Миссия

     С утра Валета мучала жажда.
     Вы спросите: “Кто такой Валет?” Отвечаю: “Валик Осиновецкий.” Почему Валет? Валет он везде Валет. И в Африке, и в Китае, а тем более у нас. Где это у нас? В поселке железнодорожников Верхнетупинский, что недалеко от города Ядренска. Почему Ядренск? А мы и сами не знаем. Наверно, раньше ядра у нас отливали. Но вернемся к нашим “валетам”. К Валику Осиновецкому.
     Почему его с утра мучала жажда? Ну, вы вообще странные вопросы задаете? Угадайте с двух раз, почему человека с утра мучает жажда, а он проснулся не где-то среди песков в пустыне, а в обычном городском строении под названием барак на две семьи? Угадали? Ну, тогда остальные вопросы побоку, и я приступаю к самой истории.
     Итак, с утра Валета мучала жажда.
     Что делать, когда в кармане пусто, когда в холодильнике мышь не может повеситься, потому что нет его в наличии, когда ничего не стоит под столом после вчерашнего, а последняя порожняя тара сдана еще на прошлой неделе. И одолжить не у кого – никто не даст, если только в глаз? Что делать? Положение хуже, чем у Чернышевского… Стоп! Чернышевский… Чернышевский… Чернышевский…
     “Опа-на! Чернушка! Как я раньше про нее не вспомнил? ” – Внезапно осенило Осиновецкого. (Каламбурчик, блин!)
     На самой окраине Верхнетупинска еще с тех времен, когда самого поселка и в помине не было, стояли две избушки (так и напрашивается – на курьих ножках), в одной из которых до сих пор обитает почти слепая, почти глухая, почти столетняя старушка. Все знают ее как Чернушку. Всю жизнь она собирала травки, грибочки разные, с чего и жила. Появится какая хворь, которую ни один доктор не может вылечить, тогда последняя надежда на бабку-знахарку остается. Все мужики запойные знали, что есть у нее травяной порошок, который от похмелья помогает. Кинул чайную ложку этого зелья в кружку металлическую с кипящей водой, прокипятил пять минут, остудил и пей небольшими глотками до донышка. Похмелье как рукой снимет. Одно плохо – неделю на выпивку смотреть не сможешь, не пойдет. Порошок тот она давала бесплатно, только попросить надо было вежливо: “Помоги, Власьевна, моему горю!” (Власьевна – это ее природное отчество.) Никому еще не отказывала. Сколько мужиков непутевых от несчастья спасла – не сосчитать.
     “Пойду к Чернушке”, – решил Валет. Ну и пошел. Шатало по дороге, но до дверей избушки добрался. Зашел внутрь, увидел хозяйку, копошащуюся у старенького буфета, протянул ей пустой спичечный коробок для зелья и сказал грустным голосом:
     –  Помоги, Власьевна, моему горю!
     Та молча взяла тару и не спеша просеменила в соседнюю комнату, где хранила свои запасы.
Валет огляделся. На верхней буфетной полке стояло множество разноцветных флаконов и флакончиков, а также пузырьков. Ухватил пройдоха один средненький по размеру флакон с чем-то жидким и прозрачным и во внутренний карман спрятал. Подождал Власьевну, поблагодарил кратенько и скорее на улицу. Пока шел до ближайшего проулка, еще сомневался: пить или не пить. А как только в этот проулок свернул, решил пробу снять. Открутил пробку, понюхал и сделал небольшой глоток. Горьковато – не страшно. Крепенько – спирт есть. Сделал еще один глоток, побольше. Теперь надо немного переждать. Посмотреть, как уляжется. Вышел из своего убежища и прямиком к родному дому пошагал. Чем дальше идет, тем больше мест незнакомых попадается.         
     Неужели заплутал? Крыши островерхие, улицы ровные, асфальтированные, по бокам пальмы растут. Из дома я выходил – осень поздняя на дворе была, дождичек накрапывал, а тут лето красное. И негр стоит. Улыбается, говорит чего-то. Не пойму. Сыр, сыр! Какой я тебе сыр, неумытый ты мой? В машину красную без крыши приглашает. Ну, поехали, прокатимся, что ли!
Оп-а! А где-то мои ватники с галошами подевались? Одни трусы с ремнем да тапочки на босу ногу. А фуфайка моя где? И фуфайку, гады, сперли! Хорошо хоть майку оставили. И майка-то не моя – цветастая, и без дырочек. У меня так вся в дырочках мелких с пятнышками была, а эта целая. Что тут сбоку болтается? Сумка – не сумка, кошелек – не кошелек, фантиков зеленых какой-то шутник напихал. А вместо зверушек и цветочков мужики мордатые нарисованы.
     Чего остановились?
     А это что за баба на заднее сиденье мостится? Страшная, в очках черных, ко мне ластится. Мур-мур, мур-мур! Что я, кот что ли?
     В сумку лезет. Фантиков набрала. Пусть играется, чумовая.
К аквариуму подъехали. Нет, нет! Это не для меня! Я еще в прошлом месяце в баню ходил, с меня достаточно! Отвязалась, слава богу!
     Не понял! Какой же это аквариум? Стенки сами собой расходятся, и вода оттуда не льется. Мур-мур туда залетела и через полчаса с полной затаркой выскочила. Смотрю и бутылочки темненькие есть. Страшная, страшная, а молодец, деваха! Соображает!
     Пляж, природа, море! И ни души. Хочешь – ешь, а хош – пляши!
Моя-то быстро нализалась и заснула. А я смотрю: пингвинчики идут. Ну, я им мороженного. Жарко им на пляже – пингвинчикам!
     Смотрю – автобус подъезжает. Мужики бегут с барабанами, трубами – оркестр целый. И транспаранты несут. Гляди, ты! На них – вылитый я в молодости.
     Меня под руки хватают – и в автобус. Едем.
     Приехали. На площади народа видимо-невидимо. Орут чего-то. Меня на трибуну тянут. Я встал там и молчу как дурак. Чего я им скажу, если по-ихнему не в зуб ногой? Улыбаюсь только и руки вверх задираю. Как только задеру, рев невыносимый. Совсем народ одичал. Постоял я так минут сорок, потом давай назад выбираться. Спускаюсь вниз по ступенькам, а там какой-то балбес кожуру банановую под ноги кинул. Я все ступеньки и пересчитал. В конце пути еще и башкой об угол стукнулся. И стало темно-темно.
     Очнулся. Батюшки, где это я опять очутился. Хлопцы молодые с портупеями и с дубинками вокруг стоят. Молчат. Потом один говорит:
     –  Очухался? Ну, пошли!
     Подхожу я к столу – он мне бумагу под нос сует:
     –  Ознакомтесь и подпишите.
     –  Чего это?
     –  Ваша присяга, господин Президент!
     Читаю и глазам своим не верю: “Протокол”, а дальше “Показания свидетелей”:
     Гр-нин Мамед Агын-заде:
     “Гражданин Осиновецкий, находясь в нетрезвом виде, длительное время шел по железнодорожному пути, где был замечен дежурным по переезду Мамедом Агын-заде.
Требованию сойти с рельсов не подчинялся до тех пор, пока его не усадили в телегу, двигавшуюся в сторону поселка, в которой находилась гр-нка Страшновская.”
     Гр-нка Страшновская( особая примета – устойчивые синяки под обоими глазами):
     “Гражданин Осиновецкий доехал со мной до магазина, где я постоянно закупаю продукты. С трудом вырвала из-под него свою хозяйственную сумку, зашла в магазин. А когда вернулась обратно, он лежал под соломой раздетый и спал. Разбудить его не смогла, поэтому пришлось везти к себе. Живу я в пяти километрах от поселка Верхнетупинского. По дороге гр-н Осиновецкий проснулся и попросил выпить. Когда мы с ним выпили четыре бутылки “Осенней настойки”, я заснула сама и, что было дальше, не помню”.
     Гр-нин Попыхалов:
     “ Наш духовой оркестр и группа художественной самодеятельности ехали на автобусе из своего колхоза в город Ядренск на ярмарку. Она проходит каждый год после завершения сельскохозяйственных работ. За поселком Верхнетупинским водитель по нашей просьбе остановился у ближайшего леса. Здесь нас заметил гр-нин Осиновецкий и стал угощать нашу самодеятельность мороженным. Поскольку он был раздет и на вопрос: “Где ты живешь?” только махал рукой в сторону города Ядренска, пришлось одеть его в запасной сценический костюм и взять с собой – до протрезвления. При погрузке мы едва смогли оторвать его от водительского зеркала заднего вида, в которое он долго смотрелся и корчил себе рожи.
     На помосте, где проходило наше выступление, гр-нин Осиновецкий вел себя хорошо и даже заводил публику своими темпераментными взмахами рук. Потом внезапно стал кричать: “ Я – ваш президент! Голосуйте за меня!” Народ ничего не понял и еще больше смеялся. Вдоволь накричавшись, данный гр-нин решил сбежать со сцены, чтобы пообщаться с людьми. Но подскользнулся и упал. К нему подошли два милиционера и, поскольку от него несло перегаром, загрузили в свой транспорт”.
     –  Распишитесь. Будем оформлять на пятнадцать суток.
     Валет, вздохнув, расписался и передал бумагу сержанту.
     Под протоколом лежал обрывок утренней газеты. На нем крупно было набрано: “Ястреб на больничной койке”. И дальше помельче: “Вчера во время предвыборного митинга в одном из южных штатов кандидат в президенты и сторонник гонки вооружения подскользнулся на банановой кожуре и попал в местный госпиталь. Врачи говорят, что он пробудет там не меньше двух недель”.