Выродок

ЛИЧНОЕ

Выродок – это я. Я сама себя так назвала после бесполезных усилий разобраться в хитросплетениях судеб и корней моих предков. Чтобы понять, кто я, каких кровей, каких чинов. Как, из чего замешивало время мою судьбу?

Три корешка нашла-нащупала. Моя любимая бабушка, воспитывавшая меня долгие годы, в девичестве была Розинской. Родом из Воронежской губернии, Таловского района, деревни Тишанки. Маленькой девочкой привозили меня бабки на свою родину, к  корням, на поклон к их матери, моей прабабке Авдотье. Была она костоправкой, повитухой и травницей. Я её помню. Осталась она в моей памяти. До девяноста шести лет прожила, до девяноста четырёх сама на печь русскую забиралась.

 Но ни это было самое удивительное в её портрете. Я не знаю, какой была её родовая фамилия, но как-то вышла она замуж за Петра Розинского. Кто он был, еврей или поляк, и где раздобыла его Авдотья в Воронежской глубинке, не знаю. Но и это было не самым таинственным в её истории. Прослужил Пётр Розинский всю жизнь в пожарниках, и ни где-нибудь, а в южном Тифлисе. И прожили они так не один десяток лет. Он в Тифлисе, она в Тишанке. Ездила она его проведывать каждую зиму и привозила от него подарок – рожала к осени дитя. За весну-лето-осень успевала землю засеять и обиходить. И урожай собрать. Припасы заготовить. Детей оставляла на свою мать и на самих себя. И опять в Тифлис, любить-беременнеть, Три разные цифры слышала я. Двадцать один, девятнадцать и  шестнадцать. Сколько раз рожала Авдотья, уже не узнать. До взрослого возраста дожили не все. Кто умирал при рождении, кто в младенчестве. Как-то больше мужской пол до взрослого состояния не доживал. Кто утонул, кто от болезней умер. Были погибшие на войне. Выжил самый младший, Васька. Жил он где-то на дальнем востоке, с бабками моими не общался.
А бабки мои – это моя бабушка Варя и её старшая сестра Маня. Было у них десять лет разницы в возрасте. Вдвоем они меня и воспитывали.

Когда девки Розинские подрастать стали, пошёл обратный процесс, мать их к отцу (прадеду моему, то есть) отвозить стала. А он их замуж выдавал, в жизнь пристраивал. Старших очень даже, говорят, удачно пристроил. Но произошла светлая революция и звезда удачи Розинских померкла в её яркой вспышке. Пути  пристроенных счастливиц затерялись где-то на просторах капиталистического буржуйского зарубежья. Младших пристраивал прадед уже скромнее, но, в общем, неплохо, исходя из новых обстоятельств. В двадцатые годы прадед почил, отойдя от забот о своих потомках. Так что моя бабушка, Розинская Варвара Петровна, пробивалась в жизнь сама, приехав на проживание к старшей сестре Мане, удачно выданной за армянина Мишу, сына владельца сапожной мастерской. К тому времени не было ни мастерской, ни денег, а на попечении бабушки Мани была свекровь, сошедшая с ума, после ярких исторических потрясений. Варвару пристроили  на чулочную фабрику, вязальщицей. А вскоре вышла она замуж за молодого офицера Нехаева Якова. Родила ему сына (моего отца), и всё устроилось прекрасно. И стала бы моя бабушка когда-нибудь женой генерала, а я генеральской внучкой.

Но, новая историческая вспышка - жестокая Отечественная война, унесла жизнь моего деда, а с ним и счастье моей бабушки, и мои будущие перспективы, как щепки в половодье. После войны  бабушка Варя не принадлежала ни одному мужчине. У Розинских было принято один раз принимать важные решения. Бабушка Маня тоже прожила вдовой двадцать четыре года, хранив память и преданность, дедушке Мише.
Оставшись вдовой, Варвара Петровна жила ради моего отца. А потом её любовью стала я. Она любила меня бесконечно, безоговорочно, растворяясь в этой любви, что не мешало ей иногда устраивать мне хорошую трёпку. Любовь любовью, а за проступок ответь!

Но вернусь к прабабке. Она умерла, когда я была ещё ребёнком. И загадка любви Петра и Авдотьи Розинских уже никогда не будет раскрыта. Поздно я стала проявлять интерес к этой теме. Очевидцев тех дней в живых уже не было. Но по темпераменту,  характеру и энергетике Розинские  мне больше всего близки. И интересны. Потому и писать решила под их фамилией.

   Другой корешок моей сути – это дед по отцовской линии. Многочисленная родня, но мне почти не знакомая. Выходцы из Белоруссии, баптисты, сосланные всей роднёй на Иссык-Куль. Там обосновались, а потом разъехались по Средней Азии, в Омск, на Сахалин. Никого не знаю. К сожалению. Но по рассказам, люди мягкие, покладистые, не мой характер. И фамилия у них была говорящая об их незлобивости – НеХаевы. Папа мой говорил, что люди не хающие, то есть не осуждающие, не ругающиеся. А ещё рассказывал, что в Белоруси есть район с близким к нашей фамилии названием. Не знаю уж, правда ли.
 Из той родни знаю только деда Максима, родного брата деда Якова, который приезжал к нам из Киргизии, а потом поселился в наших краях, в маленьком городке с красивым названием. Светлый был человек, очень добрый и умница. Я слушала его рассказы, раскрыв рот.

Бабка по матери оказалось тоже не без тайны. Узнала об этом не так давно, уже будучи достаточно взрослой женщиной. Оказалось, что по этой линии есть у нас в роду французы, и бабушка была  в девичестве Жефруа. О как!
Если учесть, что бабушка, покойница, мать моей матери, была уральской в нескольких поколениях, то резонный вопрос: откуда француз? Теперь  уже и этот вопрос никогда не найдёт ответа. Боялась бабка этой подробности в своей биографии. Осталась легенда, что предок французский был пленным солдатом, но так, или не так, уже не разгадать. А если правда, то с какой войны? И сколько поколений проносили эту фамилию?  Да и бабушка Антонина  была скуластой, с явным намёком на башкирскую или другую  какую-то венку, подпитавшую как-то наше генеалогическое древо.

Складывала я, собирала всё отрытое, раскопанное о моих корнях. И так, и сяк, и эдак. Есть ещё одна веточка, дед Иван Никитин, отец моей матери, о котором мне почти ничего не известно. Кто же я по национальности? Русская, наверное. На Руси всё непонятное русским записывают, от национальности до характера. Ну и я пристроюсь.
А сама про себя пришла к выводу, что я выродок. Советский выродок. Потому как вычистила, выбелила нам всем Советская власть родовую память. Страхом её выжгла. Старательно так всех подгоняла в общую рамочку – советский человек. И чтоб всегда был готов, и соответствовал, и не забывал о долге. А всё, что за рамочку вылезало, нещадно отрезала и подравнивала. Хорошо, у кого хватило смелости пронести эту память через страхи и время. Сохранить, рискуя жизнью свою личную историю. Поняв бОльшую её ценность, чем история партии, списанная теперь в утиль, и история государства, перекроенная временем на свободный манер. И залатана, и украшена рюшами и бантиками, в соответствии с нынешней модой на гламур.
У нас не хватило. Забыли, не сберегли. И страху поддались. Выродок!
А прабабки-то обе хороши! Затейницы! Заплели узор из корешков. Какой коктейль генетический сотворили!
 Всю жизнь от мужа слышу: «Горе от ума!» Выродок, а корешки хорошие. Глядишь, дерево нарастет, покажет, кто мы есть.