Счастлив и тот... Часть первая. Мечта. Гл. 1

Герб города Балашихи (проект Н. И. Уколова):

«В червленом щите два восстающих навстречу друг другу серебряных грифона, держащих в лапах золотое с шестью спицами колесо. Под колесом между фигурами грифонов золотой ткацкий челнок. Щит увенчан серебряной с тремя видимыми зубцами мурованной чернью башенной короной".

Красное поле щита символизирует преемственность традиции геральдического построения герба Балашихи, предыдущая редакция которого основывалась на красном щите. Красный цвет символизирует жизнеутверждающую силу, храбрость, мужество, красоту.
Золотое колесо в лапах грифонов символизирует одновременно Владимирский тракт, а также мельницу, основателю которой по одной из легенд город обязан своим названием.

Грифоны использовались в родовом гербе князей Трубецких, построивших в 1830 году на реке Пехорке суконную фабрику с рабочим поселком, давшим впоследствии основание городу. Считалось, что эти мифические существа с телом льва и головой и крыльями орла имели особый дар — находить сокровища, поэтому гнездо грифона всегда выстлано золотом. В геральдике грифоны символизируют силу, бдительность, охранительную функцию (оберег).

 (Проект герба Н. И. Уколова утвержден не был)


 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


МЕЧТА


"And here we are.We are the princes of the Universe."
Queen. «A Kind of Magic» 

"И вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе, духа, действующего ныне в сынах противления, Бог ... по Своей великой любви ... оживотворил Христом…"
Апостол Павел. Послание к Ефессянам. 2:1-5

I

Город Балашиха не раскинулся на семи холмах. И величественная река в нем не катит воды в гранитных берегах. И суровые горы не подпирают небо ледяными вершинами. Но есть в городе Балашиха и славные живописные холмы, и миловидная приветливая речка, и, — представьте себе такую прихоть техногенного ландшафта, — горы. Не настоящие, конечно, не Богом зданные, а людьми (из мусора и песка), но пусть не несут они груза геологической истории планеты, все равно спокойно заросли себе травой и цветами, а кое-где и редколесьем, и проворные горнолыжники каждую зиму упражняют на них свои тренированные тела.

В тот день Олег шагал по улицам родного города и наслаждался холодным октябрьским солнышком. Как и все города средней полосы, Балашиха была растерянна и грустна в это время года, заражая своих жителей таким настроением, словно насморком. Руки хотелось держать в карманах, но Олег нес тяжелый портфель с тетрадями и бесценным изданием "Мертвых душ" с иллюстрациями Агина, и жалел, что не взял перчаток. Он возвращался домой с семинара в центральной библиотеке. Сегодня народу пришло меньше, чем на прошлой неделе, и молодежи меньше, но Олег почувствовал такую отдачу слушателей, что уходил окрыленный.

Когда директор библиотеки обратилась к нему с просьбой о еженедельных семинарах по истории литературы, он удивился и решил, что затея быстро провалится. Но не тут-то было! Народ валом валил в лекционный зал, особенно поначалу. Школьники и пенсионеры, все вперемежку. В основном слушатели представляли женский пол. Девочки строили Олегу глазки и сверкали голыми пупками. Старушки демонстрировали парадную форму одежды, радуясь шансу выгулять кружевные шали и массивные броши. Но и несложные олеговы задания выполнялись прилежно. Слушатели прекрасно подготовились, например, к семинару «Содержательно-подтекстовая информация» по эпиграфам «Капитанской дочки», долго смеялись, повторяя: «Ин изволь и встань же в позитуру, Посмотришь, проколю я как твою фигуру».

Свернув с прямого, исчерканного автомобильными траекториями, проспекта Ленина, Олег побрел мимо пятиэтажек с детства знакомыми окольными тропами. Только сейчас там было слишком слякотно, и машин во дворах прибавилось. В центре города Олег без преувеличения знал каждый кирпич в фасадах зданий и каждый куст на обочине. Вот он миновал стену, где лет пятнадцать назад, во времена, когда он сам был школьником, какой-то умник вывел белой масляной краской: "Тихон не авторитет". И жила здесь эта надпись долгие годы, и встречи назначали "у Тихона". А кто был этот «Тихон»? Скорее всего, конечно, тренер ЦСКА. Надпись давно уже пропала, ее погребли под слоем новой штукатурки.

Олег вышел на небольшой пустырь. Летом здесь как-то особенно хорошо принимались лопухи и одуванчики, а сейчас лезли в глаза неопрятные ряды мусорных ящиков, в одном по-хозяйски шуровали галки. Но и этот дворик Олег любил. С ним было связано немало замечательных эпизодов его детства. В блочном пятиэтажном доме, смотрящем окнами как раз на помойку, жил школьный друг Олега Веня Николаев. Отличник, юннат, председатель их пионерского отряда имени генерала Карбышева. Венчик-птенчик, как звала его мама. Восемь лет назад он во главе шайки бандитов с целью ограбления перелез через забор автобазы, где был схвачен охраной. При нем имелся пистолет ТТ, из которого он успел выстрелить в кого-то, но, к счастью, промахнулся. Веня получил девять лет строгого. Однако не все было так плохо. Другой одноклассник Олега, весельчак Лешка Митюхин, работал сейчас корреспондентом на центральном канале ТВ, и Олег порой не без гордости смотрел его репортажи. А девочка, похожая на всполошенную жужелицу, Соня Клочко, которую до слез травили девчонки и которой подчеркнуто брезговали мальчишки, в прошлом году защитила кандидатскую диссертацию по химии, ухитрившись при этом быть матерью троих детей.

В этой части города вообще жило много ребят из их класса, и здесь же стояла их школа № 1. Ее блочные корпуса Олег издалека видел перед собой, и всегда с удовольствием проходил мимо. Широкие окна, как в детстве, манили его. Огромные высокие окна, каких не увидишь, пожалуй, нигде, кроме школьных зданий 70-80-х годов 20-го века. Снаружи они казались темными и строгими, а внутрь впускали столько света, что дух захватывало. Олег и теперь больше всего любил взбегать с утра по ступеням просторного школьного крыльца, здороваться направо и налево, поливать цветы в учительской до первого звонка.

Но сейчас он, сам не зная почему, свернул с прямой дороги и, обогнув школу, вышел к Владимирскому тракту, он же шоссе Энтузиастов, делившему Балашиху на две неравновеликие части. Прошел мимо остановки «Спортивная», неподалеку от которой неказистые огороды хозяйственных балашихинцев вздымали к небесам свои разномастные заборы. Именно здесь Олег раньше высаживался из автобуса, или из маршрутки, когда возвращался домой из Университета. Высаживался и непременно первым делом глубоко вдыхал родной воздух, даже вблизи загруженной магистрали свежий и вкусный. Живой воздух.

В этот раз Олег и сам не понимал, что его сюда понесло. Навстречу ему стали попадаться только собачники из окрестных кварталов. Он уже собрался углубиться назад в людную часть города по косой асфальтовой дорожке, как вдруг увидел, что свернуть ему придется в любом случае, хочет он того или не хочет.

Наперерез ему двигалась группа молодцев самого подозрительного вида. Коротко стриженные, в темных куртках, шарообразно надутых, в камуфляжных брюках и военных ботинках, у каждого на плече длинная спортивная сумка. Всего человек пять. Олег же носил длинный серебристый плащ, шляпу, в одной руке, как уже было сказано, держал портфель, в другой — элегантный зонтик, которым распоряжался наподобие трости. Словом, вид имел явно провокационный в мировоззренческих рамках встречной компании. У таких, как он, такие, как эти, обычно просят закурить, а потом, не размахиваясь, бьют под дых, а там и коленом по носу не сложно достать. Впрочем, сворачивая и ускоряя шаг, Олег вспомнил, что теперь у молодых людей подобного сорта совсем другие объекты применения здоровых сил организма, а именно лица кавказской национальности, и ему с лицом коренного балашихинца опасаться, собственно, нечего. И тут его окликнули:

— Смирницкий!

Олег обернулся. Один из молодчиков, широко улыбаясь, делал ему ручкой. Это был еще один его одноклассник, Саня Штукатуров по прозвищу Штука, которого Олег не узнал сразу из-за бритой головы и какой-то особенной грозной полноты верхней части туловища. Видеть Саню Олегу было приятно. Улыбнувшись в ответ, он подошел к компании и не без удовольствия обменялся со Штукой рукопожатием, после чего, будучи представлен остальным его спутникам, и с ними тоже.

— Ну, как она? — спросил Штука.
— Олегу уже приходилось встречаться с подобным речевым оборотом, означавшим "как жизнь"? Поэтому, и глазом не моргнув, он ответил:
— Да ничего, течет. Как сам?
— Сам, как сала килограмм! А ты, я смотрю, прямо профессор. Что, учишься все?
Отсутствие логики в вопросе не смутило Олега. Его подкупало, что старый приятель, да в школьные годы и не приятель вовсе, не постеснялся, проходя в компании, вот так запросто окликнуть его на улице.
— Теперь все больше учу, — добродушно ответил Олег, уже приготовившись к дальнейшим расспросам. Но Штука углубляться в биографию бывшего однокашника не стал.
— А я вот вишь чего, спортом занимаюсь, — Штука шевельнул крутым плечом, оттянутым ремешком сумки.
— Железо двигаешь?
— Ну, типа того.
Олег заметил, что компания многозначительно переглянулась.
— Это ты молодец, — на всякий случай сказал Олег, — я вот тоже все собираюсь спортом заняться, да все никак не соберусь.
— Ага, — произнес Штука, — давай, пацаны, я догоню! — крикнул он вслед своим товарищам, потихоньку продолжавшим движение. — Слушай, Олежа, — Олег невольно поморщился, он терпеть не мог, когда его так называли, — у тебя телефон старый остался?
— Да, старый. Я один теперь, родители на даче живут круглый год. Отец-то в отставке, а мать на пенсии.
— Ну, так я тебе сегодня-завтра пальцем двину. Не возражаешь?
— О чем речь! Звони, конечно! Может, как-нибудь пивка попьем?
— Ага. А хочешь, про спорт поговорим? — Штука вдруг окинул Олега оценивающим взглядом.
— Так можно и про спорт…
— Ну, давай тогда!
Они снова ударили по рукам и отправились восвояси в приподнятом настроении.

     Как ни странно, Штука действительно позвонил Олегу. Только не на следующий день, а через неделю, когда Олег уже охладел к школьным воспоминаниям и ясно сознавал дистанцию между собой и Штукой. Он вовсе не зазнавался, просто дистанция существовала, и с этим ничего нельзя было поделать. Однако встретиться со Штукой почему-то согласился. И по пути в узбекское кафе на проспекте Ленина ругал себя за мягкотелость и сговорчивость, предвидя бессмысленную беседу с неминуемым взаимным разочарованием в конце.

Вышло все, однако, не так уж плохо. Много интересного поведал Штука Олегу. Оказывается, он состоял в закрытом патриотическом клубе "Рысич" и очень увлекался историческим фехтованием на двуручных мечах. Рассказывал он об этом с придыханием, и Олег понял, что с патриотизмом дела обстоят довольно туманно, особенно приняв во внимание штукину бритую голову и какой-то лихорадочный напор в движениях, который, казалось, он ежеминутно пытается подавить. Словно стоит только крикнуть: "Вперед!", и покатятся по полу чернявые узбекские головы ничего не подозревающих официантов. Однако слово "фехтование" Олега задело. Когда он сообразил, что приятель хоть и намекает на закрытость и нелегальность своих занятий, не прочь приобщить к ним Олега, он взял да и попросил об этом. Штука немедленно надулся и принялся отнекиваться. Олег мягко напирал, прикрываясь глуповато-развязной ухмылкой. Они договорились, что Штука проведет Олега в клуб, а там видно будет.

После этой странной встречи Олег почему-то повеселел. Он все время помнил, что, во-первых, Штука вряд ли сдержит обещание, а во-вторых, совсем не представлял себя, специалиста по русской литературе девятнадцатого века, с дурацким мечом в руках. И все-таки это неожиданное и, в сущности, малозначительное происшествие расшевелило его. Он стал делать по утрам зарядку, которую забросил год назад. Стал раньше ложиться и раньше вставать. В руках у него теперь все спорилось, за что бы он ни брался. И со стороны можно было бы сказать, что Олег влюбился, так он посвежел и расцвел.

Вечерний звонок Штуки Олег предугадал с утра. Просто проснулся с сознанием, что это произойдет сегодня. И что ему было в этом звонке, что ему было в Штуке и его подозрительных делишках? А вот пело все внутри Олега. Что-то вершилось в его жизни, до этого вполне благополучной, но какой-то ни радостной, ни печальной. И в тот день он уж ничего не мог делать. От работы, конечно, никуда не денешься, но и там все было странно, мимолетно для него, все преломлялось в лучах предчувствия.

Клуб «Рысич» помещался в затхлом подвале одной знакомой девятиэтажки. Помещение было загромождено тренажерами, штангами и боксерскими грушами, похожими на гигантские фекалии. Человек пять, потея и воняя, работали над увеличением мышечной массы. Олегу стало грустно и неуютно. Да и на него смотрели без радушия. Штука по-свойски потолкался между завсегдатаями, может, замолвил словечко за своего протеже. И тогда тренажеры передвинулись к стенам, и появились мечи. Настоящие, стальные, двуручные. Правда, те, кто держал их в руках, управлялись с ними не мастерски. Олегу вскоре наскучило смотреть, как здоровые мужики с гиканьем и горильими ухватками изображают сражение, хотя сами бойцы, видимо, получали несомненное удовольствие от процесса.

Но вот дали помахать оружием и Олегу. Меч весил не так уж и много, килограмма три, но был очень длинен — от пола почти до плеча Олега, при его вовсе не маленьком росте. Самым сложным оказалось сделать первый замах, а потом руки шли сами собой, надо было только умело двигать корпусом и гасить амплитуду мышцами ног. Олег без объяснения сообразил, что центр тяжести у меча примерно на три кулака ниже гарды. Во время движения какая-то живая, почти неуправляемая сила опускалась на кончик острия. Однажды почувствовав ее, Олег стал о ней тосковать.

Несмотря на то, что в «Рысиче» Олегу совсем не понравилось, он побывал там еще несколько раз. Все ради короткой встречи с оружием. Хотя, положа руку на сердце, он был разочарован тем фехтованием, которое видел, и которое испробовал сам. Однако ему было жаль бросать начатое. Он почувствовал тягу к этому занятию, как летчик к полету, мореход к дальнему плаванию, писатель к долбежке компьютерных клавиш. Даже стал мимоходом наводить справки о секциях исторического фехтования в Москве.

Однажды Штука позвал его в ДК «Ракетостроитель» на какие-то соревнования. В этот ДК Олега водила в детстве мама в школу бальных танцев. На десять девочек в школе было два мальчика. Хилый, высокоголосый Саша Званцев и Олег. За мальчиками директор ДК охотилась по всему городу, но жертв почти не находилось. Олег же попал под раздачу из-за давней и крепкой дружбы директора и своей мамы. Из бальных танцев он вынес отвращение к блесткам на одежде и гелю на волосах, спокойное отношение к женщинам, хорошую координацию движений и аристократическую осанку. С восьмого класса Олег не бывал в «Ракетостроителе» и, хотя и подумывал уже прекратить свои сумеречные отношения с «Рысичами», его почему-то потянуло опять оказаться в гулком мраморном вестибюле ДК, заглянуть в актовый зал с малиновым занавесом.

Иногда какая-то мелочь лишала Олега покоя, пробиваясь к нему из будущего пульсирующими колебаниями атмосферы, пытаясь дать о себе знать. А в тот день он не почувствовал ничего особенного. Было воскресенье. Храм Преображения, который Олег мог видеть из окна, долго и мелодично благовестил к обедне. Легкое приподнятое настроение с утра владело Олегом. Выдался по-настоящему тютчевский осенний день. Хрустально-прозрачный, с полудня намекающий на скорый лучезарный вечер. Ни ветра, ни солнца, ни уюта, ни расстояний. И рассеянный свет над городом, как пуховый платок, весь сквозной, в отверстиях узоров, казалось, и хранящий тепло.

 И не стал Олег садиться за руль своей "альмерки", а, только выйдя из подъезда, с любовью посмотрел, как жидкий солнечный свет ласкает ее синий бок. Водить Олег обожал, наслаждался ездой, но сейчас захотелось долго-долго идти по прямой, сквозь нежный октябрьский обморок природы.

Старый добрый ДК, не разменявший советского духа, по крайней мере в вестибюле, облицованном пегим полированным мрамором, был наводнен ребятишками в спортивной форме. Олег хоть и оказался в привычной среде, с недоумением бродил по широким дворцовым лестницам. Все, однако, быстро разъяснилось. Никаких соревнований здесь не проводилось. В ДК проходили показательные выступления юношеского спортивного клуба "Исток", которым руководил некий Ян Белов.

Олег слышал это имя на совещании в ГОРОНО в связи с прошлогодней областной спартакиадой. На детишек, изображавших рыцарей, смотреть было приятно. Но когда на сцену вышли взрослые бойцы, Олег окончательно перестал жалеть о потерянном времени. Он догадывался, что все эти трюки ближе к танцам, чем к фехтованию, но смотрел на выступавших заворожено.

В конце вышел и Белов. На первый взгляд его выступление мало чем отличалось от предыдущих, но даже дилетантам было ясно — перед ними мастер. Спокойная разумная сила направляла его движения. Он не старался показать все, на что способен, он просто наслаждался мощью своего тела. Ликовал в движении, торжествовал над оружием. Такого бы учителя иметь Олегу, такого бы друга! Но не станешь же подходить к нему со словами: «мне очень понравилось, как вы фехтуете, не научите ли и меня так же»? Это было неловко для Олега, вроде как он оказался бы на месте пятнадцатилетних прыщавых поэтов, которые, заливаясь краской, совали ему после лекций листочки со своими опусами.

После выступления Белова в растерянности, со смутой и надеждой в душе он вышел из зала, размышляя, нельзя ли тайком покурить на лестнице. В коридоре топтался Штука со товарищи.

— Зайдешь сейчас с нами в раздевалку?
— В раздевалку к спортсменам? Зачем?
— Эта белобрысая сволочь, Белов, отнимает у нас подвал!
— Как?
— А вот так! Для своего "Истока". В ДК им, видите ли, нет условий.
— Но должны же у вас быть какие-то документы на помещение…
— Да причем тут это?! Нас, русских патриотов, ни во что не ставят!
— А Белов разве не русский?
 — Ты че, совсем не въезжаешь? Он латыш там какой-то, или литовец, чухонская морда. Ну, пошли, короче, разберемся.

И Олег поплелся за ними, все еще не понимая, что к чему. Но в раздевалку все-таки не вошел. Ему было видно из-за приоткрытой двери большое помещение, крашеные темно-зеленые стены, длинные низкие скамьи вдоль них, чьи-то сумки, кроссовки. Потом до него долетели невнятные голоса. И вдруг он явственно различил звук удара. Когда он попытался заглянуть внутрь, его отбросил падающий навзничь компаньон Штуки. Губы компаньона были разбиты. А в раздевалке закипала драка. Олег видел, как работает немаленькими кулаками Штука, как один из спортсменов "Истока" в белой футболке и синих штанах, совсем еще мальчишка, худой и быстрый, потянулся к ножнам, но его сбили с ног. Паренек, обхватив руками голову, сгруппировался на полу, защищая живот от ударов обутых в тяжелые ботинки лап другого хулигана. А меч в свалке завалился за скамью.

Яростный топот множества ног вдруг ударил сзади, будто ливень по железному подоконнику. Олег едва успел отскочить, как мимо него пронеслись спортсмены и Белов с клинком, занесенным над головой, наподобие шашки. Внутри все заходило ходуном, и Олег понял, что пора, собственно, уносить ноги. Однако его опередил Штука. Чуть прихрамывая, он понесся к черному ходу и заковылял вниз по лестнице. Олег побежал за ним. Сзади тоже бежали, падали, сшибались, кричали, грязно ругались. Из кучи малы вырвался Белов, грозный, могучий, как разъяренный Арес. Быстро оглядевшись, он бросился в погоню.

Не должен был делать этого Олег. Да и кем приходился ему уже и сам благополучно убежавший Штука? Но физическая возможность такого действия почему-то смешалась в Олеге с его нужностью. Так, словно всю жизнь занимался этим, он оперся рукой об испуганно пошатнувшиеся перила, в прыжке перенес через них тяжесть тела и сиганул вниз через целый лестничный пролет с расчетом преградить дорогу несущемуся по ступенькам Белову. Так оно и вышло, и настолько удачно, что Белов с мечом, занесенным для удара, не врезался в Олега, а сумел вынужденно затормозить, уберегаясь от неминуемого падения.

Еще в движении он махнул оружием, шумно рассекая воздух перед лицом Олега, и заревел: "С дороги!", прибавив, конечно, и матерный оборот. Олег отступил на шаг. Белов находился на несколько ступенек выше, ему и замахиваться не надо было, чтобы рубануть оттуда со всей силы. Глаза у него побелели от ярости, щеки пылали.

— Я кому сказал?!— завопил он на еще более высокой и громкой ноте. Но, постепенно приходя в себя, заметил, что ему противостоит незнакомый, совершенно безоружный парень слегка растерянного вида, и странность происходящего начала отрезвлять его.
 — Ты что, плохо слышал меня? — спросил он вдруг совершенно ровным голосом.
Меч, описав красивейшую дугу, спрятался у него за спиной, но готов был в любой момент вылететь оттуда по такой же изящной траектории.
Что, собственно, отвечать, Олег не знал. Он только поднялся на ступеньку вверх, возвращая себе уступленный было шаг. Белов глянул через его голову, прислушался к шуму продолжавшейся на верху беготни и понял, что того, за кем гонится, ему уже не догнать.
 — Ну что, напросился ты, дружок, на мелкую шинковку, — бледнея от злости, произнес Белов.
И Олег внутренне согласился с ним: да, напросился. А что, если он правда… Лестница опустела. И шум наверху затих.
— С девочками-то любишь общаться? — Белов злорадно ощерился. — Так не придется больше. — Меч длинной холодной молнией вынырнул у него из-за спины и прильнул кончиком к застежке олеговых джинсов, затем скользнул вниз, словно исследуя место своего применения. Медленно, любопытно.
Гнев тугой раскаленной волной ударил в голову Олега. Он почувствовал себя правым и уверенным, словно брата родного заслонял. И невиданное оскорбление, оттолкнувшись от его груди, в миг растворило стальную силу клинка.
— Если тебе дорога будет победа над безоружным, — произнес он, поднимаясь еще на одну ступеньку, и сам вдавливая клинок в нижнюю часть живота, — то это, безусловно, твой шанс.
Белов приподнял голову и взглянул сверху вниз с интересом, но и с презрением, еще более выраженным из-за направления взгляда.
— Идиот! Даже если бы у тебя было два меча, ты был бы передо мной безоружен. Так что разницы нет. Никакой.
Клинок дрогнул и отстранился. Однако презрение во взгляде Белова не померкло. Наоборот, оно переливалось теперь всеми мыслимыми оттенками надменности.
— Ступай, поищи меч! — вдруг крикнул он, словно плюнул. Повернулся и побежал прочь. Вверх, выше, выше. Перила колебались и гудели.
Олег отступил к стене, прислонился затылком к ее нелюбезной прохладе и медленно выдохнул. Все. Слава Богу! Этот грозный боец его отпустил. Но что-то металось и билось в Олеге. Унижение. Плевок в лицо. Или перчатка? Не кровь пульсировала, а вздорное возмущение стучало в висках. Как во сне, отлепился Олег от стены, как во сне, положил руку на перила и, перебирая по лестнице невесомыми ногами, полетел вслед за недавним собеседником, еще сам не веря в то, что собирается сделать. До него вдруг дошло, что не случайно заприметил он в суматохе тот, завалившийся за скамейку, меч.

Дрожа, каждый миг ожидая наткнуться на Белова или еще кого-нибудь, Олег вошел в пустое квадратное помещение раздевалки, хранившее запахи разгоряченных тел и потной одежды, и бросился к скамейке. На полу темнели немногочисленные капли крови. Меч был на месте. Не случайно? Где-то далеко, может, на другом этаже кратко прозвучали шаги. Олег замер и облился потом. Но вытащил меч из ножен и выскочил наружу. Остановился и огляделся в большом холле. Вот переход с могучими балясинами, ведущий за кулисы, справа белая лестница — в фойе. Куда теперь, где искать? А ноги уже несли его наверх, где помещались балетные классы и кабинеты администрации. Но и там, на третьем этаже пусто.

Разум начал возвращаться к Олегу. Он увидел себя со стороны: запыхавшегося, одуревшего, с оружием, к которому прикасался четвертый или пятый раз в жизни, и которым собирался грозить мастеру. "Как глупо-то!" Олег даже скорчился от стыда и отвращения к себе. Но какой-то звон, оглушительный и жгучий, как звон пощечины, еще звучал в нем. И Олег зачем-то двинулся вперед по коридору, деревянными движениями, как слепой, передвигая ноги.

И вдруг одна дверь отварилась, выпустив в коридор Белова все еще с оружием в руках, который, не оглядываясь, пошел куда-то, никого позади не замечая. Олег замер, и чуть не выронил меч. Но и на взгляд его Белов не обернулся, он уходил, и вот-вот мог скрыться в другой комнате. И тогда его позвали:
— Эй!
Он обернулся, увидев метрах в двадцати незнакомую фигуру, как уборщица швабру, державшую меч.
— В чем дело? — чуть повысив голос, откликнулся Белов.
Но тот человек не ответил, а пошел вперед, и в следующее мгновение был узнан Беловым.
— Ты?!
— Вот он, меч.
— Какой меч?
— Который ты просил меня найти.
— Вот дурак! Ты не понял, что я тебя отпустил?
— Нет. Я понял тебя иначе.
— Да что ты? И как же?
— Я посчитал это вызовом.
Сердце Белова застучало быстрее. Ни силы, ни твердости он не слышал в голосе незнакомца, словно тот заставляет себя говорить. Да и фехтовальщиком настоящим он, конечно, не был. Но дальше оскорблять его язык не поворачивался. То есть Белов и раньше не намеревался специально наносить ему оскорбление, употреблял бранные слова, не задумываясь. Ну, а как еще разговаривать с ничтожеством, помешавшим расправе над рапоясавшейся шпаной? Но, видимо, не был так прост незнакомец. И что теперь? Сказать, что это не вызов? Но выйдет, что он, Белов, отказывается от своих слов. Пасует.

— Вот, значит, как, — неопределенно высказался он, выигрывая время, чтобы обдумать ситуацию. Парень молчал в ответ. — Ты, я надеюсь, знаешь, с кем имеешь дело?
— Да, — сказал Олег.
Он ждал вопроса о себе, готовился к нему. Но Белов только, надменно сощурившись и как бы нехотя, оглядывал его. Это пренебрежение вновь задело, взвило Олега.

А Яна уязвила наглость, с какой выступал незнакомец. Вот, дескать, все понимаю, все знаю, но все равно выхожу против тебя, кое-как держа меч. Нельзя было безнаказанно спускать такие вещи. Белов уже успел подумать, что мало кто на месте этого парня поступил бы так же, то есть не бежал без оглядки, пока цел, а отважился все принять так, как требует того закон чести. Очень мало кто, разве что сам Ян. Уже шевельнулся в нем интерес и вроде как уважение к незнакомцу, но уязвленная гордыня разбушевалась так, что нечем было унять ее. И не без удовольствия почувствовал Ян, как закипают в нем на огне ярости соки и силы.

 — Будь по-твоему, дружок. Назвался груздем… — сказал он, и, возводя меч над головой в горизонтальное, параллельное полу положение, двинулся к противнику.

Белов как всегда, вспомнил, конечно, главное правило фехтовальщика: перед поединком непременно обозначить про себя его ранг: упражнение, тренировочный бой, бой до первого ранения, смертельный бой. Но вдруг не захотелось ему обозначать, захотелось свободы. Вдохновение настигло его.

Незнакомец тоже взмахнул мечом, и по одному только жесту Белов отметил, что оружие это, хоть и бывало, видно, у него в руках, не освоено им и в четверть против того, что имелось в арсенале у Яна. Тем хуже для него. И все-таки полной силы не придал Ян своей первой атаке. Ему казалось, что сделай он это, парень в миг потеряет оружие или бросится бежать. Ноги унесет, а настоящего урока не получит. Ян решил не спеша потрепать его, дать почувствовать вкус сражения, а затем, развернувшись в полную мощь, раз и навсегда раздавить своим мастерством.

Олег даже удивился, с какой легкостью он отразил первый натиск противника. Может, не так тот и страшен? С каждым движением он чувствовал, как все больше срастается с рукой это лучеподобное оружие, гораздо более легкое по сравнению с тем, что он держал в подвале. Как слушается его, как летит иногда вперед, опережая и даже превосходя мысль своего хозяина. И стальное спокойствие вдруг не известно откуда снизошло на Олега, нерушимое осознание того, что нечто верное и неотвратимое происходит с ним, и ничего больше от него не требуется в жизни, кроме этих маховых, рубящих, пронзающих движений.

Ян вел бой легко, без напряжения. Каждый выпад, каждый шаг соперника он все еще предугадывал без труда. Его слегка удивляло, но пока не настораживало, что незнакомец словно оживает от удара к удару, будто ранее забытые навыки постепенно возвращаются к нему. Но так, пожалуй, было даже интересней, что радости в победе над полным неумехой?

Атаку за атакой успешно отбивал Олег. Он совершенно втянулся в бой и начал подозревать, что соперник действует вполсилы, придерживает настоящие возможности. Полагает, вероятно, что не стоит палить из пушки по воробью. Хоть пот покрывал тело Олега, и сам-то он воевал, напрягая все жилы, время от времени чувствуя и предел их натяжению, он вдруг понял, что если и есть у него шанс остаться невредимым, то он заключается в этой задержке противником своей истиной мощи. Чуть только он дождется настоящих атак Белова, тогда — конец. Едва приняв на себя страшный вес очередного выпада, почти у самой своей шеи задержав вражеский меч, Олег перешел в наступление.

Ян постепенно наращивал темп и напор ударов. На первом уровне сложности незнакомец устоял, даже разошелся слегка. Увеличилась сложность. Несколько неловких, суетливых движений допустил соперник, а потом снова примерился, и даже кинулся нападать. Холодная злоба приходила в душе Белова на смену запальчивой ярости. Уже не проучить этого наглеца хотелось ему, уже большего требовала лютая тьма, встающая из глубины. Ян знал это ощущение, знал, что вслед за ним теряет контроль над эмоциями, но не над телом. Несчетное число побед принесло ему это качество. Он сделал неожиданный, почти смертельно опасный выпад — противник искусно уклонился, сделал другой — противник чудом, но отразил его. И Белов сорвался.

Страшными становились удары Яна. Олег сам не понимал, как его распаленное тело, казалось, без всякой команды, то уходит в сторону, миллиметры оставляя между собой и сталью, то бросается вперед, парируя выпады противника. Но и воля в нем крепла, и ярость росла. Он чувствовал, что хоть и не на шутку разгневан, не достиг еще Белов своей настоящей силы. Хоть и рубит с плеча, не видит уже, на каком они теперь расстоянии по мастерству.

Они кружились в казавшемся им узком коридоре, отшвыривая друг друга к стенам, иногда сдирая с них белую краску хищными остриями. Серебристый звон сопровождал каждое движение бойцов. Звездные вспышки, то мгновенные, то протяжные осеняли их страшный танец. Такая гармония, такое величие повелевали вихрем их жестов, что будь у них зрители, ни один не посмел бы броситься их разнимать, даже сознавая, к чему неминуемо движется дело.

И вот все замерло. Словно в просмотре фильма невидимый палец нажал на "паузу". Один из бойцов упал на колени. И стало видно, что второй держит его обмякшее тело на острие меча. Резким движением он вырвал меч из чужой плоти, и тот, другой, без единого звука повалился набок.
Олег уже понимал, что не честь свою, а жизнь сейчас спасает. Как только в нем мелькнула эта мысль, его продрало ужасом от макушки до пят. Но нельзя было остановиться, и постепенно вернулось спокойствие, необъяснимая уверенность в правильности происходящего. Горячо, пластично было тело, тверда рука, глаз верен. В кратких перерывах, когда бойцы переводили дыхание, единственная трудность стерегла Олега — не тянуться взглядом к глазам Яна. Словно Хома Брут, кричал он себе: "Только бы не глянуть!" потому что чувствовал, — посмотрит и всю звенящую твердость, всю необходимую сосредоточенность потеряет враз. Так и отдыхал его взгляд на покачивающемся кончике янова меча.

Белов стал чаще прерывать, как сам он говорил на тренировках, контакт с противником, чтобы сбить того с темпа. Он оставался хозяином боя. Он атаковал чаще. Выбрав момент, когда по его расчету незнакомец будет ждать очередного перерыва, он бросился на него, в цунами обращая первый прилив своего натиска. И тут остановился.

Олег даже не понял, в чем дело. Лишь когда Ян опустился перед ним на колени, он почувствовал, как вдруг потяжелел его собственный меч. И, окаменев, вбирал в себя причудливое выражение удивления, испуга, боли и ненависти на лице противника. И вдруг, едва не закричав от ужаса, рванул на себя оружие, успев всей кожей услышать приглушенный скрежет. Этот звук быстрым бликом пробежал по лезвию, вскочил в ладонь, по руке Олега взобрался к сердцу, которое проколол насквозь. Но еще одно ощущение, густым туманом собравшись вокруг Олега, силилось прорваться сквозь оглушение первого момента. И пробилось, вошло в него, переполнив упоительным трепетом.

Победа! Победа! Вот он, поверженный враг, скрючился у ног. Победа! Какая чистота и сила была в этом чувстве! Это взорвалось внутри эхо крови всех предков Олега, мужчин, воинов, благодаря победам которых, он, возможно, и появился на свет.

И сейчас же звук милицейских сирен донесся издалека, явно приближаясь к Дому культуры. Реальность, острота этой минуты вновь завладели Олегом. Кошмар содеянного им перекрыл дыхание. Он отбросил от себя меч, как извивающуюся гадину, и побежал к черному ходу, успев мельком подумать что-то неопределенное насчет отпечатков пальцев. Бежал и видел перед собой лежащее на боку тело Яна. И только потом, как фотоснимок рассматривая, вспомнил, что крови почему-то совсем не было, и что оружие Ян не выпустил.

Пока Олег шел домой, ему все чудилась погоня. Хотелось спастись, притаиться. Но все верней главная мысль подчиняла себе сознание — он убил человека! Олег радовался, что в пылу сражения не почувствовал того самого удара в тело Яна. Именно это всегда казалось ему непереносимым: проткнуть живые ткани, которые, говорят, издают треск, словно рвущаяся материя. Однако из тела-то он меч вытаскивал, слышал скрежет. Об ребра что ли? В лихорадке Олег поднялся на лифте, вошел в квартиру.

Тут все по-прежнему, а что с ним? Но все-таки он считал, что справляется со своим новым состоянием сносно. О причудливой комбинации причинно-следственных связей, приведшей к событию сегодняшнего дня, он постарался не думать. Как сложилось, так и сложилось. Может, и не надо было прыгать с лестницы. Но сделанного уж не воротишь. И потом, если бы не Олег убил, его бы убили. Это чувствовал он верно, как лозоходец подземную реку. Не преувеличивал, не сгущал, не оправдывался. Так бы случилось.

Но больным казалось тело. Ныли суставы и мышцы, жаловалось каждое сочленение. Особенно жалобно стенало запястье правой руки, не привыкшее к такому труду. Жар лизал щеки, озноб глодал спину. Здесь уж ничего, кроме водки, помочь не могло. Олег открыл бар и подумал, что один-то раз в жизни может позволить себе пить из горла. Свинтил золоченую крышечку. Пил и думал: "За победу! За жизнь"! Снял покрывало с кровати, торопливо разделся, лег в такую ласковую, уютную, прохладную мягкость, что даже застонал от наслаждения. И под вихрь воспоминаний, где все взлетали и сшибались мечи, забылся.


Рецензии