Говорящий лось

Ему приснился странный сон
Про то, как встретил он в лесу
Ни то лося, ни то беду,
Про то, как небо над башкой
Вдруг оказалося землёй,
Про то, что сколько не беги,
Ему свободы не найти...

Он сидел в вагоне поезда, в то время как колёса, нагревая железные шпалы, крутились в сторону севера. – Боже, – подумал он, – Боже! – и тут же опрокинул рюмку за шиворот собственного сознания. Мелькали огоньки, то ли в голове, а то ли за пределами вспотевшего окна, которое, хоть и медленно,  но всё же беспрепятственно покрывалось инеем. – Боже!! – подумал он, и тут же отломал передними зубами малосольный огурец, захрустевший где-то над пропастью его испепелённой души. Если бы он был один в вагоне поезда, он бы наверняка прослезился, покусывая пшеничную горбушку холодного хлеба, так как его одолевало отчаяние, вытекающее от безвыходности, в которую его замела жизнь.
Он не был плохим человеком, он просто всегда говорил и делал то, что впоследствии било по его психике. То ли он был слабым, а то ли чересчур честным, который так заврался, что просто не оставалось ничего другого, кроме как уносить ноги. Бизнес – это вообще шаткое дело: с одной стороны бюрократия, а рядом, соответственно, коррупция местных органов власти, а с другой стороны поток неприглашённых желающих, но принятых в компаньоны, которые акульей хваткой вырывали последние куски.
Он обещал, он клялся, он доказывал правильность придуманной им системы, он показывал им горизонты, заполненные алмазами и рубинами, но всё это оказалось ложью. Когда-то он продавал тонны черной икры за границу. Он ехал на дорогой машине, у него была красавица жена, которая в итоге послала его на три буквы. Мне кажется, что она не была стервозна, и деньги всё-таки не самое главное в её жизни; мне хотелось бы так думать. Просто она не смогла простить тех ударов, пощёчин, криков и оскорблений, которые выскальзывали то ли по пьяне, а то ли из-за шатких нервов. В итоге он просто оказался в её глазах слабаком. Неприятно осознавать, что ты слабак, а ещё неприятнее, когда в тебе видят слабака, да ещё, вдобавок, этим пользуются, а что говорить о женщине, которую ты решил сделать своей женой. Обидно, мерзко...
Что ему остаётся делать кроме как не удариться в воспоминание своим высоким лбом. Его мечтой было уехать на поезде туда, где можно будет почувствовать себя свободным, туда, где можно стать ветром. И он почему-то без какой либо задней мысли купил билет в Москву, откуда он собирался поехать в Мурманск.  Перед отъездом он зашёл в местный ларёк, понакупал еды, и набив ею рюкзак, отправился на вокзал. Было морозно, но без снега. Он простоял несколько минут,  и вот к перрону подъехал поезд. Прощай,  Махачкала, подумал он, и тут же повалил первый лёгкий снег. Он не думал ни о жене, ни о родственниках, ни о проблемах.., нет, он просто загорелся той невинной детской мечтой – стать ветром над свободными просторами северного края.
Только через некоторое время его снова стали посещать жуткие мысли. Может быть, это уже не детская мечта, а некая безвыходность, в которой он серо-коричневой грязью замерзал на проталине городских трущоб? Где весь тот азарт, пыл, огонь в глазах? Где всё это? Он был молод, его все слушали и не перебивали, его никогда не перебивали. Он был всегда уверен в себе, но после того, как его избили в девяносто девятом, он всё время оглядывался назад; и эта голодная жажда горькой крови...
— Вы в Москву? — Сел за столик тот, кто не спал на верхней койке.
— Да. — Ответил Тимур.
— Москва, это хороший город. Столица. — Молчание, — Большой город. А вы пьёте? Дорогая водка!
— Если имеется рюмочка, то могу налить, — улыбчиво ответил Тимур.
— Конечно же имеется, конечно...
— А вы зачем в Москву, если не секрет?
— В Москву проездом, оттуда в Мурманск.
— А в Мурманск зачем?
— Просто так.
— Родственники?
— Нет.
— Друзья?
— Нет, просто еду на север посмотреть.
— Странно. А я вот в Москву, на кладбище... у меня тетка померла.
— Примите мои соболезнования.
— Спасибо. Хотя тётка у меня была ещё та мочалка, ну, я имею ввиду – стерва... ну что там стерва – сука была. Во мне никогда толком племянника не видела, а я вот еду, невзирая на предвзятое к себе отношение, что ж нам у мертвецов признания просить? — улыбнувшись, сказал незнакомец.
— Понимаю. — Наливает в рюмку водку.
— У неё и квартирка двухкомнатная в Москве осталась, но зачем она мне, я же не за квартирой еду, тем более у неё сын есть, которого, кстати, два раза пером косить пытались, но он, зараза, везучий, жив, как-будто и не прикасались к нему... Да и вообще, в Москве делать то нечего... нам, кавказским, и тут на юге хорошо, так что прости, брат, тебя не понимаю, зачем тебе север?
— Не был я там.
— А я был. За здоровье.
— За здоровье. — Опрокидывают рюмки и морщатся, покусывая хлеб.
— Я вот тебе что скажу, всё, что северней Ростова, это не наше. Нам там яйца скрутят и арматурой по физиономии, понимаешь?
— Что-то ты на кавказского не похож, да и акцента нет.
— Кстати меня Роман зовут, и по родителям я русский, но рождённый на Кавказе, так что чистый дагестанец, и нрав у меня такой – чуть, что слышу, сразу близко к сердцу принимаю.
— Меня Тимур зовут.
— И надо было ей умереть в такое время неподходящее? — Молчание, — Я бы на твоём месте в Мурманск не ехал.
— Это почему?
— Несмотря на то, что это портовый город, там всё равно опасно, и витаминов нет, да и рядом Норильск, один из самых загрязненных городов в России.
— Норильск где-то в Сибири, Красноярский край...
— Всё одно и тоже – Север, там по воздуху такие яды проходят...
— Ну... ещё рюмочку? — Тимур понял, что мужик чудаковат, но это ему нисколько не мешало. 
— Да, конечно. Так вот, что я хочу сказать, если уж и решил на север, так езжай в Канаду, там русский он русский, понимаешь, Россиянин!
— В Канаду?
— В Канаду. — «Почему бы и нет», – подумал Тимур.
Неожиданно открывается дверь купе, и перед выпивающими предстает статный контролёр.
— Билеты, пожалуйста. — Тимур сразу достал из кармана билет, а вот Роман стал агрессивно копаться в собственных вещах.
— Извиняюсь, никак не могу найти билет, — с огорчением проговорил Роман.
— Пройдёмте со мной, пожалуйста, — с неизменным оттенком прозвучал голос контролёра.
— Ну, брат, ты что? Мы же свои русские? Говорю потерял, а ты мне не веришь, я че тебя обманывать буду?
— Пройдёмте, проверим, потом вернётесь.
— Если не ты, то кто мне поверит, брат? — Роман взял чемодан.
— Чемодан можете оставить.
— Нет, не могу. Жизнь такая у меня, карма, можно так сказать, — смотрит на Тимура и улыбается, - в место, которое покидаю, больше не возвращаюсь, поверь мне на слово.
— Ну как хотите.
— Не как хотим, а как выходит. — У входа Роман обратил свой пьяный взор на Тимура, — Было приятно познакомиться, надеюсь, Канада вам понравится, до свидания. 
— Пока, — и вот Тимур остался один...
Странный незнакомец вызвал в нём некую симпатию, наверно он понял, что тот просто дурачится, так как в такой тяжелой жизни по другому просто не выжить. Быть клоуном, в этом что-то есть... Тимур видел билет в руке Романа, когда тот ещё только заходил в купе. Наверно в этом что-то есть – скрыть от контролёра купленный билет.
Допив чуть ли не залпом водку марки "Русский стандарт", он лёг на бок, попытался подумать о жене и заснул.
Перед тем, как поехать в аэропорт, он решил проехаться по достопримечательностям столицы. В нём присутствовало некое чувство потерянности, он понимал, что сюда он больше не вернётся. Но, начав свой путь, он вдруг почувствовал оскал Москвы на своей толстой шее. В это время года, когда то слякоть, то мороз, люди начинают прятаться в серости своей сформированной натуры, и лишь в метро он, усомнившись в своём выборе, решил не мучиться, и сразу же после посещения мавзолея Ленина улететь в Канаду.
В мавзолее он стоял и смотрел на вождя ушедших времён. Он вдруг подумал о том, как это гадко и тоскливо лежать мертвым телом в прозрачном саркофаге на обозрении любопытных невежд. Ему захотелось вытащить тело и похоронить его, но кто он такой, чтобы вождя, превращённого в куклу, превратить в недосягаемое прошлое?
Он опустил голову, чтобы лучше разглядеть овальное лицо, которое по сей день вызывает бурные чувства у посетителей: его пытались взорвать, заколоть, вытащить, надавать по морде.., но в результате беспорядков вокруг тела вождя были взорваны посетители с охранной, ранены, шокированы,  а оно по сей день лежит себе нетронутым.
В разгаре непонятных ему мыслей он вдруг понимает, что у него отсутствует виза и заграничный паспорт, и что это обязывает его посетить канадское посольство и паспортный стол.
Словно потерянный в пространстве, он начал метаться по городу в надежде успеть завершить всё за один день, но не всё было так гладко, как хотелось. Если бы не определённая сумма, поди знай сколько бы ему пришлось ждать загранпаспорта. Так что ему пришлось задержаться в Москве ровно на трое суток. У него было много знакомых, друзей, можно так сказать, но он решил всё же снять относительно недорогой номер в гостинице и даже пригласить на ночь элитную проститутку.
Трое суток шли ужасно медленно, но он ничего не мог с этим поделать. Лежа в номере, в полном одиночестве, он вдруг подумал о том, что сумма денег, которую он прихватил с собой, оказалась весьма немаленькой, и эта мысль вызвала на его лице искреннюю улыбку.
Перед тем, как отправиться в аэропорт, он решил посетить Третьяковскую галерею, чтоб, если что, наверняка зарубцевать в собственном сознании очертание непогрешимой интеллигентности. Он шёл, смотрел на картины и не понимал, что он должен чувствовать. Но когда Тимур дошёл до работы, написанной Дмитрием Флавицким, он замер, словно растерзанный в мучениях; перед ним разливалась с полотна так знакомая ему безысходность княжны Таракановой. Он так сильно понял происходящее на холсте, и освещение, словно лучи убегающей жизни молодой миловидной женщины, умирающей от чахотки, вызвали в нём смятение и тревогу. Она ушла со своей тайной, так же как и он уйдёт со своей. Быть жертвой собственного языка, и в наказание – метаться загнанным зверем в клетке, до тех пор, пока тебя не возьмёт на руки Бог. Романтика, больная безграничная романтика, которая успокаивает душу длинным кнутом...
В аэропорту он, к своему счастью, ждал не долго. Настроение было паршивым и только в самолёте, когда он пролетал над землёй, он неожиданно успокоился. Причиной тому было осознание коллективности всех сидящих пассажиров. Он осознал то, что в этих ограниченных в воздухе часах он такой же как и все сидящие в самолёте. У всех у них один и тот же путь, и если с ним что-то случится, то со всеми сидящими что-то случится, а так как они ни в чём не виноваты, то и с ним во время полёта ничего дурного произойти не может, потому что они все одно целое. С такими светлыми мыслями он заснул где-то над Атлантическим океаном.
Во время полёта ему приснился странный сон:
"В небольшой серой комнате с маленьким окном под потолком, за столом сидел некий иностранец, лицо которого больше напоминало свиное рыло, который то и дело лыбился, глядя на стоящего Тимура.
— Ну, рассказивай! — С диким кавказским акцентом сказал иностранец, что явно не подходило под столь белое, пухлое лицо.
— Что? — Ответил Тимур.
— Куда едещь? — Начал ковыряться указательным пальцем в носу.
— Не знаю.
— А как так бивает, что ти едищь и не знаещь куда?
— Ну у меня жена рожает. — Тимур подумал, что в действительности, жена его вот-вот родит.
— А отец как поживает? — Продолжил спрашивать сидящий.
— Отец умер.
— Что, довёл отца?
— Нет, авария.
— Свободу ищещь? — Молчание, — Умрёщь, не найдёщь!
— У меня жена рожает, можно я уйду?
— Куда?
— В роддом, наверное.
— Свобода, соотечественник, это не место, и получить его можно только соверщив отчаянный поступок, действие..."
Тут Тимур проснулся от голоса стюардессы, которая просила пристегнуться. Он оглянулся по сторонам своими сонными глазами, и заметил тёмную личность у окна, внешность, которая казалась ему весьма знакомой. Ему вдруг показалось, что он видел его в поезде, и в паспортном столе, да и лицо явно кавказской национальности. И что он должен был с этим делать? В итоге но решил, что это всего лишь больная паранойя, которая уже несколько месяцев не давала ему покоя.       
Прилетев в международный аэропорт Оттавы, он сразу почувствовал лёгкость, которую ещё нельзя было назвать свободой, но это что-то очень близкое. Он купил карту страны и внимательно начал её изучать. Странный мерзкий сон заставил его всерьёз задуматься над происходящим. Первый раз в жизни, когда он ведёт себя спонтанно, не задумываясь о последствиях, и это всё же что-то значит. В итоге он решил ещё сильнее подчеркнуть свою свободу "небольшим" путешествием по стране – от Оттавы на легковой машине пересечь всю страну до Ванкувера, и если этого будет недостаточно, чтобы почувствовать себя свободным, оттуда на корабле он отравится на Аляску, где точно свободы немеряно. Всё, подумал он, решено, так что с Богом...               
И вот, он колесит, свободный, как ветер, по канадскому шоссе, а вокруг леса, и всё покрыто белым снегом. Снежинки прижимаются к лобовому стеклу старого потёртого пикапа марки Форд семьдесят третьего года выпуска. И всё бы было замечательно, если бы не тёмное, громадное пятно посреди трассы. Он резко поворачивает руль и съезжает на обочину. Сердце если и не выскочило, то явно приобрело пару тонких, раскидистых морщин.   
В переполненном до краёв ужасе он вывалился из машины на белый пушистый снег. Встав, немного покачиваясь, он серой глыбой устремился к дороге, где всё так же, словно статуя, стоял лось, рога которого пронзали прозрачный, облепленный снежинками, слой воздуха. Большой, чуть ниже двух метров, буровато-черной шерстью он загородил дорогу на запад, дорогу к свободе.
— Ты что?! — Неожиданно для себя закричал Тимур.
Он снова отошёл к обочине, и стал беспорядочно топить руку в снеге. Он искал камень, и не  просто камень, а именно тот самый тяжелый, понятливый и вразумительно-поучающий, способный войти в сознание этого дикого тупого животного, чтобы тот не только ушёл с дороги, а чтобы впредь и не возвращался к ней. Во время поисков он также осознал, что мог погибнуть из-за какого-то животного, а он просто хотел уйти, никого не трогая. От этой мысли в его голову ударила струя неконтролируемой агрессии.
Нащупав многоугольный камень, он сжал его в красной ладони, и лишив его покоя, приподнял над собой. Тимур мог бы это сделать и не усомниться в праведности своих действий, но то, что произошло в сей миг распускающегося бутона агрессии, лишило его ног устойчивости. Лось, не каким нибудь, а человеческим голосом донёс до Тимура опалённые безнадёжностью слова: «Жизнь заставила...», – и подходящий камень упал наземь.
Он не мог поверить ни словам, ни тишине, которая расползалась после них, ни ситуации, в которой он посреди дороги смотрит на столь величавое животное, путь которого был предначертан. Почему именно он должен был оказаться здесь, за сотни километров от родимого дома, в канадской тайге, покрытым ноябрьским снегом?
После слов лось медленным шагом начал топать к обочине, чтобы скрыться в снежном лесу, оставив лишь после себя запах шерсти на пустеющем шоссе. Тимуру взяло несколько десятков секунд, чтобы прийти в себя. Он подбежал к зверю, и начал с ним немой диалог. Не зная, что сказать, Тимур принял слова лося за бред, вызванный психическим истощением, такое бывает...
Покрытый сомнениями, Тимур обратил внимание на то, что он начал покрываться белым снегом, и это заставило его вернуться к машине. Он завёл её, ещё раз взглянул на отдаляющегося лося и застыл с включённым двигателем. Серьёзность положения вновь начала пестреть в его разрыхленном мозгу, и никуда от этого не убежать. Но каково было его удивление, когда из леса, славно из ниоткуда, появились двое мужиков с винтовками в руках. Они шли очень медленно, словно на прогулке, и о чём-то горячо спорили, махая верхними конечностями. Оба охотника обратили внимания на сидящего в машине Тимура. Они улыбнулись ему, помахав рукой, и двинулись дальше, по следам зверя.
«Жизнь заставила», – подумал Тимур, и нажал на газ. После этого он словно не думал, как-будто пребывал в какой-то странной пустоте. Почему?..
Не проехав и ста метров, он нажал на тормоза, выпрыгнул с машины и начал бежать назад, чтоб не опоздать. Белый снег падал на его горячее лицо, а вокруг – мёртвая белизна, под которой скрываются обиженные жизнью создания. Хвойные деревья начали петь в такт его неконтролируемого бега о том, что он маленький и никчёмный, и о том, что лес его никогда не примет.
Тяжелая одышка, и прохладное оцепенение в лёгких выбивало в полость рта пережеванный воздух, но он не останавливался.
И, вот, добежав до охотников, твёрдо стаявших на ногах, винтовки, которых были направлены в горизонтальном направлении в сторону пытающегося скрыться за деревьями лося.
— No! — Выкрикнул Тимур.
— What? — Охотники вздрогнули от крика.
— Don’t shoot! Just moment...
— What matter with you gay? — Говорит, тот, кто по здоровее.
— Don’t shoot, бля! — Задыхаясь, повторяет Тимур.
— Who are you? What do you want? — Тупо не понимают.
— Just don’t shoot it! — Они вдруг заулыбались. Тимур подбежал к ближнему и выхватил ружьё.
— What are you doing, you fucking stupid fool! — Он отбрасывает охотника, и нацеливается на второго.
— Fuck off, I said ****ь не стрелять!
— You are crazy…
— Shut your gate! This animal must live! — Он подходит к лосю, — Уходи, давай, я их задержу. — Охотники ничего не понимают. 
— Easy man. — Сказал тот, кто с винтовкой.
— Put your rifle down! Quickly! Повторять два раза не буду! — Тимур был готов нажать на курок. – Давай вали, лось, что стоишь?
Но лось посмотрел на него самыми что ни есть человеческими глазами, и завёл с ним немой диалог, мол, брось эту затею, оставь, и не бери в голову, всё будет нормально, такая она жизнь, так что путь тебе лёгкий и спасибо, спасибо...
И понял Тимур, что не спасти ему зверя, и что, не зависимо от него, всё будет так же крутиться в насилии. Лось продолжил топать, а он камнем упал на снег, выбросил винтовку в сторону, и закрыл ладонями лицо. Он не хотел этого понимать, но жизнь есть жизнь, так что его всё равно найдут, найдут и спросят...
— Fucking dick! — Подняв свою винтовку, выкрикнул охотник, и сразу же врезал от всей души прикладом по лицу, чтобы Тимур знал и помнил. Он тут же потерялся. Охотники, ухмыляясь, продолжили путь, оставив бессознательное тело лежать на снегу, так как лось по-прежнему оставался славной добычей.