Монастырь. Часть 1

Служба заканчивалась. Священник допел молитву, повернулся к пастве и произнёс:
«Братья и сёстры! Наше вечернее богослужение завершено, теперь изыдем в домы своя. Ангел-хранитель да сопутствует вам!» Поклонился народу и сошёл с амвона.
Народ закрестился и направился к выходу из церкви.
Люди спешили покинуть обитель и вернутся домой до того, как стемнеет. На дворе стояла поздняя осень, после шести вечера темнело быстро. И хотя в окрестных местах бояться было некого, всё равно приятно вернуться домой до темноты, а не идти по просёлочной дороге, тянувшейся вдоль леса в сумерках.
Монастырь стоял на высоком холме. Высокие каменные стены с башнями были воздвигнуты в первой половине семнадцатого века, когда продвижение вооружённых отрядов в Сибирь требовало постройки опорных пунктов. Сначала возвели деревянный острог, благо строевого леса хватало - тайга рядом. Затем, когда малая крепость превратилась в городок, то укрепление расширили, город обнесли высоким валом с бревенчатыми стенами, заложили большой храм, который должен был стать главным во всей округе. А округа, если считать таковой обитаемую территорию, занимала немногим более пяти вёрст. Далее тайга была необитаема, её нарушали лишь визиты охотников, уходивших за свежей дичью да обозы сибиряков, привозивших пушной оброк.
А спустя несколько лет в городке появились первые монахи. Они – то и заложили монастырь. Строили сразу каменный, в комбинации с кирпичом. Стены монастырские копировали стены монастырей Киевской да Московской Руси – высокие, каменные, они предназначались для обороны. В средневековой Руси монастыри часто выполняли функции крепостей. Здесь обитель возводилась в относительно спокойные времена – монгольское иго давно стало сказкой, Сибирь активно осваивалась, а сами сибирцы не могли причинить серьёзного вреда поселению. Да и незачем. Крепостной облик был скорее данью далёкому легендарному прошлому, чем реальными оборонительными сооружениями.
Правда не вся Сибирь ещё была покорена, ещё возникали местами очаги беспокойства местных племён, не желавших идти под высокую руку Царя Московского. Да и маньчжуры – далёкий дикий народ, за Амуром – рекой, тоже сосед серьёзный. Слава о покорении ими самого Китая быстро дошла до России, а Сибирь к новому владению маньчжур куда как ближе, чем далёкая Москва! Вот, на всякий случай и сложили стены из камня на надёжном растворе. Так, для острастки возможного неприятеля. Городок рос, богател, многочисленные караваны с пушниной и сибирским золотом тянулись в центральную Россию. А оттуда шли всё новые и новые военные отряды, семьями переселялись купцы, почувствовавшие неограниченную прибыль, там, где сокровища в земле да реках сокрыты, по лесам прячутся, да и исконная русская мечта – Воля, тоже согревала душу переселенцев! Ведь в далёкой полудикой и безмерно богатой Сибири до Батюшки – Царя, ой как далеко!
Городок растекался вниз по склону холма и вширь, по берегу маленькой речке, отстраиваясь новыми рублеными из огромных брёвен купеческими домами, избами охотников, чиновников и всякого другого, зачастую сомнительного происхождения люда. Монастырь остался на холме, с которого и начиналась крепость. Молча высились над крутым берегом холодной реки его стены, пристально вглядывались бойницами сторожевых башен в уходящий за горизонт таёжный океан. А внизу с каждым десятилетием всё громче шумел город, теперь далёкий и даже в чём-то чужой для отрешенной от всего суетного и земного обители. С тех пор, как активное движение по освоению беспредельных просторов передвинулось дальше на Восток и Юг, монашеская братия возросла, сам монастырь перестал быть крепостью «в резерве», и потекла за его стенами обычная религиозная жизнь. Городские жители теперь входили на его территорию для службы в храме, пока не построили в самом городе новую церковь, а потом и вовсе стали редкими гостями. Иногда, по большим праздникам, народ преодолевал крутой подъём, ведущий к воротам обители, и посещал службу в храме. Так было и на этот раз. Праздник Покрова Пресвятой Богородицы собрал жителей в самом старинном храме города, и теперь после завершения службы люди стремились домой.
Отец Иосиф завершил службу. Вышел из алтаря, спустился с лесенки во внутреннее помещение храма. Подошёл к аналою, перекрестился и направился к выходу. Вышел из храма, поклонился высокому куполу, сияющему золотом в закатном солнце и, медленно пошёл по направлению к трапезной. Но, пройдя десяток шагов, остановился и стал смотреть на людей. Иосиф часто наблюдал за людьми. Он с интересом смотрел, как они приходят по большим праздникам в монастырь, отстаивают службу, а потом быстро – быстро крестясь, торопятся вниз по склону холма домой. Ему интересно было наблюдать, как стоя на праздничных службах по три – четыре часа, люди крестятся, отбивают поклоны, поворачиваются вслед священнику, который совершает хождение по храму и окуривает помещения ладаном. А главное, как народ силиться понять, что означает то или иное действие и, что же, вообще, происходит в церкви?
Он здесь сравнительно недавно, чуть более года минуло с тех пор, как был рукоположен в священники и направлен сюда, в отдалённый маленький городок, окружённый безбрежным лесным океаном Восточной Сибири. Рукоположили в Москве, остаться в столице и стать правой рукой одного из видных церковных иерархов не предлагали – сильно своеобразен был студент Духовной Академии, постоянно задумчив, сам себе на уме, да и полемист не особый. А в Москве нужны люди активные, пробивные, способные и службу вести, и своего покровителя поддержать – «ежели что», да и на телевидении выступить, призвав ко всеобщему покаянию народ российский и ругнув «чужие, неправославные ценности». А он не из таких. Учился прилежно, провокационных вопросов не задавал, но и на первые места не рвался. А сюда в Сибирь далёкую, попал по собственной просьбе, сказал, что места чистые и народ в глубинке не «испорченный». Ему пошли навстречу и, в середине августа, отец Иосиф уже подъезжал на «Ниве» к окрестностям города. Встретил его сам настоятель обители – отец Григорий. Большой широкий человек, Григорий строго оглядел новоприбывшего, улыбнулся и произнёс: «Ну, что отроче? Сработаемся вместе?!»
Не то утверждал, не то спрашивал.…
С тех пор и потекла тихая мирная жизнь. Впрочем, тихой её можно назвать по мирским меркам, сами монахи работают много и долго. С утра на молитву, затем трапеза, после – работы, смотря по времени года – огород, ремонт помещений. Затем молитвы, библиотека, вечерня, трапеза, сон. И так изо дня в день.