Бабушка

Вилки лежат в правом ящике стола – слева, ножи, в соседнем ящике – справа. И попробуй только перепутать! Бабушка была почти слепой, посему каждой вещи – свое место, иначе бабуля сроду не найдет.

Очки у нее конечно были. С чудовищными линзами, выпуклыми, как рыбьи глаза. Помню, говоря о бабушкиной близорукости, взрослые называли цифру –26 – до сих пор сомневаюсь, бывает ли такое вообще. В этих очках бабушка худо-бедно могла отличить малину от смородины и проверить мои уроки: "питушок кливал зирно". Потом мы с ней садились перебирать крупу для каши-блондинки (так романтично именовалась у нас обыкновенная пшенка). Самый простой способ выглядел так: высыпать крупу на стол, а минут через десять собрать то, что не разбежалось. Подумаешь, жуки в каше! Бабушка их не боялась. Кажется, она вообще никого не боялась. Кроме Бога.

Веровала она истово. Молилась, говела, вернувшись из церкви робко совала нам пресные засохшие кусочки просфоры. О Боге не говорила. Но если при ней случайно поминали черта, менялась в лице и шипела: "Не смей чернаком ругаться!", могла и по губам шлепнуть.
Опорой бабушкиного благочестия был огород. Сад вообще-то, но с грядками. И не шесть соток, а все тридцать! Большое дело – своя картошка. На ней, да еще на свёкле с морковкой тянулись бесконечные бабушкины говенья. Еще была сладкая черная редька да кислая капустка.
Помню, зашел к нам как-то в гости знакомый ветеринар, критически оглядел бабулину трапезу и заметил назидательно:
– Разве можно в вашем возрасте столько грубой пищи? Желудок-то не расстроится?
– Эээ, милок, – сурово сверкнула очками бабушка, – гнилая жопа и пряниками дрищет.

Грядки в огороде бабушка знала назубок, как полководец дислокацию войск. Вот отправь меня вечером огурцов на ужин нарвать – я не то что огурцов, и грядок-то впотьмах не найду. А бабушка с полной миской вернется, да еще и скажет: "Завтра полоть надо, лебеды дюже много".

Огород снабжал бабушку не только едой, но и деньгами. Нет, клада в малиннике у нас не было. А вот ведро клубники с каждой грядки – весь июнь, будьте любезны. Да вишня, да три сорта слив, да восемь кустов смородины, четыре крыжовника, шесть яблонь, две груши. Само собой – варенье, компоты. Все что не помещалось в животы, тазики, банки и корзинки бабушка носила на базар. Станет скромно у самого входа: пестрый платочек благонравно завязан под подбородком, к воротничку кофты приколота "парадная" брошка, чудо-очки брильянтово сверкают на солнце (окрестные сороки шалеют от зависти) – бабушка хороша и торжественна. Смущенно ткнет меня в бок сухоньким кулачком: ну давай, дескать, начинай торговлю. И я заводила нараспев, подражая горластым теткам за соседним прилавком:
– Ягода спелая, сладкая, не наличёная, только с грядки! Берите, берите!..

Коммерция наша всегда имела успех. С базара я, охрипшая и оглохшая, еле тащилась за бабушкой, не чая дотянуть до ларька со сладостями. Там мне полагалась "премия" – коврижка: два кусочка бисквита склеенных повидлом и стакан холодного кваса.

Дома бабушка аккуратно записывала барыши в отдельную тетрадку:
– Клубника – 4,5 кг по рупь с полтиной.
– Штрифель – 6 кучек по 30 коп.
– Смородина красная – 9 стаканов по 15 коп.
За сезон набиралось рублей полтораста, а то и двести, что при бабушкиной пенсии в 63 рубля было солидным подспорьем.
Однажды моя мама по неосторожности залила эти записи чаем. Бабушка сердилась: "Переписывай теперь сама!" Мама взялась за дело.
– А это что за буквы сверху: "Г. Б"? Их тоже написать? – спросила она.
– А как же! – ответствовала бабушка. – "Г. Б" – это "Господи Благослови".

Речь у бабушки была колоритная. По сей день помню: "Не хвались едучи на рать, а хвались (тут бабуля подмигивала) едучи с рати…".
О косорукой соседке: "В её щах только порты мыть!"
Взбиваю подушки, чтоб поставить их как полагается "кукишем" на кровати – перья летят во все стороны. Бабушка машет руками: "Фу, пуху-то! Как в курощипле!"
На газовой плитке в сенцах долго-долго греется чайник: шумит, пыхтит, булькает, но все никак… Бабушка выглядывает в сени: "Да когда ж закипит эта бздюкалка?!"

Бабушки давно нет на свете. Но до сих пор вилки лежат в правом ящике стола – слева, ножи в соседнем ящике – справа.