Из воспоминания обывателя
Страна еще находилась в глубоком сне, когда новость о перевороте ошарашила меня в полном смысле этого слова с самого утра. Это известие я услышала по радио, собираясь утром на работу. Оно прозвучало, как гром с ясного неба. В голове родилась сразу первая мысль:
- Не верю. Только Горбачев дал глоток свободы, и на тебе. Уж если моя обывательская душа не воспринимает того, что происходит в стране, думаю, те, кто живет в Москве, не допустят возвращения в прошлое.
С этой внутренней убежденностью я пришла в школу в этот необычный для меня, да и не только для меня, августовский день. Коллеги и работники школы стояли на улице, создавалось впечатление, что сегодня не до работы. Обратила сразу внимание, что все, от уборщицы до директора, были возбуждены сообщениями о происходящем в стране. Ни одного человека не было равнодушного. На школьном крыльце меня остановила уважаемая всеми в школе уборщица Екатерина Юрьевна Урангина, почти безграмотная женщина, с вопросом:
-Зинаида Геннадьевна, что происходит. Чего ждать? Мне страшно.
- Зачем она задает мне этот вопрос, как будто от меня что-то зависит, откуда у нее, никого, ничего и ни при каких режимах не боящейся, появился страх,- думала я про себя, заходя вместе с ней в здание школы и отвечая ей на ходу.
- Чего вам ждать, Екатерина Юрьевна? - Вопросом на ее вопрос ответила я -Восемьдесят рублей, которые вы получаете за свой неблагодарный труд, у вас точно никто не заберет. Да и за вашу правду, дорогая Екатерина Юрьевна, дальше Колымы вас не отправят. Так что вам нечего бояться.
- Я никогда никого не боялась и никого не боюсь, Зинаида Геннадьевна. –оправдывалась она за неудачно заданный мне вопрос.- За правду я всегда постою. Вот только грамоты у меня маловато. Правда для меня, что для вас - грамота. Жаль, что в институте не дали вам этой правды. И учеников вы не тому учите. Уважаю вас только за то, что Боженька терпение вам дал. А я бы их всех шваброй поубивала. Нормально даже на унитаз сходить не могут. Вам надо сначала их этому учить, а потом всему остальному.
Она бы еще долго советовала мне, как учить и чему учить, но разговор я опять перевела на события происходящего дня.
- Да к чего вы тогда говорите, что вам страшно. Лучше скажите, дорогая вы наша и уважаемая Екатерина Юрьевна, ваше народное сердце правдолюбца кому сегодня доверяет - Ельцину или Горбачеву?
-Конечно, Ельцину. Горбачев уже надоел. Возит свою расфуфыренную Раечку везде. До чего дожили, мыло по талонам. Я здесь, Зинаида Геннадьевна, давно живу. На Севере, чтоб не было мыла. Мы икру красную ели -не хотели. Конечно, как ты там назвала его фамилию?
-Ельцин
-Да-да. Он самый. Мой муж – грамотный. Он говорит, что от него будет больше толка. Он за справедливость борется, а эти, дармоеды, его не хотят.
Ее народному сердцу можно было доверять. Именно оно возвышало ее, необразованную, в глазах остальных, помогало сохранить ей в своей душе внутреннюю свободу. К мнению этой безграмотной трудяги, проработавшей в школе уборщицей более тридцати лет, прислушивались не только директора школ, которые в отличие от нее часто менялись , уважали его и учителя, а секретари райкома партии любого ранга побаивались эту сумасбродную, плохо выговаривающую отдельные слова, женщину. Она могла за правду и до Москвы дойти.
- А в стране сегодня переворот, Екатерина Юрьевна, только не могу сказать, кто захватит власть. Но знаю одно, кто сейчас за всем этим стоит, хочет возвратить нас в прошлое. Обещания Горбачева, вы правы, всем уже надоели. Не только нам, простым обывателям, надоела его болтовня, но и чиновникам большого ранга. А Раисе Максимовне по этикету положено ездить с нашим президентом. Хоть на одну женщину приятно посмотреть,- заступилась я за нашу первую леди страны. - Подождем дневных новостей. Но можете быть уверены в одном, что жить лучше мы с вами не будем, кто бы ни пришел к власти. А за правду будем бороться, как и боролись. Нам ведь с вами , я уже сказала, терять нечего. Мое богатство- ученические тетради, а у вас- швабра с тряпкой. На них никто не обзарится.
На этой пессимистической, не радующей ни себя, ни Екатерину Юрьевну, ноте я уже хотела закончить наш разговор, чтобы приступить к работе. Но сухо продолжила:
-Что бы в стране не происходило, моя дорогая, мы обязаны готовить школу к новому учебному году. Спросят с нас, неважно, какая власть будет.
Так думала я, рядовая советская учительница, исполняющая ко всему прочему еще и обязанности заместителя директора школы по учебно-воспитательной работе и безграмотная уборщица в то утро 19 августа 1991 года. Мы жили с ней в далекой Магаданской области, в никем не знакомом поселке Усть-Омчуг, на расстоянии в десять тысяч километров, отделяющее нас от столицы. Меня, как и всех работающих вместе со мной коллег, волновало все, что происходило сегодня в Москве. Интуиция, однако, подсказывала, что возврат к старому исключен, демократия, провозглашенная Горбачевым, должна взять верх.
- Где наш президент, почему он молчит, - задавала я себе этот вопрос. - Хоть и устали от его обещаний и топтания на месте, но сегодня он должен сказать свое слово. Где он, что с ним?
Неясность настораживала. Работа в этот день не шла. Учителя ходили друг к другу из кабинета в кабинет с недоуменными лицами и мне, даже показалось, с явным любопытством дальнейшей развязки происходящего. Мы с директором даже поспорили. Я сказала, что к власти придет Ельцин. В чем он сомневался. А я была уверена в победе Бориса. Уж слишком явно было противостояние между Горбачевым и Ельциным. Если в далекой Магаданской области, в нашем пятнадцатитысячном поселке, население симпатизировало Борису Николаевичу, то уж Москва в подземках метро давно перечитала его самиздатовскую” Исповедь…” Столица ближе была к закулисной правде. Мне было интересно, как она, Золотоглавая, откликнется на происходящее?
А в поселке c утра молчали все телефоны. Директор пытался дозвониться хоть до одного знакомого ответственного лица. Меня даже не удивило то, что они не отвечали. Исполкомовские работники высшего ранга почему-то срочно уехали в командировку. Куда только, никто не знал. Все выжидали. А нам оставалось верить сообщениям “Новостей” по телевизору. И поэтому я, как и сотни моих земляков, придя с работы, были прикованы к его экранам.
-Наконец-то пресс-коференция. Среди них нет Горбачева. Все ясно, переворот.
Заявление, прочитанное Янаевым, ни в чем не убедило меня. Как это Горбачев не в состоянии вести дела государства? Он еще не “божий одуванчик” Какое может быть чрезвычайное положение в стране. Мы очень даже послушные граждане.
Меня поразили трясущиеся руки Янаева. Что-то не то. Доверия он не вызвал. И вообще, глядя на всех, сидящих за столом, было почему-то жаль только одного- Стародубцева . Он никак не вписывался в эту чрезвычайную команду, и мне даже показалось, что он плохо понимает, о чем идет речь. Я хорошо помню, что после их выступления, настроение у меня было ужасное.
-Боже мой! Коммунисты коммунистов предали.
Чтобы хоть как-то немного отвлечься от происходящего, нехотя занялась домашними делами. Телефонный звонок оторвал меня от мытья посуды.
-Зинаида Геннадьевна, Холодняк вас беспокоит. Видели пресс-конференцию. Кровью попахивает. Неужели Москва не отстоит демократию? Да, я, как историк, вам говорю, это и есть тот переломный момент в нашей жизни. Или они нас или мы их. Где ваш земляк Ельцин? Он сейчас, как никогда, нужен в этой создавшейся ситуации. Я уверен, мы победим. Ну, пока, будем ждать дальше, как будут разворачиваться события.
Можно подумать, что победа зависит от нас:
-Смешно, мы победим. Я хорошо понимала своего коллегу и знала, кто это мы. Дух протеста и свободы жил в каждом учителе. Крови, конечно, не хотелось. А в том , что победа будет за теми, кто так долго боролся за нее, я была уверена. . Жизнь надо было менять. Талоны- это позор нам. Да и дух перемен уже укоренился в нашем сознании за время горбачевской перестройки в том долгожданном желании правды как прошлого, так и настоящего.
20 августа, наконец-то всем стало ясно, где находится Горбачев.
-Бедный Михаил Сергеевич лицом к лицу столкнулся с предательством, и кого, соратников по партии.- невольно сочувствовала я ему.- Предательство-вещь коварная, я и на своем обывательском уровне сталкивалась с этой безнравственной нормой человеческих отношений. Хотя, мне кажется, они должны были к этому уже привыкнуть. Там, наверху, душком попахивало всегда. Да и Бог с ними. Это не наш круг. Что с нами-то будет?- этот вопрос не только Екатерине Юрьевне, нашей уважаемой уборщице. не давал покоя, но и мне.
На работе опять все разговоры были только о развивающихся событиях. Никто уже и не думал о том, что не за горами первое сентября. Все строили предположения. Ни один человек в нашем коллективе не симпатизировал ГКЧПистам. Мои коллеги были уверены в том, что долго они не продержатся у власти. Бесцельно проведенный день на работе опять приковывал нас дома к телевизорам. А мой директор и дома мне не давал расслабиться от происходящего.
-Зинаида Геннадьевна, Холодняк опять вас беспокоит. Вы смотрите телевизор, видите, что творится в Москве. Тульская танковая дивизия движется к центру Москвы. Неужели армия будет воевать против своего народа? Хотя, я их тоже понимаю, им дан приказ. Что творится. Где ваш любимый Ельцин? Кто-то же должен остановить это безобразие?!
Положив трубку телефона и выключив телевизор, решила уйти к своей приятельнице, чтобы хоть как-то отвлечься от происходящего. Поболтать ни о чем с ней не получилось, но договорились, что в субботу поедем в лес за грибами и ягодами. Что бы ни происходило в стране, а мы будем жить.
Из сообщений комментаторов программы “Время” наконец-то стала ясна позиция Бориса Николаевича. Показали кадры, где он с танка зачитывал воззвание к народу в окружении огромной толпы москвичей. Это уже радовало. Но дальнейшее развитие событий, где проливалась кровь, удручало. Утро 21 ,как всегда, началось с обсуждения происходящего вчера. Уже не было растерянности на лицах коллег. Мне показалось, что они где-то внутри уже радовались победе. Победе того духа свободы, который находился не только внутри нас, но и присутствовал уже вокруг. Пусть пока это был хаос, но он давал надежду на духовное выздоровление, где честь, совесть и порядочность займут свое достойное место. Где, наконец-то, школьный учитель на уроках не будет врать сам себе. Сейчас, спустя пятнадцать лет, я понимаю, насколько мы были наивны. А тогда мы, как дети, радовались открытым дверям свободного пространства уголка нашей Вселенной, который с 1917 года расплывался на политической карте, именуемой как Советский Союз. Сегодня Россия смело заявляла всему миру о себе. Мы радовались за нее искренне и всем сердцем. И как было не отметить это событие.
Отпраздновали его и мы со своей приятельницей Леной Ивановой, которая зашла ко мне на обед, чтобы еще раз обсудить предстоящую нашу поездку в лес. Только я успела накрыть на стол, как телефонный звонок отвлек нас опять от разговора.
-Зинаида Геннадьевна!
-Я слышу, что это вы звоните, Константин Андреевич,- перебила я его.
- Включайте телевизор, в Москве начался митинг, посвященный победе демократии, новой России, - проговорил он быстрым голосом, и в телефоне послышались гудки.
- Хорошо, будем и мы виртуально участниками этого великого события.
Мы с Леной переместились с едой ближе к телевизору. Настроение огромной толпы, хотели мы этого или не хотели, невольно передавалось и нам. В душе была гордость за тех, кто отстоял свободу, гордость за москвичей. Хотелось обнять их всех и особенно тех, кто рисковал своей жизнью, защищая честь и достоинство страны. Самое время было выпить за их здоровье. У меня была припрятана на черный день бутылочка водки, купленная по талону. Я предложила своей подруге:
-Лен, давай за победу наших выпьем по чуть-чуть. Ты знаешь, что человек я непьющий, но ради такого случая не грех и выпить. Представляешь, мы – живые свидетели такого исторического события!
Сегодня, когда я вспоминаю эпизод нашего с ней застолья, не узнаю себя. Со стороны, наверное, было смешно смотреть на нас. Мы, абсолютно в психическом плане здоровые женщины, стояли возле телевизора, кричали, радовались, как дети, восхищались происходящим, при этом, понемножку наливая в стопочки водочки и выпивая за здоровье всех, кто стоял на трибуне и присутствовал на митинге. И даже не заметили, как потихоньку опустошили бутылочку. Для меня это была смертельная доза. Я не помню, как я проводила Лену, но помню, что очнулась возле унитаза в туалете. На следующий день я жутко болела, но мое состояние было ничто по сравнению с тем, что, как говорил мой директор: Мы победили. И эйфорию этой победы испытывал каждый из нас: директор, учитель, уборщица- все, живущие в далеком от Москвы поселке Усть-Омчуг, затерянном среди сопок. Всем хотелось другой жизни. Свободной и честной. Все надежды были связаны с новой Россией.
19 апреля 2006 года
Свидетельство о публикации №209081800349
Я очень хорошо помню эти дни. Тогда я был молодым врачом. У меня была жена и маленький сын 1990 г.р.
Тогда мы сбегались в Свердловске на площадь пятого года. Нас собиралось до тысячи человек. Выступали ораторы. В основном, за Ельцина. Только один старичок пытался выступить в пользу ГКЧП, - но его стащили с ящика, обозвали провокатором и не стали слушать.
Больше всего меня поражало то, что все остальные полтора миллиона людей по прежнему ходили на работу, стояли в очередях.
"Как же так?" - думал я. - Решается судьба страны и Мира, а всем начхать!"
Трусливое бездействие в сочетании с храбрыми речами было до отвращения невыносимо. Чтобы делать хоть что-то, мы перекрыли трамвайные пути. Образовалась пробка. Трамваи надсадно звенели. Но мы не уходили. Потом кто-то поднялся на ящик и призвал идти на захват телецентра. Какой-то рослый парень развернул триколор, и мы пошли. Сначала по улице Ленина, потом, повернули направо по Луначарского. Я шёл рядом со знаменем. Иногда оно касалось моего лица.
В телецентр нас не пустили. Там был кордон милиции и чугунная ограда, как Вы, вероятно, помните. Нас долго уговаривали разойтись, успокаивали тем, что наши в Москве побеждают.
Утром следующего дня мы узнали, что Москву секут на квадраты, митинги и демонстрации запрещены. Толпа и армия развернулись против друг друга в боевые порядки, улицы перегорожены баррикадами.
Мы начали запись добровольцев. Брали не всех, кто хотел, а только тех, кто имел боевой опыт. Набралось нас около сотни, которую разбили на десятки. Меня взяли, хотя я и не имел опыта, но я был врач. Взяли ещё одного врача, моего однокурсника. Опыта он тоже не имел. Мы оба были не хирургами. Но выполнять обязанности санинструктора могли, а большего и не требовалось. Мы ждали отправки. Нам обещали самолёт.
Потом пришла весть о капитуляции ГКЧП. И мы разошлись по домам, радоваться "победе".
Теперь я понимаю, каким был доверчивым ослом, купившимся на эту приманку "свободы". Не менее глупым и недостойным мне теперь кажется то, что я готов был бросить на произвол судьбы жену с годовалым ребёнком, тем самым, который потом заболел.
Россия пошла по пути разрушительных для хозяйства и нравственности, реформ. Наши вероятные противники, а теперь невероятные друзья за океаном горячо одобряли эти реформы. Но к их досаде спровоцировать гражданскую войну не получилось ни в 1991, ни в 1993 году. Теперь, когда Россия стала подниматься из руин, видите, как они себя ведут? Потоки лжи, санкции, провокации, сосредоточение танков на наших границах.
Помнится, одна знакомая актриса сказала в те дни:
-Когда-нибудь нам всем будет очень стыдно за наши сегодняшние поступки.
-Почему? - недоумённо спросил я.
-Потому, что нельзя переприсягнуть, - ответила она. - Присяга может быть только одна. Тогда я впервые задумался и усомнился в своей правоте.
Надо сказать, что я ещё после смерти Брежнева как-то раз сунул руку в карман. Там оказался железный рубль с профилем Ленина. И глядя на это изображение, я вдруг ясно почувствовал, что скоро его заветы будут отвергнуты страной. Не было никаких рациональных оснований так думать. Но я чувствовал это, как Кассандра.
И вот в 1991 году, это произошло.
Михаил Сидорович 10.02.2017 11:50 Заявить о нарушении
Но время ушло, молодость тоже, общественная активность -ноль. Я не хожу на выборы. Осталась одна надежда -Уповать на милость Господа Бога в старости.. С уваж. Зинаида.
Зинаида Малыгина 10.02.2017 12:41 Заявить о нарушении