Баркас Верещагин, часть 1

«Желтая зона – территория планеты, ограниченно пригодная
для проживания человека, вследствие выпадения радиоактивных
 осадков, после ядерного военного конфликта.»
Справочник Департамента Внеземных исследований

- Так, блин, где эта долбанная схема?! – изобразив зверскую морду лица, прорычал Шмель, и тут же, не дожидаясь ответа, схватил упаковку с продуктами и перекинул ее прямо через борт, в открытый верхний грузовой люк «Верещагина». Затем пнул ногой Каспера и указал на укладку ЗиПа: - Так, схватил вот это и уволок, куда-нибудь, с глаз моих!
Из всего происходящего, стало ясно, что вопрос о схеме укладки груза был чисто риторическим. Положенцев почувствовал, как в нем нарастает паника. Сутки общения с экипажем «Верещагина» совершенно выбили его из колеи, заставив пересмотреть свои представления, как о нормальных человеческих отношениях, так и о людях вообще. Впрочем, теперь Положенцев уже не был уверен, относится ли экипаж «Верещагина» к человеческой расе. Шмель точно не относился; в этом Сережа Положенцев теперь уверился окончательно.
- Погодите! – неожиданно тонким голосом вскричал Положенцев, мечась взглядом между горой грузов и бесчинствующим Шмелем. – Человек четыре часа просидел за компьютером, чтобы составить эту схему! Поэтапная укладка!..
- Человек? – удивился Шмель, зашвырнув очередной мешок в утробу «Верещагина». – Какой человек?
Каспер, суетливо семеня ножками, стремительно подполз к Положенцеву, уже держа на спине ящики с инструментами, и, словно бы в знак солидарности со своим безумным хозяином (хотя какая у кибербота может быть солидарность?), обернул к Сереже камеру, вопросительно пискнув.
- Человек! – делая упор на человечности Зяблика, единственного вменяемого члена команды, повторил Положенцев. – Зяблик!
- А, Зяблик! – радостно воскликнул Шмель и торжественно водрузил на спину Касперу еще один ящик: - Смотри аккуратно – там пиво! – склонившись к боту и показав ему кулак, предупредил Шмель. Затем он разогнулся, сделал очень умное лицо и назидательно произнес: - Зяблик – не человек. Зяблик – птица.
- Я знаю, что зяблик это птица! – теряя остатки самообладания, сказал Положенцев. – Но другой Зяблик, - это человек!
- Какой другой Зяблик? – изумился Шмель. – Ты еще одного Зяблика знаешь?
- Прекратите издеваться надо мной! – взорвался Положенцев, но Шмель тут же пресек попытку бунта. Разом набычившись, он сжал свои огромные кулаки, угрожающе сгорбился и страшным голосом произнес:
- Ты че, орать на меня надумал, Профэссор? – Положенцев торопливо замотал головой и тогда Шмель, расслабившись и опустив руки, своим обычным голосом скомандовал, тыча пальцем в тюки со снаряжением и грузами: - Так, схватил вот это, это и это, и умчался в трюм, быстро!
Сергей Положенцев, дипломированный инженер-гидравлик, стал торопливо хватать тюки, опасаясь гнева абсолютно невежественного, неадекватного, но очень крепко сложенного Шмеля.
- Верунь, рыба моя! – тем временем обратил свое внимание Шмель на следующего члена экипажа. – Ты че расселась, солнце? Ты поработать не хочешь, нет?
- Отвали, у меня месячные, - затягиваясь тонкой ароматизированной сигареткой, сообщила Шмелю Верка.
Увидев впервые Верку, Сережа Положенцев был поражен ее красотой – дикой, нестандартной красотой злобного эльфа. Худенькая, ловкая и подвижная, когда нужно, большую часть времени Верка предпочитала оставаться на месте, совершая только плавные, невнятно опасные движения. Огромные серые глаза на скуластом лице должны были бы сделать ее лупоглазой уродиной, но, вопреки представлениям Положенцева о красоте, делали ее просто невыразимо прекрасной, чарующей, манящей. Увидев это неземное создание в первый раз, Сережа просто задохнулся от нахлынувших чувств. А Верка бросила на него один только взгляд, но какой! В этом взгляде было все – мгновенная оценка инженера-гидравлика (неженка и жлоб), а так же логично вытекающее из этой оценки беспредельное презрение.
Слегка оправившись от этого взгляда, часа три спустя, Положенцев попытался убедить себя, что все увиденное ему почудилось, что он просто оробел от неземной красоты этого невинного создания. Но когда он, с приятной, как ему казалось, улыбкой, подошел к девушке, пытаясь завести разговор, невинное создание в одной короткой, емкой, но до крайности неприличной фразе ухитрилось не только выразить свое презрительное отношение к Положенцеву, но еще и выдало подробные инструкции, что этому презренному Положенцеву теперь следует делать и куда идти. Инженер покраснел и оставил всякие попытки завязать более близкое знакомство со злобным эльфом.
Теперь, заслышав нежный голосок Верки, Сережа поспешно схватил груз и, пыхтя от усердия, поволок его в корабль.
- Месячные? – переспросил Шмель. – Опять? У тебя че, каждые две недели месячные?
- Отвали, Шмель, - отстреливая окурок и вальяжно откидываясь на тюки с мягким нейроволокном, томно произнесла девушка. – Сказала – не буду таскать мешки, значит, не буду.
- Нет, ну вы только на нее посмотрите! – всплеснул руками Шмель. – Вся команда, значит, в поте лица, шуршит, готовит корабль к старту, а наша королевна лежит, себе, полеживает! Какая неслыханная наглость!
Каспер, успевший уже оттащить ящики в трюм, стремительно просеменил к ногам Шмеля и, обернув к Верке камеру, солидарно пискнул. И если тирада Шмеля оставила девушку абсолютно безучастной, то короткий звук, изданный киберботом, разом вывел ее из себя.
- А тебя вообще никто не спрашивал, сволочь электронная! – в одно мгновение оказавшись на ногах и угрожающе склонившись к Касперу, заорала Верка. Испуганный бот метнулся за спину Шмелю, прячась от девушки. – Твое дело – ящики таскать, открывать пиво и молчать, когда спрашивают, жертва экспериментов! Только пискни мне, сука, еще раз, я тебя резаком покромсаю!
Каспер, не то от страха, не то от восхищения, разразился трелью электронных попискиваний, бульканий и гудений.
- Но-но, девушка! – скрестив руки на груди, важно произнес Шмель. – Во-первых, как тебе не стыдно, в присутствии старшего товарища, так некрасиво выражаться? А во-вторых – ты моего друга обижать не смей! Я тебе последнее китайское предупреждение делаю!
Услышав такие речи, Верка, медленно и плавно выпрямилась, подобно Шмелю скрестила руки на груди и слегка скривила губки в ядовитой усмешке.
- О-ой, гляньте-ка, старший товарищ! – протянула она. – И вот именно, что девушка! Мне шестнадцать лет, я, можно сказать, невинное дитя, мне о многих вещах вообще знать не полагается! А я тебе антибиотики колю, от триппера, старший товарищ! Всех шлюх в порту перетаскал, они от тебя уже прячутся! – взорвалась Верка. Шмель стыдливо потупил глазки и сморщил виноватую гримаску. Верка развивала успех: – Так что заткни свою пасть, и не смей заступаться за этого электронного урода! Тем более, ты прекрасно знаешь, как меня бесят все эти его булькания! – Каспер, нервно суча лапками, произнес нечто, отдаленно похожее на «О-о-ой». – Да, кстати! – успокаиваясь так же внезапно, как и вышла из себя, томным голосом произнесла девушка. – А ты в курсе, Шмель, что твой электронный друг вчера утащил у тебя недопитую банку пива?
Каспер вздрогнул и присел всеми лапками. Шмель выпрямился с суровым лицом. Верка, ядовито ухмыляясь, покивала головой, подтверждая правоту своих слов. Именно в этот момент Сережа Положенцев вышел из корабля, отирая со лба трудовой пот и с облегчением отдуваясь. На этом передышка и закончилась.
- Ты опять за свое?! – согнувшись к Касперу, прорычал Шмель. – Сколько раз тебе повторять, чтоб не тырил мое пиво, гад?! Да я тебя самого в металлолом сдам, за такую хрень! – бушевал Шмель. Каспер, в ужасе, упал на брюшко и лишь тихонько попискивал.
- Вот! – решила подлить Верка масла в огонь. – А я давно предлагала его на запчасти разобрать! Он вообще все тащит в утиль, гнида! Когда-нибудь проснешься, а он и «Верещагина» на металл уже попилил!
- Так, а ну, не лезь не в свое дело! – оборвал Верку Шмель. – Вали, давай, вон, на баркас, готовь аптечку, на всякий случай! Или еще чем займись! У нас мужицкий разговор, не суйся!
- Я не поняла, Шмель, ты че, послал меня сейчас? – угрожающим голосом спросила Верка.
- Да, вали давай, не компосируй мне мозги! – заорал на нее Шмель. – У меня гневный запал пропадает, для разборняка! Ты че, совсем дура, такой разговор срывать?! Не отвлекай меня, я сосредоточиться не могу!
- Как ты меня назвал?! – задохнулась Верка. – Ах, ты, козлина медноголовая, ты меня дурой назвал?! – разбрасывая в стороны руки с опасно заточенным маникюром, завизжала Верка. – На ремни порежу, гнида!
Положенцев даже поморгал, отказываясь верить своим глазам. Каспер, тем временем, заметив, что Шмель отвлекся, попытался потихоньку отползти. Шмель, разрываясь между Веркой и Каспером, стал вертеть головой, крича:
- Стоять, бояться! Да, я не тебе, дура! Стоять, говорю! Верка, отвали!
На что Верка, не оставаясь в долгу, тоже визжала:
- Я дура?! Я дура?! Глаза выцарапаю! – и размахивала когтями, пытаясь попасть Шмелю в глаз. Каспер медленно, но уверенно полз к «Верещагину», тихонько попискивая, теперь уже злорадно. Шмель одной рукой пытался схватить его за последние лапки, другой отбивался от Верки. Положенцев стоял в проеме входного люка, раскрыв рот, и наблюдал за происходящим.
Вдруг, резко выпрямившись, словно от удара током, Шмель запрокинул голову и странным гортанным голосом произнес:
- О, врата преисподней, равнины ада! Я видел огни Инферно этой ночью, ныне, присно, и во веки веков! Аллах Акбар!
Верка торопливо отскочила от Шмеля и затихла. Каспер, наоборот, кинулся к ногам Шмеля, завертелся вокруг, издавая звуки, напоминающие звериный вой. Положенцева прошиб уже вовсе не трудовой пот.
С невидящими глазами, Шмель развернулся и широкими шагами направился к кораблю. Инженеру Сереже показалось, что безумный Шмель направляется к нему, собираясь наказать за несанкционированное подглядывание семейной сцены. С этой мыслью Положенцев и замер, оцепенев от ужаса. Шмель, стремительно приблизившись к люку, схватился одной рукой за его край, затем перехватился другой, и вдруг, со всего маху, ударил головой в борт «Верещагина», прямо возле люка.
- Не там, Шмель, не там! – торопливо закричала Верка. – Возьми чуть дальше!
А Шмель продолжал лупить головой в металлический борт баркаса, бормоча нечто нечленораздельное о долинах ада. Верка прыгала на месте, сжав кулаки, словно бы хотела в туалет, и причитала:
- Блин, там и так уже вмятина! Чуть в сторонку возьми, придурок! Все, хана, Самойлов убьет!
Положенцев почувствовал, что у него мутится рассудок, от всего происходящего, что он вот-вот рухнет в обморок. Но в этот момент голова Шмеля, наконец, не выдержала единоборства с бортом «Верещагина», и безумный космонавт упал на спину с разбитым в кровь лбом, раскинув руки в стороны. Положенцев стоял на месте, борясь с внезапно подступившей тошнотой и чувствуя, как дрожат у него колени в ослабевших ногах.
Верка бросилась к Шмелю, торопливо погладила его по щекам, развела губы. Пробормотала что-то вроде:
- Ну-ну, миленький! – а затем выхватила из бокового кармана своих военных брюк финку-бабочку, ловко взмахнула ею в воздухе, раскладывая в боевое положение, и ткнула лезвием Шмелю в рот. Положенцев зажал ладонью губы, сдерживая приступ тошноты, и издал булькающий звук, совсем, как недавно Каспер. Сам же Каспер стремительно носился вокруг Верки и Шмеля, жалобно попискивая.
Девушка бросила на бледного Положенцева злобный взгляд через плечо и отрывисто спросила:
- Ну, че застрял, Профессор?! Иди, помоги!
От одной только мысли, что ему придется помогать резать Шмеля, инженер окончательно утратил сознание и мягко опустился на пол, тихонько стукнувшись головой о металлический пол.
- Отлично, блин! – заорала Верка, запрокинув голову, прямо в небо. – Еще один мужик в полном моем распоряжении! Спасибо тебе, Господи! – и добавила еще несколько слов, про Господа, Шмеля, Положенцева, и всю их родню, до пятого колена. Небо ей не ответило.
Пытаясь запихнуть финку меж сведенных челюстей Шмеля, Верка отпихнула ногой снующего вокруг Каспера и заорала на него: - Чего ты тут вертишься?! Чеши за аптечкой! – и бот поспешно юркнул в корабль, перебежал через тело инженера Положенцева и исчез в глубине баркаса.
Из входного люка высунулась голова Зяблика – старшего брата Верки.
- Че у тебя тут? – спросил Зяблик почти равнодушно. – Мужики кругом валяются…
- Да иди, на фиг, хоть ты отсюда, остряк-самоучка! – зло отозвалась Верка, и Зяблик исчез.

Глеб Самойлов, владелец и капитан баркаса «Верещагин», сидел, откинувшись, в кресле пилота, закинув ноги на пульт управления. В руках у Самойлова была толстая бумажная книга с длинным названием на потертой обложке, разобрать из которого можно было только «романтизм» и «серебряный век». Время от времени бортовой компьютер бесстрастным голосом выдавал короткие сообщения:
- Топливная группа в норме… Системы очистки воды в норме…
Самойлов на эти донесения реагировал коротким «Угу», не отрываясь от книги, и только один раз произнес:
- И кабеля освещения в грузовом отсеке проверь, дружище эфиоп…
Когда Положенцев, бледный до зеленоватости, с ошалевшим взором, постучался и, не дождавшись ответа, вошел в рубку, Самойлов не обратил на него никакого внимания, погруженный в увлекательное чтиво. И лишь после того, как инженер Сережа визгливо покашлял, сообщая о своем присутствии, капитан нехотя отложил книгу и уставился на пришельца.
- Так, дикая Монголия в цвету… - произнес Самойлов загадочную фразу, а затем выдал еще более несуразное: – Мы к Вам, Профэссор, и вот по какому делу…
Пропустив «Профэссора» мимо ушей, Положенцев затравленно огляделся и, заметив второе в рубке, штурманское кресло, испуганно спросил, указывая на него:
- Можно?
Самойлов великодушно кивнул и Положенцев торопливо рухнул в кресло, переводя дух. Затем снова визгливо прокашлялся и, бегая глазами, стараясь не встречаться взглядом с капитаном, заговорил:
- Я заранее прошу прощения, если мои слова покажутся Вам… неприятными, но… - Сергей Положенцев бросил на Самойлова торопливый взгляд. Тот терпеливо ждал продолжения. – В общем, мне кажется, что наша с Вами экспедиция находится под угрозой… - Самойлов наморщил лоб. – Корабль не может отправляться в полет, в таком состоянии! – вдруг заявил Положенцев и капитан поспешно опустил ноги на пол, подавшись к экранам наблюдения. Быстро пробежав глазами строки данных, картинки камер наблюдения, Самойлов недоуменно пожал плечами, обернувшись к инженеру:
- Да, нет, все, как будто, в порядке…
- Я не о технике говорю, не о показаниях приборов! – несколько громче, чем позволяли правила вежливости, воскликнул «Профэссор». – Я говорю о Вашем экипаже!
- О, страшный миг печали и тревоги! – вполне, впрочем, беспечно произнес Самойлов, снова откидываясь в кресле и забрасывая ноги на пульт. – А что с экипажем? Мы кого-то потеряли?
- Нет… пока еще, - многозначительно заметил Положенцев. – Но в таком состоянии этот экипаж не может управлять кораблем!
- О, друг мой инженер! - вздохнул Самойлов, - Поведай, что тебя томит?
- Меня все томит, то есть беспокоит! – заявил «друг инженер». – Точнее, все меня беспокоят. Единственный член экипажа… Ну, кроме Вас, конечно! - поспешно вставил Положенцев, на что капитан терпеливо кивнул. - Единственный, кого я считал абсолютно вменяемым – Зяблик. Так вот, я только что видел, как он разговаривает с киберботом, с этим, как вы его называете, Каспером! И вполне серьезно объясняет ему устройство штурмового автомата! А этот Каспер, между прочим!.. Как говорят, - добавил Положенцев, на всякий случай. – Каспер таскает в утиль все металлические предметы, какие найдет! – заявил инженер и с ожиданием уставился на капитана.
- Что-то я не пойму, - после паузы, произнес Самойлов, - что Вас больше возмутило – поведение Каспера, или поведение Зяблика?
- Да, какая разница?! – заверещал Положенцев. – Вы, вот, скажите, Вы считаете нормальным, чтобы человек объяснял киберботу, или, там, пылесосу, устройство автомата?! Одной машине объяснять устройство другой машины, это как?!
- Скажите, друг мой инженер, - с явным сожалением откладывая книгу и скрещивая руки на груди, спросил Самойлов, - как давно Вы в космосе?
- Недавно, - честно признался растерянный инженер. – Честно говоря, это мой первый столь дальний рейс. А какое это имеет отношение?..
- А вот Вы пробудете на такой работе года два-три, а еще лучше, лет десять, как Зяблик, - ответил капитан, - чтобы по полгода не видеть «берега», по трое суток, почти без сна, на вахте стоять, вот тогда и узнаете, какое это имеет отношение. После месяцев одиночества человек не то, что с пылесосом, со стенами разговаривать начинает. В конечном итоге, он разговаривает с самим собой, разумеется, - философски заметил Самойлов, и добавил: - приятно, ведь, поговорить с умным человеком. Но ему всегда удобнее, когда рядом есть некий объект, пусть даже виртуальный, к которому эта речь обращена. Вы меня понимаете, друг инженер?
- Ну, кажется, да, - неуверенно ответил Положенцев.
- А что касается Каспера, то Вы, между прочим, нарываетесь на неприятности, намекая на его ограниченность, - продолжал капитан. – Когда-нибудь я, возможно, расскажу Вам длинную и печальную историю строительства баркаса «Верещагин». А пока ограничимся одним только замечанием – систему управления корабля мы строили по принципу самоорганизации. Не хватало специального оборудования, мощных навигационных систем, вот мы и выкручивались – запрограммировали центральный компьютер так, чтобы он помогал нам – самостоятельно достраивал периферийные и дублирующие ядра системы, из чего ни попадя. У нас тогда в дело все шло – процессоры и память обычных «персоналок», даже игровых консолей, процессоры из кухонных комбайнов, и те использовали. Купили, по дешевке, поломанного кибербота, кое-как починили, и тоже подключили к системе, чтобы центральный компьютер в полном смысле слова мог достраивать систему сам, а не только давать нам указания и советы. Мы дали ему руки, грубо говоря. И с тех пор, и по сегодняшний день он продолжает сам себя достраивать и совершенствовать. Кибербот – это только подвижная часть Центрального мозга, его активное воплощение, так сказать. Разговаривая с ним, Зяблик обращался ко всей компьютерной системе корабля, по сути дела. А она – практически разумна, и даже может испытывать эмоции. Вполне достойный собеседник.
- Поэтому я и говорю, что вы нарываетесь на неприятности, оскорбляя Каспера, здесь, на корабле. У него везде уши. Если вдруг Вам пережарят гренки на завтрак, или будильник начнет оглушительно трезвонить среди ночи – не удивляйтесь. Значит, Каспер на вас обиделся, - с едва заметной усмешкой закончил свою лекцию капитан.
Положенцев, который все это время слушал, буквально раскрыв рот, нервно сглотнул и опасливо покосился на экраны наблюдения.
- Тогда вашей девушке – Вере, - сказал он, - наверняка угрожает смертельная опасность.
- А, Верочка! – грустно улыбнулся Самойлов и покачал головой. – Бедная девочка… ничего ей не угрожает на баркасе. Они с Каспером большие друзья. Просто дружба у них – очень детская, из крайностей. То целуются, то дерутся.
- Она утверждает, что кибербот ворует металл, для сдачи в утиль, - заметил Положенцев, все еще опасливо поглядывая по сторонам. – Что он может «Верещагина» на куски порезать. Да и вообще… - понизив голос до шепота и испуганно глядя на капитана, произнес инженер, - Это же крайне опасно – саморазвивающаяся компьютерная система! Вы не боитесь?
- Не боюсь! – слегка подавшись вперед, в тон инженеру прошептал Самойлов. Потом откинулся в кресле и своим обычным голосом начал объяснять. – Во-первых, Каспер не порежет «Верещагина» на металлолом, поскольку Каспер – это и есть «Верещагин», они неразделимы. А совершать самоубийство – абсолютно не в его характере. Во-вторых, Каспер использует любую возможность для того, чтобы расширить и улучшить свои системы, а для этого ему нужно покупать все новое и новое железо. Сдача металлолома – один из стабильных, хоть и небольших, источников дохода для него. Все скупщики утиля в районе порта знают Каспера, как родного, все барахольщики по компьютерному железу – тоже. В-третьих, он сдает в утиль только то, что идентифицирует, как мусор. Например, пустые пивные банки…
- А… - начал, было, Положенцев, и Самойлов кивнул:
- Да, я знаю, иногда он утаскивает у Шмеля банки с недопитым пивом. Но Шмель сам виноват – после пятой-шестой банки он может просто уснуть, не оставив никаких ясных инструкций. Когда-то они договаривались, что мусором будут считаться только те банки, на которые Шмель укажет пальцем. Но Шмель – человек не обязательный, он постоянно забывает о своих обязанностях, так что пустые банки, не указанные им, как мусор, уже через месяц начинают болтаться по всему кораблю. А в невесомости это может привести к серьезным проблемам. Хотя, конечно, - усмехнулся Самойлов, - иногда Каспер тырит у него банки просто из вредности, из озорства – хочет поиграть.
- Это… - сглотнул Положенцев, - это у них игры такие – с угрозами разобрать на части?
Капитан снова вздохнул и потянулся за своей книжкой, давая понять, что разговор окончен:
- Я же говорю – пробудете в космосе года два…
- Кабели освещения в грузовом отсеке в норме… - доложил Каспер.
- Угу, - отозвался Самойлов. Положенцев опасливо втянул голову в плечи. Заметив этот жест, Самойлов поморщился и сказал: - Да, по поводу опасной разумности компьютера… Когда мы собирали систему, нам нужно было программное ядро, «движок» для программы управления кораблем. Поскольку ничего более подходящего не было, использовали «движок» от детской компьютерной игры. Отсюда и имя. Каспер – дружелюбное привидение, которое всем приходит на помощь. Судя по его манерам, характер Каспера с тех пор не изменился. Так что, оставьте свои опасения…
- Ну, а отношения Веры и этого Вашего, Шмеля, - не давая капитану вернуться к чтению, снова спросил инженер. – Это все тоже имеет разумное объяснение?
- Какие отношения? – уже с откровенной досадой поморщился капитан.
- Она при мне ему пыталась глаза выцарапать, так что Шмель пришел в отчаянье и стал биться головой о баркас, пока не отключился! – заявил Положенцев. – У него все лицо было в крови! А она к нему бросилась с ножом! Я вообще не уверен, что он до сих пор жив!
- О, Господи! – вздохнул Самойлов.
- Он бился головой в стену, а она ему кричала, мол, не там бьешься, чуть в сторонку отойди! – с возмущением говорил Положенцев. – Вы представляете себе такое?!
- Ну, и что? – озабоченно спросил Самойлов. – Он отошел?
- Нет, - ошарашено уставившись на капитана, ответил инженер. – Он вообще был не вменяемый.
- Ну, все, блин, придется борт рихтовать, - печально вздохнул Самойлов, вызвав у Сережи Положенцева новый приступ паники. – Просил же!.. – в сердцах добавил капитан, но тут заметил выражение лица своего собеседника и страдальчески подкатил глаза. – Конечно, Вы же ничего не знаете… - затем печально взглянул на экраны наблюдения, на свою книгу и с сожалением отложил ее в сторону. – Что ж, еще один рассказ. Сегодня – последний, предупреждаю.
- Шмель воевал в Армии Сопротивления, - начал свой рассказ капитан, - в группе боевых мотоциклистов, по сути дела смертников. Знаете кто это такие? Не важно. Средняя продолжительность жизни такого мотоциклиста – три боевых выезда. У Шмеля – двадцать восемь. Говорит, что просто везло, хотя, конечно, вряд ли. Но, так или иначе, везение однажды закончилось и Шмеля убили. Ну, он должен был погибнуть, точнее, но почему-то не погиб. Пуля прошла сквозь голову навылет, вырвала огромный кусок черепной коробки, на выходе, унесла часть мозгов. Конечно, товарищи голову ему забинтовали, вкололи лошадиную дозу стимуляторов, но он все равно должен был умереть, рано или поздно. А он не умирал.
Его, живого, доставили в госпиталь, подключили к аппаратам жизнеобеспечения – временная мера, акт милосердия. Пока не умрет. А он все не умирал. Две недели валялся в госпитале, обвешанный трубочками, пока врачам не стало ясно, что сам Шмель помирать не собирается и надо что-то делать.
Его спас случайно оказавшийся в госпитале профессор Колупаев. В мирное время им, конечно, не суждено было бы встретиться – простому мотоциклисту и светилу нейрохирургии. А тут – война, бомбежки, радиация кругом, эвакуация. Вот профессора и занесло аж в Магаданскую область. Там ему и попался этот трудный случай – Шмель, без половины черепа.
Подробностей я не знаю, но, по сути, профессор сделал ему новый, титановый череп. Черепную коробку, две дуги до нижней челюсти, верхнюю челюсть полностью, а чуть позже – и нижнюю челюсть. У Шмеля и своя была еще ничего, но челюсти надо было заменить, чтобы обеспечить прочность конструкции. Так что голова у Шмеля титановая. Ему теперь можно в атаку, без каски ходить – пули рикошетить будут. Мягкие ткани, конечно, страдают, но на нем все очень быстро зарастает – организм такой.
- Профессор Шмелем гордится, как лучшим своим достижением. Они до сих пор переписываются, хотя столько лет прошло… - продолжал Самойлов. – Но вот с тех пор у Шмеля в голове что-то… словно перемыкает. Будто бы короткое замыкание каких-то мелких контактов происходит. Профессор говорит – не удивительно, пуля, все-таки, сквозь мозг прошла. А у Шмеля, вдруг, возникают невыносимые головные боли. И единственный способ избавиться от них – выключиться, потерять сознание. Вот он и бьется головой в борт, инстинктивно, чтобы отключиться. И довольно часто – в одно и то же место. На этом месте обшивка начинает деформироваться. Вам, как инженеру, не нужно объяснять, чем это чревато в космосе?
- А что до Веры с финкой – она просто пыталась разжать Шмелю его титановые челюсти и вынуть язык, чтобы он не задохнулся. А это можно сделать только качественной сталью. Алюминиевые ложки пробовали – перекусывает… Ну, я развеял ваши страхи? – с явным облегчением спросил Самойлов.
- Д-да, - не слишком уверенно ответил Положенцев.
- Вот и отлично! – сказал капитан, снова беря в руки свою книжку и поудобнее устраиваясь в кресле. – Идите, готовьтесь к взлету, а мне еще оставшиеся системы проверить надо.
- Системы приготовления пищи в норме… - сообщил Каспер.
- Угу, - отозвался Самойлов, погружаясь в чтение.
- Это мое место, - сказал Зяблик, совершенно бесшумно возникший рядом со штурманским креслом. Положенцев вздрогнул от неожиданности и вскочил:
- Да-да, конечно!
Зяблик деловито уселся в кресло и запустил какую-то навигационную программу. Курс баркаса «Верещагин», как было известно Положенцеву, пролегал по созвездию Лебедя, от одной колонии до другой, а теперь, вот, Зяблику понадобилось внести какие-то коррективы. Несколько секунд понаблюдав за навигационным экраном, Положенцев вдруг вспомнил:
- «Равнины ада»… Шмель что-то говорил о равнинах ада…
- Вы не слышали об «Адских равнинах»? – не отрываясь от книги, спросил Самойлов.
- Нет, - честно признался Положенцев.
- Ну, ты даешь, Профэссор! – не отрываясь от экрана, хмыкнул Зяблик.
Больше никакого внимания инженера никто не удостоил, и он покинул рубку, четко осознавая две вещи. Во-первых, экипаж «Верещагина» жил по каким-то абсолютно своим, не совсем человеческим (или совсем не человеческим) законам. Во-вторых, этот экипаж  придумал ему кликуху, от которой едва ли удастся отделаться – он стал «Профэссором».

- К старту все готовы? – спросил Самойлов, включив связь в отсеках и прислушиваясь к вибрации корпуса. – Двенадцать минут – взлет с планеты, потом маневрирование по орбите, до станции «Орбита-Сортировочная», невесомость. Можно будет поплавать.
- Я не люблю невесомость, меня от нее тошнит, - пожаловалась Верка.
- Где мое пиво опять?! – заорал Шмель. – Каспер, зараза, ты куда ящики поставил?! Че ты булькаешь? Да мне по барабану, что в начале погрузки! Думать надо было!.. Мне надо было думать?!..
- Медицина и погрузтранс в норме, - перевел Зяблик. И спросил в интерком: - Профэссор, ты жив?
- Я занял стартовое кресло, - доложил Положенцев. – Ожидаю взлета.
Зяблик, переключив экран наблюдения, осмотрел инженера, лежащего в кресле и пристегнутого всеми ремнями, хмыкнул.
- Ну, как говорится, не курить, пристегнуть ремни, - сказал Самойлов, положив руки на штурвал. – Земля, к взлету готов.
- «Верещагин», взлет разрешаю, - послышался из динамика голос диспетчера. – Ни пуха, Глеб!
- К черту! – отозвался Самойлов, врубил форсаж и поплотнее обхватил рукоятки штурвала. – Зяблик, давай музыку. Погнали!
Рокот двигателей возрос, «Верещагин», набирая скорость, покатился по взлетной полосе. Из динамиков интеркома полетели сначала стрекот вертолетного винта, затем музыкальные аккорды и слова неизвестной Положенцеву песни:
Мама, это небыль,
Мама, это небыль,
Мама – это не со мной!
Неужели небо,
Неужели небо
Задеваю головой?!
Самойлов плавно потянул штурвал на себя и «Верещагин» послушно оторвался от взлетной полосы, уходя в небо. Экипаж песню явно знал наизусть, так что все, в один голос, подхватили припев:
- На ковре-вертолете,
Мимо ра-ду-ги!
Мы летим, а вы ползете,
Чудаки вы, чудаки!
Баркас плавно набирал высоту, перегрузка так же плавно вдавливала экипаж в кресла. Судя по звукам, долетавшим из динамиков, ни приличным голосом, ни музыкальным слухом никто из членов экипажа не обладал, но пели, точнее, истошно орали все, даже кибербот Каспер пытался  булькать в такт песне. Только Шмель, вместо «чудаки», орал «мудаки». Как понял Положенцев, данный музыкальный акт имел для экипажа «Верещагина» некое ритуальное значение. Сережа стал вслушиваться, пытаясь уловить скрытый смысл песни, известный обитателям баркаса «Верещагин». И на последнем припеве даже тихонько попытался подтянуть, вместе со всеми:
- На ковре-вертолете,
Ветер бьет в глаза.
Нам, хотя бы на излете,
Заглянуть за!..

«15 сентября 2088 года, система Лебедя.
Колония Коробушка, станция «Орбита-Сортировочная».
В колонии нанялся бортинженером на баркас «Верещагин», занимающийся грузовыми перевозками по системе. Баркас отправляется в очередной рейс, буксирует баржу «Михаил Лермонтов» до колонии Пески, затем, с грузом нейроволокна и системным компьютерным оборудованием идет до колонии Завалинка. Там баркас должен будет взять груз оружия и боеприпасов для мутантов колонии Желтая Зона (вопреки эмбарго Совета Колоний). То есть, фактически, я стал контрабандистом.
С первых минут столкнулся с неадекватным поведением членов экипажа. Суперкарго, он же старпом Шмель (не то фамилия, не то кличка) – человек с титановым черепом, у которого регулярно случаются приступы внезапных головных болей, и чтобы их преодолеть он бьется головой в борт баркаса. От чего обшивка корабля страдает. Старпом же страдает нестабильным вспыльчивым характером, а так же полным отсутствием всяческих манер.
Следующий член экипажа – бортовой врач (бортовая медсестра) Вера Зяблик (возможно тоже кличка, а не настоящая фамилия). Внешне очень привлекательная, но грубая и злая особа шестнадцати лет. Носит военную форму, в боковом кармане брюк – финку-бабочку, на поясе – светошумовые гранаты. Крайне агрессивная, язвительная и ленивая девушка. Возможно – нетрадиционной ориентации.
Ее брат, штурман Зяблик, обладает феноменальной памятью и способностью производить в уме очень сложные расчеты. При этом постоянно разговаривает с самим собой, киберботом Каспером и навигационным компьютером. Увлекается различными религиозными культами, особенно восточного происхождения.
Кибербот Каспер – еще один, полноправный член экипажа. Точнее, кибербот – всего лишь дистанционно управляемый модуль искусственного разума корабля, обладающего собственным характером и способного к самосовершенствованию. Обратил внимание капитана «Верещагина» на то, что это самосовершенствование происходит бесконтрольно, что на Земле такие эксперименты запрещены. Капитан мое замечание не воспринял, создание искусственного мозга экспериментом не считает вообще. «Я в этом не участвую, - сказал он. – Если это эксперимент, то эксперимент самого Каспера – ему вопросы и задавайте». А сам Каспер, точнее искусственный разум корабля затаил на меня обиду. Сегодня за ужином, вместо тюбика с манной кашей кибербот подсунул мне ловко замаскированный тюбик с горчицей, а когда я пошел в душ, вода дважды, самопроизвольно меняла температуру, от очень холодной, до очень горячей. Считаю этой мелкой местью искусственного мозга корабля.
Капитан Глеб Самойлов – человек, витающий в облаках. Жизнью своего экипажа он не интересуется, дисциплинарными нарушениями не занимается. На корабле анархия. Более всего капитана занимает русская литература начала 20-го века, критические работы по этой литературе, а так же творчество какого-то музыкального коллектива конца 20-го – начала 21–го века. Кроме поиска заказов для своего корабля и пилотирования «Верещагина», Самойлов ничем на баркасе не занимается.
Правда, его миссия в Желтой Зоне мне кажется подозрительной. Из разговоров экипажа я узнал, что помимо доставки оружия мутантам (что само по себе уже является уголовным преступлением), он еще намеревается собрать какие-то данные, для таинственного Института. Что это за Институт и каковы его интересы в Желтой Зоне, остается неясным. Буду продолжать внимательное наблюдение за капитаном и экипажем, чтобы выяснить истину и не стать соучастником преступления».

- Эй, диспетчерская! Сколько можно торчать на рейде? – спросил Самойлов в интерком, удерживаемый в невесомости над креслом ремнем безопасности, пристегнутом к карману джинсов и наблюдая на экране внешнего обзора облепленную пристыкованными кораблями орбитальную станцию над Песками. – У вас там что, вообще ни одного свободного пирса нет? У меня баржа на хвосте висит, какого черта я должен вместе с ней на рейде болтаться?! Она мне всю энергетику посадит на орбите – она ж тяжелая!
- «Верещагин», это диспетчер! – отозвался интерком. – Пирс номер семь должен быть свободен, вам, разве, не сказали?
- Что значит «должен быть свободен»? – переспросил Самойлов. – Что значит «разве не сказали»? Кто мне мог это сказать, кроме диспетчера? Я, вообще, с кем сейчас разговариваю?
Эфир, на этот раз, не отозвался вовсе.
- По-моему, ты разговариваешь с самим собой, - заметил Зяблик. – С собственным альтер эго.
- Не может быть! – округлив глаза в притворном страхе, помотал головой Самойлов. – Мое альтер эго не может быть таким идиотом! – и снова спросил в эфир: - Диспетчер?!
- Да, здесь я, «Верещагин»! – отозвался недовольный голос. – Пирс номер семь не свободен, там американский «Шэридан» пристыкован!
- Чего?! - Ворвался в динамик голос Шмеля, слушавшего диалог с диспетчером через интерком. – Че, и тут американцы мне мозги компосировать будут?! Скажи этому козлу, пусть валит, на фиг, а то мы его торпедируем!
- Что, других свободных пирсов нет? – спросил Самойлов.
- А хрен его знает, что тут есть! – честно признался диспетчер. – Такой бардак!
- Слушай, ты диспетчер, или где? – вмешался в разговор Зяблик.
- Я где?! – переспросил диспетчер. – Я в полной!.. Караганде! Я не диспетчер, я геолог, вообще-то, в отпуск лечу, на Завалинку. Диспетчер – мой корефан. Мы встретились вчера, ну, естественно, обмыли мой отпуск!..
- Понятно… - протянул Самойлов. – Так ты, стало быть, корефана подменяешь?
- Ну, да! – отозвался геолог. – Вот и смотрю, пытаюсь разобраться, что и как, а тут такой бардак! Этот «Шэридан» уже три часа, как уйти должен, а он все висит!
В этот момент в рубку, оттолкнувшись руками от входного люка, словно торпеда влетел Шмель, протаранил головой стенку рубки над экранами наблюдения и чуть отлетел назад. Затем схватился рукой за спинку кресла Самойлова и подтянулся к микрофону внешней связи:
- А че он там висит?! – возмущенно спросил Шмель. – Скажи ему, если не освободит пирс, сейчас расстреляем!
- Че висит, че висит!.. – пробормотал диспетчер. – Он же американец! Он без команды не отцепится!
- Так дай ему команду! – в один голос прокричали в микрофон Самойлов и Шмель, затем удивленно взглянули друг на друга и синхронно улыбнулись.
- Да я английского не знаю, ни фига! – признался геолог. – Где-то здесь программа-переводчик должна быть, только где ее найдешь, в этом бардаке?!
- А ну, переключи меня на этого америкоса, я ему сейчас все объясню! – потребовал Шмель.
- А ты че, Шмель, английский знаешь? – удивленно обернулся от экранов Зяблик.
- А то! – гордо заявил Шмель. – Смотри, сейчас я с ним объясняться буду!
В эфире послышались щелчки, затем новый голос:
- Е, е, ам «Шэридан»! Ай лисн, е!
- «Шэридан»?! – проорал в эфир Шмель. – Ду ю спик инглиш?!
- Ез, ай ду, - послышался изумленный ответ.
- Тогда пошел на фиг оттуда, козел! – дурным голосом заорал Шмель. – Вали, пока цел, а то торпедирую! Первый, второй аппараты к бою! – проорал Шмель в сторону от микрофона. Самойлов вздохнул и страдальчески прикрыл глаза. Зяблик криво усмехнулся.
- Донт шют! Донт шют! – понеслось из динамиков. – Крейзи рашинз! Ай эм гоу! Ай эм гоу!
- Вот дебил! – покрутил головой Зяблик. – Откуда на баркасе могут быть торпедные аппараты?
- Ну, надо же! – изумленно покачал головой Самойлов. – Сработало!
- А то! – гордо вскинул голову Шмель. – Я вообще большой специалист по переговорам! Зовите, если что!
- «Верещагин»! – послышался в эфире голос диспетчера-геолога. – Седьмой пирс свободен! Можете причаливать…

- Так, мужики, а вы теперь куда, на Завалинку?
Диспетчер-геолог, как и положено приличному геологу, оказался бородатым мужиком в универсальной всепогодной куртке и супер-унтах. Из всего багажа у него при себе был только грузовой ранец и гитара. После того, как «Верещагин» передал баржу «Михаил Лермонтов» орбитальному буксиру «Паскудный», весь экипаж, включая даже Каспера и Положенцева, перебрался на станцию. Зяблик и Шмель – чтобы закачать топливо и воду, все остальные – чтобы поразмяться. Все-таки на станции была довольно приличная гравитация – примерно 0,7 от нормы, да и пространства больше, чем на баркасе. Прямо у шлюза их и встретил геолог.
- Ты че, диспетчерскую бросил, что ли? – подозрительно спросил Самойлов.
- Да, нет! – махнул рукой геолог. – Кореш мой очухался, посмотрел, что творится, и выгнал меня, на фиг оттуда. Так это… Может, возьмете, до Завалинки, а?
- Возьмем, конечно, - кивнул Самойлов. – Иди, бросай барахло куда-нибудь. Только в рубку не лезь, лады?
- О чем речь?! – расцвел геолог. – Мне и диспетчерской хватило, выше крыши!
- А мы пойдем в «Застенок», разомнемся, - сообщил капитан. – Если хочешь – присоединяйся, как устроишься.
- Не! – замотал головой геолог. – Хватит мне, и вчерашнего! А то я так никогда отсюда не улечу!
«Застенком» на станции называлось единственное предприятие общепита, изначально построенное, как столовая, но, со временем, менявшее статус несколько раз – от ночного клуба до «Мак Дональдса». В конечном итоге, заведение превратилось в этакое универсальное орбитальное кафе, совмещавшее в себе функции всех своих предыдущих «воплощений». Здесь можно было и гамбургер купить, снять проститутку или приобрести стимуляторы, и полноценно пообедать всей семьей. Как все это удавалось совмещать владельцам заведения – для простого смертного оставалось загадкой.
Свое название – «Застенок», - заведение получило вовсе не из-за мрачного оформления, как поначалу думали многие, а из-за своего расположения. Запускать на орбиту полноценный модуль для столовки никто не собирался – слишком дорогое это было удовольствие. Поэтому местные умельцы, разобрав пару совсем уж дряхлых посудин, соорудили модуль прямо на орбите. Свободного стыковочного узла для кафешки тоже не нашлось, поэтому модуль прилепили, через шлюз, к одному из бытовых модулей, «за стенкой». Отсюда и возникло столь экзотическое название заведения.
В «Застенке» царила обычная для орбитального вечера атмосфера – человек пять у игровых автоматов, заставленных кружками с пивом, трое одиноких клерков у стойки. Двое «ночных бабочек» расположились за столиком у дальней стены, а почти в центре зала, сдвинув два стола, пировала шумная компания вольнонаемных. Судя по всему, парни отработали сезон на приисках Песков и теперь, получив расчет, отправлялись по домам.  Это радостное событие они довольно шумно праздновали, то и дело подзывая замученную официантку Тосю и пытаясь с ней заигрывать. Тося звонко шлепала парней по рукам.
Команда «Верещагина» заняла столик в стороне, примерно на равном удалении от шумной компании, барной стойки и «ночных бабочек». Девицы, пострелявшие, было, глазками на Глеба и Сережу, успокоились и вернулись к своим коктейлям.
- Глеб, а можно будет мне один коктейль?! – блестя глазами от возбуждения, спросила Верка. Каспер, устроившись под столом, возбужденно забулькал.
- Один коктейль и потанцуем? – усмехнулся Самойлов. Верка радостно кивнула. – Конечно, Верочка, - великодушно разрешил Самойлов. Каспер издал звук, отдаленно похожий на «О-о-о!», но Верка, на этот раз, не обратила на него внимания.

Шмель с Зябликом появились к тому времени, как Верка, давно опрокинув уже и второй, и третий коктейль, самозабвенно выплясывала на танцполе, не сводя сияющих глаз с потного, от энергичных танцев Глеба, отдыхавшего за столиком. На вольнонаемных, пытавшихся танцевать рядом с ней, она никакого внимания не обращала, всецело поглощенная капитаном и своей полуакробатической пляской. Зяблик, исполнив у входа несколько танцевальных движений, в такт Веркиному неистовству, помахал сестре рукой и пошел к столику верещагинцев, а Шмель, мгновенно оценив обстановку, подмигнул красоткам за дальним столиком и уверенно направился к группе шумных работяг.
- Мужики, фокус хотите?! – обнимая двоих парней за плечи, сразу вклинился в застольную беседу Шмель. Уже порядком подвыпившие работяги разом переключились на Шмеля, желая знать, что за фокус. – На спор, граненый стакан съем! – заявил человек с титановым черепом.
- Фигня! – загалдели мужики. – Тонкостенный стакан можно сожрать, я видел, а граненый – нет! Не гони, дядя!
- Спорим?! – азартно вскинулся Шмель, всем своим видом изображая, что риск – благородное дело. – Золотые часы ставлю! – и старпом «Верещагина» стал торопливо, неловко, срывать со своей руки браслет. Работяги тут же пустили часы по рукам, желая удостовериться, что они действительно золотые, а толк в золоте они, поработав на Песках, знали. Как только стало ясно, что часы действительно ценные, за столом снова поднялся шум:
- Отвечаю! Тоська, тащи гранчак! Не сожрет, загнется!
- О, Шмель работяг разводит! – обернувшись к шумному столику, заметил Зяблик. – Вот уже!.. И находятся ж еще дураки! Я думал, его уже вся галактика знает…
- Галактика большая, - философски заметил Глеб, грустно улыбаясь танцующей Верке.
- Погодите, а что все это значит?- встрял в разговор до сих пор молчавший Положенцев.
- Поскольку Шмель жизнь ведет совершенно безалаберную, ему нужны источники легкого дохода, - туманно ответил Зяблик. – Вот этим он сейчас и занимается…
- Безалаберной жизнью, или легким доходом? – уточнил Положенцев.
- И тем, и другим, - усмехнулся Зяблик, кивнул, принимая у Тоси стакан минеральной воды, сделал два глотка и пошел к сестре, танцевать.
А Шмель, тем временем, приняв из рук официантки Тоси граненый стакан, старательно изображал нерешительность и концентрацию воли, перед тем, как вцепиться в него зубами. На столе уже лежала довольно приличная горка золотых самородков, расчетных кредиток, печаток и прочих ценных вещей. Работяги замерли, впившись в Шмеля глазами. И тогда старпом резким движением вцепился зубами в стакан, со звоном отломил от него кусок и с треском начал его разгрызать. У работяг поотвисали челюсти.
- Боже, что он делает?! – в ужасе прошептал Положенцев, наблюдая за Шмелем.
- Деньги зарабатывает, - не отводя глаз от Верки, ответил Самойлов.

У Верки глаза сияли от счастья, Зяблик довольно усмехался и то и дело бросал загадочные фразы, вроде «Джа переполнен твоей радостью», взгляд Самойлова стал затуманенным и мечтательным, Положенцев пребывал в ужасе. Один только Шмель оставался нервно-возбужденным и слегка раздосадованным. После того, как он доел стакан и сгреб со стола свой выигрыш, под тоскливые взгляды очумевших работяг, он переключил свое внимание на девушек за дальним столиком. Но оказалось, что у тех уже появилась компания – двое военных пилотов. Шмель досадливо крякнул, заказал рюмку водки и тарелку манной каши. Весь остаток вечера он пил, ел кашу и досадливо вертел головой, в поисках свободной женской особи. Увы, в этом ему не повезло.
Едва только они покинули «Застенок», пересекли бытовой модуль и вступили в переход, стало ясно, что это не единственная неприятность в тот вечер. Поперек перехода, в полном, или почти в полном составе, в два ряда стояла группа работяг, облапошенных Шмелем.
- Ну, и что это должно означать? – спросил Самойлов, пока его экипаж размыкался в широкую шеренгу, напротив вольнонаемных парней. Один только Положенцев замешкался, остался стоять на месте, в недоумении вертя головой.
- Че надо? – пригнув голову, угрожающе спросил Шмель. Каспер, тихонько попискивая, несколько секунд метался от одного члена экипажа к другому, затем крутнулся на месте и, стелясь к полу, прошмыгнул между ног вольнонаемных, исчезая в глубине перехода.
- Ты не сказал, что у тебя титановая челюсть, - разминая кулаки, заявил, по-видимому, старший из работяг, немолодой уже, с проседью в волосах мужик.
- С титановой челюстью любой стакан сожрет, - добавил молодой, широкоплечий парень, судя по комплекции – спортсмен.
- Ты нас кинул! – подвел итог черноволосый, опасного вида сухопарый мужичок, пряча руку за пазухой.
- Пошел ты на...! – коротко высказал свое отношение к работягам Шмель.
- Вас никто не кидал, - спокойно сказал Самойлов. – Вы поспорили, что он съест стакан, и он его съел. Настоящий граненый стакан, без обмана. Он честно выиграл, а вы теперь хотите свои деньги вернуть, против всяких правил. Нехорошо.
- Погодите! – подал голос пришедший в себя Положенцев. – Не нужно конфликтов! Давайте вернем!..
- Заглохни, гнида! А-ну, цыц! – в один голос рявкнули на инженера Верка и Шмель. Положенцев вздрогнул и замолк. Зяблик неодобрительно покачал головой.
- Молчи, инженер, - подал голос Самойлов. – Разомнемся.
Положенцев подумал о том, во что может вылиться такая «разминка», а вот остальные члены экипажа, похоже, восприняли это слово, как команду. У Зяблика, рядом с инженером, в руках возникли две палочки, связанные веревкой и он начал их вращать, создавая вокруг себя зону неприступности и наступая на работяг. Верка выхватила теперь уже из двух боковых карманов брюк две финки-бабочки, взмахнула руками, приводя ножи в боевое положение и одновременно, оттолкнувшись от пола, взлетела на стену. Сделала два шага по стене, приземлилась на голову одному из парней и взмахнула руками, заставив еще двоих с криками отпрыгнуть.
Шмель, не мудрствуя лукаво, просто пригнул свою титановую башку и бросился вперед, сшибая головой противников. Самойлов размотал с пояса металлическую цепь и, коротко раскрутив ее, набросил на ноги ближайшему противнику. Рывок – и противник свалился на пол. Самойлов, с цепью наперевес, бросился в гущу схватки.
Положенцев, бестолково пометавшись какое-то время, наконец, сцепился с довольно крупным парнем и, свалившись на пол, покатился с ним в обнимку под ноги дерущихся.
- А-ну, стоять! – раздался над схваткой голос опасного мужичка. Схватка, от неожиданности, не то, чтобы замерла, но рассыпалась. Противники снова оказались друг против друга, только Положенцев, колотя здорового парня, катался по полу, да три-четыре поверженных титановой башкой тела остались лежать неподвижно. Опасный черноволосый мужичок теперь,  наконец, вынул руку из-за пазухи. В руке оказался пистолет.
- Че, совсем придурок? – спросил Шмель.
- Дядя, тебя не учили, что в космосе нельзя стрелять? – спросил Зяблик, тяжело дыша.
- Вы можете повредить обшивку станции, стреляя из пистолета, - сообщил черноволосому Самойлов.
- Не боись, я не промахнусь! – оскалился мужик, наводя пистолет на Глеба.
- Р-рв-вах! – раздался в проходе новый неожиданный звук и все мгновенно на него обернулись. Позади вольнонаемных, опершись на группу задних лапок, в полный рост выпрямился сороконожка-Каспер, оказавшись почти одного роста с человеком. В передних лапках Каспера были зажаты два штурмовых автомата (по четыре лапки на ствол), а на голове оказалась надета стандартная армейская каска.
- Каску ты на фига одел? – спросил Шмель. – У тебя башка и так пуленепробиваемая.
- Р-рв-вах! – ответил Каспер, недовольно мотнув головой.
- Итак, преимущество в огневой мощи – на нашей стороне, - заметил Самойлов. – Кстати, Зяблик, спасибо, что обучил Каспера пользоваться оружием. Что ж, господа… - обернулся, было, Глеб к работягам, но осекся на полуслове.
За спиной у Каспера возникла высокая темная фигура, в каком-то балахоне, с капюшоном, наброшенном на голову. Каспер, то ли почуяв, то ли определив сенсорами присутствие постороннего, сразу опустился на все лапки, пискнул и шмыгнул за ноги Шмеля. Шмель, оказавшийся ближе всех к темной фигуре, затоптался на месте, с виноватым видом поклонился темному и с робкой улыбочкой произнес:
- Здасьте, отче! Извините!.. Мы тут… - Шмель оглянулся по сторонам, пожал плечами: - Небольшой междусобойчик…
- Что за фигня?! – возмутился опасный чернявый мужичок. – Это еще что за чучело?!
Верка, взмахнув финками, складывая их в походное положение, спрятала руки за спину и сделала нечто, похожее на реверанс – весьма изящно, но довольно независимо.
- Мое почтение, - поклонился незнакомцу Глеб.
- Это че, с вами этот, в балахоне? – спросил старший среди вольнонаемных мужичок. – Пусть или валит отсюда, или ему тоже накостыляем!
- Дядь Гриш, кажись, это не человек, - теребя старшего за рукав, сказал молодой парень. – Кажись, он не с ними.
- Еще уродов нам тут не хватало! – крикнул кто-то из парней.
- Приветствую тебя, о Просвещенный! – молитвенно сложив руки, поклонился темной фигуре Зяблик. Фигура плавно проплыла вперед, повела головой. Движение головы указывало на Каспера, спрятавшегося теперь за Глебом. Глеб поспешно отступил в сторону. Каспер запищал, засуетился, но с места так и не сдвинулся, подняв камеру к незнакомцу, словно бы глядя ему в глаза.
Положенцев, расцепившись, наконец, со своим противником, вскочил на ноги, оказавшись прямо перед темной фигурой.
- О-о! – выдохнул Положенцев. – Старший!
- Ну, все, хорош пургу гнать! – рявкнул чернявый мужичок, вскидывая опущенный было пистолет и преодолевая невольную растерянность своей команды. Вольнонаемные парни разом подобрались. – А-ну, пошел отсюда!
- Ложись! – скомандовал Глеб и вся команда «Верещагина», включая Каспера, рухнула на пол, закрывая голову руками. Даже Каспер, распластавшись на брюшке, попытался прикрыть лапками свою каску. Один только Положенцев, не успевший, как следует, вписаться в команду, остался стоять, недоуменно оглядываясь.
- Дзам-м-м! – раздалось в воздухе, и команду вольнонаемных швырнуло на стены, прочь от темной фигуры. Положенцев рухнул на пол без чувств, где стоял. Сознание покинуло его тело и стало существовать где-то рядом, эпизодически воспринимая происходящее на физическом плане.
- Давайте его бросим! – предложила Верка.
- Он мне еще нужен, - сказал Самойлов.
Сознание Положенцева сделало сальто-мортале и он увидел бескрайние барханы пустыни, рея над планетой, именуемой Пески.
- «Не надо конфликтов, не надо конфликтов»! – передразнил Шмель. – Убил бы!
- Он свое получил, - сказал Зяблик.
Сознание Положенцева снова сделало кувырок и он увидел залитый солнцем пляж, бескрайний, до самого горизонта, океан – свою родину, в Голубой Зоне Карибских островов.
- Вот! – говорил Шмель. - Даже Каспер его тащить не хочет! Каспер, нам нужен санитар-доброволец!
- «Па лесам бродят санитары!..» - пропел Самойлов.
В этом месте сознание Положенцева окончательно покинуло физический план и отправилось куда-то в сверкающие дали планов астральных.

«21 сентября 2088 года, система Лебедя.
Где-то между колонией Пески и колонией Завалинка.
Три дня назад, на станции «Пески-Орбита», произошел неприятный инцидент, после которого отношение экипажа ко мне резко ухудшилось. Все члены экипажа меня теперь бессовестно эксплуатируют, намекая на мое малодушие, а кибербот Каспер им всячески в этом содействует.
На орбитальной станции старпом Шмель совершил акт мошенничества, выманив у группы вольнонаемных рабочих часть их заработка. Возмущенные рабочие попытались силой вернуть свои средства, из-за чего возникла драка, едва не завершившаяся применением огнестрельного оружия. Драка неожиданно была прервана представителем Высшей Расы, в просторечии именуемой Старшими. Старший произвел ментальный удар, когда по отношению к нему была проявлена агрессия.
Отмечаю, что от ментального воздействия Старшего никто из членов команды, за исключением меня, не пострадал. Более того, вся команда «Верещагина» вела себя так, словно была уже знакома, либо с этим Старшим, либо с кем-то из них вообще. Старпом Шмель, кажется, назвал Старшего «Отче», а штурман Зяблик, увлеченный восточными религиями, - «Просвещенный». Команда баркаса становится для меня все более и более загадочной.
О таинственном Институте – ни слова. Впрочем, собирать информацию стало тяжелее, поскольку целый день я занят ремонтом нужного и абсолютно ненужного оборудования – от кофеварок, до двигателя спасательной шлюпки включительно. Членов экипажа я почти не вижу, за исключением Каспера, который постоянно притаскивает мне все новые поломанные приборы. Но даже когда вижу – экипаж не стремится со мной откровенничать.
В то же время, сама команда постоянно бездельничает, большую часть времени проводя в кают-компании, в обществе заросшего, абсолютно негигиеничного геолога, у которого и имени-то нет. Все его именуют «Степаныч». О чем можно трепаться дни напролет – не представляю. А еще они все хором поют какие-то дурацкие песни, вроде – «Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги»! Самолетами давно уже никто не пользуется, «зеленое море» - совершенно дурацкое, пошлое сравнение, и, в конце концов, – о чем оно может петь, это «море»?! Снова, в который уже раз на этом загадочном баркасе, делаю вывод, что песня носит ритуальный характер.
Мои замечания капитану по поводу того, что я инженер-гидравлик, а мне приходится заниматься и электроникой, и реактивным оборудованием, да всем!, - эффекта не имели. «Я не могу себе позволить больше, чем одного инженера. Кроме того – тренируйтесь. В будущем, Вам это пригодится» - сказал Самойлов.
Засыпаю мгновенно, едва оказавшись на своей полке. Сплю, как убитый. Похудел. Зато окрепли мышцы брюшного пресса и бицепсы».

- Стало быть, Старший вмешался? – хитровато щурясь, спросил бородатый Степаныч. – А расскажите-ка мне, ребятки, как это так получилось, что у работяг он всех положил, а у вас одного только инженера? И того вам, по-моему, не очень жалко, нет?
- Так мы ж залегли! – простодушно ответил Шмель.
- Че его жалеть, козла? – вопросом на вопрос об инженере, ответила Верка.
- Да? – щурился Степаныч. – А что, помогает, если залечь?
- Да, помогает, - улыбнулся Самойлов. - Ментальный удар проходит на уровне «голова-грудь». Степаныч, шпион из тебя никакой. Чего выспрашиваешь? Собираешься со Старшими общаться?
- Дык! – сказал Степаныч. – Я-то собираюсь, или нет, им не интересно! Они сами решают, когда и с кем общаться!
- Не понял! – нахмурился Самойлов. – Они что, на Песках уже появлялись? Ты уже встречался со Старшими, Степаныч?
- А то как же! – подтвердил Степаныч. – Два раза появлялись на прииске, - в первый раз один только, а потом – двое, да еще и «пузырь» в сторонке. Ну, корабль ихний.
- Я знаю, что такое «пузырь», - кивнул Самойлов. – Но такая активность Старших… - он покачал головой. – Не понятно.
И видя заинтересованность Степаныча, а так же и Зяблика с Веркой, Самойлов пояснил:
- Старшие появляются, как правило, в новых мирах. Для них, в смысле, новых. Иногда просто наблюдают, иногда карают, почти полностью уничтожая цивилизацию, как Инферно, например. Да, Шмель?
- Сами нарвались, - вдруг сделавшись очень серьезным, пробормотал Шмель. – Не хрен было Деннице поклоняться, прости, Господи. Тьфу! – и Шмель торопливо перекрестился.
- …Иногда благодетельствуют, технологии передают, как, например, на Земле… Но нам они передали технологию искривления пространства, отправили нас в космос, можно сказать, - и все. Насколько я знаю, на Земле они присутствуют постоянно, но ни во что не вмешиваются. Шмель, ты переписываешься с профессором?
- Ну, конечно, как же?.. – глянул исподлобья Шмель.
- Он упоминает Старших, об их активности что-нибудь?
- Да, нет, вроде… - пожал плечами старпом. – Что-то было… Ну, короче, что-то с церковью связанное… - Шмель поморщился.
- Московский Патриархат объявил их Наивысшими Иерархами, - подал голос Зяблик. – Теперь им подают все решения Соборов на утверждение, даже кандидатуру Патриарха.
- Да? – вроде бы удивился Глеб. – А, ну, да… Но это, как бы, не активная деятельность. Ну и потом, Земля – «материнская» планета, не колония. Активность в колониях… Это что-то новенькое.
- Глеб, ты поаккуратнее, - подал голос Шмель. – Ты, вроде как их обсуждаешь, контролировать пытаешься… Не надо это…
- Я? Контролирую? – удивился Глеб. Верка взволнованно заерзала на месте, переводя взгляд со Шмеля на Глеба и обратно. – Даже и в мыслях не было! Просто любопытно. Любопытство они никогда не пресекали.
- Да ну?! – удивился Степаныч. – А ты откуда это знаешь, а, Глеб? Мне вообще кажется, что ты о них знаешь очень много!
- Если кажется, - креститься надо, - посоветовал Шмель.
- А давайте еще споем! – вмешалась в разговор Верка. – Про сказочную тайгу! Знаешь, Степаныч?!
- А то! – хитро прищурившись на Верку, взял Степаныч первый аккорд: - Когда я на почте служил ямщиком, ко мне постучался косматый геолог!..

- Здравия желаю, капитан Жолудев, участковый инспектор милиции!
Едва только экипаж «Верещагина» распрощался со Степанычем, пообещав как-нибудь заглянуть в гости, хоть на Пески, хоть на Завалинку, геолог шагнул из шлюза в переход станции и буквально нос к носу столкнулся с человеком в форме и с ноутбуком под мышкой.
- Атас, менты! – в притворном ужасе заорал Шмель, а Каспер начал суетиться, изображая поспешное заметание следов. Положенцев, отпущенный в увольнение на двое суток, которые требовались для разгрузки волокна и погрузки нового груза, собрался, было, уходить, но замер в нерешительности. Верка с независимым видом сунула руки в карманы, Зяблик улыбнулся, а Самойлов, скрестив руки на груди, кивнул капитану:
-  Капитан баркаса «Верещагин» Глеб Самойлов. Чем могу?
- Очень смешно, - понаблюдав за суетой Шмеля и Каспера, покивал участковый. И обернулся к Глебу: - Жалоба на вас, товарищ капитан.
- Жалоба? – удивился Самойлов. – Что за чушь! И на что жалуются?
- Да, вот… - милиционер раскрыл ноутбук, клацнул по клавишам, начал читать: - «Напали на группу рабочих прииска «Дальний», с применением насилия завладели частью имущества, нанесли тяжелые физические травмы, потребовавшие лечения в стационаре…» Ну, и так далее, - закрывая ноутбук, сказал участковый. – Есть справочка из стационара, на троих пострадавших –  поражение коры головного мозга, зрительных нервов, ушных раковин… Что скажите, товарищ капитан? Не хочу торопить события, но чистосердечное признание…
- Тьфу! – сплюнул на пол Шмель.
- Ха-ха! – сказал Зяблик.
- Ага, щас! – выдергивая руки из карманов, выкрикнула Верка. Каспер изогнулся дугой, приобретая вид сгорбленного бойца перед схваткой, и угрожающе забулькал.
- Не надо этих песен, про чистосердечное признание, - покачал головой Самойлов. – Мы из Желтой Зоны на Земле, если Вы понимаете, о чем я говорю, нам это просто не интересно. Я очень сожалею, товарищ капитан Жолудев, но Вас здорово подставили.
- В смысле? – наморщил лоб милиционер, поправляя фуражку.
- В буквальном. Физический ущерб, который Вы сейчас описали – следствие ментального удара, если вы знаете, что это такое. Мы его в принципе нанести не могли.
Жолудев побледнел.
- Старшие? – внезапно охрипшим голосом спросил он. Глеб только кивнул в ответ. – И у вас есть доказательства?
- Каспер, ты записывал тот мордобой? – спросил Самойлов у кибербота. Каспер вскинулся, раскрыл одну из секций своего членистого брюшка и выдвинул оттуда проектор. Затем перед ним возникла объемная картинка недавней потасовки, с того места, как на сцене появляется Каспер с двумя автоматами. Отчетливо был виден чернявенький мужичок с пистолетом в руке.
- О, ствол, - почти равнодушно отметил милиционер.
- Промотай немного вперед, - сказал Самойлов. – Туда, где уже видно Старшего.
Картинка пришла в движение, замелькали жесты, затем сама картинка стала стремительно двигаться и, наконец, снова замерла. В центре экрана возникла фигура в темном балахоне. Участковый нервно сглотнул.
- Запускай в нормальном режиме, - скомандовал Глеб, и картинка пришла в движение. Фигура плавно заскользила по экрану. Не только участковый и Положенцев, мало что помнивший из тех событий, но так же и все остальные с интересом стали наблюдать за происходящим.
- …Небольшой междусобойчик… - сказал Шмель на экране и Верка, Зяблик, а так же сам Шмель захихикали. Верка на экране присела в реверансе и все заулыбались:
- Красиво прогнулась! – сказал Зяблик, и Верка показала ему язык.
- Да, изящно получилась, - сказал Самойлов, и Верка кокетливо ему улыбнулась.
Картинка сместилась, и теперь сфокусировалась на невидимом под капюшоном «лице» Старшего. Картинка подрагивала, передавая суетливые метания Каспера. На мгновение, под капюшоном вспыхнули два белых огонька, словно бы глаза Старшего.
«Внимание! Проникновение в Центральное Ядро управления!» - вспыхнула в пространстве экрана объемная красная надпись. Самойлов нахмурился.
Действие на экране, тем временем, разворачивалось.
– …А-ну, пошел отсюда! – прокричал чернявый, а затем раздалось звонкое:
- Дзам-м! – и участковый Жолудев непроизвольно дернулся от экрана. Положенцев, расширенными от ужаса глазами смотрел на себя, падающего в виртуальном пространстве.
- Так, Старшие вне моей юрисдикции! – сунув руки в карманы, поспешно заявил участковый, кивнул Касперу: - Спасибо! - Затем Самойлову: - Всех благ! – развернулся на каблуках и зашагал прочь по переходу. Картинка на экране замерла, словно бы перечеркнутая красной надписью: «Внимание! Проникновение в Центральное Ядро управления!».
- О-па! – сказал Зяблик.
- Штирлиц, за нами следя-ат… - грустно вздохнул Шмель.
- Глеб, чего это?! – надула губки Верка, явно не очень понимая, что надпись обозначает.
- Каспер, ты отследил проникновение? – спросил Самойлов. – Покажи журнал.
В пространстве экрана возникла объемная схема, изображающая Центральное Ядро, Резервные Ядра на периферии, разбросанные по территории «Верещагина», в стороне – кибербота, связи между элементами системы. Красная полоса проникновения протянулась от кибербота к Центральному Ядру, от него – к периферийным ядрам, взбухла бардовыми шариками внутри ядер и исчезла. Затем в экране возникли ряды строк – количество файлов, считанных при проникновении, процентное соотношение, файлы, подвергшиеся глубокому анализу и перекомпоновке.
- Это, что, за какую-то секунду вот это все он сделал?! – поразился Положенцев. – Фантастика! – выдохнул он восхищенно. Шмель наградил его презрительным взглядом, Верка сердито стрельнула глазами.
- Ну, и что нам перекомпоновали? – спросил Глеб. Каспер выдал информацию – две библиотеки. – Мне это ни о чем не говорит, - признался Самойлов. – За что отвечают файлы?
После нескольких секунд размышления, Каспер сформулировал ответ. Первая библиотека – структура приоритетов при уничтожении враждебных целей. Вторая – коды опознавания «свой - чужой».
- Нормально! – выдавил из себя Шмель. Зяблик покачал головой. Положенцев во все глаза смотрел на экран, буквально впитывая информацию.
- Суть внесенных изменений? – задал капитан Касперу новый вопрос. Поразмышляв еще несколько секунд, Каспер выдал.
В первом случае был повышен приоритет уничтожения цели «Патрульный катер милитаризированной зоны». Во втором – получен код опознавания этого самого патрульного катера.
- Твою мать! – прореагировал, как всегда, первым, Шмель. Зяблик присвистнул. Положенцев стал тыкать пальцем в экран, пытаясь что-то сказать:
- Это!.. Это!..
Самойлов хмурился и качал головой. Одна только Верка, явно чего-то не понимая, переводила взгляд с одного на другого и, наконец, решила вмешаться.
- Так, все, хорош дергаться, Профэссор! – ткнула она зацикленного инженера в бок. – Тебе увольнение дали, вот и вали, отдыхай! Каспер, сворачивай кино, все все увидели! Че стали, рты раскрыли?! – обратилась она к остальным. – Нам еще разгружаться, грузиться, топливо закачивать. Пошли работать!
- Вы просто не понимаете, Вера!.. – порывисто воскликнул Положенцев. – Я понял!..
- Хочешь сказать, что я дура, «голубой»? – с угрозой спросила Верка.
Шмель поперхнулся собственным смехом, Зяблик даже рот раскрыл, наблюдая за этой сценой. Глеб криво усмехнулся. Каспер недоуменно начал водить камерой с одного члена экипажа на другого.
- Я?! – переспросил инженер, задыхаясь от возмущения. – Это я – «голубой»?! Да ты сама – лесбиянка!
Повисла гробовая тишина. На мгновение все замерли.
- Что он сейчас сказал? – кривя лицо в бесполезной попытке прислушаться, спросил Шмель. Зяблик, придя в себя, торопливо толкнул его к кораблю, дернул за рукав Глеба:
- Валим, валим, на фиг, отсюда, а то и нам перепадет!
Каспер, взвизгнув, метнулся к люку и, прошмыгнув между ног у Шмеля, первым скрылся на «Верещагине».

«29 сентября 2088 года, система Лебедя.
Где-то между колонией Завалинка и колонией Желтая Зона.
Четыре дня назад был жестоко избит Верой Зяблик, из-за дурацкого недоразумения. После этого, все четыре дня, как медик экипажа, Вера бережно за мной ухаживала и даже извинилась за нанесенные телесные повреждения.
А повреждения достаточно серьезные – у меня сломан нос, разорвана левая ушная раковина и правая ноздря, сломаны два ребра с правой стороны, два пальца на правой руке, не считая многочисленных ушибов, ссадин и кровоподтеков. Вынужден признать, что физическая и бойцовская подготовка девушки Веры, не смотря на всю ее показную лень, заслуживает всяческого уважения и намного превосходит мою собственную. Как объяснил мне капитан корабля Самойлов, Вера Зяблик выросла в подземном поселке, где-то на севере Евразийского материка, с чудовищным названием Чигичинах, что в переводе с якутского языка означает «Гнилое болото». Со слов Самойлова я понял, что место это ужасное, просто Чистилище какое-то. В нем напрочь отсутствовали какие бы то ни было правоохранительные органы, свободно распространялись наркотики и оружие, любой человек, даже ребенок, в любой момент мог подвергнуться физическому насилию. Вера, в частности, пережила попытку изнасилования, еще до пяти лет (до того момента, когда на Земле появились Старшие и ситуация кардинально изменилась)! А уже с шести лет участвовала в «вылазках» Самойлова и его компании, (что бы эти «вылазки» не обозначали), а так же в строительстве баркаса «Верещагин».
Поселок Чигичинах, в котором и был построен корабль, где встретились и некоторое время проживали все члены его экипажа, расположен в так называемой Желтой Зоне, ограниченно пригодной для проживания. Как это ни странно, учитывая описанные выше ужасы проживания в этой зоне, плюс постоянный недостаток пищи, воды, угрозу радиоактивного заражения, экипаж «Верещагина» гордится своим происхождением с этой территории, и гордо именует себя «желтыми». Меня же, выросшего во вполне цивилизованной и безопасной Голубой Зоне Карибских островов, они называют, соответственно, «голубым». С гомосексуализмом это понятие никак не связано.
Тем не менее, мое происхождение из благополучной Голубой Зоны вызывает у них антипатию и презрение. Как будто благополучие и безопасность это преступление или порок! Совершенно неадекватные представления у этих людей! Они так гордятся своей нищетой и постоянной опасностью, в которой жили, словно бы это было великим достоинством! Более того, они вспоминают свой Чигичинах с ностальгией, словно потерянный рай! У меня это просто в голове не укладывается. Я все больше и больше утверждаюсь в мысли, что проживание на зараженной радиацией территории, в состоянии постоянного стресса, привело к необратимым изменениям в их психике. И теперь их очень условно можно отнести к человеческой расе.
Из-за этих вот расхождений в представлениях и терминологии, и возник конфликт. Вера назвала меня «голубым», я же, считая, что она говорит о моей сексуальной ориентации, назвал ее лесбиянкой. В свое оправдание могу сказать, что ее поведение иногда действительно напоминает поведение лиц нетрадиционной ориентации. Вот тогда-то все и произошло. Двое суток увольнения, предоставленных мне капитаном Самойловым, я так и не смог использовать.
Как выяснилось, Вера с пяти лет страдает от неразделенной любви к Самойлову, хранит ему верность даже в мыслях, и пресекает любые попытки ухаживаний, со стороны всех остальных мужчин. Сомнения в своей женственной сущности (теперь я это точно знаю) воспринимает, как самое ужасное оскорбление.
В моем нынешнем положении есть безусловные плюсы. Не смотря на многочисленные повреждения, я чувствую себя вполне сносно. Я целыми дня бездельничаю, отлеживаясь в лазарете, и у меня появилось сколько угодно времени для размышлений. И я пришел к некоторым умозаключениям.
Во-первых, как я уже говорил, экипаж «Верещагина», безусловно, имел в прошлом контакты со Старшими. Более того, теперь я почти уверен, что контакты эти происходили именно по инициативе Старших (хотя причину такой «избранности» команды «Верещагина» даже представить себе не могу).
Во-вторых, недавний контакт экипажа со Старшим, возможно, тоже не был случайным. Я практически уверен, что Старшие заинтересованы в миссии «Верещагина» в колонии Желтая Зона (названной так, кстати, в честь тех самых территорий, происхождением из которых так гордятся мои коллеги). Старший, вошедший в контакт с экипажем «Верещагина», практически выдал команде «лицензию на убийство» патрульного катера милитаризированной зоны, в которой находится колония. А так же коды опознавания этого катера, - «шапку-невидимку» для прохождения зоны. Выходит, Старшим нужно, чтобы «Верещагин» доставил оружие на планету мутантов.
В-третьих, экипаж баркаса для этой миссии был выбран не случайно – из-за своего явного психологического (а может и не только) сходства с мутантами. Любой другой экипаж мог бы потерпеть фиаско на этой планете. Известно, что мутанты уже расстреливали не только военные, но и торговые суда, и даже корабли миссионеров, приземлявшиеся на планете. Экипаж «Верещагина», каким-то образом, этой участи избежал, и уже трижды, как минимум, побывал на планете, безо всякого для себя ущерба.
Миссия баркаса «Верещагин» становится для меня все более загадочной, учитывая все обстоятельства. Буду наблюдать за развитием событий.
О таинственном Институте – ни слова».