картина. Нагая женщина, стоя на спальной полке, с выпученными до предела глазами; дико вопя; не отрывая глаз, полных ужаса от пениса Виктора, вжимаясь в стену, ползла вверх. А Виктор, перехватив собственный член обеими руками, от которого снаружи оставалось ещё добрая половина, как в штыковую атаку шёл на посетительницу. – Закончил Иван Иванович.
- И, что все женщины зациклились на большом? – продолжал Иван Иванович, и сам себе ответил. – Может они думают, что большой член превознесёт им больше удовольствия? Мне, вот, например, безразлично как выглядит женщина. Раньше, когда у меня ещё не было машины, частенько приходилось ездить в автобусе. И, понимаете, невольно прислонишься к какой-нибудь молодой, красивой: буквально, ничего не чувствуешь. И, наоборот. Стоит страшненькая, как говорится: «Ни кожи, ни рожи», но испускает такие флюиды, что вызывает такое желание – ух! Не посмотрел бы, что народ кругом. Мне кажется,  главное, не в самом, как бы выразиться по-научному, чтобы не обидеть ваш слух - соитии, а при подготовке к ней. Поведении женщины при этом. Лежит она, как бревно или проявляет себя на то, на что она способна.
- Ага! Всё на женщин свалите! Сами-то, как брёвна. Раз, уж, на то пошло, то, и я вам расскажу одну побасенку… Русский соблазнил татарочку, но был до такой степени пьян, что заснул на ней. Бедняжка долго так лежала, лежала, потом, не выдержав, начала выговаривать: «Русский бери себе – давай мне. Бери себе – давай мне». О чём это говорит? Так, что, не надо ля-ля. Сами вы брёвна. – Хорохорилась Лариса.
- Что ж, мы с Иваном Ивановичем согласны с этим фактом, но у мужчины были веские причины его «нетрудоспособности». Но вот, возьмём другой пример из всем известной репризы Петросяна, когда жена обвиняет мужа, что он лежит, как бревно. И, что ты думаешь, муж ей ответил? А ответил он так: «Ты видела гимнасток? Нет, видела, видела, что они там - на бревне вытворяют? – залился смехом Григорий. – Но гораздо чаще бревнами обзывают вас женщин. В качестве доказательства приведу анекдот. Мы же договорились, что анекдоты сомнению не подлежат. Так вот, идёт по парку молодая пара. Захотелось парню по-маленькому. Он своей девушке и говорит: « Ты иди, а я тебя скоро догоню, вот, только, шнурки завяжу». Подошёл к кустикам, и давай поливать, видно много накопилось. Вдруг из кустов голос: «Ей, кончай! Что ты делаешь?» Парень приложил палец к губам: «Тише я с девушкой», а из кустов: «А я, что на бревне лежу?»
- Вот видишь, Гриша, тот, кто лежал там за кустом отрицает, что женщина это бревно, – парировала Лариса.
- Просто я выбрал неудачный пример, - констатировал Борзов, - но есть ещё много, много примеров…
- Хватит вам собачиться. Мужчина ли женщина, мне кажется, всё от человека зависит. – Разорвал схватку Сафронов. – А, что женщинам надо? Так это надо побывать в их шкуре. Вот, ты, Лариса, рассказала бы нам – что и как.
- Про себя – не могу. Это сугубо личное. А побывать  в женской шкуре: это довольно таки просто. Вот, ты, Иван Иванович, коммерсант. Я надеюсь, у тебя хватит денежек на операцию? Транссексуал не такая уж редкость в наше время. А если не хватит, то можно побывать в роли педераста. Правда, это не совсем то, но,  всё-таки.
- Лариса Ивановна, мы ведь с Гришей шутим, а вы всё за чистую монету принимаете.
- А вы, что подумали? Я ведь тоже шучу.
- Так резко?
- А что, слово «педераст» режет вам слух?
- Как-то непривычно слышать такое из уст очаровательной женщины… Ну, не обижайтесь, Лара. Прошу вас. Какая же вы эксцентричная.
- Мужчины! Хватит уж вам нападать на слабую женщину. Видите, как вы её взвинтили, – сказала, поднимаясь, Татьяна Борисовна. – Ларочка, ты не пройдешь со мной в умывальную комнату?.. 
- Ну, ничего, вот придёт, я её еще не так достану, - сказал Григорий.
- И, что ты к ней прицепился? Таким способом добиться её хочешь? – прищурился Иваныч…
Когда женщины вошли в купе, Борзов, чтобы «доконать» Ларису, как бы, межу прочим, повествовал:
- Один педераст просит у продавца, свесить батончик сухой колбаски. Та, чтобы угодить покупателю: «Вам порезать?» На что тот ответил: «Что, моя жопа копилка?»
- Ты знаешь, Гриша, про эту колбаску я тоже анекдот знаю, только пользовалась ею отнюдь не мужчина, а женщина, – подержал Григория в его игре Иван Иванович:
 - Один добропорядочный отец, случайно, застал свою дочь, занимающуюся самоудовлетворением - батончиком сухой, как у того кренделя колбаской. Чтобы, не дай Бог напугать её, он  не стал объявляться и потихоньку удалился, но на следующий день, когда дочь его пришла толи с работы, толи из школы она увидела такую картину. Отец, привязав колбасу за верёвочку, таскал её, как игрушечную машинку по всей квартире.
«Отец, что ты делаешь?» - спросила она. «Да. Вот. Знакомлю своего зятя с квартирой».
Мужчины замолчали, хитро посматривая на женщин, но с их стороны не было никакой реакции.
Лариса спокойно копошилась в своей сумочке. Подъяпольская поправляла съехавшую на пол постель. Наконец, после продолжительного молчания Татьяна  Борисовна объявила:
- Господа, если вы решили нас выжить… Какими вы были вначале, такими милыми мальчиками. Что случилось? Я понимаю, от нечего неделанья, вы занялись травлей этой прекрасной женщины. Успокойтесь, вы же мужчины, – тихий, грудной голос Подъяпольской заставил мужчин покраснеть.
Остаток дня все провели в глубоком молчании. Лариса свернувшись калачиком, уткнулась в книгу. Татьяна Борисовна, отвернув занавеску, пустым взглядом, уставилась в окно на тяжёлое, свинцовое небо, постоянно глубоко вздыхая.  Сафронов, разложив на коленях кейс и водрузив на широкий нос роговые очки, шуршал документами. Один Григорий отвернувшись к стене, толи дремал, толи думал о чём-то своём.   

Ночь вторая.
………….

День третий.

Григорий проснулся рано: все ещё спали. Он потихоньку, выбирая место, чтобы не наступить на Ларису, сполз с верхней полки. Через неплотно задёрнутые занавески, пробивалось предрассветное солнце. Яркая полоска света высветила плечо женщины, на котором, словно снежинки, искрились шоколадным цветом веснушки. Подавив в себе желание поцеловать каждую из них, лишь поправил откинутое одеяло. Вчера, отвернувшись к стене он думал: "Почему, правда, он привязался к этой женщине? Уж, часом не влюбился?"  При воспоминании о ней, что-то внутри происходило. Умиляло что ли. Взяв полотенце и бритвенные принадлежности он вышел из купе.
Вернулся свежевыбритый, пахнувший лосьоном. Татьяна Борисовна заправляла постель, Лариса поджав ноги под себя, обернувшись в одеяло, рассматривала себя в миниатюрное зеркальце:
- Ну, и, рожа, - легкими взмахами руки взбив слежавшиеся волосы, всё же осталась недовольна собой.
Иваныч, лежа, перелистывал журнал мод с томными взглядами полураздетых красавиц.
- Добренького всем утречка, - с порога поздоровался Борзов, - отгадайте загадку. Только что на ум пришла.
- Валяй, - отложил журнал Иван Иванович.
- Легли двое - встали трое, - прищурился Гриша.
- Ребёночек что ли родился? - расправила одеяло Татьяна Борисовна.
- Это, что, за одну только ночь? - отрицал Иваныч. 
- Но, может быть он уже появился - во чреве, - настаивала Татьяна.
- Ладно, не томи, - сдался Сафронов.
- Всё очень просто. Ложились я и он (на что-то намекал мужчина), а вставали я, он и солнце.
- А тетерь встаёшь только ты и солнце? - съязвила Лариса.
- А ты проверь, - оскорбился Борзов.
- Во всяком случае вижу, что встал ты и солнце, а как он, мы бы хотели с Татьяной Борисовной лично убедиться.
-  Попался, голубчик, - Иван Иваныч даже привстал, увидев покрасневшее лицо Григория.
- Один ноль в Вашу пользу, сударыня, но причём здесь Татьяна Борисовна? Лично тебе я бы доказал. - Согласился Гриша.
- Ты же объявил на всё купе. Вот, если бы ты шепнул на ушко только мне, тогда понятно. Не только Татьяна, но и Иван Иваныч тоже, как коммерсант, интересуется, что за товар ты предлагаешь и чего он стоит. Давай-давай доказывай.
- Ну Вас, и пошутить нельзя, - Григорий забросил полотенце на свою полку, вынул сигарету и вышел в тамбур. 
- Так же нельзя, Ларочка. Жестоко, очень жестоко Он уже как целый час курит. Отравляет организм. - Татьяна Борисовна посмотрела на золотые часики, кожаным коричневым ремешком обхватившие её пухленькую ручку.   
- А, чего он: жеребчик, бахвалиться. Вот, пусть теперь подумает, как надо достойно обращаться с женщинами. - Титова, порывшись в сумочке, вновь её закрыла. Затем снова открыла, вынула портсигар.
- Из-за такого пустяка. Ведь это анекдот.
- Но он его надел на себя. Вот пусть в нём и ходит.

Тра-та-та, тра-та-та, тра-та-та-та-та-та-та, тра-та-та, тра-та-та, - перестук колёс усилился, лишь только Лариса открыла дверь в тамбур. Дым, серым облаком потянулся в вагон.
- Ух ты! А накурил-то. Слушай, дай прикурить, а то я свою в купе забыла. - На сей раз зажигалка Григория не дала осечки. - Ты, что обиделся?
- Вот ещё!
Стояли молча, слышно было перестук колес, да как скворчит сигарета Григория от его сильных и нервных затяжек. Вдруг он внезапно повернулся и впился в подведённые перламутром губы Ларисы. Женщина не только приняла поцелуй, но и сама страстно ответила на него. В поцелуе Григорий перехватив её руку,  положил на свой возбуждённый член.
- Значит обиделся, - Лара отдёрнула руку и хотела уйти.
- Подожди. Извини.
Опять неловкое молчание.
- Вот ещё. Что я хотела? Ты не поможешь мне отовариться? Закупить там: закуски, спиртное, ну, что полагается. У меня ведь сегодня день рождения. - Женщина снизу вверх взглянула на Григория.
- О! С превеликой охотой и удовольствием... Поздравляю. - он троекратно поцеловал Ларису, а четвёртый, надолго, заставил остановить время.

- Слушай Тань! Чего-то они долго. Уж не передрались там. - Иван Иванович положив игральные карты, привстал.
- Сиди, сами разберутся: немаленькие. Вздавай лучше. Отыгрываться будешь?..

… По Дону гуляет, по Дону гуляет, по Дону гуляет казак молодой… К двадцать одному часу, компания перебрав все знакомые песни, начала повторяться.
- Ох! Я пьяная. - Татьяна Борисовна сидела вся пунцовая, словно бутоны роз, расписанные по её крепдешиновому, с короткими рукавчиками, платью. - Ваня, ты нарочно меня спаиваешь. Не надо. У тебя это не пройдет.
Татьяна погрозила пальчиком Сафронову, целовавшему внутреннюю сторону пухленького локотка, сама же  подставила ему и другую руку.
- Слышишь. Не пройдёт. - Словно клюнув, поцеловала его лысую макушку.
- Гриш, ты не хочешь покурить? - предложила Лариса Ивановна. - Головой кивнув на зарождающуюся любовную идиллию подвыпивших попутчиков.
Как только они вышли в тамбур: поцелуем не было счёта. Вытерли своими спинами всю угольную  пыль, перекатываясь от одной стене к другой, не находя места, где бы, наконец, могли остановиться и замереть в долгом, выстраданном поцелуе. Облокотившись на дверь туалета; провалились внутрь, чуть не оборвав  раковину. Подсадив Ларису на неё Григорий стал нетерпеливо расстёгивать пуговки на блузке. Руки не слушались. Маленькие пуговки ускользали, пока сама Лариса не помогла ему. Освободились маленькие, но крепкие груди с торчащими вверх сосками.  Впившись в них губами, Гриша, задрав юбку, попытался стянуть ажурные трусики, но снять, не приподняв Ларису, он не смог. Тогда Лариса соскочила с умывальника, скатала и ногой отбросила их в сторону. Повернулась спиной, и наклонилась…
Григорий видел в зеркале, висевшим над умывальником своё искажённое похотью и страстное, заходящееся в экстазе лицо женщины, время от времени откидывающую назад голову, встряхивая рыжими волосами. Что происходило "Там"?.. Он никогда не имел такой неистовой, отчаянной связи. Эта женщина, словно доила его. Внутренними мышцами отжимая всё, что можно изъять из мужского тела…

- Ты думаешь, что я Б? Шалава подзаборная?.. Да? - Спросила Лариса уже в тамбуре. - Ты можешь мне и не верить, но я впервые с тобой изменила своим мужьям, зато они, постоянно изменяли мне. Первого увела подруга. Второго - алкаша, нашла в каком-то подвале с бомжихой в обнимку, когда, после трёх бессонных ночей, пошла разыскивать его по больницам, моргам и разным подворотням. Третьего отбил у меня сам начальник. Дёрнул меня чёрт пригласить его к себе домой на мой день рождения.
- Оказался голубым?
- Да, очевидно.
- Как ты узнала?
 Да они сами мне признались. Вышли ко мне с предложением - жить втроём. Бисексуал какой нашёлся. Противно… Я сначала хотела уйти из редакции, а потом подумала, что я такого сделала? Да, и, что я умею и где найду работу? Осталась. Мужа же выгнала. Пока не разведены, но уже никаких отношений. Начальник повысил в должности, чтоб не трепалась. Так, что живу не тужу. Думаешь я с тобой сейчас… Да я любому мужику дам, лишь бы ребёночек родился. Мне ребёночек нужен! А вы? Только для этого мне и нужны.
- Тогда, надо закрепить это дело,  - Григорий толканул дверь в туалет.
- Я с тобой, как на духу…
- Ну, прости, прости. Вот такое я г…  а ты обязательно родишь, обязательно. Вот, от меня и родишь. Знаю такой случай. Приходит к гинекологу одна женщина и говорит: "Доктор сделайте мне аборт". А он говорит: "Хорошо, как фамилия мужа?" Она: "У меня мужа нет". Он: "Ну, любовника". Она: "Пецелидзе". Приходит другая, тоже по этому вопросу и тоже залетела от Пецелидзе. Так, набралось этих женщин человек пять.
- Чего ты мне здесь поёшь? Это ведь не мой случай. Они все беременеют, я же наоборот.
- Не перебивай. Слухай дальше.
Прошло какое-то время, приходит к этому доктору ещё женщина: "Доктор, вот, не могу забеременеть".  Он: "Вы замужем?" Она: "Да". Он: "Как фамилия мужа?" Она: "Пецелидзе".
"М-да, - говорит доктор, - Вы, милочка, попросите его прийти ко мне завтра".
Приходит Муж, доктор ему: " Что ж Вы, батенька, так поступаете? Приходят, понимаете ли ко мне женщины, чтобы я сделал им аборт от Вас, а собственная Ваша жена не может забеременеть, хотя у неё никаких патологий не наблюдается?"   " Понимаете ли, - говорит ему муж, - Пецелидзе в неволе не размножаются".
- Ты опять за своё? Дуру нашёл, всё анекдоты рассказываешь. Я с тобой серьёзно.
- Ну, если я такой - натура такая, но сам я человек хороший, можешь не сомневаться. 
Григорий нагнулся и поцеловал Ларису в самый кончик её носа:
- Холодный. Ты, что замёрзла?
- Есть немного, вон, как из-под дверей садит.
- Тады пойдём, согреемся, там у нас ещё коньяк остался.
- Время, время уж сколько - первый час. Наши уж, наверное, спят? - посмотрев на часы, Титова на цыпочках подошла к двери купе.
- Тсс, - приставила она палец к губам и потихонечку приоткрыла дверь.

Ночь третья.

Свет в купе был погашен, но на фоне освещённого извне окна, Лариса увидела, как тень Ивана Ивановича метнулась прочь от груди Татьяны Борисовны, а сама она быстренько завязала лямочки на ночной рубашке.
- Вы ещё не спите, Господа? - спросил Борзов из-за спины Ларисы, не видевший происходящее.
- Да, вот, вечерим, - из темноты раздался голос Подъяпольской, - мы, вот, с Ваней, как раз спать собирались.
- А мы, вот, с Ларой выпить хотим. Кто присоединится? - Гриша потянулся к выключателю.
- Не надо и так видно, - остановила его Титова.
- Да мы тут без Вас с Татьяной уже тяпнули. С нас хватит, а Вы, как Вам будет угодно. Можете даже свет включить. Как Вам, Татьяна Борисовна? - спросил Сафронов.
- Мне всё равно. Я немного выпила. Могу уснуть и при свете. - Татьяна Борисовна подтянула одеяло, прикрыв грудь.
Григорий опять потянулся к выключателю.
- Не надо. Ты, что, мимо рта пронесёшь? - Лариса за руку усадила баламута.
Борзов разлил коньяк. Выпили, закусив лимончиком. Лариса сама протянула губы. Под ними заскрипела полка.
- Подожди пока уснут, - шёпотом осадила действия Гриши Лариса Ивановна.
Закряхтев, Иван Иванович отвернулся к стене и, уже, через пять минут послышался мощный храп со второй полки, в промежутках которого прослушивалось ровное дыхание Татьяны Борисовны.
- Это нам на руку, - шепнул Григорий, целуя за ушком разомлевшую под ним Ларису.
Гнездились, гнездились, Гриша всё время сползал на пол из-за слишком узкой полки.
- Подожди, давай я сверху, - Лариса перекатилась на Григория…
В полумраке купе было видно, как, ещё не потерявшее гибкость тело Ларисы, прогибаясь назад, подавалось вперёд, мерно раскачиваясь в такт перестуку скользящему по рельсам поезду. Страсть первого соития уступила место неторопливому, чувственному акту…

День четвёртый.

- Да, вчерася хорошо погуляли. Представляете, даже голова не болит. - Сафронов, сделав крест между двух верхних полок, спрыгнул.
Татьяна Борисовна, убрав со стола остатки вчерашней "роскоши", протерла тряпочкой стол:
- Доброе утро, Ваня.
- Как почивалось?
- До полуночи никак не могла уснуть.
- Подслушивала?
- Что Вы. Что Вы. Я не любопытная. Просто ты ужасно храпел.
На самом деле и то, и другое обстоятельство не давало Подъяпольской уснуть. Тихие, возбуждающие постанывания Ларисы, всколыхнули в ней массу чувств и воспоминаний. Истома пролилась вниз живота и рука невольно потянулась туда, мягко поглаживая свербящую обмирающим зудом промежность.
- Я, храпел? Да не может этого быть. - Иван Иванович улыбаясь перекинул через плечо полотенце.
- Ещё как, - послышалось от стены. Лариса приподнялась на ложе. - Как наш паровоз.
- Вот-вот, - подтвердила Татьяна.
- Есть такой грех на мне - ничего не поделаешь… Ей, приятель, пойдём бриться. Кончай ночевать. Всё на свете проспишь. - Сафронов легонько толканул в бок Григория.
- Кто? - приподнялся на локте Григорий.
- Что, кто? - переспросил Иваныч.
- Кто тот негодяй, который разбудил коммерсанта в столь ранний час, - повернулся Гриша.
- Это я: почтальон Печкин, вынужден был разбудить Вас, постольку поскольку дамы уже встали, а время - уже одиннадцать.
- Чичас встаю, - зевнул Гриша.
- Осуждаете? - спросила Лариса Татьяну Борисовну, когда вышли мужчины. - Вот, я, замужняя.
- Что Вы, Что Вы, Ларочка, какое мне дело. Значит так надо. Значит с мужем у Вас не всё порядке.
- Это точно. Да и мужа у меня теперь, в сущности, никакого нет.
- А, что так.
- Рассказывать долго.
- А, знаете, Ларочка? Сегодня ночью почувствовала, что со смертью мужа, я ещё не умерла, как женщина. 
- Вы всё видели?
- Вернее слышала. И тут на меня накатило такое  - стыдно признаться. Мне, вдруг захотелось мужчину.
- Иван Иванович - неплохой мужчина.
- Что Вы. Что Вы. - Зарделась Татьяна Борисовна. - Он же женатый человек.
- Татьяна! Ты статистику знаешь?.. Где ж для нас столько мужиков, да ещё неженатых наберётся. Пользуйся, что Бог даёт.
- Не знаю, не знаю.
Пришли мужчины, оборвав женский разговор. Позавтракали. Сели играть в карты. Пара на пару. Григорий в паре с Ларисой постоянно проигрывали.
- Что за чёрт? Не везёт и не везёт. - Возмущался Борзов.
- Я, тут, одну книжку внуку читал. Там один мальчик, попытался проехать без билета, но его поймал контролёр. Этот мальчик, как и ты: "Не везёт и не везёт", а ему контролёр: "Если сам везти не будешь, то, конечно, не везёт". Ничего, Гриша, не везёт в картах - повезёт в любви. - Иван Иванович искоса поглядел на Ларису.   
- Где уж нам говорить о любви. Наши женщины постоянно заняты, то у них стирка, то голова и ещё, что-нибудь придумают. - Отбился Григорий.
- Вот-вот, - вторил Сафронов, - есть один анекдотец забавный. Кораблекрушение. Спасаются только двое. Мужчина и женщина: муж и жена. Попадают они на необитаемый остров, где и растут-то две пальмы.  И вот, примерно через неделю, выходит из пучины морской орангутанг. Огромный такой. Муж забрался на одно дерево жена на другое. Посмотрел орангутанг на одну пальму, где сидел муж. На другую, куда залезла жена и полез. Жена кричит мужу: "Вась, он ко мне лезет". А он ей: "Вот ему и скажи, что у тебя голова болит, что тебе некогда, что ещё и постирать надо".
- Выходит по-вашему, что мы женщины равнодушны к сексу, а вы гиперсексуалы, - возмутилась Лариса, бросив карты.
- Лара, Лара, ты, что не видишь, что они завели старую песню? Опять начинают нас травить. - Татьяна Борисовна встряхнув носовым платочком, аккуратно его свернула и засунула под манжет рукава.
- Вася, он ко мне лезет, - всё ещё никак не могла успокоиться Титова, - я уже говорила и говорю, что вы вечно подменяете одно другим. Это не тот Вася, из ваших дурацки анекдотов?
Один научный сотрудник, по-всему, телемеханик или конструктор, отбывал в командировку на год. На Крайний Север или куда? Не важно. Важно то, что он и говорит своей жене: "Я знаю, что ты живой человек, а меня долго не будет. Поэтому я изобрел робота для секс услуг. И чтобы ты мне не изменяла, воспользуйся моим изобретением - механическим мужчиной, когда тебе приспичит. Просто, позови Васю. Скажи: "Вася, заходи". Прошло полгода, жена как-то справлялась со своей сексуальной нуждой, но всё же не выдержав, позвала Васю. За полгода что-то в механике сломалось или заржавело.  Дело в том, что он никак, после, не мог остановиться. Уже, находясь в предобморочном состоянии, женщина постучала в стену соседке: "Люсь, Васю позови".
Прошло ещё пол года. Возвращается муж домой. На вокзале светомаскировка. Выйдя на привокзальную площадь, он кричит: "Люди, где Вы?"
Откуда-то сверху, из кроны дерева, с чисто-грузинским акцентом, послышалось: "Тише, дорогой, по городу Вася ходит".
- Да, уж, мне бы так! - толи с иронией, толи действительно серьёзно произнёс Григорий.
- Мы дальше играть будем? - поинтересовалась Татьяна Борисовна…

- Фу! Дьявол! Опять проиграли. - нам, определённо с Ларисой сегодня не везет. - Собирая карты в колоду, сказал Гриша.
- А, вот, Чапаевскому Петьке тоже не везло, но потом… - Иван Иванович, усевшись поудобнее, начал повествовать. - Послали Петьку в Англию на учёбу. Пособие не ахти какое: всё же страна была ещё бедная - молодая. И решил Петька записаться в игорный клуб: может там повезёт и он сможет по-человечески существовать. Сначала проигрывался. Просил Василия Ивановича прислать ему деньжат, но потом, наоборот, стал высылать деньги на родину. Чапаев пишет ему: "В чем причина его успеха?" Петька отвечает: "Играли мы как-то в Тридцать одно. У меня двадцать девять пришло, у англичанина тридцать, когда стали вскрываться, я ему говорю, покажи, а он говорит, мы джентльмены - верим на слово. С тех пор мне как попёрло, как попёрло".
- Я слежу. Шельмовать не позволю. - Подала голос Подъяпольская.
Играли до вечера. За разговорами день прошёл незаметно. 

Ночь четвёртая.

- Гриш, вы бы не могли с Ларисой покурить часочка два или три? - робко попросил Иван Иванович.
- А, что, есть повод? - заинтересовался Григорий.
- Ну, хочется мне с Татьяной Борисовной наедине побыть.
- Ладно уж, дерзай, - не стал расспрашивать ни о чём Борзов.

- У всё, у порядке, - щелкнул замком Иван Иванович.
- А, хорошо ли, Ваня, выгнать людей на улицу? - запричитала Татьяна Борисовна.
- Хорошо. Хорошо. Ты думаешь они святые… Сегодня они гуляют, завтра мы. Им тоже надо, где-то приютиться. Этот проводник, козёл… было бы всем хорошо.
- Не надо, Ваня. Чем он виноват. Служба у него такая… и… если бы не он, лежали ли мы здесь рядышком? Ушли бы мы с Ларой в другое купе…
Досказать Татьяне Иван Иванович не дал, закрыв её рот страстным поцелуем, но торопиться не стал, он, словно, чувствовал, чего хочет Татьяна. Нежными, ласковыми поцелуями, он прошёлся в уголках её рта. Остановился, прихватив верхнюю губу и долго-долго наслаждался ванильным вкусом её губ.
Татьяна закрыв глаза, запрокинула голову назад, затаив дыхание, млея, стиснула зубы, чтобы невольно не закричать от распирающего грудь блаженства.
Сафронов продолжал: поднялся на опушённые длинными, пушистыми ресницами глаза.  Нежно-нежно, почти касаясь губами. Перебрался за ушко и стал спускаться ниже.
Выкатив из свободного бюстгальтера, похожие на два, идеальной формы, воздушных шарика, приличного объёма, белой, матовой кожи с темно-бурыми сосками и алыми кружочками вокруг них, грудей. Взяв один сосок в рот, стал прикусывать его зубами. Татьяна Борисовна напряглась, издав лёгкий стон. Как и прошлой ночью, нестерпимо зудело внизу, но она боялась пошевелиться, боялась спугнуть удовольствие. Теребя один из сосков, Иван Иваныч спустился ещё ниже, носом расчищая дорогу среди "дремучих" зарослей "Бермудского" треугольника.
Острое ощущение полоснуло клитор. Татьяна, раздвинула ноги и, почти, вдавив в себя голову Ивана Ивановича застонала, извиваясь бёдрами… 

Лариса и Григорий искурили уже по три сигареты.
- Гриш, что-то прохладно здесь. Может пройдём в коридор. - Переминалась с ноги на ногу Титова. - Да и стоять уже устала. 
За окном ни зги. Мимо проносились какие-то тени. Набегали и снова исчезали в ночи.
- Гриш, ты о чём думаешь? - сидя на откидном сидении, закинув ногу на ногу, спросила Лариса.
- Ни о чём, а о ком. О тебе. Всё в глазах стоит наше с тобой первое совокупление.
- И, что здесь такого?
- Просто анекдот вспомнил. Не буду рассказывать, а то опять обидишься.
- Да ладно, рассказывай. Всё равно делать нечего. Да и по тебе видно, что тебе не терпится.
- Правда!.. Не обидишься?
- Ну!
- Произошла эта история не так уж и давно, когда не было сотых телефонов, а на домашние телефоны была огромная очередь. Одной женщине, среди ночи приспичило позвонить. Выбежала она во двор к телефону автомату. Только взялась за трубку, как в кабинку ввалился мужчина. Давай и всё тут. Нож к горлу приставил. Что же делать - согласилась. Давай говорит раком, а она ни в какую - хоть режь. В общем совокупились по классическому сценарию. И тут вдруг позвонил телефон. Ты представляешь: телефон автомат. От неожиданности испугались, а испугавшись, склещенились, как собаки. Что делать? Надо в больницу. А как? Так вот, вальсируя и передвигались. Мужик: "Вот говорил, давай раком. Щас бы в ногу пошли". 
- И, что, за эту позу меня презираешь?
- Да, нет, просто не ожидал от тебя такого.
- Ты бы предпочитал, чтобы я там развалилась на полу, пропитанному мочой?
- Да, что ты! Господь с тобой! Всё хорошо!
- Ну, ладно, проехали, а разве могут люди вот так, как собаки?
- Ещё как - сам наблюдал.
- Когда?
- Тоже в поезде, когда нас солдатами везли служить в Уссурийск. Солдат, если не эшелоном, перевозили вместе с гражданскими во втором вагоне. Туда нередко подсаживались и гастролёрши. Пойдёшь ночью в туалет, даже со вторых полок, из-под одеял выглядывало четыре ноги. Один мужик из четвёртого вагона повадился в наш к этим гастролёршам. Смотреть не на что.
- Не болтай ногами. Небось, сам к ним с голодухи пристраивался? 
- Избави Бог. Я свой хрен нашёл не на помойке.
- А дальше.
- Что, дальше? Так вот. Заперся этот самый мужик с одной из гастролёрш в туалете, а кто-то постучал и они от испуга склещенились. Представляешь? А он ехал не один: с семьёй: женой и двумя детьми. Их в простынь завернули. К поезду скорую подогнали и, так на носилках и вынесли. 
- А можно, как-то без медицинской помощи обойтись?
- Не знаю. Говорят, что как-то молоком отливают.
- А-ух-ух-ух-а-а, - пронёсся по всему вагону и замер лишь у купе проводника, крик наслаждения и сладострастия.
 - Вот, что значат вторичные признаки. Да, не сдержала эмоции. Фригидная, фригидная. Мамы у неё не было. Это ж надо - орать так. - толи возмутился Борзов.
Из купе проводника выбежал взъерошенный, заспанный вагоновожатый:
- Что, что здесь происходит?
- Не положено, - загородил дорогу Григорий.
- Что не положено? - буром лез проводник.
- Ты хочешь знать, что здесь происходит?
- Да.
- Так, вот, не по-ло-же-но, - по слогам отчеканил Гриша…


Эпилог.

- Кто заказывал Москву? Пройдите в третью кабину. - В громкоговорителе ещё что-то булькнуло и динамик смолк.
- Алло. Кот мартовский. Это ты? Можешь меня поздравить: у меня родилась дочь.
- А, почему только тебя. И я принимал, в некотором роде, участие.
- Ну, ладно. И тебя.
- Послушай, Ларис, может мы как-то объединимся с открывшимися вновь обстоятельствами. Может ко мне переедешь. У меня комната. Большая. Целых двадцать квадратных метров. Устрою тебя в какую-нибудь редакцию. Будем жить поживать да добра наживать и дочь воспитывать, если ты, конечно, не против меня и моего характера.
- Нет, Гриш, я не против тебя и твоего характера, но в Москву я не поеду.
- Почему? Всё же столица.
- Приезжай ты ко мне. Приму тебя, но с одним условием: бросишь все свои командировки.
- А, что я? Мне только подпоясаться.
- С Иваном Ивановичем Видишься?
- Редко, но…
- Ты хочешь сказать метко. Как он там? Передавай привет.
- Живёт нормально - весело. Подругу себе выписал из Владивостока.
- Уж не Татьяну Борисовну?
- Её самую. Помог квартиру ей обменять на Одинцово. Посещает по мере возможности.
- Передавай привет им обоим… если встретишь. А об остальном можешь не беспокоиться, я самодостаточна: прокормлю себя и воспитаю дочь. Мне в жизни больше ничего не надо. 
- Ты чё, чё гутаришь-то. Как это я? С боку припёку? Дура. У меня в жизни ещё не было такой женщины, как ты, да и нормальной семьи тоже. Я может быть только жить начинаю…
 
 Конец. 02.08.2009.