Чудо-цветы

  Исходные: море, горы, берега.
  Обстановка: конец августа, море одного цвета с небом – нежно (пронзительно) голубое, солнце склоняется к горизонту, но еще высоко, (время сиесты).
  Очень тихо. Полное отсутствие ветра. Людей на Земле  мало и их существование только подразумевается. Посему чувства  первобытны, сочны и контрастны. Каждого чувства было по необъятности и поэтому, они одинаковы по величине, массе, или объему - я не знаю единицу измерения чувств, хотя… это могут быть цветы.
  …цветы -  материализованные чувства. Их столько же разных, сколько разных чувств, и они так же безграничны, бесчисленны, (так как вырастают новые), как и чувства. (Но это еще задолго до селекции). Так вот, на каждое чувство свой вид цветка, свой запах, свой цвет, оттенок и т.д.   (Это почти  по Дарвину, а значит, в каком-то смысле, вульгарно).
   Обитатели Земли. Обитатели Земли обычно взаимозаменялись. То были динозавры, то обезьяны, то мамонты и дикари. Их поселяли, а они не выживали. (Вы, видели где-нибудь живого динозавра?). Но чувство было всегда и у всех, даже у динозавров. Соответственно этим чувствам были и цветы. О, какие это были цветы, какая дикая мощь …
   Менялись чувства, менялись цветы. И в те моменты, когда одно, сменялось другим -  наступало затишье. Земля переставала вращаться. Ветер стоял на месте. Даже темпераментное Солнце, не торопясь, прогуливалось по небосклону, так как ночь отдыхала на Луне. В это затишье вяли цветы прежних чувств. Но, надо отметить, это была не остановка, это было всего лишь затишье, причем очень короткое. И было оно только для того, чтобы появились новые цветы и новые запахи, и … новые чувства. И они появились. На Земле стали жить люди, человеки, гомосапиенсы -  точного названия никто не знает. Так вот их было всего двое. Хотя чисел тогда еще не было. Надо просто понять то, что он был один, и она была одна, и что один умножить на один будет один. Единица. Но все это -  абстракция. Чисел тогда не было, да слов еще не было, да и трудно судить сейчас, чего было, чего не было. Просто было целое. И не надо вдумываться в это понятие - целое. Не надо потому, что оно было, это точно, иначе кто мы все, если бы не было целого. Да,  но вот в чем я еще раз прав, так это в том, что целое требует осмысления. (Кстати, лично я, вижу огромную разницу между понятием «вдумываться» и понятием «осмысливать»). А так как оно, целое, создалось без цифр и слов, то и по полочкам свои размышления в этом случае не разложить. Можно только создать свою первую, одну, целую и неповторимую «полочку», и уже потом положить ее на другую. Если б так не было, то я и ни писал бы всего этого, сидя за столом, ночью, (а она уже давно сменяет день), 19 января 1991 года от Рождества Христова, калякая буквами слова и т.д. вплоть до микромира, и это все условности. (Я отвлекся). А так как оно, целое, создалось без цифр и без слов, то размышления эти надо почувствовать. Да-да, опять чувство. Дальше. Что я чувствую на эту тему? Я чувствую, что целое должно быть, иначе, зачем чувства одному человеку, или как назвать это то, что есть одно, (а если счета тогда не было, то одного или единицы и быть не могло). Их было двое. И счет раньше заключался в понятии  - Ты и Я. Это значит -  один, два. Но слов-то, тоже еще не было.
   И счет этот надо было чувствовать. Тогда это было просто как «Да» и «Нет». Это потом уже появились оттенки и интонации чувства, типа «да-нет», «нет-нет-нет», «да!» или вот: «нет?». Но ни слов, ни интонаций не было, не было и оттенков, был свет и тень, (но не ночь и день), Да и Нет, Он и Она,  Ты и Я. И поверьте этого достаточно, чтобы сожрать самого себя, я имею в виду целое. Но последняя мысль является современным извращением чувств. Что поделать не уберег себя. (Еще одно извращение).
   Вот-вот-вот. Он и Она – это целое. Это как раз то, что должно иметь строгую арифметику. Иначе происходит извращенность чувств. Современность. Но, ах… Цифр нет! Тогда не было, (их нет и сейчас, потому что есть современность). Но современность здесь не причем, только потому, что нет ничего проще, чем сотворение мира, и это надо почувствовать, а чтобы понять, надо представить клубок ниток, самых разных ниток, (как единое целое), и его нельзя ни в коем случае распутывать, тянуть на себя веревки – ведь таких узлов натянешь! Надо сделаться очень маленьким и путешествовать по их извилинам и перехлестам.
   Каждый на своей нитке. (Когда появилось слово, появилась и осторожность). Со словом надо осторожней.  Итак. Каждый по своей нитке, а то можно оказаться и на веревке, (но это все современность)
   Теперь клубок избороздили очень сильно. Маленькие по ниткам ходят, те же, кто побольше, ходы проделывает. Таких много. Внутри тесно. Всем места не хватает, а ведь  кто-то еще снаружи начинает клубок распутывать.  Идешь-идешь, вдруг нитка как поедет, как пойдет, кто-то ее тянет, а другая нитка ее перехлестывает, а третья, а четвертая… Так можно на нитке-то и оказаться. (Современность).
   А тогда, в клубке, их было двое. Он и Она. Но это отвлеченно, или, можно
повториться -  абстрактно.
   На самом деле Он оказался на одном берегу моря, а Она на другом. На левом или на правом, на севере, западе, юге, востоке – неизвестно. Солнце тогда «гуляло». Ходил он по берегу моря, ходил. Все смотрел и смотрел. То на море, то на горы, то на небо. Это уж когда он цветы увидел! Они были самые разные. Здесь эти, там те, чуть подальше другие. И он их нюхал. (Нет, со словом надо быть осторожнее). Он вдыхал их аромат, хотя все понимать тоже плохо – можно стать циником. (Из современности).
   Так вот он ходил и вдыхал аромат этих цветов, а мы-то знаем, что они и есть единица измерений чувств. А времени и пространства у него было предостаточно. Но знал ли он об этом? Ведь ночь была на Луне, и глазам его открывались только просторы. Просторы пространства. А пространство невозможно увидеть, его тоже надо чувствовать, ведь они со временем тоже целое. (Странная у них должна быть жизнь,  они оба среднего рода). (Из современного цинизма). Какие-то цветы он давил ногами, какие-то приносил к воде, к морю. Что это были за цветы, а точнее чувства никто не знает. Никто не знает, почему он это делал. То ли механически, то ли… Да, воистину, это был кризисный момент всего нашего будущего.
   Логика всегда наталкивается на чудо или расплавленную бронзу. Но по чувству это момент близок приблизительно к такому действию.

   Театр.
   Люди пришли на вечерний спектакль. Они хорошо одеты, потому что еще живут. Другие погибли. Это театр находится в городе, который согласился на жертву. Город и горожане согласились принять на себя разряд всех бомб на Земле. Это был Большой Город. Но количество бомб, как и все другое сделанное человеком имеет предел, количество, счет и… запас.
   Жители этого города считали дни и взрывы, дни и взрывы. И настал день и прогремел взрыв. Последний. Как говорят публицисты: - «Театр чудом уцелел».
   Люди заняли свои места. Легкий ропот висел в воздухе, пахнущем кислотой отсыревшего бархата. Огромная сцена. Занавес закрыт, и за ним -  очень тихо. Тихо в оркестровой яме. Все смотрят на часы. Уже сейчас. Гаснет свет. А в вестибюле радио вещает о воздушной тревоге. О нарушении договора и проч. и проч. Кто сидел ближе - тот замолчал. Он думал, что лучше не говорить другим – пусть хоть умрут спокойно. Замолкал один, слышал другой, замолкал другой, слышал третий. Замолчал весь зал. Только запах и пыль, только отсыревший бархат. Голос диктора бился в двери, и все молчали, думая и надеясь, что хоть кто-то молчит, ожидая спектакля. Зашуршал занавес. По сцене ходил Он и кидал цветы в эту затихшую воду, в зрителей. Так делалось чудо.


Редакция 25 июля 2008год. Москва.


Рецензии
Красивые размышления!

Альберт Горошко   17.08.2009 15:56     Заявить о нарушении