Страх Фиэрова, или разрешение на обиду

Принимать поздравления было приятно. Каждый подходил, жал ему руку, улыбался и говорил какие-то хвалебные слова. А он, немного смущаясь, слегка поднимал плечи и, практически ничего не говоря, улыбался. Он был всегда скромен и от свой скромности становился предельно сдержанным. Его всегда стесняло будоражащее чувство радости и победы, желание хвастаться своими достижениями всем и каждому. Он старался изо всех сил побороть в себе эти чувства, считая их чем-то этически не правильным и даже порочным. Но его борьба выливалась в другую крайность — он становился сдержанным, а иногда даже слишком таковым. Со стороны это больше походило на бесчувственность, что на самом деле было не так.
Три года своей жизни Борис Львович потратил на то, чтобы в результате стоять и бороться с собой, боясь показаться ликующим. А причины для ликования были. Да и право на это тоже было. Три года интенсивного труда, три года бессонных ночей и отсутствие какой-либо личной  жизни, три года терпения унижений и насмешек и три года бесконечных внутренних переживаний из-за этого. И теперь, когда победа очевидна, когда все его предположения и мнения подтверждены экспериментально, когда все его насмешники и недоброжелатели прячут свои гневные взгляды, он начинает бояться, что слишком сильно покажет свою радость от безоговорочной победы.

Получив множественные награды за свое открытие, и посетив все необходимые при этом мероприятия, Борис Львович решил сделать себе небольшой отпуск. Уже давно он приобрел себе небольшой участок в семидесяти километрах от Москвы. Но на благоустройство и строительство времени не хватало. Зато теперь можно было вдоволь этим заняться.
Субботним утром он ехал в полной людей, несмотря на раннее утро, электричке от Рижского вокзала. Все это напоминало Борису Львовичу о тех далеких годах, когда он был еще совсем мальчиком. Летом с родителями он часто ездил к своей бабушке в деревню. Его будили рано и вели на ближайшую к дому платформу. Солнце еще только-только пробивалось, заливая небо красным светом. На платформе стояли люди разных возрастов, с рюкзаками и сумками. Все почти шепотом о чем-то разговаривали, кто-то что-то ел или пил. И было у него внутри чувство ожидания чего-то нестерпимо яркого и приятного, чувства чего-то празднично радостного. И спустя два часа, прожитых в деревне после приезда, это чувство растворялось. Получалось, что Борис Львович, или, как называла его тогда бабушка, Бося, испытывал чувство радости именно от самого процесса поездки, именно от этих ранних рассветов на платформе, и этих людей, стоящих там и сидящих потом в электричке. Уже нет ни бабушки, ни родителей, ни этого дома в деревне, а чувство, которое он испытывал много лет назад, осталось и очень остро проявляло себя сейчас.

Борис Львович вышел на платформе, со всех сторон окруженной лесом. Он спустился по разбитым ступенькам и направился в сторону садового поселка. Все изменилось. Борис Львович, конечно, узнавал поселок, но очень многое он видел впервые. Кругом стояли огромные дома, подчас занимающие практически всю площадь участка. Дома внешне были явно дорогими и красивыми. Между ними ежились, казавшиеся маленькими, дома менее богатых людей.
- О! Борис Львович! - услышал он голос и, обернувшись, увидел идущего к нему соседа Владимира Александровича.
- Володя! - радостно воскликнул Борис Львович и обнял соседа. - Как я рад тебя видеть!
- И я то тоже очень рад тебя видеть! Давно ты не приезжал. Я здесь пристально следил и охранял твой участок, - Владимир Александрович засмеялся.
- Да что там охранять?! Трава одна, да сарай старый.
- Ну и что. Все равно это частная собственность. Твоя собственность. И потом на счет травы и сарая ты не совсем прав. Твои яблони уже стали достаточно большими, и в прошлом году давали первый урожай. А ты пропустил.
- Увы, Володенька, наука отвлекла, - сказал Борис Львович.
- Да-да, наслышан про твои открытия. Журналы по нескольку статей публикуют на эту тему.

Своего соседа Владимира Александровича он знал давно. Когда Борис Львович будучи еще аспирантом любил беседовать и спорить с преподавателем кафедры Егоровым. Из этих споров складывались долгие и занимательные дискуссии на самые разные темы, от теории относительности  до правильного ремонта сантехники дома. А затем, с течением времени, Борис Львович стал заведующим этой кафедры, а Владимир Александрович, будучи профессором, оказался в его подчинении. И хотя, они не были никогда друзьями в полном смысле этого слова, но сумели навсегда сохранить самые теплые приятельские отношения, даже после ухода Егорова на пенсию. Именно он уговорил Бориса Львовича купить этот участок.

- Дома-то видал какие понастроили, - сказал Владимир Александрович, показывая вокруг.
- Да-а уж, - протянул Борис Львович.
- Богачи все скупают. А что им, денег много. Они себе и газ и электричество без проблем подключили. И воду провели. А ты теперь намучаешься с этим.
- Ничего. Мне не привыкать. Я не помню, когда мне хоть что-нибудь давалось легко.
- Да, кстати, на строительство теперь нужно получать разрешение.
- Какое разрешение? - удивился Борис Львович. - То есть, если я хочу построить беседку или туалет, я должен получать разрешение?
- Ну, насчет туалета я не знаю, - ответил Владимир Александрович.- А вот насчет дома это точно. У Марфы Григорьевны на седьмой улице, заставили разобрать сруб. Потому что не было разрешения на строительство. А ведь она его даже достроить не успела.
- А где надо получать такое разрешение?
- В районе. Но как это делается я точно не знаю. Я-то раньше построился и на меня это распоряжение не распространяется.

Замок долго не хотел поддаваться, но после долгих сопротивлений и угрозы быть спиленным, сдался. Калитка скрипнула, и Борис Львович немного взволновано вошел. Участок был заросшим травой, которая была значительно выше самого хозяина. Калитка с трудом приминала ее. Из травы торчали верхушки молодых яблонь, а на другом конце участка небольшой садовый домик.

Работы было много. Но Борис Львович и не хотел спешить. Он оставил свою должность заведующего кафедрой и теперь мог много времени посвятить своему участку. Борис Львович планировал построить двухэтажный дом, к которому можно было бы подключить все необходимые коммуникации. Электричество уже было проведено к его садовому домику. Но сам домик был непрочным и за три года уже покосился. Дом по замыслу ученого должен был быть из светлого кирпича. Такой кирпич и все остальные необходимые материалы он мог без проблем купить, благодаря своим многочисленным знакомым.

Закупив необходимый материал, Борис Львович, все же решил вначале получить разрешение на строительство. С этим вопросом он и направился к председателю поселка.
В небольшой комнате за одиноким столом сидел председатель. Он довольно приветливо встретил Бориса Львовича. И когда тот поделился своим вопросом, председатель ответил:
- Да, это непросто. И приготовтесь к тому, что вам не сразу его дадут. Вам необходимо будет собрать несколько подписей и получить несколько справок.
- А это долго?
- Вы понимаете, Борис Львович, это долго. Но этот процесс можно ускорить. Вы меня понимаете?
- Вы имеете ввиду отдельную плату? - спросил Борис Львович.
- Ну-у, скажем так: благодарность, - ответил председатель.
- И сколько это может быть, примерно хотя бы?
- Это где-то, - председатель наклонился к Борису Львовичу и прошептал ему на ухо сумму.
- Ничего себе, благодарность! - воскликнул Борис Львович.
- Вы можете попробовать сами, но никакой гарантии в положительном решении нет.
- Да-да, я попробую, - сказал Борис Львович и ушел.

Спустя несколько дней Борис Львович направился вновь к председателю, чтобы подписать заявление, прежде чем вести его к главе района. У председателя кто-то был. Борис Львович присел на стул около двери и стал ждать. Затем пришел бухгалтер поселка, он не спрашивая ничего зашел к председателю. Затем вышли те люди, которые там сидели, а председатель с бухгалтером долго что-то обсуждали. Борис Львович терпеливо ждал. Затем, когда бухгалтер вышел, он попытался войти.
- Вы не подпишете мне заявление? - спросил Борис Львович, но тут подошел еще кто-то и из-за его спины стал что-то спрашивать.
- Подождите пять минут, - сказал председатель Борису Львовичу и махнул рукой, стоящему за его спиной.

Ожидание растянулось еще на час. Пришел еще кто-то и снова председатель попросил подождать. Люди приходили и уходили, что-то долго обсуждали с председателем, а Борис Львович все ждал. Он мысленно себя успокаивал тем, что работа руководителя требует много внимания и сил, что он сам был заведующим кафедрой и должен это понимать лучше других. Когда председатель наконец вышел, Борис Львович вновь обратился к нему со своей просьбой.
- Вы знаете, вы приходите завтра, - сказал председатель. - Это дело сложное, мне надо внимательно прочитать, чтобы все было составлено правильно, а сегодня сами видите какой день напряженный.

Таким же напряженным днем оказался и следующий, а затем еще два. И все это время Борис Львович ждал, оправдывал председателя, и старался сдерживать себя от того, чтобы не начать нервно и нецензурно кричать. Лишь спустя две недели после долгих чтений и исправлений председатель подписал заявление.

За участком Бориса Львовича никто не жил. Весь пустырь был заросшим травой. И лишь в середине стояла трансформаторная будка. Этот участок никому не предназначался, и не подо что не мог быть использован. Борис Львович знал это, поэтому, когда он ставил забор, он присоединил к своему участку полоску земли. Ширина этой полоски была около сорока сантиметров и предназначалась в основном для проходящей вдоль канавы. Но Борис Львович знал и то, что для получения справки геодезистов, те должны были выяснить не только состав почвы и рельеф, но и убедиться в соответствии площади участка, заявленному в плане. Но без этой справки заявление на получения разрешения на строительство не рассматривалось.

В небольшой комнате за столами сидело пять человек. Все это были молодые люди. Кругом были разбросаны бумаги, свернутые листы проектов и книги. Бориса Львовича принял сидевший ближе всего к выходу молодой человек. Он был небрит, в заношенной футболке. Борис Львович весь дрожал. Он ожидал, что вот-вот он скажет, что хочет все измерить сам, а когда откроется обман, ученый будет покрыт позором и ответственностью.
- Ну, что у вас там? - небрежно спросил геодезист, от чего Борису Львовичу стало еще волнительнее.
Он взял заявление и проекты участка и дома. Затем геодезист долго знакомился с документами, время от времени отпивая чай из грязной кружки.
- Мерить-то будем? - спросил геодезист, поворачиваясь к одному из своих коллег.
- А что там? - коллега наклонился, чтобы прочитать бумаги.
Волнение Бориса Львовича стало еще сильнее. Он уже весь дрожал. Ему не хотелось получать уже ни какой справки и строить дом. Борис Львович за те секунды, пока второй геодезист наклонился над бумагами, уже прокручивал в голове мысли о том, что он вполне мог подремонтировать и свой старый садовый домик и жить в нем. Что ему одному теснота и отсутствие лишнего комфорта не станут тягостью.
- Да чего там мерить?! - сказал второй геодезист. - Это стандартный участок. А ландшафт и грунт посмотри по старым данным.

Выйдя на улицу, Борис Львович постоял немного у двери, прежде чем направиться домой. Он глубоко дышал от пережитого волнения, но был рад полученной справке. Теперь оставалось только отдать все документы главе района и ждать разрешения на строительство.
В длинном коридоре, окрашенном неприятным зеленым цветом, вдоль стен сидели люди. Все держали в руках папки с бумагами. Многие дергали ногами или руками — нервничали. Борис Львович был не исключением. Он изрядно нервничал, руки слегка дрожали. Утром он не завтракал, потому что волнение отбило всякий аппетит. Чего и кого он боялся, и почему — он не знал. Но боялся. Иногда в коридор приходили люди и начинали задавать разные вопросы. Никаких информационных стендов не было. Иногда им кто-то пытался ответить на их вопрос, но чаще всего все пожимали плечами и молчали.
- Следующий! - крикнула девушка открыв дверь кабинета.
Зашла женщина сидевшая рядом с Борисом Львовичем. Следующая была его очередь. Он начал еще сильнее волноваться. Его даже не успокаивали те мысли, что он уже здесь был, и ничего страшного здесь нет. Нельзя предположить, что может стать причиной такого сильного волнения, которое медленно, но верно начинает перерастать в панический страх. Борис Львович уже хорошо знал, что там, за этой дверью, около окна стоит стол, за которым сидит секретарь — именно та девушка, выкрикивающая каждого следующего. В углу высокий цветок непонятного вида. Справа дверь к главе района, который так же сидит за столом большего размера. Женщина вышла.
- Следующий! - вновь крикнула девушка.
Борис Львович дернулся и практически вбежал в кабинет. Глава района сидел за столом спиной к окну. На столе были разбросаны какие-то бумаги. Человек за столом был одет в дорогой костюм. Он смотрел в монитор своего компьютера, время от времени нажимая на кнопки мыши. Глава не смотрел на Бориса Львовича и тот некоторое время так и стоял около двери не решаясь присесть.
- Что у вас? - наконец спросил хозяин кабинета.
- У меня заявление на собственность, - начал не очень внятно и совершенно не уверенным голосом Борис Львович. - Я оставлял две недели назад.
- Как фамилия? - не отвлекаясь от монитора спросил глава района.
- Фиэров, - ответил Борис Львович.
- Леночка, посмотри Фиэров готов?
- Нет, - ответила секретарь.
- Приходите через пару недель, - сказал глава района Борису Львовичу.
Внутри было как-то противно и унизительно. Противно ото всего: от себя, потому что вместо того, чтобы держать себя свободным и заслуженным человеком, пресмыкался перед всеми; от чиновника, который даже не взглянул ни разу....
На встречу шел Егоров.
- Борис Львович, как дела? - спросил он.
- Плохо, Володь, - ответил Борис Львович. - Просидел три часа в приемной у главы района, а заявление мое так и не подписали.
- Ну, я же тебе говорил, что это разрешение процесс долгий. Пойдем коньячку выпьем.
- Нет, Володя, - сказал Борис Львович. - Я домой пойду. Устал очень.

Погода была теплой и солнечной. Зелень, заполняющая все кругом, радовала глаза. Природа буквально бурлила жизнью. Но Борис Львович не радовался окружающему. А ведь он так хотел именно этого, именно наслаждения природой. Ему хотелось именно в такие солнечные дни сидеть на своем участке, смотреть вокруг и впитывать окружающий его мир. Но Борис Львович смотрел только на привезенный строительный материал для будущего дома, и испытывал лишь волнение и грусть. Ему не хотелось уже ничего строить, никуда идти и ни с кем встречаться. И хотя он упорно прогонял от себя эти мысли, говоря, что это слабохарактерность, ленивость, глупое не желание бороться, волнение и грусть его не покидали.
Через две недели, Борис Львович вновь сидел в коридоре около кабинета главы района. И вновь вдоль коридора тянулась очередь ожидающих приема людей, и вновь секретарь, приоткрывая дверь, приглашала следующего. И все так же Борис Львович волновался, сам не понимая чего и отчего он боится. Он прекрасно понимал, что ничего страшного не случится, если ему даже откажут в разрешении, что дом не такая уж важная, и не настолько необходимая вещь, чтобы из-за нее так переживать. Но Борис Львович все равно нервничал и злился, отыскивая для этого повод во всем окружающем.
- Не подписано еще ваше разрешение, - говорил глава района. - Тут видите сколько проблем?! Не до мелочей сейчас. Придите позже.
- Но ведь я не первый раз прихожу?! - волновался Борис Львович.
- Ну и что? Придете еще раз. Я тут по вашему ерундой занимаюсь? У меня таких как вы знаете сколько? В конце концов, это вам надо. Все, мне некогда. Придете позже.
Разрешение на строительство было выдано лишь спустя два месяца беспрерывных хождений в администрацию района. Егоров тогда сказал, что Борис Львович может отметить этот день, как красный день календаря.

А весной Борис Львович начал строительство, которое длилось почти три года. Дом был простым. Но все было сделано руками Бориса Львовича. В каждый кирпич и в каждую дощечку он вкладывал частичку своей души, и от того любил этот дом еще больше. Он испытывал огромную гордость за свое творение, хотя по своему обыкновению не показывал этого внешне.
Под ковшом экскаватора кирпичи рассыпались на крошки, засыпая все вокруг. Доски трещали, и треск этот смешивался с общим шумом рушившегося дома. Борис Львович смотрел на это и не понимал. Он, будучи заслуженным и видным ученым, не понимал того, что происходит в обычной бытовой жизни. Для него оставалось не ясно почему его дом, который был построен им самим, за деньги, которые он заработал честным путем и своим здоровьем, должен быть разрушен из-за того, что глава района сменился и признал недействительным прежнее разрешение на строительство, которое Борис Львович получал с таким трудом и волнением. Он смотрел, как ломают его новенький дом, но как всегда старался не подавать вида своей подавленности. Лишь слезы, стоящие в его немолодых глазах выдавали его истинное внутреннее состояние.

Каждый вечер Владимир Александрович Егоров не спеша шагает к своему соседу. Он сам открывает скрипучую калитку, и прогибаясь под яблонями проходит мимо высокой колонны, сделанной из обломков светлого кирпича. На колоне на золотой табличке видна надпись: «В память обиде и страху».
- Это ж надо, - каждый раз произносит он.
Затем он шагает в маленький садовый домик, где вместе с Борисом Львовичем будет сидеть и до поздней ночи разговаривать и спорить на разные, иногда только им понятные, темы.

2009