Всё, что нажито непосильным трудом...

Основание Павлом церквей по всему Средиземноморью – это, безусловно, подвиг. И столь же безусловно, что без Божьей помощи такое было бы не под силу ни одному человеку. Но и от человека многое зависит. Павел один (!) сделал для распространения христианства больше, нежели все прочие апостолы, вместе взятые. А ведь и они были вед;мы Святым Духом! Кто после этого будет говорить, что человек не имеет свободы воли? И всё же, несмотря на некоторые – весьма драматические – эпизоды, официально-сусальная версия превращает Павла (как и Петра, не говоря о подвижниках рангом пониже) в человека-функцию, что, в конечном счете, ведет к поверхностным суждениям как о нем самом, так и его деятельности. А отсюда недалеко и до того, чтобы исказить и содержание его проповеди. История знает множество примеров, когда под лозунгом «Так учит такой-то» лидеры – по неведению ли, или преднамеренно – вели широкие массы трудящихся туда, куда им представлялось целесообразным.

Когда текст Писания был доступен ограниченному кругу людей, паству можно было учить, чему НАДО, даже не заглядывая в Библию. Свидетельствует митрополит Питирим:
 
«Очень давно, когда я занимался историей Западной Церкви, в одной из хроник мне довелось вычитать такую забавную фразу: один епископ пишет другому: «Недавно прочитал Библию. Очень занятная вещь, но, к сожалению, там очень много против нас». [1]

Но теперь-то, когда первоисточники – даже в отредактированном за прошедшие столетия виде – доступны каждому грамотному человеку, что мешает свериться с текстом, насколько соответствует действительности та история, о которой нам рассказывают с амвона и с экрана телевизора? Та самая, что «копипастится» из одной агитационной брошюры в другую?

При словах «апостол Павел» перед нашим мысленным взором тут же возникает образ пламенного проповедника, обладающего удивительным даром убеждения, умелого организатора, бессребреника, презревшего почет, комфорт и привилегии. Чуть ли не в рубище, не раз битый за убеждения, он бродит по дорогам необъятной Римской империи, сея разумное, доброе, вечное. Всякий раз, приходя в новый город, начинает с того, что отмечается в синагоге, где непременно получает отпор со стороны «ревнителей отеческих преданий» (хорошо, если обходится без мордобоя), выходит на площади, зажигательными  речами привлекает внимание любопытствующих зевак-язычников, а уходя – оставляет единомышленников, организованных в ячейку общества нового типа – церковь.
 
Заслуг Павла в распространении христианства и становлении церкви никто не оспаривает, а рост числа последователей, с учетом противодействия – с обеих сторон, – иначе как чудесным и промыслительным не назовешь. Но таким ли триумфальным, на самом деле, было шествие христианства по античному миру, такой ли неустанной – агитация и пропаганда Павла?

В Афинах, например, Павел потерпел фиаско. Он не смог переубедить закаленных в традиционных диспутах эпикурейцев и стоиков. [2] В том, что Павел не смог достучаться до их сердец, позора не было. К непонимающим он был весьма снисходителен:

А кто не разумеет, пусть не разумеет. [3]

Но, видимо, в чем-то он «переборщил». Философов задело за живое, что Павел – вот упрямец! – не соглашается с их – несомненно, логичными – доводами продолжает «гнуть свою линию». А посему им захотелось унизить оппонента, которого они посчитали не иначе как за пустобреха. Они предложили Павлу сделать доклад с изложением своей концепции перед самыми уважаемыми людьми города, в Ареопаге. Аудитория, несомненно, была соответствующим образом подготовлена, и, несмотря на блестящую речь, насыщенную дифирамбами в адрес благородных афинян, докладчик был осмеян. Дееписатель сдержанно сообщает, что поле этого «Павел вышел из среды их», а «после сего… оставив Афины, пришел в Коринф». [4]

За этими словами в Деяниях следует удивительный фрагмент, при чтении которого у нас возникают недоуменные вопросы, а анализ текста позволяет усомниться в достоверности некоторых деталей общепризнанной версии церковной истории. А взятый в более широком контексте канонических текстов – к возможности (не будем настаивать на слове «необходимости») ее кардинального пересмотра. Вот этот фрагмент:

После сего Павел, оставив Афины, пришел в Коринф; И, нашед некоторого Иудея, именем Акилу, родом Понтянина, недавно пришедшего из Италии, и Прискиллу, жену его, – потому что Клавдий повелел всем Иудеям удалиться из Рима, – пришел к ним, и, по одинаковости ремесла, остался у них и работал; ибо ремеслом их было делание палаток. Во всякую же субботу он говорил в синагоге и убеждал Иудеев и Еллинов. А когда пришли из Македонии Сила и Тимофей, то Павел понуждаем был духом свидетельствовать Иудеям, что Иисус есть Христос. Но как они противились и злословили, то он, отрясши одежды свои, сказал к ним: «Кровь ваша на главах ваших!  Я чист. Отныне иду к язычникам». [5]

Первым делом, считаем необходимым отметить, что общепринятая хронология миссионерских путешествий Павла строится, в частности, на допущении, что он пробыл в Коринфе полтора года. Но ведь Лука говорит только о том, сколько Павел в этом городе ПРОПОВЕДОВАЛ. [6]  А сколько времени он пробыл там ДО того? Три месяца? Три года? Неизвестно. Нам скажут: «Это не принципиально». Согласимся: ЭТО – не принципиально. Принципиально другое. Допустим, Сила с Тимофеем в быстренько – одна нога здесь, другая там – слетали в Македонию, прочитали запланированный курс лекций, поставили штампики в командировочные удостоверения и, нигде не задержавшись, не позднее, чем через месяц были в Коринфе. А месяц – это, как минимум, четыре субботы. Значит, по свидетельству дееписателя, Павел минимум четыре раза был в синагоге. И – по его же свидетельству. «говорил и убеждал иудеев и эллинов». Внимание, вопрос:

В ЧЁМ УБЕЖДАЛ?

ежели

ТОЛЬКО ПО ПРИХОДЕ В КОРИНФ СИЛЫ И ТИМОФЕЯ "ПОНУЖДАЕМ (?) БЫЛ ДУХОМ (?) СВИДЕТЕЛЬСТВОВАТЬ, ЧТО ИИСУС ЕСТЬ ХРИСТОС (!!!)"?

Обратите внимание: если верить Луке, покуда Павел был единственным христианином в Коринфе, он регулярно ходил в синагогу, ГОВОРИЛ, т. е. участвовал в дискуссиях, в чем-то там УБЕЖДАЛ иудеев и примкнувших к ним эллинов, но о том, что Иисус есть Христос… ПОМАЛКИВАЛ? Абсурд! Но так оно и было – повторяем: если верить Луке. А тот пишет недвусмысленно: Евангелие Христово Павел начал проповедовать только ПОСЛЕ того, как в Коринфе появились Сила и Тимофей, и то – не с радостью и энтузиазмом, а лишь потому, что его к этому вынудил «дух». Кстати, почему «дух», а не «Дух»? Мы, конечно, помним, что в греческом оригинале нет различий между строчными буквами и прописными, поэтому в подобных случаях переводчик руководствуется контекстом и собственной интуицией, но всё же, кем или чем был побуждаем Павел? Духом Святым или душевным порывом или, хуже того, мелким бесом? Смотрим в греческий текст и видим, что ни «Духа», ни «духа» там, простите за каламбур, ни сном, ни духом. Кассиан Безобразов предлагает такой вариант перевода:

Когда же пришли из Македонии Сила и Тимофей, Павел всецело отдался слову, свидетельствуя Иудеям, что Иисус есть Христос.

И в современном переводе IBS читаем:

Когда из Македонии пришли Сила и Тимофей, Павел посвятил все свое время проповеди, свидетельствуя иудеям о том, что Иисус – Мессия.
 
Итак, Павел регулярно ходит в синагогу,  что-то там говорит, но о главном – ни слова. Почему Павел на время прекратил благовествовать? Был шокирован приемом в Афинах и впал в депрессию? Настолько глубокую, что не сразу пришел в себя и в Коринфе, где народ был попроще? Избегал общения с шибко грамотными философами из язычников и «новых греческих»? Обдумывал контраргументацию?

Предлагаем читателю поразмышлять над этой странной фразой дееписателя, а пока рассмотрим более прозаический вопрос. Чем занимался Павел в Коринфе до прибытия Силы и Тимофея – помимо того, что раз в неделю ходил в синагогу?

Думается нам, есть смысл остановиться на технических аспектах деятельности Павла. Как это он всё успевал? Допустим, умел максимально эффективно использовать невосполнимый ресурс – время. Но речь – не только о времени, но и о деньгах. Тратя на пропаганду и организационную работу безумное количество сил и средств, он умудрялся обходиться без спонсоров. Да и путешествовал не всегда пешком или «автостопом»: порой приходилось и билет покупать. Скажем, на корабль. Подорожную подать платить, за постой и т. д. Причем, Центр его не финансировал. Напротив, он сам неоднократно оказывал материальную помощь «бедным святым» в Иерусалиме. Так уж «исторически сложилось» (причем, традиция эта возникла весьма быстро), что апостолы имели право не работать. [7] Но Павел – не таков.  Русские воевали с французами «не по правилам», [8] и Павел был «неправильным апостолом». Он выдвигает лозунг:

если кто не хочет трудиться, тот и не ешь [9]

И, в отличие от иных вождей, призывами не ограничивается, но сам подает пример последователям:

… труд наш и изнурение: ночью и днем работая… [10]
… трудимся, работая своими руками. [11]

И это – при том, что для более-менее сносного существования свободному человеку приходилось трудиться чуть ли не от зари до зари, ибо сказано:

в поте лица твоего будешь есть хлеб. [12]

Павел мог себе позволить менее продолжительный рабочий день – семьи у него, допустим, не было. Но зарабатывать-то нужно было не только на пропитание! Деньги были нужны, как минимум, на покрытие дорожных расходов и оплату услуг секретаря. Где он их брал? Не в тумбочке же!

Вопрос (как и ответ), понятно, риторический. А если без политесов, так просто дурацкий. Общеизвестно ведь, что у него была профессия – Павел был мастером по пошиву шатров и палаток. [13] Иным этого факта достаточно. А нам – нет. Поскольку мы, хоть и дилетанты, но в экономике маленько разбираемся. Конечно, мы далеки от мысли, что церковные историки верили (и верят до сих пор), что булки растут на деревьях! Но, за очень редким исключением, лица, определяющие политику и идеологию, в политэкономии разбираются слабо. Для них деньги – всего лишь инструмент влияния. А для тех, что рангом пониже… Когда сидишь на твердом окладе, получаешь гонорары за публикацию высокомудрых трудов, стрижешь купоны… пардон, собираешь с прихожан десятину, «дурацкие» вопросы тоже не возникают. Не говоря уж о том, что тем, кто призван нести духовность в массы, вроде бы, не к лицу заниматься такими «низменными» материями. Так что, все наши дальнейшие рассуждения касательно не проповеднической, а трудовой деятельности Павла – это не упреки, не обличения, а так – мысли вслух.

Играючи словами, скажем, что из курса политической экономии мы в курсе тогдашнего уровня развития производительных сил. Помним и про доминирующий способ производства, далекий от воспетого поэтом «свободного труда свободно собравшихся людей». [14] При всём, при том, что-то кто-то уходил в наемные работники, кто-то, напротив, пользовался услугами гастарбайтеров, кто-то что-то мастерил своими руками или пахал хоть маленький, да свой клочок земли, продуцентами основной массы товаров и услуг были рабы. Со времен К. Маркса известно также, что в условиях внеэкономического принуждения рабочая сила крайне неэффективна и создает мизерную прибавочную стоимость, поскольку отсутствие материальной заинтересованности не стимулирует повышение производительности труда. Работая по 12, 14, 16 часов в день, б;льшую часть «смены» раб, фактически, трудился на себя – при том, что из него выжимали семь потов. (С другой стороны, он не платил за коммунальные услуги и не думал об амортизационных отчислениях. Ему «до лампочки» был ссудный процент, колебание курсов акций, рост арендной платы за офисные и производственные помещения, не снились кошмары про внезапный визит санэпидемстанции, пожарной охраны и налоговой инспекции. Об этом пусть у работодателя (то есть, хозяина) голова болит! Остается надеяться, что в те времена все эти хлопоты не вызывали таких стрессов, как сегодня.) К тому же, далеко не каждый богатей был трудоголиком. Многие нанимали управляющих. А тем зарплаты, как правило, маловато было. И, скорей всего, не потому, что она была настолько мала, что детишкам на молочишко не хватало. Короче, рабовладельческое хозяйство не обеспечивало сколько-нибудь ощутимых темпов роста и базой для расширенного воспроизводства была никудышной. Потому-то в античной литературе мы не встречаем, как нынче, душещипательных историй про предпринимателей, прошедших славный путь от разнорабочего до главы транснациональной корпорации. (Не секрет, что на известной территории поговорка «От трудов праведных не наживешь палат каменных» актуальна и по сей день) Основным источником благосостояния высших слоев общества были, естественно, грабежи. Назовите их трофеями, контрибуциями, репарациями, данью, добровольными дарам благодарных вассалов – как хотите. Суть понятна. Грабили, в первую очередь, иноплеменников, но не только. Что же до прибыли в нашем понимании, увеличение ее массы достигалось исключительно экстенсивными методами: чем больше рабов, тем богаче хозяин, и наоборот. Что, в конце концов, закономерно привело рабовладельческое общество к стагнации (по-нашему – застою) и системному кризису. И, в полном соответствии с историческим материализмом, на смену рабовладельческому строю (не без сопротивления, однако) пришло светлое будущее человечества», феодализм. Но в те времена, о которых идет речь, у подстрекателей к восстаниям, (в марксизме их принято называть выразителями вековых чаяний широких масс трудящихся) программы построения этого самого светлого будущего не было и быть не могло: до появления Маркса было еще ой, как далеко! Речь шла только о переделе собственности.

Перед другими Павел такой задачи и не ставил, а сам умел обходиться малым. Но система есть система. В наше время никого не удивляет, когда по дачным поселкам Центральной России ходят – поодиночке, парами и целыми бригадами – представители бывших братских союзных республик и спрашивают: «Хазаин! Работа ест?» Можно ли представить в подобной роли Павла? Или, ставя вопрос в более общем плане, возможно ли было – в принципе! – нечто подобное в Римской империи? Ни в коем случае! Какой  «хазаин»  будет платить римскому гражданину, ежели к его услугам рабский труд или поденщики? И потом – какие услуги мог предложить Павел? Огород вскопать? Дров наколоть? Евроремонт сделать? Работать он умел – с этим никто не спорит, и работником, судя по всему, был квалифицированным. Воображение рисует картинку: сидит Павел по-турецки с иглой в руках в душной каморке или, напротив, в тенечке под раскидистой пинией…

Нет, друзья! Про «развесистую клюкву» – это пожалуйте не к нам. [15] Уж мы-то помним, какое в те дни стояло тысячелетье на дворе. [16] Говорят, правильно поставленный вопрос заключает в себе половину ответа. Мы не зря предприняли краткий экскурс в политическую экономию рабовладельческого строя. Надеемся, что после него читателю не покажется невероятным наш ответ  на вопрос «чем занимался Павел в Коринфе?» Полагаем, что «по тщательном исследовании всего» мы имеем достаточные основания ответить вполне определенно:

Бизнесом.

Дело в том, что профессия у него была весьма и весьма специфическая. Товар, который он наловчился выпускать, у богатых бездельников и отпускников повышенным спросом не пользовался: «дикий» туризм у римлян к тому времени был не в моде. Да и не имел никаких шансов стать популярным: по сравнению с оргиями да боями гладиаторов – эндорфинов маловато. А источников адреналина и без туризма хватало. Ну, а ежели кому из знатных, особенно «яйцеголовых», надоедало жить на вилле и хотелось «простоты», те, как правило, предпочитали пещеры. Или бочки. Но на этот сектор Павел и не рассчитывал, поскольку специфика профессии состояла в том, что главным и чуть ли не единственным потребителем его продукции были… вооруженные силы Римской империи.

Вопрос «на засыпку»: будь Павел портняжкой-одиночкой, много было б у него шансов получить заказ от Министерства обороны при условии, что – даже будь у него лицензия! – у него не было ни мастерской, ни, говоря современным языком, постоянной регистрации в одном из городов Империи? Стало бы военное ведомство связываться с «лицом без определенного места жительства» (БОМЖ’ом) – хоть и римским гражданином?

Вернемся к тому, что Павел говорил о собственном усердии:

… труд наш и изнурение: ночью и днем работая…
… трудимся, работая своими руками.

Сейчас не время анализировать особенности употребления Павлом личных местоимений. В данном случае очевидно, что под словами «труд наш», и «трудимся» он имеет в виду не себя одного (дескать, «Мы, Николай Второй…»), а всю свою «команду». Некоторых помощников он называет поименно (Силуан и Тимофей – в первом случае, Сосфен – во втором). Наверняка, были и другие, имен которых мы не знаем. Но мы не можем допустить, чтобы из всей команды работал один Павел. Кстати, по свидетельству дееписателя, время от времени у Павла возникали какие-то конфликты с товарищами. Одни покидали его, с другими он сам отказывался работать. Будь разногласия между ними идеологические, Павел не преминул бы обличить отступников, но он молчит. И это дает нам основания полагать, что, возможно, расставался он с теми, кто по каким-то причинам не мог (а может, и не хотел) отрабатывать свой хлеб не языком, а ручками. [17]

Скажете – этого не может быть, потому что не может быть никогда? [18] Тогда все претензии – к автору Деяний. Ему-то вы верите? А Лука говорит, что, придя в Коринф, Павел встретил там «родственную душу»: такого же, как и он, изгнанника, некоего Акилу. Они быстро нашли общий язык. Да и как же иначе? Ведь в их судьбах было много общего. Оба они родились за пределами Палестины, первый – в Тарсе (на юге нынешней Турции), второй – в Понте (на севере нынешней Турции). Как и Павел, Акила происходил он из уважаемого рода, о чем свидетельствует слово ;;;;;. Зарабатывал на жизнь он тем же, что и Павел – шил  палатки и шатры для римской армии. Для любого частного предпринимателя государственный заказ уже, в некоторой степени, гарантия не «прогореть» в конкурентной борьбе. А заказ военного ведомства самой мощной в мире империи – гарантия вдвойне. А во время экономических и прочих кризисов, когда единственная сила, способная усмирить бунт, это армия – втройне! Так что, семья его не испытывала нужды. Мало того! Помимо стабильного (и, надо полагать, немалого) дохода, с такой профессией человек мог добиться немалых привилегий. Имея репутацию надежного и добросовестного поставщика, приобрести бесценный «бонус»: звание римского гражданина. В лучшем случае – быть удостоенным за заслуги перед отечеством. В «худшем» –  попросту купить. В кавычках потому, что в Империи «гражданство второго сорта» было таким же нонсенсом, как «осетрина второй свежести». [19] Вспомним историю, как тысяченачальник (по-нашему, от полковника до генерал-полковника – по обстоятельствам), купивший римский паспорт за ну, очень большие деньги, приказал выпороть Павла, но узнав, что тот – римский гражданин, не только тут же отменил распоряжение, но и не на шутку перепугался. [20] Видимо, такое самоуправство было чревато серьезными последствиями. Подозреваем, что ответной поркой дело не ограничилось бы. Если на глаза нам попадется римский закон об ответственности за превышение должностных полномочий, мы непременно доведем полученную информацию до сведения читателя. Особо следует отметить, что Павел имел римское гражданство от рождения. Следовательно, бизнес был основан и налажен еще его предками (по меньшей мере, отцом). Павлу оставалось лишь следить, чтобы он работал, как часы, и вовремя смазывать нужные шестеренки. Окажись мы в то время в Коринфе, напрасно мы стали бы искать Павла с ножницами и иглой в руках. Физический труд был уделом рабов, а свободному человеку, римскому гражданину, не пристало даже послания писать собственноручно – на то писцы были. И если империя даровала гражданство за успехи в труде, то, естественно, не рядовым исполнителям, а тому, на ком ответственность больше – организатору. Как и в наши дни: начальнику – орден, «рабочей лошадке» – благодарность. Если не забудут.

Полагаем, что Акила тоже имел римское гражданство. В пользу этого предположения косвенно свидетельствует само его имя: «aquila» – по-латыни «орел». Точнее, не имя, а – как и у Павла! [21]  – прозвище, третий член положенного каждому римлянину трехсоставного имени. Первых двух имен, личного и родового, ни того, ни другого мы не знаем. Но назвать Акилу двойником Павла тоже никак нельзя, ибо дальше их истории расходятся. Настал момент, и он отправился в Рим (куда, впрочем, стремился и Павел). Судя по всему, надолго, а то и насовсем, поскольку взял в столицу и супругу, Прискиллу (Павел, как мы помним, был неженат [22]). На наш взгляд, маловероятно, что указ Клавдия застал их в турпоездке, за осмотром достопримечательностей Вечного города. А указ этот расстроил все планы честолюбивого провинциала.

Как известно, «хорошего много не бывает». Привыкнув к бесперебойным поставкам хлеба и однообразию кровавых зрелищ, изнеженные жители время от времени начинают роптать. Естественно, в целях государственной и личной (императора) безопасности, нужно что-то делать. К примеру, начать кампанию по борьбе с коррупцией и сместить какого-нибудь зарвавшегося чиновника. А еще лучше – судить показательным процессом и приговорить к высшей мере социальной защиты с конфискацией имущества. Но, видимо, и к таким мерам народ настолько привык, что не успокаивался. Латиняне – народ непредсказуемый. То у них император – бог, а то vox populi – vox dei, понимаешь! Мог ли Акила предположить, что однажды поутру, выслушав сводку происшествий за истекшие сутки, Клавдий подхватит крылатую фразу: «Понаехали тут!» и даст «органам» совсем иные указания. По свидетельствам историков, он принял откровенно популистское решение: повелел всем иудеям удалиться из Рима. [23]
 
Оставаться, даже имея римское гражданство, было чревато. Акила прекрасно понимал, что бить будут не по паспорту, спешно собрал вещички и выехал. Но – не на историческую родину. Земле обетованной он предпочел Коринф: с одной стороны, провинция: до Бога высоко, до кесаря далеко, с другой – не глушь какая-нибудь, а как-никак, столица Ахайи, крупнейшая перевалочная база на торговом пути с Запада на Восток. И, следовательно, постоянные – государственные, военные! – заказы. Дело расширяется, требуются рабочие руки, а тут – как по заказу! – Павел, свой человек,  да еще со своей бригадой! Всё, как у Акилы: и общность судьбы, и профессия, Разве что не женат. Правда, в Рим очень хочет. А не время, сейчас-то. Мало ли что…Ну, да ладно! Втянется в работу, пообтешется, обзаведется домом, женой, рабами – забудет о мечтах! Пустое это – Акила убедился в этом на горьком опыте. Хорошо хоть – не на собственной шкуре.

Итак, появляется Павел со своей бригадой, бизнес набирает обороты. Акила видит блестящие перспективы, но и на этот раз его мечтам сбыться не суждено – в Коринфе появляются  Сила с Тимофеем. Они-то – по наивности – думают, что Павел тут без них вовсю глаголом жжет сердца людей, а он, понимаешь, шьет палатки для оккупантов! Они: «Ты – чего, в натуре?». Ему тут же становится стыдно. Он забрасывает бизнес. Ни в мастерской, ни в конторе застать его невозможно. Наверстывая упущенное, Павел проводит дни напролет в словесных баталиях. Если раньше выступления Павла в синагоге ничьих религиозных чувств не задевали (мало ли какие поводы для споров найдутся там, где каждый считает себя умней других!), то теперь всё меняется самым решительным образом. Речи Павла возмущают иудеев, и он никак не может их переспорить (а кто может?). Будто не знает, чем это кончится! Забыл разве, как пятью годами раньше в Пергии, что в Памфилии, пытался проповедовать в синагоге? Не он ли тогда воскликнул, обращаясь к идеям:

Вам первым надлежало быть проповедану слову Божию, но как вы отвергаете его и сами себя делаете недостойными вечной жизни, то вот, мы обращаемся к язычникам? [24]
 
Странно, однако. С чего бы это Павел снова наступает на те же грабли? Но именно так излагает дееписатель. Видя, что их ничем не проймешь, Павел,

отрясши одежды свои, сказал к ним: «Кровь ваша на главах ваших! Я чист. Отныне иду к язычникам». И пошел оттуда… [25]

Что ж, ему не привыкать. Только вот – «нюанс»: к тому времени и компаньон его с супругой и домочадцами уже обратились в новую веру. Когда – достоверно сказать нельзя. Возможно, Павел благовествовал им по вечерам, после работы. Но факт остается фактом: они стали христианами, и на сей раз – уже по этой причине – пришлось им снова паковать чемоданы и пускаться в бега. Впоследствии супруги стали видными христианскими деятелями, о чем неоднократно упоминается в новозаветных текстах. Так что – что ни делается, всё – к лучшему.

Заметим, однако, что, будучи талантливым бизнесменом, Павел не нажил своим непосильным трудом ни одного японского магнитофона, ни одного замшевого пиджака. [26] Но ему этого и не надо. Он понимает: чтобы много зарабатывать, надо много тратить. [27] В итоге, его приобретения оказались хоть и нематериальны, но гораздо более существенны.

=========================
1. Русь уходящая. Рассказы митрополита Питирима. СПб, 2007, с. 345
2. Деян 17:18 и слл.
3. 1 Кор 14:38
4. Деян 17:33; 18:1
5. Деян 18:1-6
6. Деян 18:11
7. Дидахе, гл. 11
8. См. Л. Н. Толстой, «Война и мир»
9. 2 Фес 3:10
10. 1 Фес 2:9
11. 1 Кор 14:12
12. Быт 3:19
13. Деян 18:3
14. © В. Маяковский
15. См. А. Дюма –отец. «Путешествие в Россию»
16. © Б. Пастернак
17. См., напр.,  Деян 13; 15 и др.
18. © А. П. Чехов.
19. © М. Булгаков. Мастер и Маргарита.
20. См. Деян 22:24-29
21. Paulus – маленький (лат.)
22. Не факт, однако. Это сейчас принято считать Павла холостяком. В древности на этот счет были разные мнения. Евсевий, к примеру, считал, что Павел был женат (Церк. ист. 30.30.1)
23. Деян 18:2; Светоний. Жизнь Клавдия, XXV, 4.
24. Деян. 13:46
25. Деян 18:6-7
26. В отличие от героя В. Этуша в к/ф «Иван Васильевич меняет профессию»
27. © герой Ю. Калягина из к/ф «Прохиндиада»