Глава 35. Портрет убийцы?
- А вот, дальше по улице, за станцией. Там ворота металлические, тёмно-красные, сразу найдёте.
- Спасибо, – Валентина Литовка пошла в указанном девушкой в спортивных шмотках направлении. Деревня – она деревня и есть, это было понятно и так. Дорога тут была не сильно хорошо ухожена, конечно, асфальт не мешало бы поменять, в паре-тройке мест коровки наклали, но это ведь деревня. Обычная деревня, не глухая, недалеко от города. Так что всё нормально. Колонки, правда, хитрые, не такие, как в городе, там рычаг хоть побольше и поудобнее. Кстати, не мешало бы водички набрать – захватила бутылочку на всякий случай. Подошла, подставила бутылку к крану и нажала рычажок. Тот оказался довольно тугим, поначалу Валентина Ильинична даже подумала, что колонка не работает.
- Кого я вижу, – раздалось сзади. – Давайте, водички налью. Рычаг тут такой – очень сильно жать надо.
- Миша, ты тут как оказался? – удивилась Литовка.
- А живу я тут, трактористом работаю, – ответил Мишка-цыган, мало изменившийся с той поры, когда следовательница видела его в кабинете. – Сестрёнка вот в городе, взяли её в секцию тренером. Живём вот, справляемся. А вы-то тут что забыли?
- Парня одного ищу, – ответила Литовка. – Поляк он, Анжеем зовут.
- А, этот? – рассмеялся цыган. – Что, радио починить? Или случилось что, уж простите за вопрос?
- А что ты имеешь в виду? – не поняла Валентина Ильинична.
- Ну, мало ли, что. Сглаз, там, порча, не дай бог – мало ли, что в жизни бывает. У соседа моего на дом гадость навели, Анжея позвать пришлось. Он там нашёл блюдечко с мясом и с водой. Ссыхаться начало уже. Он эту беду отвёл, у него уже есть опыт.
- Нет, слава богу, пока мне услуги знахаря как-то не нужны. Дело есть по его статьям журнальным, надо тут кое-что проверить.
- Дома он, я только что от него, договорились на завтра мне «Рапсодию» починить, детали он нашёл.
- Спасибо, – ответила Литовка, принимая у Мишки из рук наполненную водой бутылку. Мишка, усмехнулся и наполнил флягу, после чего пошёл восвояси. Валентина Ильинична продолжила свой поиск дальше. Номера, к сожалению, были не везде, и это несколько затрудняло поиск. Но найти среди не сильно новых домов с кривоватыми воротами одни относительно новые Литовка смогла бы, да и номер дома ей был известен.
Мимо промчались два молодых парня на мопеде. Новенький, это Литовка отметила сразу. Сейчас многие покупали себе «моторчик», если на нём можно кататься, не сдавая на права – и аварии частенько случались из-за этого, стоит сказать, что часто с весьма плачевным исходом. Она сама была как-то раз свидетельницей мелкой аварии, к счастью, без жертв. Но дорога шуток не любит, это Валентина Ильинична знала, и по ДТП бывали расследования – «подрезки», «уборки» тоже случались. Поневоле узнаёшь и такие мелочи. Да и Наташку надо бы беречь тоже, хотя сейчас-то она за Ваней, как за каменной стеной. Впрочем, сейчас было куда важнее найти Анжея и попытаться с ним поговорить.
Красные ворота нашлись без труда, правда, оттопать до них пришлось хорошо – даже туфли пришлось снять, неудобно стало. Литовка сначала думала постучать в ворота, но вовремя увидела кнопку звонка. Нажала. Никто не думал подходить. «Возможно, занят чем-нибудь», – подумала Валентина Ильинична, вспомнив те слова Мишки-цыгана насчёт сглаза и порчи. Не исключено, что поляк мог и чью-то проблему решать по колдовской части. На всякий случай она позвонила ещё раз. На этот раз из-за ворот раздался голос какой-то молодой женщины.
- Кто там?
- Добрый день, – ответила Литовка. – Скажите, а Анжей сейчас может выйти?
- А кто его спрашивает? – поинтересовалась женщина за воротами.
- Валентина Ильинична, мама Наташи Бурмистровой, Наташа у Анжея диски заказывала, я пришла забрать, – ответила Литовка, немного соврав, поскольку шла-то она никак не за дисками, так, на всякий случай придумала легенду.
- Заходите, я сейчас ему скажу, что вы пришли, – ответили за воротами. Литовка вошла в открывающиеся ворота, встретившись с миниатюрной блондиночкой в хорошем брючном костюме и лёгоньких шлёпанцах. Собака – крупный метис (овчарка с кем-то ещё) подняла лай, но блондинка её моментально осадила: – Мухтар, фу! Вы только ноги, если можно, хорошо сполосните, я с утра пол мыла.
Валентина Ильинична не стала возражать и пошла за своей провожатой к бочке, где сполоснула ноги – блондиночка дала ей полотенце, чтобы вытерлась, и Литовка быстренько обулась и дошла до сеней, где и разулась, входя уже в само помещение.
- А как вас зовут? – спросила она у своей провожатой.
- Гражина, – ответила та.
- А меня зовут Валентина Ильинична, – следовательница аккуратно составила туфли на полочку (явно не покупную, это она сразу поняла). – Это Анжей делал?
- Да, он половину мебели в доме сам сделал. Вы на кухню проходите.
Валентина Ильинична проследовала за Гражиной на кухню, где уже полным ходом шла готовка пищи – наверное, сегодня здесь будет много народа. Рядом с Гражиной крутился ребёнок (как оказалось, это был Ежи – сын Анжея и Гражины). Как только Литовка вошла в кухню, оживились лежавшие по разным углам кошки – обе были серые, в пятнышках, но с полосатыми лапами и хвостами, обычные, в общем-то, деревенские Мурки. Гражина всё это время продолжала что-то помешивать в трёх кастрюлях, пока Валентина Ильинична думала, что бы спросить. Потом полька ненадолго вышла из кухни и вернулась с Анжеем – на том были только короткие джинсовые шорты, а волосы были мокрые (выдернули из душа, должно быть).
- День добрый, пани, – проговорил он. – Пшепрашам, я не в должном виде, подождите, я сейчас переоденусь.
Вышел из кухни, вернулся уже в теннисной рубашке “Lacoste”, а джинсовые шорты сменили мягкие голубые джинсы «среднего» покроя. Поляк так и оставался босиком, как его выдернули из ванной.
- Гражина, покорми Ежи, я сам за кастрюлями погляжу, – сказал он. Гражина увела Ежи из кухни, взяв уже подготовленные тарелку и чашку с чаем. – Итак, пани…
- …Валентина, – ответила Литовка. – Валентина Ильинична, мы с вами встречались в Новосибирске, на концерте Наташи Мартинес.
- Хорошо, Валентина Ильинична, – ответил Анжей, – я вас вспомнил. Чем могу?
- Можете что?
- Вы что-то хотели от меня. Что именно?
- Моя дочь, Наташа, у вас заказывала диски.
- Простите, перевода не поступало пока.
- Я сама приехала с деньгами, Наташа не может приехать, она с ребёнком сидит.
- О’кей, как будет удобно пани. Но это ведь не всё, Валентина Ильинична, не скрывайте, что вас на самом деле привело сюда.
- От вас ничего не скроется, Анжей Войцехович.
- Вам можно называть меня просто Анжеем, без отчества. Итак, я к вашим услугам, но не просите лишнего.
- Я привезла письма, копии то есть, настоящие письма в деле находятся. У нас позавчера обнаружили сильно изуродованный труп мужчины, и при нём были фотографии каких-то босоногих девушек. Опознать сложно, голова практически разнесена чуть ли не пополам, верхняя часть черепа отвалилась. Весь исколот ножом, лицо обожжено кислотой, в общем, просто ужасная картина. Странно, что там рядом лежал полиэтиленовый мешочек с документами и фотографиями.
- Имя установили? – спросил поляк.
- Вольский Константин Сергеевич. Он или нет, сказать пока сложно, ещё экспертизу проводим. Опознать очень трудно. Очень сильно изуродован, долго пролежал в этом подвале. Придётся потом кремировать, там не на что уже и смотреть-то. По первым результатам уже ясно, что над телом, как минимум, надругались. Возможно – эксперты посмотрят, точнее скажут, – его даже пытали.
- Понял вас. Серьёзная история. Но вопрос такой. Какое отношение эти письма имеют ко мне?
- Мне нужна ещё одна оценка, которая не будет связана с обычным кругом экспертов, там уже есть рамки какие-то. А вы можете отойти от этих рамок, то есть ваша оценка может помочь найти ещё, что ли, одну грань в этих событиях.
- Так, ладно. Теперь вопрос номер два. Вы-то сами как на этот счёт мыслите? Что, по вашему разумению, могло стать причиной? Просто интересно.
- У нас две версии. Это работает какой-то сумасшедший, либо это какая-то группировка «чистильщиков», решивших бороться с извращенцами, асоциальными людьми, не знаю, с теми же инородцами. На ограбление это не похоже, на сведение счетов только… Вот, тоже возможная причина. Может быть, из-за женщины его убили?
- Вы сказали, там фотографии не одной женщины, а нескольких. И все босиком. Кстати, а они там не были, скажем, в эротическом белье или голыми?
- Нет. Голых там точно не было. Там большинство одето в обычную одежду. Парочка в купальниках, но там снимки на пляже. Большинство снимков сделано в городе, ну, и на природе были, два – в квартире. Качество – любительское, снимали недорогой камерой, не исключено, что «мыльницей» простой.
- Что за женщины там были? – спросил поляк, продолжая помешивать своё варево. – Они выглядели обычно, или похожи на моделей?
- Нет, всё дело в том, что они были достаточно обычные, от силы просто симпатичные.
- Азиаточки там с высветленными по верху волосами не было? Она ещё очки носит.
- Я не видела, ребята говорят, там, что называется, на все вкусы набор.
- Съёмка натурная, постановочная?
- Я говорю, сама не видела, но я попрошу ребят из отдела сосканировать фотографии, и послать Ване на электронную почту, они с Наташей вам их обязательно передадут. А почему вы спрашиваете про эту девушку с высветленными волосами?
- Думал, местная студия резвится. Там фотографии точно любительские, без пометок, без логотипов?
- Я вам завтра или послезавтра через Ваню передам фотографии, – пообещала Литовка.
- Так, Валентина Ильинична, – сказал поляк, – сейчас я капустняк доделаю, и мы с вами пойдём ко мне в комнату, я вам кое-что покажу, а заодно, так и быть, побеседуем. Вижу, у вас тут серьёзный случай, надо помочь.
- Я принесла вам документы, посмотрите на досуге.
- А вот сейчас доделаю, тут совсем недолго осталось. Вы спрашивайте, я вам отвечу, если получится. Я тоже не всё на свете знаю.
- Анжей, я и не требую энциклопедических каких-то знаний, – возразила следовательница. – Вы ведь занимаетесь исследованиями нетрадиционных религий и антикультовых организаций, так?
- Верно. Это может иметь отношение к делу, согласен, но в какой степени, судить не берусь. Если вы берёте ребят с Советской, то вряд ли от них подобного можно ожидать, даже по пьянке. Теоретики в подобной области чаще всего на практике слабоваты в коленках, а практики знают, как по башке настучать или ножом пырнуть, а умных теорий не секут, им это ни к селу.
- А на Советской что находится?
- Валентина Ильинична, кто из нас двоих живёт в Новосибирске?
- Вы имеете в виду храм Александра Невского?
- Ясный пень, что не прокуратуру, – ответил поляк. – Вы уж меня извините за резкость, просто вопрос странный. Просто эти персонажи дальше мелкого хулиганства не пойдут, да и этот кайф им уже пару лет назад обломали. По клубам сразу идут разговоры, что у нас шоу – и админы сами уже вопрос решают, что не пускать. Но это к делу не относится, потому что такой криминал для Новопашина неприемлем, он на зону не желает.
- Я поняла, – ответила Литовка. – Но религиозный подтекст возможен, как вы считаете?
- Очень даже, – Анжей усмехнулся. – Во-первых, существует такой вопрос, как нравы, их совокупность в голове данного человека и в среде, где он большую часть своего времени в общении проводит. Это, безусловно, влияет на поступки. Если вы мне в данный момент говорите о нравственных критериях греко-ортодоксии (того, что вы называете «православием»), то в экстремальных вариантах возможна и такая борьба с развратом, и вариант «чистильщика» (одиночки или члена банды – это уже дело третье, здесь важен настрой человека, который совершает убийство, даже если он не один). Он мог бороться с развратником, так же, как они в целом борются с гомосеками. Фотографии у Вольского могли использоваться, как личного потребления эротическая продукция, или он мог это продавать. Судя по качеству, он мог это держать для себя, если я правильно понял ваше описание фотографий. Надо бы их глянуть. Я, конечно же, не эксперт по эротике, но на глаз можно определить, как они по эстетической картинке хотя бы с «основного среза», девчонки эти самые, которых там наснимали. Даже если это не порнография, то он мог их использовать для возбуждения при мастурбации, скажем. А в греко-ортодоксии это считается «грехом скоктания», то есть не есть хорошо. Обычный попик к покаянию призовёт, чокнутый нацист может за это и грохнуть – как вредный элемент и поддержку порнобизнеса.
- Речь идёт о фут-фетише? – спросила Валентина Ильинична.
- Да, возможно, что ваш клиент был футлавером. Вообще-то, знаете, ко мне сегодня гости придут. Я вас не выгоняю, конечно, но… Хотя вполне возможно, что Шахиня и Шакира могут нам с вами помочь разобраться в этом вопросе.
- Они сведущи в фут-фетише?
- Не знаю, но Шахиня профессионально занимается танцем живота и может поведать нам что-нибудь интересное из своей практики.
- Анжей, – сказала в ответ следовательница, – извините, я вас перебью. Дело в том, что я вас ещё и потому спросила, что за полгода до того, как нашли Вольского, был убит фотограф Анри Гишар. Убит очень страшно. Ему ещё живому сожгли кисти рук паяльной лампой, а потом выстрелили в голову из ружья, ствол которого для верности наполнили водой.
- Если я верно себе представляю картинку, то там осколки пришлось соскребать чайной ложечкой со стенки.
- Да, Анжей, – согласилась Литовка. – Там действительно от головы ничего не осталось. Мы сначала думали, что это кавказцы его убили – был у него конфликт с одним, девушка того горца снималась у Гишара, как раз фут-фетиш, месье Анри очень серьёзно эту тему развивал в своих работах. Но у того кавказца алиби, другие тоже ни при чём, если хорошо посмотреть. Может, это по вашей части?
- Возможно. Так сказать, казнь Игната Фомина. Угрохали жёстко, напоказ. Дескать, трепещите, блудодеи и порнографы. Если вы хотите увязать эти два убийства, то что-то это сильно похоже на Лунгина, пока у него крыша не съехала, и он не стал снимать кино номера 14 и 88.
- Вы о чём? Я, конечно, как следователь, сталкивалась с этими числами, кажется, это фашизм. Но «Луна-парк» – антифашистский фильм.
- Я про «Остров», а не про «Луна-парк», хотя сюда как раз ближе именно «Луна-парк». Этакие местные «чистильщики», которые нашли себе врага (не одного, наверняка не только «порнографов»). Возможно, что это один «чистильщик», хотя для такой серьёзной работы он должен быть суперменом, или у него были ассистенты.
- Хотите сказать, что это банда?
- Я не знаю, Валентина Ильинична, это тоже версия. Давайте, я сейчас капустнячок выключу, и мы поговорим. Вам положить немного?
- Спасибо, Анжей, не откажусь. Разговор будет долгим, если, конечно, вы меня не выпроводите, когда гости придут.
- Нет, не выпровожу, я же сказал, – Водецкий положил в тарелки своё варево, глянул в другие кастрюли и выключил. – Сейчас чайник поставлю, а пока мы продолжим. Так вот, к вопросу ваших «клиентов». Между ними не могло быть связи?
- Нужно проверить. Но Гишар фотографирует очень качественно, и у него явно не какая-то любительская «мыльница» была, как у нас с вами, а очень дорогая зеркальная камера. Профессиональная. Он работал в салоне. И очень большие гонорары получал.
- Так, понятно, – ответил поляк. – Значит, совпадение. А у вас по тем покойничкам нет ничего? Хотелось бы знать, что за люди такие.
- Я обязательно спрошу у ребят данные на Вольского, а на Гишара у вас данные будут сегодня же вечером, Ваня вам вышлет на электронный ящик прикреплённым файлом.
- Хорошо, гляну. Так, ладно, пойдёмте в комнату, чайник я там поставлю. Кстати, а вам чай или кофе?
- Чай, не очень крепкий, если можно. А у вас чёрный или зелёный?
- Чёрный есть, зелёный. Чёрного три сорта – «Ассам», индийский, «Тари Лапсанг Сушонг» китайский, но он на любителя. И есть «Нюрнбергский приход», недавно мне Наташа Мартинес принесла унций пять.
- Наверное, лучше этот ваш индийский, я очень осторожно ко всем этим новым сортам отношусь. Ваня у нас любитель, особенно зелёный чай покупает в больших количествах. А я человек в этом отношении консервативный.
- Учту. Ладно, продолжим. Пока чайник греется, я гляну ваши эти письма. А между делом мы поговорим о ваших проблемах.
В комнате поляк поставил на маленький столик тарелки с капустняком и блюдо с хлебом, включил электрический чайник и насыпал заварки в глиняный заварничек с каким-то китайским узором.
- Гражина подарила на день рождения в этом году, – сказал Анжей. – Я сам хотел купить, но она опередила. У неё тоже есть свой чайничек, она фарфор больше любит просто. Ну, ладно, давайте ваши бумаги, я гляну, что вы там привезли.
Литовка достала из сумочки два листа формата A4, положила их на письменный стол, туда же она положила и записку, написанную от руки – копию той, из дела, которую ей принесли те две прилипчивые старушки с четырнадцатого дома по Советской.
- Ага, – Анжей взял в руки один из листков, на котором помимо распечатанного на принтере текста была написана обведённая кружком цифра «1». На другом стояла так же аккуратно обведённая двойка. – Листы изначально были пронумерованы?
- Нет, это я вам для удобства пронумеровала по датам, что раньше, что позже в письме происходит. Записку я нумеровать не стала, она к тем двум текстам имеет косвенное отношение.
- Понял, – ответил поляк, странно усмехнувшись. – Шут гороховый. «Привет босоногой бабуле». Это кого он имеет в виду (или она, я в паспорт не смотрел)?
- Лукерья Семёновна, она работающая пенсионерка, в библиотеке работает… То есть работала. Умерла год назад, сердце прихватило. Это ей в почтовый ящик тогда письма положили. И потом записку прислали, когда она босиком по району прошлась – это она так маньяка выявляла, который на босых женщин охотится.
- Офигительная бабушка, – Водецкий просматривал первое письмо. – Эта ваша Лукерья Семёновна у психиатра не наблюдалась?
- Нет.
- А как по части горячительных, не склонна была?
- Не знаю, ко мне всегда приходила абсолютно трезвая, а в последние два года часто болела, там явно не до выпивки, – ответила Литовка.
- А с какого перепугу её потянуло маньяков ловить?
- Из-за писем. А потом ей прислали коробочку металлическую из-под леденцов, а в ней мизинец с ноги.
- Ничего себе, мышки-норушки, – ответил Анжей, отложив оба письма. – Юморист у вас маньяк какой-то. Хорошо, когда бабке письма пришли, она там же не крякнула. А могла, сердце у неё, как вы говорите, было уже не то – инфаркт, и спит старушка на одном из кладбищ Новосибирска. Не думаю, что эти убийства связаны, хотя… Нет, я всё проверю, но не вижу связи между чистильщиками и… Валентина Ильинична, а бабушка эта ваша, библиотекарша, часом, не барефутерша была?
- Нет, что вы, – возразила следовательница. – Сама советская консервативность, ветеран труда, крикунья ещё та, нос свой по стариковской привычке совала везде.
- Недаром люди говорят: любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – сказал поляк, потихоньку приступив к трапезе. – Валентина Ильинична, вы меня, пожалуйста, если это возможно, просветите насчёт этого вашего маньяка. Кажется, что-то я об этом слышал.
- Да, я вам расскажу об этом, – ответила Литовка и по возможности подробно, но без растекания мыслью по древу изложила ситуацию по тому самому «висяку», который до сих пор не вышел из этого статуса. Водецкий слушал, не перебивая, причём, довольно долго. Пока в дверях не показалась Гражина. Рядом с ней стояли уже знакомая Литовке Мила из Курдюмовки (пришлось тоже вот допрашивать по поводу событий, связанных с Альмахом), мелированная блондинка, почти в ноль похожая на известную колумбийскую артистку Шакиру, и уже немолодая, но очень красивая и элегантная брюнетка восточного вида. Анжей встал с дивана и жестом пригласил вошедших в комнату.
- Вот, собственно, и гости, – сказал он. – Мила, молодая, но очень одарённая певица, она учится в Шебалине. Шакира, собственно, – кивнул он на мелированную. – Думаю, вам будет проще называть её Светой. Ну, а эта элегантная дама – пани Зарифа, педагог по танцу живота и практической магии, также по сию пору недурно танцует. Дамы, позвольте представить вам Валентину Ильиничну, это следователь из Новосибирска, ищет маньяка, который там орудовал. А тут ещё двоих пришибли. Причём, весьма, я б сказал, изощрённо. Одного чуть не пытали, а потом расколотили черепушку, другому сожгли кисти рук, а потом вынесли черепок из ружья. Похоже, это какие-то отморозки решили в «чистильщиков» сыграть от безнаказанности.
- Анжей, прости, пожалуйста, – прервала его элегантная брюнетка восточного вида, – ты обещал Миле диск.
- Разумеется, – Анжей достал из ящика письменного стола диск в пластиковом боксе. – Мила, послушай пока, что мы тебе насводили тут, потом скажешь, нравится тебе такой вариант, или мне его переделать.
- Ага, – ответила Мила. Поляк проводил её в студию, с ней пошла и Шакира. Вернувшись, Анжей спросил Зарифу (точнее, леди Зарифу – так она отрекомендовалась Литовке), накладывать ей капустняк, или она подождёт суп. Леди Зарифа сказала, что она немного подождёт. – Смотрите, как вам удобно. Кстати, вы не хотите поучаствовать в разговоре с пани Валентиной?
- Хорошо, я приму участие, – ответила ему танцовщица. – А о чём разговор, простите?
Литовка повторила всё, что касалось убийств Гишара и Вольского. Леди Зарифа внимательно выслушала этот рассказ, не дрогнув, когда ей описывали, в каком виде были найдены жертвы «чистильщиков», после чего сказала:
- Мать-Богиня, это просто ужас какой-то. Я с трудом представляю себе, каким надо быть чудовищем для того, чтобы совершить подобное. Нет, я знаю, что очень и очень многие люди вымещают на своих ближних какие-то комплексы подобного рода. Я сама могла бы стать их жертвой, если бы они меня видели, потому что я – арабка по происхождению, а они ненавидят инородцев. Но то, что рассказали вы, меня просто поразило. Это уже не просто мерзость – эти люди вряд ли достойны называться людьми после такого. Ладно, извините, я расчувствовалась как-то. Анжей, ты что по этому поводу думаешь?
- Все эти факты надо связать воедино как-то. Или доказать отсутствие связи. Если мы предположим некую связь хотя бы между Гишаром и Вольским, то очень велика вероятность существования банды «чистильщиков». Или серийного убийцы, который «борется за нравственность». Смахивает на кино, но и такое возможно. Правда, тут небольшая неувязка с письмами, но и этому можно найти объяснение.
- Да, Анжей, извини, что я опять вмешиваюсь, – снова вступила в разговор леди Зарифа. – Так вот, мой хороший, вполне возможно, что это именно… Прости, пожалуйста, можно почитать бумаги, которые тебе Валентина Ильинична принесла?
- Можно, – Анжей протянул арабке оба листа с письмами, брошенными с неизвестным умыслом в почтовый ящик уже почившей в бозе старушки-библиотекарши. – Но я бы тоже хотел это прочесть.
- Ну, конечно, – ответила ведьма, доставая из внутреннего кармана своего пиджака бархатный чехольчик для очков, на котором был вышит знак, состоящий из двух полумесяцев, примыкающих задней частью к кругу. – Я не буду отбивать у тебя твою работу. Просто хочу понять, что вы тут такое обсуждаете.
Достала очки и углубилась в чтение. Анжей, Шакира и Валентина Ильинична углубились в поглощение капустняка, не оставляя разговора.
- Анжей, – Литовка глянула на леди Зарифу, – а вы что-нибудь знаете о Дмитрии Лопухове? Он учился в одной школе с Борисом Альмахом, в том же классе. Жил тоже в Советском районе, в микрорайоне «Щ», там деревянные дома старые были. Учился в спецшколе с французским уклоном, если вы знаете что-то про Альмаха, то в курсе, о чём я. Родители его мало воспитывали, потому что всё время ездили по работе куда-нибудь: отец у него драматург, мать – химик, фундаментальная наука. Он учился в институте на филолога, но потом получилось так, что он ни за что избил студентку с курса старше, его отправили в психиатрическую больницу, поставили на учёт.
- Он Дмитрий Павлович? – спросил Анжей.
- Да, – подтвердила Валентина Ильинична. – Отец у него драматург и писатель, Дима тоже пытался писать, у него была любимая тема – царская Россия. Про Колчака пытался писать, причём, весьма неплохо, мне рассказывала знакомая, она в журнале работала. Правда, его особо не публиковали. А потом он уехал в Санкт-Петербург.
- Если я правильно вас понял, то этого деятеля я знаю достаточно хорошо, он у меня вот здесь в своё время был со своими закидонами, – ответил поляк. – Концерты срывать пытался в весьма интересной компании. Он же в своё время к антикультистам примкнул. Ну, вот они и пытались мне мешать, чтобы я против России не боролся. Ну, как они это понимали для себя. У нас же в агентстве собрались люди нетрадиционной для России религиозной принадлежности, хотя есть и человека четыре агностиков. Но это мало имеет значения для вашего вопроса. Вы ведь про Бурдока спрашиваете?
- Я не знаю, кто такой этот ваш Бурдок.
- “Burdock” по-английски – «лопух», – пояснил Водецкий. – А ударение на последний слог – для того, чтобы выглядело забавнее. Так вот, если вы об этом, то он в Питере напал на двух женщин, потому что они шли по улице босиком. В Омске он так не накуролесил пока, если не считать того, что он со своими дружками Годзилкой и Неандером как-то раз напали на стритёров, и Польку Аркадьеву чуть в… – поляк покрутил пальцем у виска. – В общем, если бы не Машка Шаламова, Эльфийка то есть, сидеть Польке в палате ПНД и получать лекарства внутримышечно и просто так, и ещё вопрос, какие.
- А стритёры – это кто? – спросила Литовка. – Уличные музыканты?
- Да, – ответила Шакира.
- А эта Поля Аркадьева не из Новосибирска?
- Оттуда, – подтвердил Анжей. – Ладно, вернёмся к Бурдоку. Так вот, когда в Омск приезжала Кайра, то он и здесь на неё набросился – кирпич в неё кинул. Легко отделался, только протоколом. Так же и в других случаях. На Зелёном острове участвовал в попытке срыва выступления нашей группы HEART OF GLASS, когда мы разогревали Джосс Стоун. Опять же, его вытащили оттуда, как не пострадали Годзилка, Оля Ястребова с мужем, Парамоша и Владик Пантелеев. Одному Неандеру сейчас шьют 282-2 УК РФ. Возможно, что получит срок, а вы человек в законах грамотный и знаете, что за такие действия с применением силы, да ещё и не «в одного» можно схлопотать до пяти лет. Нечто подобное светит сейчас Неандеру.
- А Лопухову? – снова спросила Валентина Ильинична.
- Лопухов смылся, куда – я и сам хотел бы знать.
- Анжей, немного отвлекаясь от темы, – проговорила следовательница. – Кто такие Годзилка, Неандер, эти вот самые Ястребовы, Парамоша, Пантелеев? Поймите, мне это действительно нужно знать, потому что они могут оказаться ключом к событиям.
- О’кей, Валентина Ильинична, – сказал Водецкий. – Пока вкратце, позже я вам составлю анкетные данные на этих людей. Итак, Годзилка – Годилин Алексей Геннадьевич, он у нас профессиональный психолог, сейчас он является членом «Центра Георгия Победоносца». Антикультист. Ольга Ястребова, художница, член Союза, если вам это сильно важно, она монархистка националистического толка, выпивоха ещё та, в пьяном состоянии может быть очень агрессивной. Пётр Ястребов, писатель, «почвенник», они с женой, кстати, одно время в Пахре жили. Неандер – это Лука Ивашин, нацист, формально сам по себе, но у него есть друзья среди бонхедов. Ненавидит татуировки и татуированных, что при его круге друзей парадоксально. Парамоша – Парамонов Андрей, бывший член Евразийского Союза Молодёжи, ныне активист «Молодой Гвардии», тот ещё шпанюк. Ну, а, Владислав Пантелеев, он же Сержант Запаса, активист «Единой России». Вся компания, кого я тут не отметил – греко-ортодоксы, все убеждённые антикультисты. И, что очень интересно, они ещё и shoddies. Причём, достаточно агрессивные. На барефутеров только ещё с оружием не нападают.
- Кто такие барефутеры, слава богу, я уже знаю, – сказала Литовка, – у меня дочка этим интересуется, да и Ваня Бурмистров, мой зять – тоже активист движения. А вот кто такие shoddies, мне бы хотелось узнать поподробнее.
- Нудистов знаете? – спросила Шакира.
- Лично – нет, но осведомлена хорошо, – ответила Валентина Ильинична.
- Значит, в курсе, кто такие «текстильщики».
- Да, это люди, которые не любят нудистов, а кто им и противодействует.
- Вот, – снова вступил в разговор Анжей. – А shoddies (русского аналога нет у этого слова пока) – это оппоненты барефутеров. Классический shoddie – это человек, который босиком чаще всего бывает только в ванне и в постели. Большинство shoddies, как и «текстильщики», на самом деле не агрессивны по отношению к оппонентам, но хватает тех, для кого человек, идущий босиком по улице (банально, девчонка, у которой туфли ноги натёрли, или каблук сломался, скажем) – это ржавое шило в ж**е, вы уж извините за выражение. Большинство таких деятелей культуры просто могут начать нападать на вас словесно, будут надоедать замечаниями, советами. Есть и такие, которые могут начать бросаться оскорблениями, хватает и драчунов.
- Да, как во время выхода нашего в город вместе с Борисом Альмахом, – сказала леди Зарифа, отдавая Анжею листки. – Держи, Анжей, я уже всё прочитала. Но я отвлекаюсь. Так вот, возвращаясь к нашей прогулке. Мы ехали в автобусе, и на нас начали нападать два крайне невоспитанных и плохо одетых молодых человека. К тому же ещё и нетрезвые. Нам удалось выгнать их из салона, но дело действительно чуть не дошло до драки.
- Профэссорь охрану на мероприятия ставит, – сказал Анжей. – Гопники-то тоже есть. Но к нашей компании, раз уж мы об этом. Так вот, господа ревнители веры – shoddies, я ни разу не видел их в открытой обуви на голую ногу, как и на пляже, а в городе они босиком вряд ли будут ходить. Дома у них ни у кого не был, но наверняка там тапочки есть.
- Это не показатель, – сказала Шакира. – У меня дома тапочки есть, правда, я сама ими не пользуюсь, да и по улице босиком прогуляться для меня не проблема.
- Ладно, мы отвлеклись, – произнёс Анжей. – Итак, что мы имеем по трупакам. Жестокое убийство, смахивающее на показательную казнь. Кстати, Валентина Ильинична, из дома, где нашли Гишара, ничего не пропало?
- Его нашли в студии, там выкрали негативы, а деньги там были в сейфе. Сейф на месте, деньги никто не брал, их при хозяевах пересчитали, на месте каждая оставленная копейка.
- Бандосы, включая «пиковую масть», наверняка баблом поживились бы, – сказал на это Водецкий. – То есть это была показательная казнь. Что общего могло быть между этими двумя деятелями? Интерес к эротическому фото – Гишар на этом зарабатывал, Вольский был потребителем или мог ему помогать. То есть любительское фото могло быть только первой ступенькой для работы. Вольский приносит фото Гишару, тот смотрит и говорит: «Это пойдёт». Кто Гишару приглянулся, идёт сниматься уже к нему. Вольский получает кэш и радуется. Может получать и другие услуги. Например, ему могут кроме денег подогнать даже девочку толковую, в каком-нибудь стриптиз-баре находят танцовщицу с ножками поизящнее (он же у нас на ножки, наверное, западал, для розыска фут-моделей тоже надо быть ценителем). А легенда о глупых стриптизёршах – это чушь собачья, стриптизёрша должна быть готова к выходу в зал не для танца, одетой. И приходится общаться с клиентами. Разговор поддержать, нащупать темку и говорить по ней хорошо. Ну, или просто изобразить из себя «впитывающую губку». Вот, она с ним идёт в приват и получает бабки за «крэзушник» и прокат комнатки, ну, и себе в карман за работу. Не драть же он там её будет – ножку полижет, может ей и понравится. Да и кэш лишний не бывает.
- Так, Анжей, тут нужен переводчик, – сказала Литовка. – Я многого не поняла.
- Ну, говорите, что непонятно, я растолкую.
- Фут-модель – это кто?
- Это модели, которые работают на футлаверскую аудиторию. Фото, видео данной направленности. От лёгкой эротики и участия в рекламе средств по уходу за ногами до FF-порно.
- «Крэзушник» – это что такое?
- Так называемое “crazy menu”, – пояснил поляк. – То есть можно наорать на охранника, потрогать танцовщицу, отменить танцы, арендовать для себя всё помещение, станцевать самому. Недёшево, а танцовщицы помимо «крэзика» берут ещё и чаевые. «Приват» – это отдельное помещение, где танец только для одного человека или нескольких. Можно даже оговорить, какой танец вы хотите увидеть, какой костюм, такие мелочи. Ни разу в таких местах не бывали по работе?
- Но не пользовалась там такими услугами, – ответила следовательница. – Но я поняла. То есть, как вы говорите, их убили за распространение порнографии. Но страдали-то не все, кто с этим связан.
- Особый счёт к тем, кто пропагандирует фут-фетиш, – сказала леди Зарифа. – Скажем, у него подруга оказалась фут-моделью (и понятно, как он со своей религиозной точки зрения, если вы о Лопухове, это оценивает). Или он стал жертвой шантажа, например, он совершил преступление, должен крупную сумму денег, но выплатить не в состоянии. Он мог быть просто распознан, как извращенец. И чтобы это не всплыло наружу, он должен был стать чьим-то рабом. И новоявленная госпожа превратила его в половую тряпку. Ни единого отказа, поклонение, работа по дому, полное подчинение, возможно, даже очень унизительные услуги – «туалетный раб», «пепельница», «пони». Целовать ноги госпожи при каждом её появлении, и уже неважно, в обуви или без, грязные или чистые – приказ госпожи не обсуждается. Когда его выдержки не хватило, он попытался сбежать и тут же получил серьёзные неприятности на свою шею. Это порождает ненависть. Я слышала об американском серийном убийце Алане Томпсоне – он охотился на домин, которые были склонны к обману, шантажу, считали законным правом женщины обращать мужчину в раба, унижали своих мужчин по любому поводу.
- Получил пожизненное, – мрачновато усмехнулся Анжей. – Написал книгу, в которой даёт инструкции, как избавиться от «госпожи», как её поставить на место, как отличить «грисершу» или «падальщицу» от порядочной женщины. Кстати, сам Томпсон, как потом выяснилось, был нейтральным футлавером. Не исключено, что наш убийца мог быть знаком с опытами мистера Джокера, как Томпсона называли в полиции.
- Анжей, – прервала его рассуждения Литовка, – а мы могли бы на эту тему поговорить немного поподробнее? Просто я в этом вопросе абсолютный новичок, и мне многие слова незнакомы. О Томпсоне я вообще ничего не знаю.
- Томпсона на русский язык пока не переводили, – ответил поляк. – Это малоизвестный пока в России автор. Но он очень талантливый психолог среди прочего, не зря его всё время сравнивают с Ганнибалом Лектером. Но он не людоед, и руки у него нормальные. Ладно, что вам ещё непонятно?
- «Грисерша», «падальщица», «нейтральный футлавер». Я вообще в этой сфере никак не ориентируюсь.
- Хорошо, – ответил поляк. – Кстати, возможно, ваши письма помогут нам в разговоре.
Свидетельство о публикации №209081600263