Счастлив и тот... Часть первая. Мечта. Гл. 4

IV

Никаких особых планов на ближайший день у Олега не было. Всякие мысли о завещании, прощальных письмах и прочих вещах подобного сорта он отмел сразу же, поскольку все это казалось ему пошлостью, к тому же, долгов он не накопил. Единственное, что он держал в уме, это намерение поехать на назначенное место и хотя бы издали приглядеться к нему, чтобы как можно меньше нового оказалось в самый ответственный момент. Однако еще ранним по ее меркам утром, а именно около десяти, позвонила Ася и попросила о встрече. За последние несколько недель Олег почти не думал о ней, и не испытывал желания увидеться. Но этот звонок во внеурочное время, накануне дуэли вдруг показался ему чем-то особенным, неслучайным, и он согласился.

Вчера по дороге из клуба домой Олег жалел, что так малодушно напился. Оправдывался только тем, что заснуть из-за этого должен быстро и крепко. Однако под утро, когда за окном уже было не черно, а серо, какой-то внутренний удар в солнечное сплетение разбудил Олега, и стало понятно, что лежать ему теперь без сна, без малейших остатков хмеля до самого рассвета. И времени-то прошло пять часов с момента встречи с Яном, но она казалась нереальной, приснившейся, и слова прошлой ночи таяли как снег при первых солнечных лучах. Олег поворочался еще с боку на бок, надеясь высмотреть под веками остатки отлетевших снов, но все в туне.

Он встал, застелил постель. Вчера времени поразмыслить о том, как провести сегодняшний день у него не осталось. Но как бы то ни было, он встретился с Яном, и встреча была назначена. Чем больше он думал об этом, тем явственнее проступали в груди вчерашние чувства. Были они — тревогой, радостью, страхом, задором, отчаяньем, страстным желанием решить все теперь же, ни на секунду не откладывая. Да в самом деле, какого черта! Ведь больше суток надобно ждать. Целый день, ночь и еще целый день.

Олег был готов броситься к телефону и предложить Яну изменить условия. Какое там «слишком пьяны», и в помине нет этого! Но потом передумал. Во-первых, Ян может подумать, что у Олега сдали нервы, во-вторых, за чашкой кофе накатила лень. Прорвалось, наконец: «Зачем все это? Как хорошо жить спокойно, пить кофе, смотреть телевизор, читать книги»! Эти мысли, конечно, кружились в Олеге и раньше, но все-таки они не были искренними, и он знал об этом. Они словно приходили к нему извне, влагались кем-то в голову.

Он хотел сражения, мечтал о смертном бое. Здесь варилась и кипела вся его суть. Раньше мечта о единоборстве бессознательно тащила его по жизни. Теперь он отдавал себе отчет в том, что все правильное и нужное, когда-либо совершенное им, обязано своим появлением этой мечте. Ради нее он вставал утром с постели, год за годом прибавляя в росте и весе, меняясь лицом, взрослея, умнея. И сейчас близость заветного дня то лихорадочно колотилась в нем, то разливалась бескрайним мерцающим весельем. Грохотал внутри какой-то галоп: то Олег ловил себя на том, что в оцепенении кусает губы и хмурится, то ясная сила обтекала уставшее сердце, хотелось поработать, навести порядок в комнатах, чем Олег и занялся с удовольствием. В его жилище все должно остаться безупречным, если что…

Вчерашней духоты не было и в помине, пасмурный день за окном походил на заплаканное лицо. Но и это Олегу понравилось, хотя с природой отношения у него были сложные. Он считал, что иногда выдаются неправильные дни. Ну, не должно, например, быть сегодня дождя, а он хлещет. Олег надел плащ, взял зонт и вышел на улицу. Машину он поймал быстро и доехал до ювелирного магазина «Александрит». Он ходил вдоль витрин, не спеша, и сначала отказывался от помощи продавцов, да и на товар почти не глядел.

Сквозь одно из больших окон хорошо просматривалась за шоссе та самая заброшенная стройка, сегодня мокрая и какая-то совсем уж неприглядная. Молодые березки, прижившиеся на выступах скособоченных плит, вымахали уже чуть не по два метра. Из-за них строгие очертания бетонных коробок искажались. Справа и слева тянулись пустыри, изрытые оврагами, наверное, служившими раньше какими-то строительными ямами, заросшие травой и полевыми цветами. Олег вспомнил, что один овраг этим маем был сплошь покрыт золотыми одуванчиками — сказочная красота.

Чтобы не вызвать подозрения, он подозвал глазами одну из девушек-продавщиц и попросил показать несколько золотых подвесок. В машине он решил, что подарит сегодня Асе что-нибудь особенное, только не кольцо. Подарит и расстанется с ней. Вне зависимости от исхода их встречи с Яном, Олег не собирался больше посещать клуб «Кельт». Эта пора его жизни подходила к концу. Он выбрал для Аси золотой кленовый листик, маленький, как дождевая солнечная капля, купил к нему и цепочку, расплатился и вышел под серые струи. Почти не отходя от магазина, он поймал такси и велел невеселому шоферу ехать в Москву.

— По-моему, я люблю тебя, — сказала Ася.
Олег смотрел, как худенькая официантка собирает грязные тарелки с соседнего стола. В немноголюдном кафе голос Аси звучал главной нотой. Примерно чего-нибудь в этом роде он и ждал от своей девушки. Ну, а что он себе думал? Рано или поздно они все приходят к этому.
— Почему ты ничего не пьешь? Еще слишком рано? — спросила она.
— Просто не хочу сегодня пить.
— Олег...
Он посмотрел на нее, постаравшись истребить во взгляде и жалость, и повод для надежды. Она плохо выглядела сегодня. Впрочем, так могло казаться из-за пасмурного дня. Когда дождь, все лица кажутся некрасивыми.
— Бегать я за тобой не буду, — сказала Ася. — Я все понимаю, я не такая дура, как ты, наверное, думаешь. Просто я хочу, чтобы ты знал, — она улыбнулась накрашенным ртом, — ведь глупо, если бы ты вообще не знал, правда?
— Не знаю, — сказал Олег.
— Ты сегодня не разговорчивый.
— Это погода. У меня низкое давление.
— Низкое давление — признак долголетия.
— А у меня для тебя подарок, — Олег достал невесомый бархатный бутончик. Глаза Аси повеселели. С помощью длинных лаковых ногтей она привычным движением открыла коробочку и сейчас же пристроила на себе подвеску.
— Я, собственно, хотел с тобой попрощаться, — заговорил Олег, не давая ей опомниться.
— Почему? — насторожилась она. — У тебя другая девушка?
"А не соврать ли?", подумал Олег.
— Честно говоря, нет…
Ему вдруг показалось, что Ася смотрит на него ласково-снисходительно, как на неразумное дитя, не ведающее, что оно творит. Его удивило и рассердило это.
— Просто я не хочу больше встречаться. Ты не пожалеешь теперь, что открылась мне?
— Не знаю, может быть. Но о нас ведь никто не знал, и на меня не будут смотреть, как на брошенную.
— А тебе только это важно?
— В данном случае, да.
— Ты говоришь так, словно уже меня разлюбила.
— Нет. Я сегодня вечером буду плакать дома.
Олег поднял на нее глаза. Даже волосы у нее сегодня не блестели, и толстые синие тени отчеркивали нижние веки. Что-то родное почудилось Олегу в этой болезненной непривлекательности.
— Мне жаль, прости меня, — сказал он.
— Прости и ты, что обеспокоила тебя, — она замолчала, но видно было, что какое-то продолжение вертится у нее на языке. — Мне почему-то кажется, — и голос ее упал до шепота, — что мы больше никогда не увидимся. Мне как-то не по себе. Я чего-то боюсь. Так вдруг захотелось тебя увидеть, чтобы развеять предчувствие. А оно не уходит.
Олег вздрогнул, и словно очнулся. Ему стало неприятно с ней.
— Ты права, я больше не приду в «Кельт». И вообще, мне пора.
— А знаешь, — сказала вдруг Ася, — на самом деле у древних кельтов никогда не было мечей. Они сражались такими громадными топорами...

Оба поднялись из-за стола одновременно и вместе пошли к выходу. Потом через какое-то время Олег понял, что шагает по улице один. Он был уверен, что Ася здесь, рядом, даже хотел еще что-то сказать ей, переспросить о кельтах. Но обернулся, и увидел, что ее нет. И нигде не видно. Только поток людей раздраженно обтекал его. Тогда он кинулся назад, к кафе. Никого. Он побежал к метро. Люди. Цветные зонты. Он отправился к парковке. Он высматривал черную стриженную головку, блестящую красную куртку. Он высматривал ее глаза — мокрые черные ягоды с неразгаданными ядрышками зрачков, ее смуглые губы, аккуратную грудь с изюминами сосков, ее запах, движение хрупких рук и жесткий подбородок, больно надавивший ему на плечо, ароматный живот, покрытый золотистым пушком. Он не удержался и все-таки загадал про себя, что если сейчас не найдет ее, то завтра погибнет. И тогда увидел, как на обочине она садится в такси.

Он успел. Ася вынырнула из автомобиля ему навстречу.
— Ты действительно чувствуешь, что мы больше не увидимся?
— Она пожала плечами.
— Так вот, это не правда. Поняла? Это не правда. Завтра я буду занят, а в понедельник я приеду к тебе.
— Зачем?
— Затем. Это совершенно точно, запомни. Послезавтра, в понедельник. Я даю слово.
— Но зачем?
Олег улыбнулся.
— Затем.
— Барышня, мне ждать или как? — деловито осведомился таксист.
И Олег пошел прочь, на ходу поднимая воротник плаща.

Мысли об Асе не отпускали его весь день, настолько неожиданным было открытие: он абсолютно невежественен в отношении собственных чувств. Как будто в нем рос некий пузырь, и казалось, что пустота, которая внутри пузыря, и есть его душа. А то, что едва заметно шевелится где-то в глубине — фантомы, мнимые ощущения. Но вдруг пузырь лопнул. И оказалось, что душа Олега переполнена теплым светом, как мякоть ягоды — соком. Тугая пустота, расширяясь, давила на это густое тепло, поэтому так и ныло, так и тянуло внутри при каждой встрече с Асей. А теперь словно опухоль вырезали — спокойно и легко стало Олегу. Но так долго теснимая нежность не размягчила, не ослабила его. От того, что теперь он больше знал и понимал о себе, в организме наступило уверенное, прочное равновесие.

После напряженного раздумья Олег положил себе не звонить родителям, он чувствовал, что мама могла уловить в его голосе что-нибудь подозрительное. Сначала он собрался было написать им записку, мол, ищите мое тело там-то, простите, ваш любящий сын, но и от этого отказался. Нельзя выстроить себе склеп и надеяться на победу. Распахнутые объятья могилы притянут к себе, а победа не простит сожительства с предусмотрительностью. Он представлял, конечно, каково им будет, если... Но все равно решил ничего не предпринимать. Но как несправедливо, что дело касается двоих, а горе прольется на десятки!

Ночью Олег не смог уснуть без таблеток. Жаль было выкраивать время для сна. Вдруг стало казаться, что какая-то важная мысль бродит совсем рядом. Но Олег знал, что в его случае — это иллюзия. Все, о чем он думал, все, что он писал во время бессонницы, на утренней поверке отправлялось в корзину. Повздыхав, он принял "донормил" и очнулся уже на рассветном зареве. С визгом носились за окном стрижи. Уходили на вираж, возвращались на прежний курс. Олег видел их прямо с кровати. С каким бы наслаждением сейчас понежился он на свежих простынях, если бы не вездесущее, как утренняя прохлада, ощущение: этот день — последний.

Погода намечалась славная. Не жаркая, безветренная, сухая. Позавтракав, Олег сразу же отправился на прогулку, собираясь провести на ногах весь день. Через площадь Славы, цветущую вечным огнем и облюбованную свадебными кортежами, направился к роскошным фонтанам, намекающим на близость столицы. Они располагались на одной оси так, что стоя у одного, прохожий мог видеть далеко впереди другой. Оставив за спиной глухую улицу Карла Маркса, свернул на Советскую, на рынок. Затем пересек парк, забрался на обрывистый берег Пехорки, посмотрел на ранние лодочки и катамараны, уже очеловечившие пейзаж. Тренироваться он не мог. Чувствовал, что сейчас только собьет руку. А мастерство его всегда с ним. Он был в прекрасной, самой лучшей за последние месяцы форме. По крайней мере, с этой стороны никаких опасений не возникало.

Странно было бродить по многолюдному воскресному городу. Раньше в трудные времена Олега часто тянуло побыть на людях, потолкаться на рынке, обойти без надобности магазины. Необременительное единение с людьми придавало ему энергии. Но сейчас он остро ощущал свою обособленность, словно оборотень заблудился в людском потоке. Столько невероятного, мрачного, тяжкого и возвышенного нес в себе Олег, что в толпе ему было мелко и скучно. Думать, собственно, ни о чем не хотелось. Хотелось пережить, перетерпеть это ненужное, никчемное время.

В три часа пополудни Олег быстро и не вкусно пообедал, зная, что позже вообще не сможет заставить себя поесть. Страшная мысль вдруг обожгла его: а что, если Ян сегодня возьмет да и попадет под машину? Или с ним случится сердечный приступ? Боязнь нелепой случайности, способной помешать их встрече, едва не выбила Олега из колеи. Тогда он решил пойти в один из парков, больше похожий на лес. Этот парк, бывшую территорию усадьбы князей Голицыных, Олег любил больше других в городе. Дорожки в парке были не дорожки, а беговые трассы. Чтобы не сбиться, легкоатлеты метили деревья пятнами масляных красок. Желтая метка — пяти километровая дистанция, красная — десяти. Олег и сам пробегал здесь по субботам «десяточку». Он с удовольствием прогулялся по липовой аллее, несомненно, осенявшей еще прежних сиятельных хозяев. В детстве он придумал себе, что если пройти аллею насквозь, попадешь в сказочный мир. Проступит сквозь ветви обманчиво-прекрасное русалочье лицо, эльфы перестанут претворяться бабочками, величественные грифоны станут степенно прогуливаться по тропинкам, спокойно сложив орлиные крылья.

Сейчас деревья провожали его желтыми глазами цветков, помахивали душистыми ресничками, пошевеливали добрыми густыми бровями. А пахло так... Раем пахло.

Затем он отправился в свой любимый уголок — красивейшее и печальнейшее место во всей Балашихе. Это место называлось "Львы". Два величавых гипсовых зверя сидели на высоких постаментах, неся караул над широкой полукруглой лестницей, ведущей к пустому мраморному резервуару — заброшенному фонтану. Львы были мускулистые, щекастые и почему-то улыбались, что придавало их мордам жуткое сходство с человечьими лицами. Когда Олег сходил вниз по стертым выщербленным ступеням другого века, вместо грязноватых лужиц дождевой воды, облетевших листьев и мертвых насекомых на дне белого бассейна он видел замершее время, по зеркальной поверхности которого пробегала рябь.

Здесь невдалеке от фонтана Олег присел на облезлую скамейку. Вокруг стояла тишина. Издалека доносился лай собаки. Чирикали птицы. Стрекотали кузнечики. Впервые за трое суток Олег почувствовал себя по-настоящему хорошо. Славно было погреться на летнем солнышке, побаловать легкие коктейлем "чистый воздух" из медовых цветочных запахов, солнечных лучей и влажного речного ветра. Легкая приятная раздумчивость завладела мозгом Олега. Он смотрел на цветущий куст шиповника, обхаживаемый донжуанами-шмелями, на хлипкий бугорок муравейника прямо у ножки скамьи, на золотистые метелки придорожной травы под местным названием "петушок-и-курочка", и вдруг понял, вот она, в нем — жизнь! Вся суть ее легка и неказиста — смотреть на неокрепший побег, который качается перед глазами то ли от ветерка, то ли от того, что с него только что вспорхнул мотылек. Олегу захотелось, чтобы невесть откуда тут взялась Ася, подошла бы сзади и положила маленькие руки ему на плечи.

Странное всеведение охватило его. Вспомнилось гоголевское из «Страшной мести»: «Вдруг стало видимо далеко во все концы света». Олег словно видел внутри себя сразу весь город, всех его людей, словно постиг, вдохнул какую-то тайну, которую хранило под корой каждое дерево, каждая птица прятала в гнезде. И между плитами, замостившими тротуары на проспекте Ленина, прорастала эта тайна оранжевым мхом. Но словами он не мог описать ее суть. Он знал только, что сам является ее частью, летучим квантом доброго волшебства этих мест. И от этого знания прибывало и прибывало в нем земляной, теплой спокойной силы. С губ сорвалась шепотом медленная латынь, обронив улыбку с кончика последнего звука. Что он там помнил из краткого университетского курса? Два-три стихотворения Катулла, несколько строф из Горация, да вот это:

Felix qui potuit rerum cognoscere causas,
Atque metus omnes et inexorabile fatum
Subjecit pedibus strepitumque Acherontis avari.
Fortunatus et ille, deos qui novit agrestes....

(Счастлив, кто смог познать причины вещей,
А всяческий страх и неумолимый рок,
И шум неумолимого Ахеронта
Попрал ногами.
Но счастлив и тот, кто знает лишь сельских богов).

Вергилий. Георгики.

Когда солнце лениво приласкало плоскую вершину Лисьей горы, пристраиваясь на ночлег, Олег поднялся и пошел домой. Сборы закончились еще накануне. Но требовалось как следует проверить каждую мелочь.