Salut, monsieur de Musset!

message из XXI века, Россия

Интеллигентная девочка 14 лет читает роман Альфреда де Мюссе «Исповедь сына века». 1960 год.
…все, что видишь, все, что слышишь, говорит тебе о твоей любимой. Вся природа представляется тогда драгоценным камнем с множеством граней, на котором вырезано таинственное имя. Хочется обнять всех,  у кого видишь улыбку на устах, и чувствуешь себя сродни всему живущему. Моя возлюбленная назначила мне ночное свидание, я медленно подносил к губам бокал и смотрел на неё.
…я уронил на пол вилку. Желая поднять ее, я нагнулся и, не найдя её сразу, приподнял край скатерти, чтобы посмотреть, куда она закатилась. Тут я увидел под столом туфельку моей возлюбленной, покоившуюся на башмаке молодого человека, сидевшего подле неё, их ноги скрестились, сплелись и то и дело слегка прижимались одна к другой. Я выпрямился, сохраняя на лице полное спокойствие, велел подать другую вилку и продолжал ужинать. …я чувствовал себя так, словно меня ударили дубиной по голове и ничего не помню… Человек, которого я застиг врасплох подле моей возлюбленной, был один из моих самых близких друзей. Это был один из друзей моего детства… Он прекрасно знал, как я люблю мою возлюбленную, и не раз давал мне ясно понять, что такого рода узы священны для друга…
...Деженэ навестил меня, я рассказал ему всё, что произошло … он  … расхохотался. А я чувствовал, как в душе моей что-то трепещет и угасает, словно подстреленная, умирающая птица.
...Я по целым дням сидел с книгой в руках…
...По утрам я проводил целые часы, созерцая природу.
...Она была одета очень просто и носила вуаль, я не мог видеть её лица, но её фигура и походка показались мне столь очаровательными, что я еще долго следил за ней взглядом. Какая-то странная грусть внезапно овладела мною…
...Мне казалось, что источником  этой доверчивости была либо большая смелость, либо большая чистота, и, должно быть, в ней действительно  было и то и другое … - Какое счастье! - невольно вскричал я. – Какой покой! Какая радость! Какое забвение!
...Для того чтобы она, этот добрый ангел, могла быть веселой и счастливой, всё окружающее её должно было наслаждаться жизнью, должно было получать свою каплю воды и свой луч солнца… Я любил.
"Все мои мечты о счастье,- говорил я, - все мои надежды, все мои стремления сосредоточены в маленьком уголке земли, где живете вы. Вне  того воздуха, которым дышите вы, для меня нет жизни…"
...Она сделала движение, как бы собираясь соскочить с лошади, но я схватил её в объятия и прижался губами к её губам. – Великий боже!- вскричал я. – Она любит меня – она ответила на мой поцелуй!
...После того как г-жа Пирсон призналась мне в своей любви, она относилась ко мне с большим доверием, чем когда бы то ни было… её прекрасное лицо сияло… Она ходила взад и вперед, обезумев от любви, раскрасневшись от радости, и не знала, что придумать, что сказать, чтобы еще и еще раз отдаться мне, отдать душу, и тело, и все, что у нее было.
...Как странно, что человек, который страдает, хочет заставить страдать и тех, кто ему дорог!
...В течение длительного времени хорошие и дурные дни чередовались почти равномерно. Я попеременно был резким и насмешливым, нежным и любящим, черствым и надменным, полным раскаяния и покорным.
- Что с вами? – спросил я (я знал это не хуже, чем она сама).- Почему у вас теперь всегда такой унылый вид?
Мы расстались врагами, и я провел день, не видя её. Но на другой день, около полуночи, я почувствовал такую тоску, что не мог бороться с ней. Я говорил себе, что я безумец, и притом злой безумец, если заставляю страдать лучшее, благороднейшее создание в мире.
- Бедный мой мальчик, - говорила она, - как мне тебя жаль! Ты уже не любишь меня!
...Я так остро ощутил всю тяжесть своей вины, что мне стало стыдно перед самим собой. После стольких обещаний, стольких бесплодных порывов, стольких планов и надежд – вот что я сделал… Впервые в жизни я увидел себя в истинном свете. Бригитта ни в чем не упрекала меня, она готова была продолжать страдать.
...Она вышла из комнаты, и до меня донеслось рыдание. Дверь захлопнулась, я упал на колени и горько заплакал.
...Она пожимала плечами, словно говоря: «Разве ты не знаешь, что я все прощаю тебе?»
...Она заявляла о своем твердом решении переносить все до тех пор, пока я буду её любить, и умереть, когда я оставлю её.
… выпал сложенный листок бумаги. Я поднял его. Это было письмо, и я узнал почерк Бригитты. Конверт не был запечатан, я открыл его и прочитал следующие строки: «…Я люблю вас, прощайте, пожалейте о нас». Прочитав письмо, я посмотрел на адрес: «Г-ну Анри Смиту, в г. N. До востребования».
… мы никогда больше не должны встречаться. Останемся друзьями и простимся навеки.
При этих словах Бригитта опустилась в кресло и зарыдала. Октав тоже плакал, но стоял неподвижно, словно не желая заметить свое горе.


Молчание. Тихое, спокойное, безнадежное удивление. Горечь во рту, в душе, в мыслях. Время остановилось. Сердце разбилось.
Как? Любит другого? Столько страдать, так любить – и другого?


Потом, став женщиной, она влюблялась, конечно, но не питала никаких иллюзий, расставалась легко, почти безболезненно, почти цинично, тут же забывая; изменяла, секс ценила больше «любви» - ведь её, любовь, она пережила уже однажды, в 14 лет, на страницах книги любимого писателя, и этот опыт остался с ней в жизни навсегда, и сердце её закрылось для этой стороны жизни, как утверждают, самой главной.
Но вот беда – расчетливой она так и не стала!

- note -   | Нужно быть бесчувственным истуканом, чтобы не понять
               | ПРАВИЛЬНО то, что я написала.

Ей пришлось и потом в жизни переживать книжные ситуации, но все было совсем иначе. Книги, которые она продолжала читать, внушали ей, что брак по расчету – это плохо, безнравственно и счастья не приносит – и она вышла замуж по любви, но … он был беден, безроден, просто нищ. Она великодушно сделала из него человека, дала образование, любимую профессию, родила детей, но… когда её миссия была завершена, он бросил её.
И все же, и все же, и все же – она продолжала любить искусство. Книги внушали ей, что использовать своё тело ради карьеры – это плохо, безнравственно и счастья не приносит. И она, не желая испачкать обожаемое ею искусство, избегала интимных отношений с сильными мира сего, даже когда кто-то и нравился ей как мужчина и человек, так и не сделала карьеры, так и не воплотила образы и мысли, которые так радовали и мучили её. Вряд ли назовешь всё это счастьем.
Всегда с радостью помогала другим стать успешными и никогда не жалела об этом (она была так воспитана – жертвовать собой ради других – это хорошо!). Но когда осталась одна с нищенскою пенсией и кучей болезней, общество откровенно выражало ей свое презрение.

- note -      | 
шутка,       |  Поистине, «когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за
конечно,   |  пистолет»!
- горькая   | 

И все-таки, все-таки, все-таки! Живопись в старости лечила ей душу и тело; балет вызывал восторг; музыка мучила, но слезы, которые она исторгала, приносили облегчение; книги Бунина и Паустовского, поэзия Блока наполняли душу восхищением, любовью и благодарностью.
И ничто не давало большего наслаждения в конце жизни: взгляд – фотоаппарат – изображение на светящемся экране DVD-плэйера – фотографии в альбоме.
Разве что – природа. Но и она тоже стоит денег.
Трагедия идеализма, итог библиомана… обычная история.

                август 2009г.
       
 

- note -
Мысль, пытающаяся выразить себя в этом тексте, не нова. Еще гениальный скульптор, сын русского князя и американки, родившийся и умерший в Италии, Паоло Трубецкой говорил, что «ради полной самостоятельности мысли и отношения к жизни он никогда ничего не читал и не читает». Это, конечно, не буквально так. Но никто его за эти слова в сумасшедший дом не сажал, к самоубийству не толкал, любимого дела не лишал, и изгоем он уж точно не был, и творчество его мстительно не замалчивали. Наверное, потому, что родился, жил и умер (своей смертью) не в России.
И … читайте «Исповедь сына века» Альфреда де Мюссе!