Остров дамаеский Ч-2 нродолжение-9

Обстрел советской территории не прекращался. Боеприпасов на той стороне не жалели. Трудно было представить, что китайцы могли иметь такой военный потенциал. Сосредоточена солидная техника в таком количестве, что уму непостижимо. И для кого? Советского Союза?! Да, именно для него и против него. Безусловно, не обошлось без иностранной помощи.
Лейтенант в технике разбирался. Там, конечно, была и советская, и иностранная. Китайцев принуждали к боевым действиям и отводили им роль провокаторов, которых показывали на экране с обнаженными задницами, восторженно хлопавших по ним руками и кричавших: «Вот вам остров!»

Шла откровенная травля советского народа. В эфире звучала самая оголтелая пропаганда против него. Какими только эпитетами не награждали коммунистов - и реваншисты, и фашисты, и колонисты...
Это советских-то специалистов, отстраивавших китайскую экономику, отрывавших у своего народа кусок хлеба. По Амуру шли одна за другой баржи, груженные цементом, кирпичом, железом, хлебом, А взамен, чтобы как-то улучшить материальное положение китайцев, закупали у них дешевые, непригодные товары легкой промышленности, вроде разноцветных матерчатых птичек, таких же полотенец, носков, рубашек и тапочек, расписных картинок на соломенных салфетках, термосов, кружек и прочей дряни, наподобие бумажных хлопушек и фонариков.

Советский народ терпеливо, с пониманием относился к экономической помощи нашим друзьям-китайцам, затягивая потуже свои пояса. Люди знали, что это наши побратимы, ближе которых нет никого в обстановке политической напряженности в мире. Радовались любой встрече с ними.
А как, с каким благоговением относились к китайцам! Их уважали за скромность, неброскость, за трудолюбие. Китайцев ставили в пример нашим лодырям, которые вечно жаловались на то, что, мол, не такая лопата, не такой станок и плохая земля.
В добрые времена, как бы для образца, на территорию Хабаровского края была приглашена группа китайцев. Им отвели самые непригодные для обработки земли. Это был скалистый, щебеночный грунт. Китайцы создали «Квантонскую коммуну» и, не сетуя на условия, принялись за дело.
Они отказались от посторонней помощи. Им было предложено выращивать только овощи для населения. Работа кипела. Они, как муравьи, с коромыслами и корзинами через плечо таскали из тайги плодородную землю. Некоторые китайцы бегали за совхозными или цыганскими лошадьми с метелкой, совком и ведром, собирая на дорогах помет. Народ сочувственно смотрел на их труд.
Весной, когда еще не сошел снег, китайцы уже торговали на рынках редиской, зеленым луком, ранней капустой и прочей зеленью, тогда как в совхозах и колхозах еще только готовились сеять эти овощи. Повалили делегации в коммуну перенимать опыт, учиться настоящему труду.

Китайцев уважали и любили. Никакой расовой дискриминации. И за все это - такая благодарность? Нет, это не крестьяне и не рабочий люд. Это фашиствующие молодчики, недобитая белогвардейщина, которая так не хотела терять своего влияния. Они не желали видеть своих рабов свободными, и потому создали своему «кормчему» ореол непогрешимости, сотворив из него идола. От его имени в Китае шла «культурная революция», приведшая к военному конфликту на берегах Уссури. Это они считали Советский Союз рассадником всех бед на земном шаре. И не были в этом одиноки. Их подстрекали из-за океана...

Не готова была Советская страна к такому обороту событий. Она ждала неприятностей «оттуда», но никак не «отсюда», изнутри. Никто не верил, что такое может быть. Но оно случилось...


Лейтенант лежал в своем окопчике под градом пуль. Нельзя было высунуть голову. Приказ есть приказ - «Никакого ответа!» Его мучили мысли о своей беспомощности. Разве так его воспитывали - когда бьют по одной щеке, надо подставлять другую? Где-то подспудно он понимал, что если последует хоть один выстрел с нашей стороны, то это послужит сигналом для вторжения китайских войск на советскую территорию. Понимали и в «верхах». Там тоже не допускали мысли, что может разразиться война с Китаем. В правительстве заняли выжидательную позицию.
«Но каково мне, боевому офицеру, лежать без действия под вражеским огнем?!» - распалял себя лейтенант. Но тут же гасил в себе ожесточение: «Не надо разжигать войны, которая может начаться от одного только ответного выстрела, да если еще погибнет хоть один китаец».

Смирнов теперь понимал майора. Ему не позавидуешь. На его плечах лежит ответственность за ход событий, за смерть каждого солдата-пограничника. Каково ему писать письма-похоронки родным? Как оправдаться перед своим народом, который не сможет понять, почему смерть их сыновей наступает в мирное время? А как майору и ему, командиру, смотреть в глаза своим подчиненным? Понимают ли они ситуацию? Конечно, понимают. Как отдавать им приказ: «Стоять на смерть!»? Да, приказ они выполнят, но простят ли его, Смирнова? Лейтенант многое передумал, переосмыслил. Одно мучило - не хотелось умирать зря, от шальной пули.

А китайцы наглели. На реке появились плавающие щиты с карикатурами на руководителей партии и начальство заставы, изображавшие, как те наложил себе в штаны от страха, как бегут пограничники, как они стоят на коленях перед портретом Мао. Шла психологическая подготовка. Устроители этих представлений рассчитывали хоть таким образом спровоцировать ответный огонь. Но щиты относило течением до самого Хабаровска, возвещая о трудностях погранвойск.
Мирные жители пока еще не подозревали о назревающем конфликте у себя под боком. Спали спокойно, ходили на работу, воспитывали детей...

Лейтенант вспоминал и своих родителей, живущих на цветущей Украине в старинном городе Путивле. Отец, отслуживший двадцать семь лет, ушел в отставку, на заслуженный отдых. Как хотелось к ним, припасть к материнской груди и от безысходности поплакать. Побродить по местам своего раннего детва, половить рыбу в круглом озере, где вода настолько чистая, что видно красноперок. Забавное было занятие - подводить крючок с червяком под самый рот рыбы и ожидать, когда она его схватит. А рыба еще и привередничает, отворачивается, кокетничает. Тогда выбираешь другую, которая охотно берет угощение. От таких воспоминаний лейтенант даже улыбнулся.

Почему-то всегда в трудную минуту человек обращается к детству. Что за магия? Быть может, потому, что оно беззаботное?
«А почему нет подкрепления? - неожиданно мысли переключились на текущие события. И тут же ответил себе: - А зачем лишние жертвы? Стрелять нельзя. Глупо».
Повернувшись на бок, лейтенант громко крикнул:
- Передать по цепочке о наших потерях!
Голос заглушался разрывами мин в непосредственной близости, осколки били чуть ли не но ногам. «Пристрелялись, гады!» - ругнулся лейтенант.
Последовал ответ:
- Трое убитых и двое раненых.
«Это за один день, - отметил лейтенант, - а что будет завтра?»

С острова китаезы вновь запускали фейерверки, озаряя берег ярким светом. Делали это они для наводки на цель.
«Эх, сейчас бы гаубицу, да шарахнуть разок-другой по китайцам. Посмотреть бы на их штаны... - лейтенант не отказал себе в удовольствии помечтать, представить картину честного боя. - Сколько же придется лежать тут? Они что, на измор берут, гады? Не мытьем, так катаньем думают одолеть.
Интересно, знают ли в Кремле о катавасии здесь? Навряд ли... далековато. А может, знают и ведут переговоры... но с кем, с хунвейбинами, с этим отребьем? С Мао? Он занят в своей вотчине только девицами и толком не знает, что происходит в стране. К нему попасть точно так же трудно, как на Луну. А с белой эмиграцией разговора не может быть...»

Размышления лейтенанта прервал взрыв почти у самого окопа. Его сильно ударило взрывной волной и отбросило метра на два в сторону. Смирнов потерял сознание...