Баруси

В чертовщину Женька не верил. Не к лицу, знаете ли, "разведчику недр" (как высокопарно выражался начальник их геологической партии) разные суеверия – чай не дикарь, хоть и приходилось подолгу живать в отрыве от цивилизации. Опять же, мало ли в жизни странных совпадений случается. Ну было… да, а начнешь говорить, не поверят, засмеют. Однако историю о баруси все же рассказал – вдумчиво и на удивление серьезно, невзирая на запредельную неправдоподобность сюжета, как человек бывалый – научившийся видеть в череде происходящего с ним нечто значительное, хоть и необъяснимое.

Та весна в конце восьмидесятых выдалась на удивление ранней и дружной. Уже в середине мая лед на озерах посерел, даже темная ноздреватая корка у берегов кое-где отслоилась. Снега осели,  пригорки подсохли, так что ходить по округе стало можно и без лыж. Базовый летний лагерь геологов неподалеку от Собачьего пора было приводить в порядок к началу полевого сезона.

"…Кирюха там жил с осени до весны, охотился помаленьку ну и за базой присматривал. А нас с Олей-топографом командировали ему в помощь - балки прогреть, подправить порушенное и подгнившее за зиму, да и просто оглядеться на местности, наметить первоочередные маршруты. Приехали мы на вездеходе, поставили его неподалеку от зимовочной избы и сразу за дело взялись. К вечеру печи в балках протопили, изрядно убавив Кирюхин запас дров, и решили отдохнуть от трудов – прогуляться. Я в тот год привез себе из Красноярска давнишнюю мечту – "вертикалку" ИЖ27М, ну и захватил его с собой – надо же обстрелять новое ружьишко. Попалили мы по мишеням в свое удовольствие (Кирилл-охотник еще похвалил, мол, хороший ствол, надежный) и назад пошли по обтаявшей полянке, устланной сучками да ветками. Вдруг Оля споткнулась о торчащий из земли корень - под ногами у нее что-то громко хрустнуло и обломилось. Я нагнулся посмотреть и вытянул из раскисшего торфа длинную корягу, облепленную грязью и коростой лишаев.
 
- Жень, брось! Зачем она тебе? – Оле коряга сразу не понравилась. - Смотри, страшная какая, на циклопа похожа – нос-сучок, трещина рта и глаз во лбу.
- Вот именно - отмыть его хорошенько и будет сувенир хоть куда! – решил я.
А Кирюха ничего не сказал, только головой покачал.

Вернулись мы довольно поздно, благо ночи светлые – полярный день на носу. Я сразу к озеру пошел – корягу мыть, там у самого берега полынья была. Пока тер, разглядел: рожа и впрямь кривая, с хищной ухмылкой, вроде и безобразная, а взгляд притягивает.  И решил я свою находку на видное место пристроить. На козырьке зимовочной избы у Кирюхи рога оленьи висели – тут и коряга "одноглазая" кстати пришлась, прямо под ними закрепил. Полюбовался на свое произведение, и спать пошел.

Ночью проснулись от дикого гула и грохота! Что за притча! Выскочили мы все втроем на улицу, а там – буря! Лиственницы гнутся, аж трещат, изба наша трясется, как картонная, того и гляди крышу скинет! Лед на озере разломало – весь трещинами пошел. Доски, что возле штабного вагончика штабелем лежали, по всему берегу раскиданы. Но главное – вездеход исчез! И никаких следов… До утра мы всю округу обегали, а когда буря унялась – разглядели… Вездеход наш… на середине озера, в полукилометре от лагеря на боку лежит! Как попал туда – непонятно, и подобраться к нему никак – лед весь побитый. Если его ветром уволокло (хотя штука эта изрядно тяжелая!), то где ж следы "потаски"? Не по воздуху же он пятьсот метров летел!  Так и не поняли ничего.
 
А дальше – новая напасть. Решили мы дров напилить, топить-то еще месяца полтора придется. Взялись за бензопилу – не заводится зараза! Простейший агрегат, сто раз мы его разбирали-собирали, все системы проверили, прочистили, свечи на всякий случай сменили, два с ней дня маялись – не работает, и все тут! А без бензопилы дрова заготавливать – каторжный труд. Можно, конечно, сухостоя в тундре наломать, да только он сгорает моментально, не напасешься его. Другое дело лиственничный сырец, напилишь ствол бензопилой, расколешь на дровишки, десятка поленьев на всю ночь хватит.
 
В общем, сплошные неприятности. На третий день после обеда, Кирилл в лагере остался – все надеялся пилу починить, а мы с Олей решили пройтись вдоль берега к дальнему мысу – поглядеть, нельзя ли оттуда как-нибудь к нашему вездеходу подобраться, пока он под лед не ушел. Я свою одностволку прихватил, мало ли чего… Ну и пошли.

Тропа узкая, впереди каменный уступ – нам обогнуть его надо. В тундре тихо. Но тишина эта не зловещая, а живая – наполненная обычными звуками природы. Поживешь недельку другую в глуши и научишься фильтровать привычные еле слышные шумы – бросок куропатки, шорох падающей ветки, прыжок зайца… А тут вдруг услыхали мы перекат осыпающегося камня, потревоженного чьей-то неосторожной ногой или… тяжелой лапой. Сообразить ничего не успели – Оля спиной к уступу прижалась, а я только успел ружье вскинуть… Медведям-то рано еще шастать, а этому видать не спалось. Может, буря недавняя его всполошила... По себе знаю, неожиданная встреча с мишкой вызывает такой страх, что спoсoбнoсть мыслить здраво и совершать разумные поступки куда-то исчезает. Бежать поздно, за спиной женщина, даже целиться некогда – не помню как, наставил я на него ружье – бах, бах! Медведь почему-то попятился и за уступом скрылся. Слышим, камни посыпались – удирает… Перевели дух, стал я место сражения осматривать – ни капли крови не видно. "Слушай, - Ольге говорю, - не мог же я с трех метров промазать!" Оля саркастически:
- Стрелял бы – не промазал! А ты ружье выхватил и орешь: "Бах, бах!"
Это я, значит, от волнения даже не понял, что ружье-то мое хваленое в решающий момент осечку дало.
Оля первая неладное заподозрила, и тем может, спасла нас от следующих, куда более серьезных проблем.
- Знаешь, Жень, напрасно ты все-таки корягу ту одноглазую из земли выворотил – как ни гляну на нее, все будто ухмыляется эта рожа – жутко и злорадно. Все беды с нее начались. Вернул бы ты ее на место, а?..
Я пожал плечами, мне и самому теперь казалось, что так будет лучше. Бог его знает, как воздействуют на наш быт древние силы, когда-то захороненные в земле.

Вернулись в лагерь, снял я этот "сувенир" и понес назад на ту поляну, где мы его нашли. На свою удачу, место сразу увидел, даже дыра, откуда я ее вытащил в развороченной земле осталась. Засунул корягу обратно, как она раньше лежала, ветками сверху присыпал.
На обратном пути еще издали услыхал звонкое тарахтение бензопилы…
- Сам не знаю, как вышло, - всплеснул руками Кирюха. – Разобрать хотел, а потом думаю: дай-ка опробую еще разок - а она работает, стерва! 

Спустя неделю прибыла поисковая партия во главе с начальником. Увидев полузатопленный  вездеход на льду посреди вскрывшегося озера, он рассвирепел.  От взбучки "виновных" не спасло даже образцовое состояние лагеря, сиявшего свежей стружкой. Наш лепет о чудовищной буре его, похоже, не впечатлил – начальник бушевал не хуже того урагана, грозил товарищеским судом и лишением премии…
 
- Легко отделались… - буркнул наш геодезист, узнав о причине скандала. – Как еще сами целы остались!..
- А чего? – удивился я.
- Знаешь, почему озеро Собачьим зовется? – неожиданно спросил он. И рассказал такое предание. В старину аргишили в этих местах нганасаны, и вот увидели среди озера торчащий из-подо льда клык. Стали его вырубать, а "чудовище", которому принадлежал клык (мамонт, что ли?) лед разломило, и вырубавшие клык утонули. Оставшиеся решили, что чудовище было духом озера – баруси, замыслившим погубить людей. Баруси – злые божества нганасан - одноногие и одноглазые, от них все беды, болезни и погибель. С тех люди пор стали держаться от озера подальше. Но однажды зимою ехали вдоль берега ненцы. Вдруг поднялась сильная пурга, ветром сдуло весь снег со льда, и нарты с людьми и оленями понесло на середину озера, которая не замерзла. Так бы и погибли! Нарты были связаны между собой, с ненцами было много оленегонных собак. Тогда сидевший на передней нарте ездок не растерялся, схватил собаку, отрезал ей ножом переднюю ногу - кровь залила лед. Полозья нарты примерзли к луже крови, а за ней удержались на месте и все остальные. Так и переждали пургу – чудом назад выбрались.

 Местные и теперь стараются подальше объезжать Собачье и называют его озером баруси - злого духа - подбирать что-нибудь в этих местах – себе дороже.

А вездеход спасти так и не удалось, машина затонула у нас на глазах, и мы посчитали это своеобразной платой за науку…
Сам больше в тундре ничего не подбирал, и другим не советую, - закончил Женька. – Оно, знаешь ли, прилежалось там. Вот и пусть себе лежит. От греха подальше…"