Тот мальчик

Тот мальчик.

- Арнольд Вениаминович,  ваши любимые, с шоколадом.
- Спасибо, - шеф слегка кивнул.
Секретарша – деловой костюм и сдержанный макияж – расставила на стеклянном столике серебряный кофейник, чашки костяного фарфора, плетенку с круассанами и вазочки с мармеладом. Манящий аромат кофе с корицей поплыл в воздухе, оттеняя уют глубоких терракотовых кресел под антикварным английским торшером.
- Двадцать третий, Арнольд Вениаминович?
- Да. Будьте любезны, Верочка, опустите жалюзи.
Верочка щелкнула кнопкой пульта, и спрятанная среди книжных шкафов стереосистема ожила. Прозрачные звуки фортепианного анданте Моцарта и приглушенный свет сквозь муаровые гардины завершили образ кабинета.
Тихо ступая по толстому иранскому ковру, Верочка направилась к двери. Обернулась, с порога окинув кабинет придирчивым взором и на секунду потеплев лицом – упрямая черная прядь на виске шефа снова торчала вихром. Закрытые глаза, не защищенные привычными очками, расслабленное  лицо с тонкой ниточкой шрама на левой скуле… шеф может отдохнуть ещё… Верочка глянула на часики: две минуты.
Закрыв за собой дверь, осторожно и бесшумно, Верочка сменила выражение лица на прохладно-деловое и вернулась за стол в пустой приемной.
Через минуту вошел загорелый моложавый мужчина. Зеркальные очки,  светлый мятый пиджак, художественно подранные джинсы – Верочка навскидку оценила прикид и почти ласково улыбнулась.
- Добрый день. – Верочка кивнула, сделав вид, что не узнала вошедшего. – Господин Иванов?
- А? Да, Иванов. Здравствуйте, - привычно-лучезарно улыбнулся посетитель.
Изящно вскинув кисть, он взглянул на часы, продемонстрировав безупречный маникюр.
- Арнольд Вениаминович ждет вас. - С царственным достоинством Верочка прошествовала к двери кабинета и постучала.
- Да-да. Заходите, - послышался уверенный баритон.
- Добрый день, господин Иванов.
- Здравствуйте, Арнольд Вениаминович.
- Присаживайтесь. Кофе?
За кофе и беседой о погоде хозяин кабинета изучал гостя: от еле заметных складок у крыльев носа до агрессивно упершихся в пол носков итальянских туфель ручной работы. Постепенно напряжение спадало, гость расслаблялся, и его улыбка из профессионально сияющей становилась более похожей на человеческую.
- Вам очки, наверное, мешают, - произнес Арнольд Вениаминович доверительно.
- Да, пожалуй. – Укладывая стеклышки в футляр, господин Иванов несколько вымученно усмехнулся. – Нет смысла играть в конспирацию.
Под зеркальным блеском обнаружились голубые глаза со слегка красноватыми белками и следами недавней подтяжки нижних век.
- Вы правы, Александр Юрьевич. Так что привело вас ко мне?
- Ваша репутация, что же ещё. Регина Игоревна отзывалась о вас, как о лучшем специалисте…
- Весьма приятно, - Арнольд Вениаминович кивнул, поощряя гостя к продолжению.
- Надеюсь, конфиденциальность…
- Разумеется. Как вы заметили, Александр Юрьевич, я дорожу своей репутацией, - дружелюбно улыбнувшись, он откинулся на спинку кресла и сдвинул очки на кончик носа, всем видом выражая глубокую заинтересованность в собеседнике.
- Понимаете, он уже который раз попадается мне на глаза… - гость примолк, барабаня по подлокотнику пальцами.
Арнольд Вениаминович молча ждал, не снимая с лица мягкого понимающего выражения.
- Этот юноша. Позавчера на студии… как он оказался в студии? Это очень подозрительно. Что ему от меня надо? Два часа торчал, как пенек! Я половину реплик перепутал из-за него! Думаете, просто к Вячеславу на передачу попасть? Желающих на полгода вперед, а меня он сам пригласил – и тут этот… мальчик. И что вы думаете? После съемок как провалился. Зачем он снова ко мне?..
- Александр Юрьевич, постарайтесь подробнее – сколько лет, как выглядит, где находился, что делал. Все, что вспомните.
- Что делал… да ничего не делал. Просто стоял позади третьего оператора. Смотрел.
- Во что он был одет?
- Что-то обыкновенное. Брюки темные, свитерок – знаете, такой дешевенький синий свитерок. Потрепанный.
- А лицо?
- Лицо… я не видел. Там свет так падал, что лица не видно.
- А цвет волос? Рост?
- Волосы обыкновенные, каштановые, короткие. Рост – средний, чуть выше.
- Понятно. Что-нибудь ещё?
- Что там я мог заметить? Я к нему хотел подойти – едва микрофон отцепил, а его уже нет. Я у оператора спросил… а толку? Он ничего, кроме выгородки, не видел. Работал, мать его… загубил мне, щенок…
- Вы сказали, Александр Юрьевич, снова. Он и раньше приходил? Сколько раз, когда?
- Я не считал. Откуда я знаю? Эти фанаты… их так много! Я что, должен их рассматривать?
- Значит, он появлялся среди толпы?
- Да. Нет… не знаю я. Какая разница? Сделайте так, чтобы он меня больше не беспокоил. Вы же специалист.
- Разумеется. Именно поэтому давайте постараемся составить полную картину.
- Хорошо. Он впервые появился с полгода назад. На гастролях в Самаре. Прямо в гостинице – «Волга», что ли. На берегу, короче. Отвратная гостиница! Мне такой номер подсунули, клоповник! Я менеджеру сказал…
- Да, конечно. Так вы говорите, видели его…
- В ресторане. Почти приличный ресторан, а пускают оборванцев каких-то. Вы представляете, сидит в углу за пустым столиком, на меня пялится! Я Вадику и говорю – не нравится мне, когда на меня пялятся. Разберись. А этот придурок: «Кто пялится»? И нет никого… Нет, вы представляете? Сбежал. И так каждый раз. Вот что он за мной ходит? Нет, чтобы автограф попросить, как все нормальные люди. А он все ходит, ходит. Что я, зверь какой – да дам я ему этот автограф! Хоть десять! Хоть фотку подарю на память! А ходить за мной нечего. Я нервничаю. Мне работать надо, четырнадцать концертов в месяц, а ещё у Кости раз в две недели, и на третьем каждую пятницу… а у меня голос пропадает и руки дрожат, как его увижу. И ведь хоть раз бы подошел! Так нет, я даже его лица толком не видел. Все в тени, или мельком… так больше продолжаться не может! Вы же понимаете, у меня на следующей неделе гала в России, а я текст забываю!
- Понимаю, Александр Юрьевич. Попробуйте вспомнить, может быть, вы разглядели что-то ещё? Хоть мельком?
- Да говорю вам, он все время прячется.
- Александр Юрьевич, почему он вас так беспокоит? Вроде и не подходит, ничего от вас не требует.
- Не требует? Да он… зачем он приходит?
- Это вам лучше знать. Так чем он вас задел?
- Когда-то давно был один человек… он похож. Слишком похож. Это не может быть случайностью.
- Что за человек? Что с ним случилось? Расскажите о нем.
- Я не хочу о нем вспоминать. Его уже нет, а мне… мне неприятно.
- Понимаю. Но нужно. Кто он?
- Просто мальчик. Я не помню его имени, но какое-то дурацкое. Каждый день.. с идиотской картонной папочкой… как-то мальчишки из соседнего двора его подкараулили и избили. Так этот придурок все вопил – не трогайте папку! Конечно, мальчишки её распотрошили, потоптали все рисунки. И правильно! Нечего хлюпикам и маменькиным сынкам соваться… а он так рыдал… сопли, слезы ручьями. Бумажки свои собирал по грязи, тер рукавом. Ползал в луже, сам с разбитым носом, а только о мазне своей и думал. Он всегда такой был. Все нормальные в кино, на речку, с девчонками гулять – а он всегда перемазан красками и без копейки денег. Этот свитерок, синенький-линяленький, пять лет носил! Убожество. Ладно бы хоть в строгановку поступил, так нет, завалил половину экзаменов. И хорошо. Все равно бы его картинки никто не купил. Ну что за сопляк… за такой девушкой ухаживал! И ведь нравился ей! Лизе не так много и надо было – всего-то в кафе иногда сводить, цветочков подарить, колечко там. А этот – все разговоры о Мане-Шмане, штаны пузырями, в кармане ветер. На какой ляд он красивой девушке сдался? Бросила и правильно сделала. Неудачник. Таким не место…
Александр Юрьевич замолк на полуслове. Руки его вцепились в подлокотники, губы сжались, прищуренные глаза сверкали негодованием.
- И что с ним было дальше?
- А ничего. Сдох под забором. С голоду. Идти рисовать портреты на улице он, видите ли, не желал. И рекламные открытки – ниже достоинства. Он вообще работать не хотел. Считал, раз он гений, этого достаточно. Не надо ни под кого подстраиваться, и договариваться не надо, и на вкусы публики чихать – публика типа дура, один он умный! Кошечек-собачек не рисует, ему смысл глубинный подавай! В обнаженной натуре экзистенциальную тошноту изображал, а не круглые титьки. Ну и кто такое купит? Нет, конечно, если раскрутить, эта мазня на ура пойдет. Только кому оно надо? Так что туда ему и дорога. Не сумел приспособиться, значит, слабак. А слабаки не выживают. Джунгли, однако.
- Понятно… и когда вы видели его в последний раз?
- А я помню? Сгинул и сгинул. Давно. Вот что. Я не хочу больше видеть того мальчишку. Ясно?
- Александр Юрьевич, опишите его. Поподробнее.
- Свитер синий, с узором на груди, линялый и потрепанный. Брюки серые, на коленях пузыри. Волосы каштановые, темные, прямые. Нос с маленькой горбинкой, тонкий, недлинный. Глаза голубые. Ямочка на подбородке. Рост чуть выше среднего. Постоянно таскается с папкой рисунков. Достаточно?
- Вполне. А теперь вернемся к позавчерашней вашей встрече. Вспомните, как он стоял.
- Ну вспомнил.
- Вы видите его лицо?
- Вижу.
- Хорошо. Что вы хотите ему сказать?
- Я ему? Да ничего. Пошел он…
- Отлично. Вот подойдите и скажите.
- Зачем?
- Вы делайте, делайте.
- Ладно. Ну подошел. Ну сказал.
- Вслух, Александр Юрьевич. Вслух.
- А иди ты… провались! Не смей меня преследовать! Я тебя видеть не желаю – ты мне никто и звать тебя никак! Слабак! Хлюпик, дарование подзаборное! Я от тебя отделался – нет тебя! Слышишь, нет! И не было! Не нужен ты мне, я – другой. Я – знаменит и богат! И не нужны мне эти дурацкие картинки… черт…
Он осекся и полез во внутренний карман пиджака.
Арнольд Вениаминович терпеливо ждал, пока клиент справится с сигаретой и дрожью рук.
- Вы так уверены в том, что он – вам – не нужен?
- Уверен.
- Что ж… немного гипноза, и он вас больше никогда не побеспокоит. Но – ваш творческий кризис…
- А что кризис? Подумаешь. Ерунда все это. Выпишите мне…
- Нет-нет. Александр Юрьевич, никаких таблеток, боже упаси. Вам это не нужно.
- А что мне нужно? Отказаться от контракта, бросить все и поехать на Алтай рисовать?
- Почему именно на Алтай?
- Собачья жизнь… три года без отпуска… - затянувшись в последний раз, Александр Юрьевич раздавил в кофейном блюдце тлеющую сигарету. – Мне девять было, на Алтай с отцом ездили. Красиво… я тогда себе пообещал, вырасту, денег заработаю – приеду и нарисую ту речку… маслом…
- Нарисовали?
- Да когда? Вертишься тут, как папа Карло. Да и зачем? Это пройденный этап. Я и вспомнил об этом… а, не знаю. Вспомнил и все. Хорошая была речка.
- Так почему бы вам туда не съездить? Отдохнете, свежим воздухом подышите. Новых впечатлений наберетесь.
- Отдохнуть? Вы шутите. Отдохнуть на том свете успеется. А сейчас работать надо, работать. Это же джунгли! Зазеваешься – съедят.
- Вот-вот. Энергии сколько нужно! Я вам, Александр Юрьевич, только одно могу прописать. Неделю на природе, без телефона, интернета – и без вашего Вадика. Он, конечно, менеджер отличный…
- Неделю? Он с ума сойдет… - Александр Юрьевич усмехнулся. – А вы правы. Пусть понервничает. Неделю… дней пять, вполне. Может, ценить больше станет. А то обнаглел…
- Ну хоть дней пять. Только не на юг. Нормандия, Скандинавия…
- Думаете, стоит съездить?
- Конечно. В Дании как раз…
- Да нет. На Вырьку.
- На Вырьку?
- Та речка, Вырька. Рисовать, конечно, не буду, баловство это… а вот порыбачить! Там рыбы… - Александр Юрьевич мечтательно улыбнулся и даже будто помолодел.
- Почему бы и нет. Но вот в Нормандии…
- Да что вы с этой Нормандией, право слово! Как не патриот! Наша, родная Российская природа, лучше всех этих Нормандий вместе взятых.
- Да я разве спорю… - Арнольд Вениаминович слегка развел руками и заговорщицки улыбнулся.

Мягкая улыбка всепонимания упала с его лица, едва за посетителем закрылась дверь с солидной бронзовой табличкой «Шойхет Арнольд Вениаминович, доктор психолингвистики». Доктор встряхнулся и направился к письменному столу, нажал кнопку селектора.
- Верочка, кофе.
И, пока Арнольд Вениаминович пил любимый кофе по-венски и договаривался с риэлтером о встрече у поворота с Рублево-Успенского шоссе на Ильинское, с черно-белой фотографии, что стояла на столе, задумчиво взирал на него еврейский мальчик со скрипочкой в потрепанном футляре. Черноволосый мальчик с едва зажившим порезом на левой щеке.