Votum Separatum

                dies irae, dies illum solver saeclum in favillum
                антихудожественный антирассказ
-1-
Прозрачный, наполненный светом воздух время от времени чуть заметно подрагивал. Словно невесомая толща воды, будто сотрясаясь от мерных ритмичных ударов. То с одной, то с другой стороны доносился отдаленный раскатистый гул и грохот, похожий на гром. Переливающиеся на солнце всеми мыслимыми и не мыслимыми цветами яркие, невыразимо, идеально стройные шпили хрустальных замков один за другим раскачивались и с жалобным звоном так трагично медленно расплывались облаком сверкающей пыли и грудой безобразных осколков. Над сочной зеленью раскидистых лесов и наливных полей угрожающе медленно ползла угольно-черная непроницаемая, бесформенная стена дыма, клубящаяся разрываемая ветром толстыми щупальцами, под которыми то и дело вспыхивали зловещие багряные всполохи огня, неспешно и плотоядно превращающего в память встречающиеся на его пути деревья и травы, ручьи и речушки и, казалось, саму землю. Медленно и неумолимо, от горизонта до горизонта, оставляя за собой лишь зияющую пустоту… А почему все горит и рушится, зачем – непонятно.. Непонятно потому, что нет ни начала, ни конца, а есть лишь маленький обрывок какого то несуществующего (разумеется, несуществующего)рассказа, романа или повести, а, быть может, мечты… И появляется внутри что-то, либо интерес, либо безразличие, порой пустота, но не привычная, а осязаемая, но неуловимая, мимолетная. Так бывает порой в тихую, теплую, чуть лунную ночь.. Просыпаешься внезапно, словно от резкого толчка, сон мгновенно улетучивается, в голове (на редкость) все тихо и спокойно и становится как-то непривычно легко.. Лишь только душа начинает все настойчивей, все нестерпимей тянуть, рваться куда-то, будто услышав вдалеке чей-то до боли знакомый и давно позабытый зов. И выходишь на улицу (а если в городе, то на балкон, но, честно говоря, совсем не то), не в силах сдерживать это неясное, томительное ожидание. И видишь.. Сигареты мимолетно истлевают одна за одной, а ты все смотришь и не можешь, как бы ни хотелось, увидеть все это единой картиной, не переводя взгляд. Вот где-то впереди грозно чернеет громадный неколебимый щит леса, и непонятно в темноте, далеко ли он или совсем рядом. И невнятно бледные, словно фосфоресцирующие измятые простыни полей и лугов. Река, мерно и величаво несущая свои вечные иссиня-черные, точно свинцовые воды, в которых извилистыми змейками колышутся отражения редких фонарей деревеньки на том берегу и призрачные блики звезд… а звезды… они, словно думая, что в такое время их никто не увидит, прильнули почти к самой земле, настолько близко, насколько только смогли, и каждая сияла  будто маленькое солнце, весело подмигивая теплыми  цветами. А Млечный Путь, казалось, расколол небосвод надвое извилистой широкой полосой, в этой тьме ослепительно мерцающей своей невинной, первозданной белизной. Но тут, как-то совершенно незаметно органично, в эту картину вплывают звуки, оживляя и наполняя ее. Лес оглушительно взрывается пением соловьев и шелестом могучих ветвей, ему вторит трава, волнуемая невесомыми касаниями ветра. О чем-то чуть слышно шепчет река (а может, это звезды над головой?). а где-то далеко-далеко редкий, приглушенный лай собак.. и, едва заметно, в симфонию вплетается неизвестно откуда родившаяся в такое время музыка, то исчезая, то вновь рождаясь, неясная, едва различимая, на пороге слуха, но, без сомнения, прекрасная… небесно прекрасная. И исчезает все: время, пространство, расстояния, последней гранью сознания ощущаешь как ветер проходит насквозь… А Вы слышите? Слышите ли Вы, как падает сорвавшийся с неба дождь, с невыразимым отчаяньем и бессилием хватающийся за ускользающий воздух, прежде чем разбиться о землю? Не услышите тогда как вместо дождя с неба посыпятся камни. Слышите ли Вы, как с немыслимым упорством прорезая тугой воздух острыми стеблями тянется к небу трава? Как тогда Вы можете лишать ее солнца слепыми подошвами своих безжалостных сапог? А слыхали Вы, как где то в глубине что-то полает и ждет своего часа? (Вот именно, а кто это?) Ведь и не услышите и не увидите, когда оно полезет наверх, наружу прямо под Вашими ногами… Конечно же, речь не о том, что я так хорошо вижу и слышу, вовсе нет. Просто иногда вдруг просыпаются, открываются глаза и уши, те, которые в душе (ну, Вы понимаете, как тогда, ночью). Но, к величайшему сожалению, у многих (слишком у многих) они закрыты и намертво запечатаны. Да, похоже, это признак нового типа человека нового тысячелетия. Умный, холодный, расчетливый и честолюбивый, этакий типично яркий (или ярко типичный) представитель высшей элитарной неокасты. Конечно, сознание ехидно (хотя и вполголоса) напоминает многочисленные (и порой весьма неплохие) произведения многочисленных же фантастов, усердно, упорно и тщательно описавших уже все возможные (а порой даже откровенно безумные и невозможные) модели и формы общественного устройства. Но, быть может, напоминает не зря – если, опять же, вглядеться (лучше еще и вдуматься) повнимательнее, можно найти подозрительно много общего между жизнью окружающей, реальной и выдумками (либо творениями) пятидесятилетней давности (а если пойти дальше, то довольно несложно убедиться, что и пару тысяч лет назад тоже писали дельные вещи и немало из них попало в цель). А что, представьте себе – «брахманы» как закрытое привилегированное сословие занимаются замаскированной морально-идеологоческой пропагандой; «вайшии» всем этим делом заправляют на различных уровнях (окончил, к примеру, спецуниверситет – айда к нам, а коли не хватает ума – тут уж извините), новых к себе, конечно, берут, но как то весьма неохотно, с опаской  (ну и, само собой, друг друга кушают, куда уж без этого – самый простой способ вырасти); «шудры» как основная рабочая и добывающая сила, являются своего рода двигателем и основным классом этой системы. А уж если и мозгов нет и трудиться лень – добро пожаловать в «кшатрии» (это либо в армию, либо в менты) – воплощать в жизнь пресловутые кнуты и пряники что бы все работало и не разваливалось по запчастям. Хотя, простите, небольшая поправка на время – учитывая развитие технологий, человека весьма успешно могут заменить машины (во многих областях), так что «шудры» расслоятся на, собственно, довольно малочисленных рабочих и огромную инертную и, в целом, никому не нужную массу «неприкасаемых». Вот так (или как то так), быть может, через n-дцать лет (а может быть и не так)… и хотя оно уже так, речь вовсе не об этом… просто подумалось, как же быть, куда деваться тому, кто, вроде, и не дурак, и способен на что-то, а «вот так» жить не хочет (или не может – возможно, в силу каких либо моральных установок, отличных от общепринятых и общеприменяемых клише). Разумеется, такие люди всегда будут возникать в обществе (по крайней мере, до тех пор, пока всем поголовно не начнут с пеленок прочищать мозги, ставя на лбу «знак качества»), неизменно и естественно составляя своеобразную оппозицию подавляющему большинству. Выходит, в любом обществе, каким бы совершенным оно ни казалось, неминуемо будет существовать противоборство – физическое, идеологическое, моральное, нравственное (пусть цивилизованное, но тем не менее) до тех пор, покуда будет соблюдаться незабвенный и. в общем-то, объективный принцип «сколько людей, столько и мнений», который может быть низложен лишь коренным, жестким и грубым вмешательством (невольно вспоминаются времена Андропова, когда любой замеченный в рабочее время, допустим , в магазине, считался тунеядцем и привлекался к ответственности, а появление «нестандартного» по виду или действиям человека и вовсе было немыслимым и тянуло на серьезные проблемы). Так, представьте, в недалеком будущем – стоит на улице человек с гитарой среди текущей толпы занятых людей в строгих костюмах, его оперативно задерживают несколько бравых «кшатриев», бреют и подальше с глаз долой, дабы не оскорблял собой существование общей массы; прямо таки «не можешь как все – не будешь ни как». Но дело в том, что чем жестче борьба с оппозицией, тем с большим рвением она отстаивает свое право на существование, тем глубже уходит в андеграунд, идея, как правило, до последнего. И наоборот – чем к ней лояльнее относятся, тем больше она расслабляется (подобный процесс происходит в наше время уже около 20 лет – отсутствие противодействия разлагает подполье, которое за редким исключением вырождается в среднестатистических обывателей). Опять же, речь не о том, как не легко живется неформалам, подпольщикам и диссидентам, а о том, что в самой человеческой природе странное и весьма неоднозначное стремление уничтожать, искоренять либо пытаться подчинить своей воле все то, что не удается понять или постичь обычными (или необычными) способами. Это присущий всему человечеству в целом порой парадоксальный (а зачастую доходящий до абсурда) своеобразный нигилизм – «существует лишь то, о чем мы достоверно знаем» и обратное «то, о чем нет сведений, не существует». И по такому принципу строит свое «общение с миром» коллективное сознание, все человеческое сообщество в целом (разумеется, противоположенные или вовсе иные взгляды разделяет множество отдельных индивидуумов, но суть именно в коллективизме), попросту отказывающихся принимать на веру львиную долю информации. Но часть информации усваивается и весьма «плодотворно» используется, а фильтром здесь является, по-видимому, обывательская планка обыденного порядка вещей. Помните, как пару лет назад во многих регионах России выстаивали огромные очереди для того, чтобы купить десять пачек соли в десять же раз дороже (а все из-за одних лишь ни кем не подкрепленных слухах о перебоях то ли с поставками, то ли с добычей). Но соль укладывается в рамки обыденности, то есть в масштабе общественного сознания «существует» и, соответственно, может пропасть, исчезнуть и тому подобное. Это один из примеров коллективного безумия в действии. А в небылицы вот не верят – даже если в новостях объявят, что на Красной Площади приземлилась летающая тарелка (то есть НЛО), то половина не обратит на это внимания, другая половина не увидит и, соответственно, отмахнется от факта как от назойливой мухи и в итоге практически 100% населения покажет нулевую реакцию на событие (это, разумеется, в том случае, если СМИ не будут проводить свою обычную работу по массированному разжиганию и раздуванию новостей). Кстати, уважаемый читатель, приношу пусть запоздалые, но искренние извинения за возможную излишнюю прямоту. Резкость или категоричность суждений, доводов и размышлений, а так же за их не логичность и бессвязность (действительно, при чем тут соль и летающие тарелки?). однако же, будь оно все связано и логично, да еще и в виде предположений (что уже как-то не вяжется), у нас с Вами непременно вышла бы не беседа, а скучная заунывная лекция весьма сомнительного содержания. Конечно, содержание беседы так же может вызвать у Вас приступы зевоты, негодования, смеха или определенные вопросы на которые я, естественно, заранее ответить не в состоянии ни физически ни морально. Быть может, Вы спросите: «Зачем?»; действительно, ведь я фактически трачу Ваше время на неизвестно где и кем рожденный бред, ведь я не Байрон, не Рембо, красиво и сильно писать не умею, и уж тем более не Аристотель, не Платон что бы даже не узнать, а придумать что-то новое о людях (Вы, кстати, обратили внимание? – придумать или написать или еще что-то человек может только о человеке (за крайне редкими исключениями мастеров психоделики и представителей особо точных наук), будь то описание каких-либо конструкций, схем и механизмов, в непременном контексте их возможного использования людьми, либо наделение самых невероятных форм жизни или существования непременно человеческими чертами – ведь даже если автор и смог оторваться от этой обязательной привязки, читатель неминуемо и чисто автоматически (вероятно, врожденно и запрограммировано в каждого) просеет поступающую информацию через это ощущение самотождества (или, если хотите, человекотождественности), которое, очевидно, является одним из сдерживающих барьеров, не позволяющих нашему мозгу или сознанию развернуться шире отмеренных нам пределов). Просто, знаете, порой накипает на душе и приходится от этой накипи избавляться – кто-то бросает ее на бумагу, кто-то в ноты, кто-то в стакан… Но раз уж у вас хватило терпения и любопытства до сих пор читать эти строки, стало быть, что-то в них (или между ними) есть, какие-то неуловимые среди слов зернышки или крупинки неизвестного (и пока не найденного) субстракта «настоящности», который отличает, например, текст, написанный человеком и сгенерированный машиной. Дошло ведь уже до того, что некоторые поэты выдают за свои стихи, написанной специальной компьютерной программой по ключевым словам… а ведь, по сути, эта деятельность так же попадает под определение «творчество» или даже «искусство». Но ведь есть же та планка, граница, еще отделяющая собственно творчество от суррогата; быть может, это и есть тот самый (Вы уж простите за наскоро слепленный термин) «субстракт настоящности»? Только вот знать бы, в чем он выражается, чем определяется – то, что это «дело рук человеческих» не вызывает сомнения, но, опять же, одноплановые творения двух разных людей могут кардинально различаться – от одного будет веять пластмассой, другое – дышать жизнью, и дело тут вовсе не в мастерстве (оно, конечно, играет не маловажную, но не решающую роль). Воображение, фантазия (точнее их наличие) – тоже весомый фактор, но краеугольным камнем, основой всему этому является душа (точнее, степень ее «живости»), и чем «открытее» ее глаза и уши, чем больше (простите за сухость фразы) поступающей информации через себя пропускает (чем меньше функция восприятия, прочувствования и осмысления жизни принадлежит скептизму, цинизму и холодному рассудку) и чем живее на нее реагирует, ранится, тем чаще нарастает на ней та самая «накипь», кровоточащая корка, сплошная рана, не дающая покоя, горящая нестерпимым огнем где-то в глубине, мучающая и терзающая неопределенно даже время, доколе не остынет и неотвердеет, превратившись в хитиновый панцирь равнодушия, хладнокровия и одиночества (иногда, правда, получается, что не твердеет совсем, а доводит до безумия, но это не часто). Самое главное, что, дойдя до определенной кондиции, эта корка превращается в волну, в порыв, лавинообразно выплескивающийся в реальный мир самыми различными образами – от написания сложнейших и гениальных симфоний до простого, но очень громкого крика и скрипа зубами. Так или иначе, очевидно, этот порыв и отличает обычных людей от так называемых «творческих», и , собственно, «обычные» произведения и «творения». Но остается только строить догадки и предположения, пытаясь разобраться, почему же в наше время человечество испытывает потребность (или, если хотите, проявляет интерес) в синтетическом творчестве, плоском и одномерном, будь то музыка или литература (Александр Гольевич Дугин назвал все это «монструозной масс-культурой» довольно интересно и основательно разобрал данный вопрос), а искусство «по старинке» становится прерогативой все меньшего круга лиц (как творящих, так и внимающих), которые в большинстве своем и уходят в андеграунд, рождая тем самым(о чем мы уже говорили) качественную оппозицию и альтернативу общественному большинству (главное, чтобы простое и вполне естественное вытеснение и латентная конфронтация не перерастали в открытое противоборство как это уже не раз случалось (например, в декабре 1825)). Таким образом, мы можем провести определенную параллель между человеком единичным и человеком массовым (обществом), назвав «душой» то самое меньшинство людей, как говорилось в XIX веке, лучших (вы уж простите мне мою субъективность). И эта самая «общественная душа» так же имеет свойство «накипать», даря миру (пусть и редко)величайшие умы, шедевры или целые эпохи (взять, к примеру, Золотой и Серебряный век нашей литературы, Ренесанс и прочее). Но Вы, конечно, можете возразить (и, я уверен, многие так и сделают) – ведь я говорю о простой человеческой душе (и упоминаю даже об общественной) как о чем-то само собой разумеющемся, существующем «без оговорок», хотя существование ее, скажем так, не доказано, кроме того, понятие это весьма современного читателя. И приношу Вам за это свои извинения, надеясь на Вашу снисходительность. Действительно, наука как таковая за 400 лет своего фактического существования так и не сумела отыскать в расчлененных телах живых и мертвых людей что-либо похожее  на душу, но зато установила, что все наши мысли, мораль и прочее – лишь химические реакции, проходящие в нашем мозге (вот любовь, например, вызывается прохождением атомов азота через определенные мембраны). Конечно, я не биохимик и на самом деле все может быть именно так; тогда можно считать душой ту химию, которая рождает чувства, отбросив весь эзотерический смысл слова (так, вероятно, будет справедливо). В таком случае, правда, с общественной душой совсем уж не вяжется – но это вполне может быть просто-напросто моей оплошностью, ведь людям свойственно ошибаться (вот сожгли 609 лет назад Джордано Бруно, а потом оказалось - ошиблись). Но Вы ведь позволите мне сохранить хотя бы частичку моей веры, хотя я прекрасно понимаю, что наступает эра «человека знающего» (помните, как писал о знании Михаэль?), а верить совсем уже «не надо» (те более если речь заходит о вере Христианской – это порой бывает и вовсе неприлично). Выйдет из церкви после причастия молодой человек, закурит «похвалит» крепким словцом убранство храма и пойдет своей дорогой (не раз и не два я встречал таких людей) – и тут уж поневоле приходят мысли о «золотом миллиарде» и что мы, простые смертные, живем в каком-то своем, чужом и отвергнутом мире, построенном не на «ориентированной пространственной трехмерной геометрии», живущем не противоборством и думающем не за счет сублимации… но если так, выходит, мы некая «нация бастардов», обреченная на вымирание? Может и так. Может быть, когда наши дети скажут нам: «Вы жили неправильно», мы вспомним – таки, что в свое время так же говорили своим родителям. Ведь неясно до сих пор – правда у каждого своя или она все же одна… но ясно одно – конечной истины человек никогда не узнает, ведь истина бесконечна (как и многое, слишком многое вокруг нас), а бесконечность мы понять не можем и не сможем в силу заложенной в нас непомерной ограниченности. Живущей вне Политики (то есть, вне социума) – либо безумец, либо сверхчеловек, говорил Аристотель более 2 тысяч лет назад. Безумцев более чем достаточно, сверхлюдей (как ни старался Адольф) так и не получилось; без общества, которое порой некоторые так ненавидят и которое порой так ненавидит нас, мы – ничто, не способный на одиночное выживание вид, частицы биосоциального макрооргонизма. Но мое votum separatum вовсе не в этом, я не пытался найти смысл жизни или оставить в память потомкам скрижали об исчезнувшей субкультуре. Это был просто разговор. Разговор ни о чем. Я отнял у вас время, пусть несколько минут, которые (надеюсь) заставили Вас задуматься, возможно, не о том, о чем я говорил, но чуть глубже, чем обычно (хотя бы не о том, где найти деньги на новую одежду/машину/квартиру, а о том, для чего это нужно). Я отнял у Вас время, пытаясь подарить минуту тишины, возможность остановиться и услышать или увидеть то, что многие (слишком многие) попросту не замечают. Возможность увидеть и услышать течение самой жизни, ее тихий, неспешный, мелодичный шаг. Ведь я хотел сказать только то, что жизнь, наша жизнь – лишь случайный маленький обрывок несуществующего (разумеется, несуществующего) рассказа, романа или повести, а, быть может, мечты… и не видим и не знаем мы ее начала, и уж тем более не можем знать конца, но сами являемся творцами и зрителями этих мимолетных обрывков, которые в схоластическом конце времен лягут главами в цельную и стройную Книгу Жизни. И тогда-то для одного лишь единственного читателя. Читается, который в итоге и будет решать, чьи рукописи горят…

10 – 29 мая 2009г., в/ч 22558, 4 уч. корпус