История болезни номер один

 - Так, мамочки, просыпаемся, обход перед выпиской! Разворачивайте деток!
Выписка… неужели… домой, домой… под мамино крыло. Я теперь сама мама, моему сыну всего несколько суток, но я ничего не умею, не знаю, и никто не подскажет… Грудь разрывается от прибывшего молока, голова чугунная после нескольких бессонных ночей, начиная с самих родов… Тогда уснуть не дала эйфория. А сейчас дети в переполненной роженицами палате мешают друг другу спать, а мы еще не научились отличать друг от друга попискивания и покряхтывания. Завозился один – проснулись все мамаши. И почему-то не сразу получается кормить сына, он выплевывает сосок, и я расстраиваюсь…  а еще я съела что-то, и у меня бурлит в животе, и, когда мне все-таки удается накормить ребенка, он не спит и плачет ночь напролет, и я хожу с ним по пустым коридорам… и тоже плачу от усталости, злости и страха. Конечно, надо домой, скорее….

Сейчас восемь утра.
 - Так, что это?   
Это вопрос ко мне. Я развернула пеленки, чтобы педиатры осмотрели ребенка. Левая нога моего сына от бедра до колена твердая, как сама коленка. И еще она синего цвета. Мне становится дурно. Педиатры настойчиво спрашивают, что я такого сделала: им нужно, чтобы я призналась в том, что уронила или неаккуратно взяла младенца. Нет, я не роняла… и мыла его под краном обычной раковины, не дыша от волнения, как и все мои первородящие товарки,  без происшествий. Разве что нынешней ночью, на новой кровати – из прежней палаты нас почему-то перевели в другую, с очень высокими железными койками, на которые невозможно присесть… чтобы покормить, надо сначала туда забраться – я подтянула к себе спящего и безымянного пока сына, он сполз от моей подушки куда-то вбок… может быть, за ногу. Я не уверена.

 - Так, пишем, мать не исключает возможность травмы. Мы вас не выписываем. Сейчас пойдете на рентген.
В шоке, ничего не понимая, заворачиваю в убогие больничные пеленки свое дитя.. Куда-то иду…. Рентгенолог – знакомая матери, она помогает мне в немыслимой на тот момент задаче -  уложить сына голышом под громоздкий аппарат. И очень быстро приносит результат: кость цела. Что с моим ребенком? Брожу около ординаторской, чтобы про меня не забыли, чтобы мне дали ответ…

Когда я пишу эти строки сейчас, спустя семь с половиной лет, память не помогает мне. Детали, разговоры – все куда-то ушло. Осталась только память о том ужасе, который я испытывала. Ужасе незнания.

…Постепенно выясняется, что эта гематома – а на ноге большая плотная межмышечная гематома – не первый случай отклонения от нормы. Накануне у сына брали на анализ кровь из большого пальца ноги, и ранка долго кровоточила, и медсестре даже пришлось прикладывать что-то специальное… Конечно, теперь-то врачи находят и даже показывают мне результат того анализа – намного снижена свертываемость. Почему, неизвестно. Они подумают. Ждите.

Большую часть тех, кто родил в один день со мной, выписывают. Остается двое или трое – есть проблемы со здоровьем – и нас опять переводят в другое место, на этот раз в отдельные боксы в огромной палате. Тащим туда своих детей, свои пакеты с вещами и свое горе.

В боксе я могу плакать. И я плачу. Если встать на ноги, то увидишь своих соседок – перегородки на уровне моих плеч уже стеклянные. В глазах соседок сочувствие. От этого еще хуже, поэтому я лежу пластом на кровати.

Но мое уединение нарушается. Приходит дежурный педиатр, высокая и худая женщина с короткой стрижкой, со стопкой историй болезней в руках.  «У вашего сына гемофилия» - выдает она мне с порога. Эффект такой же, если бы в меня без предупреждения бросили нож. Становится нечем дышать. Я сползаю с кровати на пол: «но это же ужасно!». В голове проносится история цесаревича, начинает сильно стучать в висках, ужас незнания сменяется ужасом отчаяния. Кажется, жизнь закончилась. «Ну почему же? Бывает, живут лет до 70-ти… у вас есть родственники с во-от такими распухшими суставами?» Нет, таких у меня нет, и вообще это все происходит не со мной, такого просто не может быть, гемофилия – наследственная болезнь, я читала об этом…но почему-то я верю этой тетке. «Не плачьте. Вы купили димексид? Сейчас ребенку сделают компресс». Да, мои сердобольные родственники уже все купили и через мужа передали мне. Я провела его на свой этаж мимо охраны и вахтерш, и прорыдала у него на плече все наше свидание, не зная еще, какое известие меня ждет.
 
…Сразу после врача пришла медсестра, забрала из моих трясущихся рук бутыль с препаратом и марлю для компресса…  намочила, приложила, забинтовала и ушла. Через минуту мой ребенок начал орать, просто заходиться от крика.  Сбрасывая оцепенение, я срываю с него пеленки, снимаю компресс… кожа под ним совсем побелела!  Сын продолжает истошно кричать… я чувствую, что сейчас упаду в обморок, и оседаю на пол…

Вижу, как прибежали врач и сестра… оказывается, препарат надо было многажды развести… вижу, как они заворачивают мое счастье и куда-то уносят… я остаюсь одна и начинаю в голос выть. Теперь мне уже все равно, что меня увидят, я плачу навзрыд, громко, я бьюсь головой об стену… Мне приносят валерьянки и укладывают на кровать -  и я уже не вижу, кто это…

Через какое-то время начинает работать мозг, и он справедливо напоминает мне, что диагноз должен быть поставлен по анализу гемостаза. Такой анализ в роддоме сделать не могут, сами сказали. Наследственность, наверняка, исключена – значит, это какая-то ошибка! Все это я повторяю мужу по телефону, и немного успокаиваюсь.

Потом приносят ребенка, его накормили смесью, и он спал несколько часов где-то среди новорожденных. Кожа на ножке уже в порядке, я прижимаю сыночка к груди и стараюсь дышать глубже…

На следующий день ко мне приходит заведующая отделением. Знаете, мамочка, мы подозреваем гемофилию («а кто-то из вас уже в это уверен!»- хотела крикнуть я), но нельзя также исключить и другую патологию, из-за которой могла появиться гематома. Поэтому мы вас не выписываем, а переводим в хирургическое (?) отделение такой-то детской больницы. Вот ваши бумаги, звоните родственникам, чтобы встретили, до свидания.

За мной приехали свекры, муж и его сестры. А мои родители в горе сидели дома, оно не дало им сил встретить дочь из роддома. Шикарный букет из роз, который мне подарил новоявленный папа, я почему-то сунула провожающей медсестре – принято что-то дарить… я подарила свой букет больнице, которая распотрошила меня, заставила страдать и испытывать вину. Так принято…. Муж меня не понял.

По дороге обнаружилось, что мои вещи забыли в холле… пришлось возвращаться… мы ехали из одной больницы в другую. Но это уже несколько другая история.