Памяти писателя. Василий Аксёнов Остров Крым

Странные ощущения возникают, когда открываешь эти страницы.
Во-первых, конечно окунаешься в имя, которое неразрывно связано с шестидесятыми теперь уже прошлого века. И эти шестидесятые возникают и не отпускают не потому, что столько сказано и написано, вроде как о декабристах ХХ века, заложивших чего-то там, что ожило и ярко разбросало свои плоды в начале девяностых, но главным образом потому, что сам был там, в этих шестидесятых, и хоть лично ничего такого не закладывал и не вспомнит никто, кроме самых близких друзей, те студенческие и первые трудовые, и вальс Мендельсона, и танец молодых под «Ночью, в узких улочках Риги...», но имя Василия Аксёнова именно оттуда, из его «Звёздного билета», с наивным и страстным ожиданием и у него, и у себя самого: невозможных свершений, чуда жизни и чего-то очень тонкого и святого, что ничуть не погибло и даёт плоды.
Скажете: «Поздновато!» - а ещё спросите: «А где плоды?» И будете правы. И поздновато. И плоды совсем не похожи на нечто съедобное и ожидаемое тогда. Поэтому и переходим к: «А во-вторых...».
Во-вторых, это очень важно! Если уж сказал «Во-первых», то «Во -вторых» должно быть обязательно, иначе будешь уличён в безграмотности и непоследовательности, а в этом конкретном случае, когда даже в названии заявлена попытка человека, совсем не осознавшего необходимость проникнуться и примкнуть, ещё не отмеченного всем необходимым, чтобы иметь право... , и кроме того, естественно для него: не члена, не участника, безлиткорочного и даже не … , то уж будь любезен — соблюдай хоть что-нибудь.
Итак, во-вторых.
А во-вторых началось давно, в те годы, когда ещё не возникла мода на подписные и можно было без особой очереди в магазине на улице Кинга заказать Пушкина, Маяковского, Толстого, который Лев, и второго, который Красный Граф. Ну, и так далее. Когда ещё без разнарядки и партийной прессы в приложении (вернее считалось, что всё, кроме партийной прессы — это так уж и быть) можно было... Вот мы и оформили с женой, а потом многократно повторяли подписку на тот самый журнал с названием возраста, в котором пребывать не надоест никогда — на журнал «Юность». Годовые подшивки читались, иногда по диагонали, а потом пылились в диванах и на антресолях.
Я не знаю, почему я открыл несколько дней назад этот не читанный номер 1 за 1990 год. Может быть именно потому, что человека уж нет, но он написал нечто, что должно быть прочитано. Мной прочитано. И не потому именно мной, что я такой уж замечательно умный, а потому, что это нужно именно мне, и именно, чтобы осознать. Осознать хоть что-то в этом мире и в себе.

Василий Аксёнов «Остров Крым», журнал «Юность», номера с января по май 1990 года.
Я не помню, почему перестал тогда читать журнал «Юность». Наверно в связи с тем, что реальные события жизни тогда были намного более фантастическими и ошарашивающими, чем любая проза о прошлом или будущем. Да и впечатление от прочитанного было бы тогда совершенно другим. Ну, что я почерпнул бы тогда, если бы прочитал роман? То, что жизнь на западе более свободна и обеспечена, чем в Союзе.? Что наши руководители не видят ничего, кроме своих догм? Что народ зашорен и пытается удержать сам уверенность в завтрашнем дне без достатка и громкой правды? Что есть вот такая раскованная половая страсть, перемежающаяся с распущенностью? Что мир меняется и лишь Портреты пытаются вставить тормозные башмаки под колёса мчащегося Локомотива Истории и Прогресса?
И какие выводы сделал бы для себя? Что надо ускорить крах этого государства, якобы рабочих и крестьян? Наверно так. Хотя, скорее всего не убедил бы себя в последнем тезисе, а старался бы, вслед за Генеральной тогдашней Линией, думать о том, что хорошо бы заменить звериный оскал человеческим лицом. Естественно, это всё теоретически, потому что ни сил, ни воли не хватило бы взять в руки нечто и встать в одну шеренгу... Вот тут интересно, в какую такую шеренгу понесло бы меня чисто теоретически встать вдали от Первопрестольной и даже Второй Столицы? Пустое. Маниловские предположения.
А если говорить по сути, то ещё раз посудачил бы с друзьями на кухне о наших Портретах, бестолковости, о «хорошо у Них», проглотил бы слюну на пикантных описаниях и... И это всё. Как же замечательно, что я не прочитал этот роман тогда. Потому что этот роман совсем о другом. И для того, чтобы прочувствовать и понять это, надо было услышать прошамканные слова Первым Лицом на открытии Олимпиады в Москве, узнать про грузы двести из Афгана, увидеть бегающие глаза и трясущиеся руки Вице Президента Советского Союза, посмотреть в прямом эфире, как рушатся башни Всемирного Торгового Центра, как вешают Саддама за то оружие, которого у него не было, узнать про ужас Чечни и Ирака, увидеть, как на терминале Чикаго обыскивают только людей со специфическим цветом кожи, увидеть горящие города Европы и руки Высоких Лиц за штурвалами боевых самолётов, узнать, что сам являешься оккупантом и ещё многое чего, с избытком содержащемся в потоке сегодняшних жёлтых, красных, чёрных, зелёных и другого цвета листочках и сообщениях СМИ. Надо было поработать в том числе в могучей мировой корпорации, а потом в единый миг лишиться всего.
Господа! Дамы и барышни! Товарищи и коллеги! Почитайте этот роман, ведь он совсем не про тогда, хоть даже может быть и сам Василий Аксёнов думал, что про тогда. Он про сегодня, про тот день, когда произошло наоборот, когда Остров Крым проглотил Великий и Могучий. Совсем не подавился, проглотив. Правда внутри его нечто булькает, как в том смешном мультике, когда и Медведь и Лиса, и другие робяты глотают поющего песенку, а потом поют её сами фальшиво и безумно. Лично во мне тоже звучит эта песенка нового монстра, некоего симбиоза Острова и Союза, в котором Остров постепенно исчезает, а могучий Союз, размерами с Шарик, совсем неважно под какими знамёнами и ведомый какими Портретами, уверено мчит Локомотив Истории и Прогресса туда, куда никто не хочет по правде, но другого пути уже нет. Или всё же есть?
Точно так, как в романе, уплывает лишь лодочка  к неизведанным берегам, а Некто сверху может быть думает, а не шарахнуть ли и по ней?
Или может быть роман совсем не об этом?
Извините, Василий Павлович, за такую вольную интерпретацию Вашего романа. Может быть Вы и об этом думали, или что-то не очень далёкое от моих слов имели ввиду? Теперь Вы уже не ответите. Светлая Вам память. Память писателю. А писатель — это ведь далеко не только тот, и вообще не тот, кто удостоен, грамотно излагает и в кругу. Не так ли, Василий Павлович? Писатель ведь наверно что-то знает такое, что может и самому ему непонятно, но излагает без оглядки на, и без видимой личной пользы.

9 — 12 августа 2009 года       Лауласмаа — Таллинн

Сергей Эсте