Генка

       Мечты бывают разные. Одни возникают неожиданно и также неожиданно исчезают, другие рождаются постепенно и, овладев душой человека, не отпускают до тех пор, пока не осуществятся. Так случилось и с Генкой: мечта о мопеде вскружила ему голову ещё тогда, когда он учился в седьмом классе. Ею он тут же поделился с матерью, но она сказала:
- Сынок, ты ещё мал, – подрасти пока, а дальше видно будет, да и вообще, мопеды эти до добра не доводят.
       Генка сначала обиделся, нагрубил даже, но потом попросил прощения и больше о мопеде не напоминал, да и чувствовал, что после смерти отца матери трудно одной управляться с хозяйством. Но заветная мечта горела огоньком в его душе, и ради неё в летние каникулы он старался подработать, где придётся. И только один раз, отдавая деньги, сказал:
- Мам, давай копить на мопед.
- Ой, сын, - вздохнула она, - как получится, – ты же видишь, как нам тяжело, - она взлохматила его макушку и с грустью добавила: - Сейчас такие времена с этой демократией, что не знаю, буду завтра работать или окажусь за проходной. Так что потерпи.
- Ты бы лучше уроки учил, - вступила бабушка Галя. - Зачем тебе мопед? Разве не видишь, что на дорогах творится? Не дай бог – налетишь на кого-нибудь!
- Не налечу, я буду осторожно – вот увидишь.
- Знаю я, как вы осторожничаете, - ворчала бабушка. – Как сядете на этот драндулет, так и забываете обо всём на свете.
       Генка в ответ хмурился и молчал, но решения своего не менял – знал, что от своей мечты не откажется. Не мечтал же он о Тойоте – он всего лишь хотел мотоцикл, маленький мобильный мотоцикл. Он бы и овощи с дачи возил – всё не на автобусе с мешками да кульками мотаться, и кажется мать стала понимать Генку, – однажды вечером она сказала:
- Вот исполнится тебе шестнадцать, тогда и подумаем, но только в том случае, если будешь слушаться и хорошо учиться. Обещаешь?
       Генка обещал.

       Прошло два года, парню вот-вот должно было исполниться шестнадцать. Денег скопить так и не удалось, но помня о своём обещании, Татьяна решилась на кредит в банке. Она оформила документы и накануне дня рождения сына получила тридцать тысяч: двадцать восемь на мопед и две про запас.
       Тридцать тысяч – сумма для её бюджета конечно не подъёмная, но она надеялась, что всё обойдётся: и с работы не погонят, и сумеет рассчитаться с кредитом, да и сын радовал: неплохо учился в училище, а когда приезжал домой из областного центра, то и по хозяйству старался помочь.
       День, когда купили мопед, показался Генке самым счастливым. Наконец-то его мечта сбылась! Теперь он будет гонять по дорогам своего маленького городка и с восторгом упиваться свободой. Но лихачить он всё же не собирался – он хорошо помнил слова бабушки и наказы матери.
       От своего нового друга Генка был в восторге: он поглаживал его блестящую поверхность, осматривал бензобак, руль, зеркало и всегда разговаривал с ним. Он даже говорил ему «до свидания», когда уходил из гаража. Одним словом, был на седьмом небе.

       Тренировки проходили за городом. Грунтовка была ровная, накатанная, утопала в зарослях пахучего донника, и Генке это нравилось. Нагонявшись, он останавливался посреди дороги, садился на обочину и, глядя на небо, счастливо улыбался, потом переводил взгляд на разнотравье и снова улыбался. Его взгляду попадались островки вытянутых стеблей малинового иван-чая, кусты ярко-жёлтой пижмы, корзинки голубого цикория, замечал он также и дикий вьюн, что вился у его ног. Мальчик осторожно трогал соцветия и, чтобы ощутить их тонкий аромат, наклонялся к ним. В это время на него налетал рой разноцветных бабочек – белых, голубых, тёмно-красных, – он следил за ними, за тем, как они гонялись друг за дружкой и как улетали от него. А вокруг сновали кузнечики, парили стрекозы и жужжали шмели. «Хорошо-то как!..» - думал Генка.
       Надышавшись медовым ароматом, парень сворачивал к реке. Подъезжал, глушил мотор, скидывал одежонку и с разбегу нырял в её прохладные воды. Искупавшись, не спеша одевался и гнал обратно. Пешеходы здесь отсутствовали, и это был большой плюс, но вообще-то Генка умел водить машину – научился у друзей ещё раньше. В первый день в знак солидарности они тоже гоняли с ним по грунтовке, потом стали наведываться изредка – всё ждали, когда Гена выедет на асфальт. А он и не торопился. «Осторожность не помешает», - говорил он сам себе и ещё целых четыре дня гонял по просёлочнику, лишь на пятый решился выехать в город. Перед выездом осмотрел машину, провёл рукой по сиденью, подмигнул – то ли самому себе, то ли ей, красавице, – вывел мопед на улицу и закрыл гараж. Не забыв о шлеме, завёл мотор, сел, поддал газу, и машина плавно, не спеша, понесла его по направлению к центру города. На повороте Генка остановился, пропуская мчащийся по главной магистрали автомобиль, но Шевроле, выписав дугу, неожиданно помчался прямо на Генку.
Последнее, что осталось в памяти мальчика, это то, как его вышибло из седла.

       Очнулся Генка в приёмном покое. Он лежал на кушетке и силился вспомнить, что произошло, но это ему не удавалось. Всё смешивалось в каком-то странном фейерверке, который вспыхивал ярким светом и тут же угасал. Нестерпимо болела голова, было трудно думать, а тело и вовсе не слушалось – будто размягчилось. Нельзя было пошевелить ни рукой, ни ногой, особенно мучила правая нога.
       Гена открыл глаза. За столом сидели двое в белых халатах: мужчина и женщина. «Наверное, врачи», - нехотя шевельнулась мысль в голове юноши. Рядом с кушеткой больного стоял другой мужчина, в гражданской одежде. Он беспрестанно кому-то звонил, и до пострадавшего долетали не только обрывки его фраз, но и пары вино-водочного перегара. Впрочем, Генка этого не чувствовал, он лишь краем сознания улавливал, как тот говорил в трубку: «Да-да, он сам на меня налетел… сейчас буду… у тебя всё и обговорим».
«Кто на кого налетел, зачем налетел?.. – путались мысли в голове Генки. – Где я, и кто этот мужик?..»
       Мужик оказался местной важной персоной. Он в один момент договорился с кем надо, и все документы о ДТП, по которым выходило, что мальчишка на скорости выехал на встречную полосу и столкнулся с его Шевроле, были оформлены быстро и без проволочек.

       Пообщавшись с важной персоной, дежурный врач не захотел госпитализировать Генку. При осмотре он сказал матери, что «у пациента ушиблена правая нога, а в остальном отклонений нет». Когда же Генка потерял сознание – тут же на кушетке, – то врач, будто в доказательство неоспоримости своего решения, наскоро бросил медсестре: «Дай ему нашатырь». 
       Домой парнишку должна была забрать мать, но тот снова провалился в пугающую пустоту, и только после этого врач отдал распоряжение отвезти его в хирургию. Там ему загипсовали ногу и начали делать инъекции от сотрясения мозга.
На следующий день Генка вспомнил всё: как завёл мотор, как выехал из гаража и как остановился на повороте, пропуская иномарку. Вспомнил, как автомобиль пошёл зигзагами, а он не мог сдвинуться с места. И последнее, что держала мальчишеская память, – это то, как он летел в небо. Об этом он и рассказал инспектору, когда тот приходил с допросом. Но по голосу, а главное – по скептическому выражению его лица – Генка понял, что ему шьют «дело».

       Мать и бабушка по нескольку раз в день приходили в больницу. Они не упрекали его, только в их глазах стояла такая боль, что он всякий раз стискивал зубы и отворачивался к стене. Когда они уходили, он снова отворачивался и пытался понять, почему с ним случилось всё это, почему ему хотят пришить то, чего он не совершал? Его сердце, его больной мозг противились этой чудовищной лжи, ему хотелось встать, подойти к открытому окну и крикнуть на весь мир, что он не виноват.

- Да что же это такое? – в сердцах говорила Татьяна, обращаясь к матери. - Раз не виноват, – то может в суд подать?
На что Галина Николаевна отвечала:
- Подать-то можно, только будет ли от этого прок? Ты же видишь, как они нашего брата наизнанку выворачивают.
Но другого выхода у Татьяны не было: надо было лечить сына и оплачивать этот чёртов кредит с сумасшедшими процентами. Но когда она попыталась взять медицинское заключение у лечащего врача, тот сказал, что кроме ушиба правой ноги, у Генки никаких повреждений нет, а на её экивоки в сторону гипса, - ответил: «Загипсован ушиб». В унисон ему вторил и инспектор дорожно-патрульной службы. Зачитав документ, где чёрным по белому было написано, что в ДТП виноват её сын, он, не стесняясь, буркнул:
- Благодарите бога, что удачно приземлился. Обычно при таких происшествиях… - и тут же умолк.
       Татьяна и без него знала, что сын упал на землю, оставленную рабочими после ремонта теплотрассы, и это спасло его. Но у неё опустились руки, она вдруг поняла, что бороться бесполезно. Кто она такая, чтобы отстаивать свои права? Она нищая, не уверенная в себе женщина, не знает законов и не может нанять адвоката, и она никогда не победит этих  монстров: плетью обуха не перешибёшь. Она почему-то вспомнила все унижения, через которые прошла, когда устраивалась на последнюю работу...
       Долгими летними вечерами Татьяна сидела в своей квартире, не зажигая света, и горевала. Горевала и бабушка Галя, поседевшая за эти дни ещё больше.
«Почему я живу в таком государстве, - недоумевала Галина Николаевна, - которое защищает не меня – честного человека, – а того, кто лжёт, но имеет деньги? Ведь я отдала этому государству сорок лет своей трудовой жизни и не понимаю, почему беззащитна, а главное, – почему беззащитен мой внук – почти ребёнок?»
         
       Через несколько дней Татьяна должна была получить справку от независимого судмедэксперта, и последняя надежда была на него.
«Независимый… - думала она, - уж он-то должен разобраться и сказать правду».
Заплатив двойной взнос в банк за кредит и две с половиной тысячи за экспертизу, она стала ждать. Что делать дальше, она не знала: деньги кончились, мопед не продашь – не подлежит ремонту, – а с дачного прибытка не больно-то разживёшься.
- Ну, может, хоть с голоду не помрём, - вытирая платком глаза, успокаивала её Галина Николаевна.
       Выдавая справку, судмедэксперт опустил глаза. Прочитав её, Татьяна выдохнула:
- Но почему? Почему вы пишите, что у него ушиб, когда нога загипсована? Почему не ставите сотрясение мозга, когда его тошнит и была потеря сознания?
Эксперт, всё также не глядя в её в сторону, глухо откашлялся и проговорил:
- Не могу.
Татьяна поперхнулась.
- Почему?
- Не могу идти против их воли.
- Против чьей воли?
- Неважно, - он нахмурился. - Не могу и всё.
- Вы… - голос женщины оборвался. - Вы убиваете нас, убиваете нашу семью… Вы хоть понимает, что делаете? Или вам всё равно – погибнем мы или выживем?
Татьяна задыхалась, голос её пропал, она уже не говорила, а протяжно тянула:
- Я ведь ничего не смогу доказать в суде… О-о, Господи-и…

       К сыну в этот день Татьяна не пошла, да и что бы она сказала Генке? Что везде ложь и круговая порука?
Она пришла к нему на следующий день, и по её глазам он понял, что бой проигран. Да и был ли бой? Они только попытались ввязаться в борьбу, но их одним ударом, согласованным и метким,  отбросили, как ненужных щенят, – отбросили и приказали «не возникать».
- Ничего, сынок, ты, главное – выздоравливай, - пытаясь улыбнуться, проговорила Татьяна. - Как-нибудь выживем.
- Выживем, мама, обязательно выживем. Ты не волнуйся, всё будет хорошо, дай только выйти отсюда.
       «Всё будет хорошо, мне бы только поправиться, - заскрежетал зубами вмиг повзрослевший Генка, когда за матерью закрылась дверь. – Я им покажу, сволочам, как мучить людей, я им за всё отомщу: и за твои слёзы, и за бабушкину седую голову, и за мою мечту».
Генка натянул простыню на голову и уткнулся в подушку.
 
       Он не знал, что за больничной оградой мать встретит Ирину Владимировну, – его учительницу, которая тут же свяжет её со старым опытным адвокатом. Не знал, что тот согласится помочь, – бесплатно. Генка всё ещё сжимал кулаки, когда на пороге появилась Татьяна, он взглянул на мать и понял, что в его жизни что-то переменилось.


Август 2009 г.