Через Калмыкию в лето 1972-го

 

Тбилиси.
    Наше возвращение с двенадцатилетней дочерью Ольгой  из Еревана в Москву предусматривало заезд в Волгоград, где мы собирались навестить гостившую там, на волжской даче у другого своего сына, её бабушку,  мою маму.

Для этого мы собирались выбраться из Закавказья по Военно-грузинской дороге, а дальше свернуть на кратчайший путь до Волгограда через  кубанский  Ставрополь и калмыцкую Элисту.

На дворе стояло жаркое  лето 1972-го года, неуёмные лесные пожары которого пожирали сотни гектаров сибирских лесов, и не давали затушить самовоспламеняющиеся  подмосковные  торфяники.

Ещё не опасаясь, но, предостерегая себя от этого пекла, мы проезжая через Тбилиси захотели вывезти с собой частицу горной прохлады, заполнив натуральным грузинским вином припасённую в нашем автомобильном багажнике оплетённую десятилитровую бутыль.

Поколесив по городу, в поисках предпочтительного для этого винного  подвальчика, и не находя спасения от полуденной жары в не снабжённым кондиционером, и к тому же окрашенным в тёмный цвет автомобиле,  мы, наконец, набрели на уникальное фирменное  заведение «Сачяшнико», размещённое в недрах глубокого грота выдолбленного в горном монолите по улице Ленина в непосредственной близости  местного винзавода, и предназначенное для пропаганды меж знатоками  его продукции.

Если вам, дорогой читатель, приходилось хоть раз в испепеляющую жару   южного лета вдруг с адской городской сковороды переступить под сень спасительной тени каменного чрева, вы согласитесь, что  внутри  его  после первого же целительного вдоха вы уже не устаёте  наслаждаться  прохладой,  а если вас ещё  усадят за стол и подадут стакан холодного, но не переохлаждённого, натурального вина, вам и вовсе ни за что  не захочется покидать это место.
К сожалению, ни я (будучи за рулём перед горной дорогой), ни моя двенадцатилетняя дочь (по малолетству) не сумели вкусить от качества подаваемых в этом злачном заведении напитков, и, минуя разместившихся там за низкими деревенскими столиками забредших  гурманов, не спеша потягивающих любимые вина, прошли вглубь грота уставленного громадными  дубовыми бочками и упрятанными в подпол, по-видимому, не менее объёмистыми  глиняными чури.

Кажется, мы нашли именно то, что искали. Нам предлагался широкий  выбор натуральных грузинских вин, а единственный выставленный ценник извещал, что литр любого из них стоит здесь  одинаково -  один  рубль. 

Ведавший этим хозяйством виночерпий, в белом колпаке и клеёнчатом фартуке напоминавший своими габаритами  одну из его объёмистых бочек, увидев нашу бутыль, поинтересовался, сколько литров  вина желают приобрести молодые люди.
- Полную, - объявили мы, протягивая ему  посуду.
- Десять рублей! Определил он на глаз  ёмкость нашей бутыли.
- Туда входят немногим более десяти литров, - честно предупредил я.
- Десять рублей! Повторил он, игнорируя моё уточнение, и предложил  назвать вино, которое мы предпочитаем.

Я признался  ему, что мы, не ожидая столь широкого разнообразия  вариантов, по совести  затрудняемся в правильном решении.
- Куда повезёте? Спросил он, намереваясь помочь нам с выбором.
- В Волгоград, - доложил я.
- В Сталинград, - строго поправил  он, -  а когда будете пить?
- Возможно через неделю.

Забрав нашу тару,  он первым долгом выбросил затычку, которой мы пользовались и, пройдясь в недолгом раздумье перед своими бочками, уверенно остановился  у одной из них, посчитав,  именно её содержимое наиболее подходящим  для нашего случая.

Поначалу отцеженным оттуда вином он заполнил нашу тару до краёв.  После чего, подобрав в своём хозяйстве новую пробку,  с силой вдавил  её в переполненную бутыль, и, вытеснив, таким образом, оттуда излишек вина и воздуха,  утопил  её на пару сантиметров ниже обреза горлышка, создав  над ней некое свободное пространство.  Затем  наш виночерпий,  запалив свечу, залил  это пространство растопленным  воском, после чего перебинтовал  и крепко затянул  горловину марлей.

- Теперь положишь её в своём багажнике на бок и можешь везти  куда хочешь, - заключил  он.
- Сколько с меня? Спросил я, выражая готовность оплатить его дополнительные услуги.
- Я же сказал – десять рублей, напомнил  он, глядя на меня с укоризной, и  явно огорчённый моим неумением отличить платную услугу от простого  участия путнику, рассчитанного всего лишь на словесную  благодарность.
- В дороге лучше не открывай, - посоветовал он.
- Не трону до самого Волгограда, - пообещал  я.
- Сталинграда, -  терпеливо поправил он, на прощанье.

Орджоникидзе
    Преодолев 200 километров Военно-грузинской дороги, мы вновь, теперь уже на обратном пути в Москву, остановились в мотеле «Владикавказ» города Орджоникидзе, где на обязательной перед въездом на его территорию мойке вновь повстречали  уже известного нам пожилого  мойщика.

Ещё при первом нашем знакомстве, принимая его услуги,  мы были удивлены  возрастом  и интеллигентной внешностью этого человека, пока не узнали его печальной истории.
 
До недавнего времени Заур Александрович - немолодой преподаватель математики в местной школе  со своей супругой, как и он, учительницей, с замужней  дочерью и зятем, а также  двумя внуками, жили  одной дружной семьёй, владея на окраине города  добротным родительским  домом и примыкавшим к нему  садовым участком.

Дочь и зять после института, продолжая семейное  дело,  стали преподавать  в той же школе. Поэтому, когда  внуки подросли, жители пригорода могли каждое утро  видеть, как  три поколения этой дружной семьи по утрам отправляются в одно и то же  учебное заведение, чтобы там учительствовать и учиться.

Так было и в тот день, когда  не прекращавшийся с ночи ливень вызвал на их участке  мощный оползень и вернувшись из школы они не нашли  ни своего дома, ни сада, на месте которых неукротимо бушевал мощный селевой поток.
Господь чудесным образом сохранивший  им жизни, в одночасье  лишил их всего нажитого имущества, оставив только то, что в тот день было на них.

Женщин и детей обездоленной семьи  приютили родственники, а мужчины оставив на время свои малодоходные места в школе, подались на повышенные заработки отхожего промысла, поскольку, не поставив к зиме  нового дома, нечего было им думать  о былом учительстве.

Молодой и сильный зять завербовался в окрестностях Красной Поляны в греческую артель, промышлявшую лесоповалом  и вывозом с высокогорных отрогов экспортной  деловой  каштановой древесины, а Заур Александрович устроился на работу в мотель на сервисную автостанцию занятую дорожным обслуживанием и   ремонтом,  стремящейся через их город к летнему югу и возвращающейся оттуда  армады легковых автомобилей.

Порученная ему трудоёмкая, но хорошо оплачиваемая работа в малярной бригаде предусматривала тщательную ручную  зачистку, шлифовку и полировку выправленных вмятин кузова.  Известно, что качество покраски металла целиком зависит от качества подготовки его поверхности, поэтому бригадир, лично исполнявший заключительные операции окрашивания, был в своих требованиях к подготовительным работам  беспощаден, без каких-либо  скидок на родственные отношения, в которых он с Зауром Александровичем состоял.

Мало того, зная, что бывший учитель крайне нуждается в заработке, он драл с него три шкуры,  без нужды придираясь к качеству работы, и штрафуя всякий раз за малейшие упущения. Это не всегда было справедливым, но поскольку  заработать таких денег, которые ему здесь платили, было негде, Заур Александрович  терпеливо сносил придирки своего  родственника, и трудился на рабочем месте, как говорится, в поте своего лица.
В редких случаях, когда в малярной работе случались паузы, Заур Александрович, не давая себе отдыха, не пренебрегал возможностью дополнительно  подработать на мойке машин, где мы с ним и познакомились.

Моя дочь растроганная его историей отвела меня в сторону и спросила: не можем ли мы помочь этой семье деньгами?
Я объяснил ей, что таких отпускных  денег, которые могли бы пригодиться бывшему учителю в строительстве нового дома, у нас с ней нету, но мы постараемся  помочь ему  другим способом.

В своё время, мне как-то в день рождения подарили платяную  электрощётку-пылесос. По своему прямому назначению эта игрушка была непрактична и я, отбросив щетину,  приспособил  к её вращающейся турбинке небольшой сменный шлифовальный (а при необходимости полировальный) круг, в результате чего получил компактное устройство для зачистки поверхности, которое на случай дорожных неприятностей взял с собой в путешествие.

Показав Зауру Александровичу, как действует  это приспособление, способное в несколько раз увеличить производительность его работы, я попросил  принять  его от нас с дочерью в подарок.
Надо ли говорить, с какой  великой благодарностью он это сделал.

Теперь на обратном пути, поинтересовавшись, как ему  работается, мы с удивлением узнали, что, несмотря на возросшие,  с появлением шлифовальной машинки,  доходы бригадир стал платить Зауру Александровичу меньше, объясняя это тем, что работать тому стало не в пример легче.

Легко догадываясь, что, подумала о мире взрослых, выслушав эту историю,   моя двенадцатилетняя дочь,  я пошёл к директору мотеля  с разъяснениями того, что по Трудовому кодексу, при сдельной оплате, рабочим следует платить  за выполненную работу, а не затраченное время и, кроме того, ещё и доплачивать за использование лично принадлежащего  работнику инструмента.

Узнав в чём дело, директор, который так же приходился маляру родственником, посетовал, что не только Заур Александрович, но и другие родичи, составлявшие, как я понял, большую часть его  штатов, давно уже возмущены непомерной жадностью маляра, которого пришла пора призвать, наконец, к порядку.

Он вызвал к себе бригадира с Зауром  Александровичем, и в нашем присутствии потребовал сегодня же представить ему на утверждение норматив стоимости единицы зачищенной площади, и во всех случаях не приступать к покраске машины, пока не будет закрыт согласованный с Зауром Александровичем  наряд на оплату подготовленного им  кузова.
В заключение директор предупредил, что если алчный бригадир впредь не перестанет обдирать рабочих своей бригады, то он на его место примет другого маляра. Благо, долго искать безработных родственников в городе  не придётся.

Благодарный Заур Александрович, прощаясь, сердечно благодарил нас  за участие и приглашал через год приезжать с детьми  гостить к нему в новый дом  на горный воздух и свежие фрукты.

Ставрополь
Здесь мы не собирались останавливаться и ограничились всего лишь  посещением утреннего базара.
Несмотря на то, что многочисленные доброжелатели, напутствуя нас перед путешествием, рекомендовали не увлекаться ставропольскими арбузами, а потерпеть до Волгограда, где и  вознаградить себя арбузами астраханскими, лучше которых, как известно, в природе не существует, мы не удержались от соблазна и, не только вкусили тут же на рынке, но и прихватили с собой в дорогу несколько этих великолепных огородных ягод.

На трассу Ставрополь – Элиста, рассекающую необозримые колхозные бахчи чернозёмного прикубанья, устланные обилием созревших плодов, мы выехали  воскресным днём, не встречая, по этому случаю в дороге ни встречных, ни попутных машин. Поэтому, отъехав с десяток километров,  крайне удивились, увидев выползающую с поля на дорогу тракторную сцепку, гружённую доверху свежесобранными арбузами. Каких-либо людей, кроме самого тракториста и  его напарника, поблизости не было. Они же, заметив приближающуюся «легковушку», не только не стали брать в сторону, уступая  путникам дорогу, но и намеренно перекрыли её, принуждая нас остановиться.

Встреча с двумя здоровенными мужиками, загрузившими в воскресный день свой транспорт казёнными арбузами, свидетелями чего мы с дочерью невольно оказались, ничего хорошего не предвещала, и я стал  прикидывать, стоит ли  изловчившись объехать преграду по обочине, или, не испытывая судьбу, и не рискуя ребёнком, развернуться, пока не поздно, и вернуться в Ставрополь.

Вместо этого, вопреки здравому смыслу и элементарной осторожности я, заблокировав на всякий случай двери, подъехал  к сошедшим с трактора мужикам и, приспустив стекло, поздоровавшись, спросил, какие проблемы их беспокоят.
- Послушай, друг, - наклонились они ко мне, - купи арбузов.
- Спасибо, - говорю, - но мы, как видите, только что отоварились на рынке.
- Видим, но ты всё-таки купи у нас, очень надо.
Чтобы выиграть время, спрашиваю, сколько стоят их арбузы.
- Один рубль, - отвечают они хором. Всего один рубль.
- Сколько же арбузов я получу на рубль?
- А, сколько захочешь.
- Не понял.
- А чего тут не понять, - удивляются они, - рубля нам не хватает на пузырь, а арбузов полные кузова. Ты нас выручи рублём, а мы тебе  отвалим их, сколько  захочешь.
Оказывается, коллизия разрешалась простейшим образом.
- Вот, что, мужики, - говорю им, - я с удовольствием выдам вам один рубль без всяких ваших арбузов, которых у нас и без того достаточно.
- Н-ну, н-ет! Запротестовали они, - мы не бандиты. Мы не грабим, а торгуем. Так что покупай, друг, арбузы, не жмись.

Всё кончилось тем, что я выложил им рубль, а они загрузили нам в машину несколько крупных и зрелых ставропольских арбузов, которые мы наверняка не съели бы в дороге, а привезли бы  в Волгоград, что было так же неуместно, как приехать со своим самоваром  в  Тулу.

Распрощавшись с расхитителями колхозного урожая, мы поспешили дальше, намереваясь нагнать время, упущенное за время вынужденного с ними общения.
Вскоре нас ненадолго задержал в пути  дорожный указатель, приглашающий свернуть  в сторону станицы Вешенской, с возможностью  навестить автора «Тихого Дона» Михаила  Шолохова, недавно удостоенного за этот роман Нобелевской премии, и выразить ему  своё почтение.
Конечно, было соблазнительно познакомить Ольгу с живым классиком накануне изучения его романа  в школе. Однако, решаясь на это, понадобилось  бы  переносить  визит в Волгоград на следующее утро, так как в тот же день засветло мы туда уже не поспевали.
Взвесив все «против», мы решили  пожертвовать  литературными интересами и поехали прямо.

Элиста
Столица Калмыкии делит  дорогу от Ставрополя до границы с Волгоградской областью на два равных отрезка по 200 километров каждый. В автомобильном атласе эта дорога была обозначена, как грунтовая, но  на первой её половине до Элисты нас ожидал приятный сюрприз, так как к нашему там появлению этот участок пути был  уже заасфальтирован.

Свежее твёрдодорожное покрытие было на пути нашего следования, пожалуй,  единственным признаком цивилизации, поскольку до самой Элисты мы не встретили ни одного населённого пункта, ни пастухов, которые, спасая скотину от изнуряющей жары, и связанного с ней бескормья, угнали свои стада в более прохладные и тучные  предгорья Северного Кавказа.
Создавалось впечатление, что Калмыкия это всего лишь  столичная Элиста, окружённая   пустующей  степью.

Тем не менее, этот стоящий  в степи одинокий город показался нам вполне  благоустроенным и современным. Мы въехали по его главной ухоженной улице и сразу же заприметили приглашающую вывеску городского ресторана, предвкушая возможность получить там полноценный горячий обед.
 
С трудом, пристроив   свою машину в короткой полуденной тени от невысоких домов, и умывшись в ресторане над довольно опрятной раковиной, мы уселись за свободным столиком в ожидании официантки.

Просторный зал был почти пуст, если не считать небольшой компании упитанных мужчин среднего возраста, которые что-то возбуждённо обсуждали на местном языке. Судя по количеству пустых  бутылок из-под пива, размещённых во множестве на их столе, и около на полу, занимались они выяснением отношений давно и видимо бесплодно, поскольку обилие выпитого пива их никак не мирило, и они продолжали его пить и  отчаянно спорить.
Несмотря на потолочные вентиляторы, разгорячённые собеседники,  изнывая от жары,  расстегнули на себе промокшие сорочки, и бесцеремонно почёсывали в пылу спора свои далеко не спортивные пропотевшие животы.
Что и говорить, вид и манеры компании были далеко не презентабельны, но видимо они представляли привычный  местный колорит и посему никого в ресторане не коробили.

Нам до них не было дела.  Мы терпеливо ожидали, ни чем не занятую  официантку, которая, наконец,  соизволила  направиться в нашу сторону для того, чтобы, как мы надеялись, предложить нам еду.
Но не тут-то было.
Долго отказывавшая нам во внимании миловидная девушка  подошла к нам  всего лишь для того, чтобы объявить о заведённом у них порядке, согласно которому они  посетителей в спортивной одежде  не обслуживают.
Ольга была в лёгком платьице, а на мне, помимо «ковбойки», действительно были уместные в дороге трикотажные тренинги и кеды.

Я хотел отшутиться, заметив девушке, что я в спортивном только  ниже пояса, и эта часть одежды  не видна из-за стола, и по этому случаю она, возможно,   всё-таки покормит нас с дороги. Но девушка была непреклонна и считала, что нарушение установленного правила слишком значительно, чтобы  делать из него исключение.
Пришлось попросить для переговоров администратора.

На наш зов явилась  молодящаяся  женщина, с манерами преисполненными достоинства, в высокой очень замысловатой причёске, с важностью подтвердившая уже объявленный нам  неукоснительный порядок передового ресторана.
Я спросил, знает ли она, что даже рестораны Москвы с мировым именем, не в пример передовым предприятиям общепита  города Элисты, в дневное время работают в режиме столовых, и не требуют, чтобы трудящиеся для того, чтобы  забежать  туда в обеденный перерыв перекусить  переодевались для этого  в  смокинги.

- Откуда вам известны московские порядки, - усомнилась администраторша.
- По той  причине, что мы там живём.
- Живёте вы вовсе не там, - уличила она меня, - я видела номера вашего автомобиля, и кое-что в этом понимаю.


Объясняю проницательной даме, что мы живём в подмосковном  Академгородке, который отнесен к московской области, но регулярно обедаем в  московских ресторанах, приезжая в столицу по делам.

Помимо всего прочего, - уверяю я сторонницу строгих правил, - мы должны с вами учесть, что прекрасный город Элиста не совсем справедливо стоит несколько в стороне от туристических маршрутов, и вы не знакомы с царящими на них обычаями. Но ручаюсь вам, что сто процентов советских граждан путешествующих за рулём своих автомобилей, одеты  именно в спортивные тренинги, которые не только удобны в дороге, но и   по своему покрою столь высоко моральны, что  не имеют даже ширинки, и уже одним этим не могут никоим образом  нанести ущерб   высоконравственным устоям уважаемой Калмыкии.

- Обслужи их, - бросила официантке  администраторша, выслушав мою тираду , и не удостаивая нас больше своим обществом.

В следующий час, сытые и довольные мы уже стартовали на очередном  двухсоткилометровом отрезке нашего пути, отделяющего Элисту от восточной границы Калмыкии. Но именно этот участок, оказался самым сложным и опасным на нашем пути.  Засфальтировав успешно первую половину трансреспубликанской трассы от Ставрополя до Элисты, местные власти вознамерились распространить это деяние и  на вторую её половину.

Дорогу на протяжении всего участка взрезали, но, несмотря на то, что, первоначально собирались заасфальтировать её ударными темпами к осени, приступили к работам не спеша, отложив  реконструкцию трассы
на неопределённое время. А пока этого не произошло, мы, как и все её пользователи, едва выехав из города,   упёрлись в щит:
Ремонтные работы.
 Дороги нет.
Объезд 200 км.

Это был единственный на нашем дальнейшем пути указатель, поверив которому мы съехали с трассы в целинную степь и  сопровождаемые облаком пыли, стали плутать там, потеряв связь с внешним миром и пустующим по случаю воскресенья искорёженным участком дороги.

Чтобы объяснить, что и почему  с нами в дальнейшем случилось надо вернуться  к  уже сказанному про 60-ти градусную жару того лета.
На калмыкской сковороде поджаривающей степную землю, её верхний слой превратился в невесомую пыльную  труху, которая поднявшись  и  зависнув  в неподвижном  воздухе, не позволяла понять с какой стороны от нас находится солнце.
Медленное движение автомашины удерживало сопровождающий её  этакий атомный гриб, поднятой с земли пыли, который невозможно было сдуть, увеличив скорость движения, поскольку была опасность,  угодить в неразличимую  яму, и ко всем бедам, чего доброго,   добавить ещё и  поломку автомобиля.

По пути движения не было никакого намёка на  видимость, а забитое пылью лобовое стекло было прозрачно не более чем фанера. По этой же причине  нельзя было опустить боковые стёкла и включить вентилятор. Оставалось примириться с судьбой и медленно поджариваться в пекле едва передвигающейся машины, окрашенной к тому же в тёмный цвет.

В окутавшей нас непроницаемой туче пыли мы, окончательно утратили представление о  нужном  направлении, двигаясь медленно и  наугад. При этом вовсе  не уверенные в том, что,  не имея никаких ориентиров, вообще едем  вперёд, а не  кружим  на месте, совершенно  не представляя, в какой именно от нас стороне  находятся  солнце и дорога, с которой мы съехали.

Помощи было ждать неоткуда  и похоже на то, что в сложившихся обстоятельствах  мы с дочерью были обречены на гибель. Для того чтобы понять, почему этого не случилось, следует вспомнить некоторые советы, которыми нас щедро снабжали на дорогу наши доброжелатели, и обратные им действия, которые  внушал нам  Ангел-хранитель,  всякий раз отводивший от нас беду.

Про то, что вопреки всему мы, казалось без нужды, отоварились арбузами  на Ставропольском рынке, а потом ещё и на  бахче, мы уже говорили, не подозревая того, что надоумил нас сделать это именно наш Ангел, который не допустил, чтобы, заблудившись в степи и закупоренные в раскалённой духовке нашего автомобиля,  мы погибли  от обезвоживания.

Во втором случае, напутствуя нас перед дорогой, мой младший брат, будучи учёным юристом МВД, и посему лицом весьма осведомлённым, настоятельно предостерегал нас от контактов со всякого рода автоинспекторами, не оснащёнными служебным автомобилем  или мотоциклом, поскольку на трассах орудуют вооружённые  грабители, не по праву  переодетые в милицейскую форму. В случае встречи с таковыми он рекомендовал, не мешкая  давать по газам и объезжать их за версту.

Именно перед такой необходимостью мы оказались, когда, окончательно заблудившись в раскалённой степи, неожиданно наткнулись в чистом поле  на двух вооружённых офицеров милиции, недвусмысленно предлагавших нам остановиться.

Тут наш Ангел-хранитель, опять таки вопреки категорическим предостережениям учёного брата, надоумил нас не бежать от них, а узнать, кто они такие и чего  от нас хотят.
Оказалось, что один из них помогает перехватить попутку товарищу, возвращающемуся в  Волгоград из местной  командировки. Мы им поверили и, вопреки всем разумным доводам, впустили к себе в машину вооружённого человека, которому в случае чего не смогли бы противостоять.

Возникшие было, сомнения скоро рассеялись, как только мы поняли, что наш Ангел продолжает нас охранять, так как  прекрасно знавший местность, офицер, по одному ему известным приметам, уверенно стал руководить нашими действиями, и,  несмотря на наступившие сумерки, благополучно вывел нас в нужном направлении, двигаясь по которому мы вскоре увидели перед собой приближающиеся огни Волгограда.

Волгоград
Отблагодарив и высадив на окраине города  нашего милиционера, мы двинулись по  вытянутому вдоль  реки  ночному городу в сторону его центра, с удивлением узнав у  прохожего, что ехать до этого центра ещё километров 50.

У нас в стране  волжский мегаполис по протяжённости мог  соперничать, разве, что только  с Большим Сочи, так же как и он привязанный  в своём развитии к побережью.
Но если для Сочи это объяснялось тяготением к главной его достопримечательности – черноморскому  пляжу, то конфигурацию Волгограда в первую очередь диктовали интересы хозяйствующих субъектов, которые, сооружая в городе очередные  промышленные  предприятия, старались расположить их  поближе  к месту водозабора и слива  технологических отходов производства.

В конце концов, добравшись до места и обрадовав на даче своим приездом матушку, поутру мы  отмыли до блеска нашу героическую машину, прошприцевали, с помощью садового опрыскивателя, заряженного бензином, её дверные замки, и вызволили из багажника привезённую из Тбилиси бутыль с вином. В полном соответствии с рекомендациями продавца её предварительно  выдержали  пару дней  в глубокой  яме, служившей  на даче погребом, после чего в компании с набежавшими соседями распили  во славу легендарного города и новых знакомств.

Возвращаясь к нашему автомобилю, которому мы после пыльной Калмыкии любовно заменили масло и фильтры, следует, наконец, назвать его имя. Это были «Жигули» первой модели первого (1970) года  выпуска, собранные  целиком из итальянских деталей и агрегатов.
В своём первоначальном исполнении  ВАЗ 2101 была надёжная  неприхотливая и  престижная по тем временам  европейская машина, совершенно не заслуживающая пренебрежительного прозвища «копейка», присвоенного её последышам, когда от итальянской технологии на Тольяттинском заводе не осталось следа.

Тем временем  наш  отпуск был на исходе, и мы решили, знакомясь с достопримечательностями  Волгограда,  ограничиться осмотром прославленного тракторного завода и, конечно, мемориала  Вучетича на Мамаевом кургане.
На разрушенный в войну  главный объект героической обороны - тракторный завод попасть  не удалось, но для того, чтобы представить масштабы выполненной после войны работы по его восстановлению мы всё же  объехали  по периметру ограждающей его трехметровой бетонной стены.

Её размеры и протяжённость впечатляли. Вместе с тем вызывали недоумение  на примыкающем к стене асфальте наружного тротуара множество огромных  несмываемых эмалевых клякс ярко морковного цвета и  непонятного происхождения.
Объясняя этот феномен, нам рассказали, что после восстановления завода кабины  изготавливаемых там тракторов стали вместо милитаристского цвета хаки окрашивать в необычный до этого  ярко морковный цвет.
Тракторы при этом стали   выглядеть, значительно веселей, и  заметней при их поиске в чистом поле, где они подолгу простаивали из-за поломок.

Работяги  завода сразу же оценили исключительную стойкость европейской  краски к  атмосферным условиям, благодаря которой у насквозь проржавевших брошенных в поле тракторов, долго ещё продолжали оставаться  ярко нарядными и невредимыми,  окрашенные  импортной эмалью  кабины.

Сразу же стало ясно, что такая практичная краска нужна в домашнем хозяйстве  всем, и в короткий срок  опытными заводскими «несунами» был  разработан способ её хищения для естественного удовлетворения запросов чёрного рынка.

Технология выноса с завода дефицитной краски   предусматривала участие в отдельной  операции не менее двух лиц.
Первый из них, заключив на рабочем месте похищенную краску в закупоренный 2-х литровый полиэтиленовый пакет,  подходил с ней к внутренней стороне ограды в условленное место, у которого с внешней стороны его поджидал подельник.
Искусство хищения заключалось в том, чтобы  удачно перебросить пакет через ограду, и так же удачно поймать его с другой стороны. Допущенная неловкость  кончалась тем, что пакет пролетал мимо рук ловца, лопался при падении на тротуар и оставлял на нём несмываемую ярко-морковную кляксу.

Те, что мы видели вдоль заводской ограды, вели счёт подобного рода неудачам. Но, как нас заверили,  попыток достигающих цели было значительно больше и заводские технологи,  чтобы не останавливать конвейер, вынуждены были, экономя краску, уменьшить толщину покрытия тракторных кабин, чуть ли не до одного микрона.

Возвышающийся над Волгоградом Мамаев курган вершил  шедевр скульптора Е.В. Вучетича и инженера Н.В. Никитина - мемориальный монумент «Родина мать зовёт!».
52-х метровая женская фигура, обращённая с обнажённым мечом  на запад, имела в своём основании плиту толщиной всего лишь в два метра и не была ничем прикреплена к фундаменту, на котором  покоилась. В этом просто не было нужды, поскольку природной силы способной сдвинуть с места или опрокинуть массу в  8 тысяч тонн, которые она весила, просто не существовало.

Исполнение монументальной фигуры, созданной творческим воображением Е. Вучетича и уникальными инженерными расчетами её прочности и устойчивости, однажды уже выполненными  для Останкинской телебашни в Москве Н. Никитиным, не могли не восторгать, однако аллегорическое решение скульптуры вызывало  при её  восприятии некоторое несогласие.
Мемориальный монумент, в нашем понимании, это, прежде всего, память о минувшей войне и цене завоёванной победы.
 
Именно войне минувшей, после которой участвовавшие в ней народы продолжают жить в других отношениях, и напоминать памятником  своё устремление на них с  обнажённым мечом, с нашей точки зрения, не совсем уместно.

Не случайно аналогичные памятники о ратных подвигах, как правило, лишены воинственности и выражают, в первую очередь, скорбь о погибших.
О главной фигуре стоило сказать отдельно, именно потому, что она отличается от сюжетного  решения остальной части комплекса,  как нельзя лучше, по нашему мнению, отвечающего своему назначению. К нему в одинаковой степени относятся и монументы по ходу следования, и Зал воинской славы с вечным огнём факела, полыхающего в  символической руке неизвестного солдата, и  списки погибших, перечитывая   которые, люди находят имена своих близких сложивших головы при обороне города.

Правда, это состояние  несколько нарушал, не очень удачно  придуманный кем-то, не уставной  ритуал смены почётного караула с опереточным постукиванием оружейных прикладов об пол, но это было  мелочью.

В целом же ничто не  помешало нам с Ольгой  покинуть город, преисполненными искренним уважением к людям,  возродившим в короткий срок  на великой реке, великий   памятник  великой победы -  город Волгоград, или, если желаете - Сталинград, как  обязательно поправил бы нас  знакомый виноторговец из Тбилиси.


 Москва. август 2009 г