Провинциальная ангелиада

Пришёл – так слушай. И чтоб не шуметь, бес тебя забодай! Бенни, виски со льдом, будь добр, и льда побольше!
Вообщем, городок наш Сан-Тропико, как ты видишь, небольшой, тихий. Народ всё больше фермерством занимается, кое-кто рыбой промышляет, мануфактуру вон запустили недавно. Три с половиной тысячи душ населения. Мэрия, банк с почтой, тюрьма с моим офисом – вот и всё наше хозяйство. Главную нашу достопримечательность – и единственную к тому же – ты уже вроде как видел. Да, да, я про памятник Джорджу Стентону, основателю города. Большой шутник был, царствие ему небесное…
Но история моя совсем про другую достопримечательность. Спасибо, Бенни, пока больше ничего не нужно.
Года полтора назад… вообщем, откуда он взялся – чёрт знает. Поезда тут идут в основном проходные, а те, что и останавливаются, обычно на обратном пути сошедших и забирают. Никто не хочет оставаться в Сан-Тропико, и, честно говоря, слава Богу. Мы тут как одна семья – все на виду, все друг друга знают. Зачем нам чужой?
А этот Хиль Йорхе свалился откуда-то как снег на голову и, представляешь себе, остался. Вёл себя, по правде сказеть, образцово, что твоя монашка – не пил, не сквернословил, за юбками не волочился. Сидел себе дома, гостей принимал без счёта, да мозги им дурил. Зайдёт какая наша, скажем, швейка, он на неё посмотрит, руками поводит в воздухе, та и давай щебетать: "Ой, кудесник! Ой, вылечил! Голову не склонить было, а то теперь! Волшебник!" Ну, цирк.
Ещё умел железо из печки голой рукой брать, месить его как глину – и бултых! – готова причудливая безделушка. Кузнечествовать бы ему, да как такого заставишь…
Вообщем, сразу обратил на себя немалое внимание, а ты понимаешь, что это значит в маленьком городке? Это значит волнения и всякие ненужные разговоры-шёпотки, бес их забодай. И ладно б только наши языками трепали, так ведь окрест прознали про нашего Хиля – и давай валить сюда толпами, на диковинного паренька глазеть. Одна дурёха аж из-за гор притащилась, тьфу. Уж и слух пополз, что с дьяволом знахарь на короткой ноге, а это, видишь, уже не просто неудобство, это проблема. А моя, шерифа, забота – чтобы проблем как раз не было. И я пришёл к этому Хилю домой.
Он как обычно лежал на своём диванчике, но, увидев меня, сразу вскочил, заулыбался – он постоянно улыбался – и пригласил меня войти. Как будто мне оно нужно, его приглашение… "Как живёшь", – говорю, – "мистер Йорхе? Как здоровье?" Изображаю, стало быть, доброго полицейского.
Тот лыбится. "Спасибо", – говорит, – "господин шериф, пока всё хорошо, здоровье как всегда – дай Бог каждому". Вот нахал, а! "Дай Бог каждому"! Клянусь, так и сказал!
"А я к тебе по делу", – начинаю брать я быка за яйца.
"Слушаю вас внимательно, господин шериф", – отвечает Йорхе, спокойный, как тарантул на солнышке. Это хорошо, что слушаешь…
Бенни, малыш, повтори виски, пожалуйста. "Так вот", – говорю. – "Хиль, ты в Сан-Тропико уже сколько? Почти год. Врать не буду – ты один из самых порядочных людей, живших здесь и живущих ныне. Всем ты хорош, парень, но, видишь ли, в чём закавыка, бес её забодай – слишком хорош. Огненной воды бежишь, девок не щиплешь, эти ещё твои чудачества… как это, кстати – руками, без рукавиц, без щипцов там разных – неужто не больно?"
Улыбается, щенок. "Совсем не больно", – отвечает. – "А как то выходит – неведомо мне. Умею просто – и всё".
"Всё – так всё", – говорю, а сам думаю – виляет, темнит – точно дело нечисто. – "Разное на свете бывает, ни за этим я сюда пришёл. Видиш ли, Хиль, я тоже не знаю, как ты это творишь, или как ты там головные боли снимаешь, да камни из почек изгоняешь или ещё что. Не знаю, не хочу знать, и, если уж начистоту – не верю во всю эту хироманию. А вот что знаю доподлинно, так это то, что ты нигде не работаешь. Никто не видел тебя ни с мотыгой, ни с бреднем. Я даже не знаю, каким ремеслом ты владеешь, а шериф, тем более такого маленького городка, обязан знать всё. Что ты на это скажешь?"
Улыбка сползла с лица Йорхе, как старая змеиная кожа. Печёнкой чую – было ему что скрывать!
"Не знаю, что и сказать", – отвечает он, забыв прибавить "господин шериф" – волнуется, шельмец! – "Из ремёсел мне знакомо лишь плотницое дело, но я, боюсь, так давно им занимался, что уж и не отличу рубанка от стамески. А работа… Так ведь я работаю. Каждый день".
Я чуть со стула не упал. Доводилось мне лаяться с молодым кузнецом Томасом, но этот наглец переплюнул даже его.
"Послушай, Хиль", – говорю я. – "Школу мне закончить не сложилось, да и стаканчик-другой пропустить грехом не считаю, но мозги у меня пока на месте. Если человек почти не вылезает из дому, значит, он либо ткач, либо печатник, либо что-то в этом духе. Я что-то не вижу у тебя ни единого станка, Хиль! Давай-ка начистоту, мистер, а то мне совсем не хочется нервничать в такую жару. Итак?"
Надо признать, выдержка у парня была та ещё. "Господин шериф", – говорит, – "я сказал вам правду – в далёком отрочестве я был плотником и довольно посредственным, но ни ткацкого, ни какого иного ремесла я больше не знаю".
"Зато я знаю!" – заорал я. – "Грабить банки и людей резать – вот, наверняка, твоё ремесло, тихоня! Вот твоя работа, бес тебя забодай! Вот они – черти в тихой заводи! А ну пошли, плотник чёртов!"
И тут он глянул на меня – будто уголёк за пазуху сунул. "Господин шериф", – сказал он тихо, – "никогда не говорите таких слов. Никогда – что бы ни случилось. А работа", – он слегка улыбнулся, – "работа моя проста – делать мир лучше. Не это ли есть цель любой работы?"
Мне как в рот воды налили.
"Я давно забыл, как выгляжу", – продолжал он, – "потому, как каждый день вижу в зеркале ангела. Каждый день я люблю ваш город, который и на йоту не стал бы таким тихим и спокойным, не будь меня здесь. Но вы не бойтесь – скоро закончится год, и я уйду. Сегодня в зеркале я увидел, что у меня начал расти хвост".
Налей-ка мне двойного, Бенни. Вот такие дела, бес их забодай. Через месяц или около того Хиль Йорхе исчез. Вечером был, а на следующий день как корова языком слизнула. И вот думай теперь как хочешь, было оно или привидилось.
Одно знаю точно – городок наш и верно стал лучше, по крайней мере, по эту сторону гор. В других-то – то и слышно – одного зарезали, другого утопили, а у нас спокойно, слава Богу. Может, и впрямь Хиль постарался. Стало быть, не разглядел я его.
И ещё. Вишь ты, какое дело… Встаю сегодня утром, гляжу в зеркало – а там ангел!