Коперник. 112-й элемент. Продолжение 4

*     *     *

– Обстоятельства жизни Коперника с 1512 по 1516 год трудно изложить в четкой последовательности, – продолжил свой рассказ  Семен Борисович. – Скорее всего, обязанности, вытекающие из его положения каноника, не слишком его обременяли: капитул располагал земельной собственностью, охотничьими угодьями, рыбными заводями, доход от которых позволял безбедно жить немногочисленному причту кафедрального собора. А потребности у одинокого каноника, принявшего обет безбрачия, были очень скромными. В 1514 году капитул вообще освобождает Николая Коперника от исполнения должностей. Николай Коперник приобретает дом в месте, подходящем для обозрения звездного неба, и с его тыльной стороны строит площадку, на которой и выполняет свои астрономические наблюдения. Он мог уделять неограниченное время изучению движений светил и размышлениям о законах вращения небесных сфер. Я убежден, что именно тогда он сформулировал для себя основные принципы своей гипотезы и мог проверять их справедливость неторопливыми вычислениями.

В декабре 1514 года в Риме состоялся собор Католической Церкви, который обсуждал вопрос о календарной реформе. Этот вопрос был чрезвычайно актуален для того времени, когда было уже доказано несовершенство признанного католической церковью юлианского календаря, в котором продолжительность тропического года считалась равной 365,25 солнечных суток (то есть 365 суток и 6 часов ровно). К тому времени из-за несовпадения продолжительности года, заложенного в основу календаря еще Юлием Цезарем, с фактическим периодом движения Солнца относительно точки весеннего равноденствия, календарные даты съехали с  астрономических явлений, за которыми они были закреплены, на целых десять суток. Это вызывало смятение в церковных кругах – празднование пасхи или рождества в неположенные даты попахивало ересью.

Вармию на соборе представлял каноник Бернард Скультети, тот самый, который пятнадцать лет назад выручил оказавшихся без денег братьев Коперников. Наверное, отсюда пошел слух, что по рекомендации Скультети Коперника включили в число экспертов, к которым комиссия по реформе обратилась с просьбой прислать свои соображения по этому поводу. Прислал Коперник свои соображения или нет – неизвестно, но проблемой уточнения длины года он всерьез занялся. По наблюдениям и расчетам Коперника длина тропического года составляла 365 суток 5 часов 49 минут 16 секунд, что всего на 28 секунд отличается от принятого теперь значения. Получалось, что разница в одни сутки накапливалась за 128 лет; именно это значение было использовано при реформе календаря, предпринятой в 1582 году, уже после смерти Коперника.

…Василия Михайловича убаюкивало перечисление событий под монотонный стук колес, и он снова попытался отвлечь внимание от скучной материи.

– Ладно, раз про ловлю судака вы уже прослушали, то позвольте, я вам расскажу о тех местах, где протекала жизнь Коперника. Окрестные леса были полны всякой живностью: косули и ласки, белки и лисицы, могучие кабаны со своими выводками маленьких кабанчиков, да кого там только не было! Думаю, не ошибусь, что, когда позволяло время, Коперник в любую погоду любил прогуливаться по роскошной Вислинской косе – длинной и узкой полосе суши между заливом и Балтийским морем. Он взбирался на высокие песчаные дюны, которые, как живые, могли перемещаться с места на место, наблюдал за мириадами птиц, присевшими отдохнуть в своих перелетах с юга на север весной и с севера на юг осенью. Наверняка он любил в одиночку неспешно бродить по пляжу, у самого края воды, где после шторма остаются выброшенные волной кусочки волшебного солнечного камня – янтаря, в которых подчас можно было увидеть замурованных насекомых доисторических веков. Коперник бережно хранил найденные янтаринки; как врач, он знал, что ещё Плиний Старший считал, что янтарные амулеты предохраняют от болезней простаты и душевных расстройств. Некоторые лекари верили, что янтарь защищает от образования камней в почках, а  если смешать растёртый янтарь с медом и розовым маслом, получится средство от глазных болезней. Из янтаря изготавливаются лучшие четки – это не только атрибут католического священника, но и защита от дурного глаза, от напастей. Хотя, надо думать, Коперник был далек от всяких суеверий.

– Всё это так, – согласился Семен Борисович, – это очень интересно и, может быть, немаловажно для понимания внутреннего мира Коперника, но позвольте, я продолжу?

Когда управляющий южными владениями Вармийского капитула Тидеманн Гизе, которого называют другом Коперника, был избран епископом соседней Хелмской  епархии (Кульмской – в немецком варианте  названия), соборный капитул решает, что сорокатрехлетнему Копернику хватит отсиживаться во Фромборке, смотреть на небо да кормиться судаками да угрями. Капитул избирает его на освободившееся место администратора своих владений – управляющего округами с центром в Ольштыне (по-немецки – Алленштейне) и Пененжно (Мельзаке). Коперник переселился к Ольштын, он занимает обширное помещение в готическом замке, там же приспособил площадку для астрономических наблюдений, но в течение трех лет его управления округами у него остается мало времени на любимые занятия. Хозяйство округов обширно и многообразно: в него входят и владения, принадлежащие собственно епископу, и земли капитула соборных каноников, и ленные владения вассалов – в сущности, переданные им в аренду. Управляющий надзирал за деятельностью городских чиновников и сельских старост, наблюдал за правосудием в городах и деревнях, руководил взиманием поземельной подати и других налогов, надсматривал за сдачей в аренду различных угодий.
 
Коперник совершает многие десятки поездок по территориям подведомственных округов с целью заселения пустующих земель капитула.
Когда полномочия Коперника в Ольштыне истекли, он возвращается во Фромборк, теперь в качестве канцлера капитула. Но вскоре началась война.
 
Мы уже говорили, что в 1466 году Тевтонский орден признал свою вассальную зависимость от Польши. Однако орден стремился во что бы то ни стало избавиться от этой зависимости. Великий магистр ордена Альбрехт фон Бранденбург даже пытался заручиться в этом поддержкой великого князя Московского Василия III. Шайки рыцарей ордена разбойничали и в Вармии, находящейся в вассальной зависимости от короля Польши. Капитул жаловался Альбрехту, но тот отвечал, что орден никакого отношения к этим нападениям не имеет. А войск польского короля  жители Вармии боялись не меньше, чем тевтонцев.

Епископ Вармии Фабиан Лузиньянский, правитель слабый и нерешительный, скрепя сердце, обратился все-таки за помощью к польскому королю Сигизмунду, не без оснований опасаясь, что, воспользовавшись случаем, поляки проглотят Вармию.

Вармия оказалось между двух огней, и от Польши ей доставалось не меньше, чем от Тевтонского ордена. Сжигались города и деревни, опустошались поля и сады, мирные жители страдали от постоев и поборов и погибали. На всякий случай каноники, кто мог, бежали за границу. Коперник, стремясь миром разрешить конфликт, участвует в посольстве к великому магистру Альбрехту, чтобы добиться возвращения занятого орденом городка Бранево, что близ Фромборка, впрочем, безрезультатно.
В самый разгар войны Коперник вновь избирается администратором владений капитула в Ольштыне и Пененжно. Он возвращается в Ольштын и готовится к отражению неприятеля. Его верный друг Скультети, имевший к тому времени высокий духовный чин архидиакона, присылает ему письма с рекомендациями об укреплении замка, установке бомбард, доставке пороха и советует выбрать надежного начальника гарнизона, не пуская в крепость поляков, которые могли лишить Вармию ее главного оплота – ольштынской крепости.

Войска ордена бесчинствовали и в округах южной Вармии, в частности, сожгли предместье города Пененжно, находившегося в ведении Коперника. Коперник организует оборону осажденного крестоносцами Ольштына, однако достоверных сведений об отражении крестоносцев от стен ольштынского замка я не нашел и, думаю, что рассказы о воинском искусстве Коперника сильно преувеличены.

…Игорь Викторович со смешинкой в глазах оглядел собеседников:
– В музее Коперника нам рассказывали, что во время осады замка Коперник изобрел бутерброд! Он велел защитникам замка намазывать ломти хлеба из своего скудного пайка то ли сливками, то ли маслом. Дескать, если на ломоть попадет грязь, то она будет заметна и ее можно будет счистить, чтобы избежать заразы. Вот вам и великий астроном – а он, оказывается, великий изобретатель бутерброда! Так что кушайте хлеб с маслом и вспоминайте Коперника!

…Игорь Викторович хмыкнул и снова уткнулся в свои бумаги, а Семен Борисович продолжил:
– Когда, наконец, заключено перемирие и начаты переговоры о мире, Коперник по поручению капитула составляет жалобу на орден, не выполнявший условий перемирия. Жалоба рассматривается на сейме в Грудзёнзе (Грауденце), где принято решение удовлетворить требования капитула. Однако орден и не собирается выполнять решения сейма. Продолжаются набеги на владения Вармийской епархии, грабежи и поборы. В самом капитуле нет единства: каноники, вернувшиеся из побега за границу, требуют возврата своей доли доходов за время войны, а те, кто оставался дома, естественно, не хотят делиться с беглецами.
Грамотой короля Сигизмунда Коперник назначается комиссаром Вармии, то есть лицом, наделенным специальными полномочиями  на переговорах с орденом с целью возращения захваченных крестоносцами земель вармийского капитула.

Затем он возвращается во Фромборк, который называл удаленнейшим уголком Земли,  на должность инспектора-наблюдателя. Что он тогда инспектировал и за чем наблюдал – мне найти не удалось.

Когда умер епископ Фабиан, то почти год, до избрания нового епископа, Коперник занимает высшую за свою карьеру должность генерального администратора епархии – так сказать, временно исполняющего обязанности епископа. Это были трудные месяцы, как раз резко обострились отношение с Польшей. На этот счет удалось найти довольно смутное упоминание: «поверенный польского короля захватил замок Гейльсберг, овладел епископскими доходами и стал приводить население к присяге Сигизмунду». Гейльсберг – это немецкое название Лидзбарка, резиденции вармийского епископа; какой поверенный ее захватил и чем это дело кончилось – извините, добавить ничего не могу. Дальше тут сам черт не разберет, какие должности и в какой последовательности занимал Коперник. Кадровики запутались бы в его трудовой книжке! Сдав дела новому епископу Маврикию Ферберу, Коперник год за годом чередует должности то канцлера, то посла или нунция капитула – его представителя в Ольштыне, уполномоченного епископом на обозрение деятельности приходских церквей, находящихся в пределах епархии. Вот Коперник – инспектор по надзору над укреплениями фромборкской крепости и заодно инспектор по надзору над выполнением завещаний (так, во всяком случае, мне удалось перевести названия этих должностей).
В чем-то, скажу честно, я толком так и не смог разобраться. Вот, например, цитирую буквально: «Снимает с себя каноникат при костёлe Святого Креста во Вроцлаве. Исполняет должность посла капитула». Выходит, что Коперник столько лет был каноником этого самого костёла, а тут взял и отказался.

Или: «Продолжает исполнять обязанности председателя строительной кассы капитула». Следует предположить, что он начал исполнять эти обязанности когда-то раньше.

Что можно заключить из всего этого перечня? Пожалуй, то, что Коперник был видным церковным чиновником, и в этом качестве выполнял многообразные административные и хозяйственные обязанности, что и составило весьма значительную часть его жизни. Ему идет седьмой десяток, а он выполняет одно ответственное поручение за другим.

– А давал ли Коперник обет безбрачия? – поинтересовался Андрей.

– Давайте, попробуем разобраться насчет этого. Что Коперник был каноником Вармийского капитула – очевидный факт. Но был ли он священником? Оказывается, каноником мог быть не обязательно священнослужителем, то есть духовным лицом, возведенным в степень священства, иначе говоря, осуществляющим богослужение. Он мог быть церковнослужителем, то есть участвовать в делах церкви как, выражаясь современным языком, юридического лица, ведая ее хозяйственными, финансовыми, административными делами. Один из биографов Коперника прямо указывает: «Хотя Коперник был каноником, он никогда не стал священником. Так, 4 февраля 1531 года его епископ угрожает забрать его доходы, если он не примет священнический сан, но Коперник по-прежнему отказывается».  Вывод: каноник Николай Коперник был церковнослужителем, но не священнослужителем. Вы спросите – причем тут обет безбрачия? А вот причем. Его биографы дружно утверждают: «Будучи каноником, Коперник должен был соблюдать целибат – обет безбрачия». Целибат католических священников был узаконен в эпоху папы Григория Великого, еще в конце VI века, но утвердился де факто только к XII веку.

На церковнослужителей целибат никогда не распространялся.

Позвольте, но как совместить две этих взаимоисключающих истины? Могу высказать только предположение.

Возможно, епископ Лукас Ватценроде, протаскивая племянника на хлебную должность каноника, имел в виду обеспечить его будущий карьерный рост, вплоть до того, что сделать его своим преемником. Из этих соображений он и предложил ему принять обет безбрачия, что Николай и сделал, однако карьеры в качестве священнослужителя так и не совершил. Вот еще цитата из его биографии: «С двадцати четырех лет до семидесяти, до конца своих дней, Коперник был служителем церкви, но не добился успеха в церковной карьере».

По-видимому, возможность глубже сосредоточиться над деталями своей гелиоцентрической теории Коперник получил в 1531 году, когда он возвратился во Фромбок, где проводил дни, менее богатые событиями. Он по-прежнему отказывается от принятия священнического сана, даже пренебрегая угрозой епископа забрать часть его доходов.

Польский король утверждает Николая Коперника в качестве одного из четырех кандидатов на освободившийся пост вармийского епископа. Однако епископом был избран не он, а Ян Дантышек, более известный под латинизированным именем Иоганн Дантиск.

Ранее Дантиск был послом польского короля при дворе императора Карла V. Он вел довольно свободный образ жизни, дружил с видными деятелями искусства, даже выпустил в Антверпене книжку, в которую включил наряду со своими стихотворениями, посвященными императору, стихи своего друга, талантливого поэта Иоанна Секунда. Насколько они были близки друг другу, свидетельствует тот факт, что поэт подарил ему вырезанный собственноручно медальон с изображением предмета своей любовной страсти. Это не стоило бы упоминания, если бы не то обстоятельство, что Дантиск, о котором закрепилось смолоду мнение как об эпикурейце и даже, по слухам, многоженце, став епископом, показал себя ханжой и святошей, чем доставил неприятности не только Копернику. Старого друга Николая, архидиакона Скультети, он обвинил в нарушении канонов церкви и потребовал, чтобы члены капитула прекратили с ним всякие отношения. В стычке с епископом по этому поводу Коперник сказал, что он уважает Скультети больше, чем многих других. Дантиск не успокоился: в письме к Тидеманну Гизе, епископу соседней епархии, лицемерно «проявляет заботу» о нравственности пожилого каноника: «Мне сообщили, что к тебе приехал доктор Николай Коперник, которого, как тебе известно, я люблю как брата. Он сохраняет тесную дружбу со Скультети. Это нехорошо. Предупреди его, что подобная дружба может ему повредить, только не говори, что это предупреждение исходит от меня. Ты знаешь, что Скультети взял себе жену и подозревается в атеизме».

Но не только дружбой со Скультети достает Коперника епископ Дантиск.
Еще в 1528 году Коперник как представитель капитула на сейме в Торуни посещает родной город и там знакомится с медальером и резчиком по  металлу Матеушем Шиллингом, недавно переехавшим в Торунь из Кракова. Матеуш был дальним родственником Николая по материнской линии. Молодая и красивая дочь резчика Анна привлекла внимание Коперника, которому уже идет пятьдесят шестой. Сдерживает ли Коперник свои чувства – нам не дано знать, но они прорываются в нехитрой аллегории: заголовок одного из столбцов своих астрономических таблиц он украшает символом планеты любви – Венеры – венком из листьев плюща, как теперь сказали бы, брендом Шиллинга, который так помечал все отчеканенные им монеты и медали.

Анна живет теперь в доме Коперника, на положении экономки, что ли. «Доброжелатели», которые, конечно, всегда находятся, донесли епископу, что старик-каноник не соблюдает обет безбрачия. Дантиск тут же отреагировал. Он пригласил к себе Коперника как врача и как бы между прочим заметил, что не пристало ему держать в доме молодую женщину, родство с которой представляется довольно сомнительным. Анна была вынуждена переселиться в другой дом, но те же «доброжелатели» доносят, что Коперник продолжает тайно встречаться со своей молодой подопечной. Епископ специальным постановлением запрещает ей появляться в городе, «так как она свела с ума почтенного астронома». Коперник обращается к епископу с письмом, в котором умоляет его дать время на подыскание новой экономки, настолько предельно униженно, что стоит процитировать это письмо целиком:
«Увещание Вашего Высокопреподобия поистине отеческое и более чем отеческое; я восчувствовал его всем сердцем. Я не забыл о первом письме Вашего Высокопреподобия насчет того же предмета, но трудно найти достаточно честную и близкую особу, и потому я рассчитывал покончить с этим делом не раньше Пасхи. Однако, дабы Ваше Высокопреподобие не приняли моей медлительности за умышленное уклонение, я постараюсь исполнить ваше предписание в течение месяца; так как отнюдь не желаю оскорблять добрые нравы, ни Вас, Ваше Высокопреподобие, заслуживающего с моей стороны величайшее почтение, уважение и преданность, о которых и свидетельствую от всего сердца».

Но Дантышек неумолим, и Анна была вынуждена покинуть Фромборк.

– А что, – заметил Игорь, – разве Коперник не мог заглядеться на симпатичную деваху? Чем он хуже героев «Декамерона»? Не отгулял свое в молодости, вот и добирает в старости: «седина в бороду – бес в ребро».

– Ну, этого я не стал бы так категорически утверждать. Может быть, старый каноник испытывал к юной деве чисто отеческие чувства. А, может, просто нашел в ней хорошую помощницу – домоправительницу. А защитить ее от злых языков так инее сумел.

*     *     *

В теплый майский день Ретик достиг цели своего путешествия. Едва стряхнув пыль с дорожного плаща, он поспешил представиться тому, ради кого он предпринял свое путешествие. С первого же взгляда облик Николая Коперника произвел на него сильное впечатление: перед гостем стоял пожилой человек высокого роста и крепкого телосложения, совершенно седой, с удлиненным лицом и волевым подбородком, орлиным носом и кустистыми бровями, глубоко посаженными голубыми глазами. Сложности жизни с их многими переживаниями наложили глубокие морщины и на лоб, и на щеки каноника. Нет, конечно, не таким представлял его себе молодой профессор, но тут же он отбросил сформировавшийся в воображении образ этакого могучего титана в древнеримской тоге. Перед ним стоял обычный земной человек в непритязательной одежде каноника, и Ретик ощущал, что тот тоже разглядывает его, удивляясь его свежему румянцу и буйной шевелюре молодости.

Коперник приветствовал гостя, но в его обычных вопросах о дорожных впечатлениях чувствовалась некоторая настороженность: действительно, приехал молодой человек, почти юноша, неизвестно зачем, да еще из оплота Реформации, враждебной католической церкви, служителем которой был Коперник. Но после первых же восторженных слов Ретика о том, как глубоко потрясли его идеи, изложенные в «Малом комментарии», и о том, как жаждал он приобщиться к мудрости учителя, словно бы оттаяло сердце старого астронома, и они заговорили на языке, равно понятном тому и другому, – о законах вращения небесных сфер.
 
Радостное волнение Ретика усилилось, когда Коперник сообщил, что он уже почти завершил работу над полным изложением своей теории и что он не возражает, чтобы молодой профессор с ним познакомился.

Позже Ретик писал:
«Я услышал о славе ученейшего Николая Коперника из северных земель, и хотя Виттенбергский университет сделал меня профессором факультета свободных искусств, тем не менее, я не думаю, что был бы удовлетворен, пока не познал нечто большее через обучение у этого человека. И я говорю, что я не сожалею ни денежных затрат, ни долгого пути, ни прочих трудностей. Однако мне представилось, что я получил большую награду за эти беспокойства, а именно, что я, довольно-таки дерзкий юнец, заставил этого почтенного человека пораньше поделиться своими идеями в этой дисциплине с целым миром».
 
Ретик потратил немало часов, разбираясь в рукописи астрономического сочинения «господина доктора», но ему всегда мог придти на помощь сам автор. Когда через два месяца Коперник взял его с собой, отправившись на пару недель в гости к своему к старому другу, епископу кульмскому Тиндеманну Гизе, молодой ученик успел не только глубоко вникнуть в механизм тех математических моделей, которые использовал Коперник, но и выделить принципиальные мировоззренческие основы его теории.
Ретик поделился с епископом мыслью о необходимости как можно скорее опубликовать труд Коперника. Он был уверен, что доводы замечательного астронома убедят любого добросовестного и объективного ученого. Отец Тиндеманн уже давно убеждал в том же своего друга, тем более, что Коперник однажды уже пообещал ему выполнить его настоятельную просьбу. Мало того, еще в 1536 году падуанский кардинал Николай Шонберг прислал Копернику уважительное письмо, преисполненное тщательно подобранными дифирамбами:
«Несколько лет тому назад мне все постоянно говорили о твоих высоких качествах, и я начал очень высоко ценить тебя и поздравлять наше поколение, среди которого ты цветешь с такой славой. Я узнал, что ты не только великолепно знаешь то, что было изобретено древними математиками, но даже составил новую теорию строения мира, в которой ты учишь, что Земля движется, а Солнце занимает самое глубокое внутреннее место… и что ты письменно изложил всю эту теорию астрономии… По этой причине, ученейший муж, если только я не отягощаю тебя, я еще и еще прошу тебя сообщить это твое изобретение ученым людям и в первую очередь послать мне твои размышления о мировой сфере вместе с таблицами, а также и все относящееся к этому делу, если ты кроме этого имеешь еще что-нибудь».

Кардинал не только обладал высоким даром красноречия в том, что касается небесных сфер, но и прагматичным подходом к делам сугубо земным:
«Я поручил Теодору фон Редену (вармийскому канонику, проживавшему тогда, как и сам Коперник, во Фромборке, его другу и душеприказчику), чтобы все это было за мой счет переписано и доставлено ко мне. Если ты выполнишь в этом мое желание, то увидишь, что имел дело с человеком, заботящемся о твоем имени и желающим быть полезным такому гению».

Вот уже и кардинал Шонберг ушел из жизни, а Коперник всё медлил и ничего не предпринимал для опубликования своих трудов, ссылаясь на заповедь пифагорейцев: «ничего не передавать письменно и не открывать философских тайн всем людям, а доверять их только друзьям и близким и передавать из рук в руки».

Были, конечно, и другие причины, о которых Коперник вслух не говорил, но которыми он был серьезно озабочен: Коперник не столько опасался преследований со стороны католической церкви, сколько сомневался в своем моральном праве как церковнослужителя выступать с теорией, подрывающей основы принятого вероучения.

Свой труд, названный им «О вращениях небесных сфер», Коперник задумал как всеобъемлющее изложение науки о Вселенной – астрономии как единой системы, все части которой взаимосвязаны и опираются на принципы, сформулированные им в «Малом комментарии». Следуя укоренившейся традиции, он располагает излагаемый материал так же, как это сделал Птолемей в своем «Амальгесте», – и, следуя Птолемею по форме изложения, он провозглашает самостоятельность в принципиальных основах своей науки:
«Хотя Клавдий Птолемей Александрийский, стоящий впереди других по своему удивительному хитроумию и тщательности, после более чем сорокалетних наблюдений завершил создание всей этой науки почти до такой степени, что, кажется, ничего не осталось, чего он не достиг бы, мы все-таки видим, что многое не согласуется с тем, что должно было бы вытекать из его положений».

На первых же страницах своего труда Коперник воздает хвалу своей науке, провозглашает своего рода гимн астрономии:
«Астрономия касается наипрекраснейших и наиболее достойных для познавания предметов, изучая течения светил, их величины, расстояния, восход и заход, а также причины отдельных небесных явлений и. наконец, объясняет всю форму Вселенной».

Но Коперник не был бы Коперником, не только великим ученым, но и великим гуманистом, если бы он сводил роль астрономии только к овладению новыми знаниями. Астрономия для него – источник чувственного и духовного совершенства:
«Так как цель всех благородных наук – отвлечение человека от пороков и направление его разума к лучшему, то больше всего может сделать астрономия вследствие представляемого ею разуму почти невероятно большого наслаждения».

Для читателя, даже наделенного определенными познаниями в астрономии и математике, одолеть труд Коперника – чрезвычайно нелегкое занятие, и не только потому, что книга скучновата в своей обстоятельности. Нет, вовсе неспроста автор поставил эпиграфом к своему сочинению надпись, находившуюся, по преданию, над входом в Академию Платона: «Пусть не входит никто, не знающий геометрии». Для доказательства поведения планет, Солнца и Луны Коперник сплошь использует геометрические построения, и чтобы разобраться в них, требуется напряженное внимание. Он совершенствовал математический аппарат плоской и сферической тригонометрии, вычислял множество таблиц – такая нудная и неблагодарная работа! Но ему доставляло какое-то эстетическое наслаждение заполнять цифрами ровные ряды и столбцы, осознавая, что никто, даже Птолемей, не достиг тех вершин, на которые взошел он, скромный каноник из тех мест, которые в просвещенной Европе называли сарматскими степями.
 
Во времена Коперника еще не были известны тригонометрические функции в их современном понимании, равно как и десятичные дроби, которыми эти функции выражаются. В своей работе вместо привычной нам функции синуса Коперник использует полухорды удвоенной дуги, приняв диаметр окружности, частью которой эта дуга является, за 200 000 частей. Он приводит таблицу величин полухорды с интервалом в 10 минут дуги; выбранная из таблицы величина, поделенная на 100 000, как раз равна значению синуса.

Содержание своего труда Коперник подразделил на шесть книг.
В первой книге он излагает свои взгляды на форму и движение Земли и неба, а также приводит сведения о плоских и сферических треугольниках. Эта книга содержит основные мировоззренческие постулаты, в которых он и наследует воззрениям философов древности, и провозглашает принципиально новые подходы, которые идут вразрез с официально признанной доктриной о конечности Вселенной и центральным положением Земли в ней.

Прежде всего, Коперник приводит соображения, на которых базируется его утверждение о том, что мир сферичен. Эти соображения не связаны ни с чувственным опытом, ни с какими-либо физическими законами, а являются исключительно умозаключениями философского характера: мир является шарообразным или потому, что эта форма совершеннейшая из всех и не нуждается ни в каких скрепах;
или потому, что эта форма среди всех других обладает наибольшей вместимостью;
или потому, что такой формой стремятся ограничить себя все предметы (водяные капли и другие жидкие тела).

Иначе говоря, в этих утверждениях Коперник не ушел вперед ни на шаг от Аристотеля и других философов древности. Точно так же он обосновывает форму астрономических объектов:
движения небесных тел круговые;
подвижность сферы выражается в том, что она вращается кругом, в котором нельзя найти ни начала, ни конца;
вследствие многочисленности сфер имеется множество круговых движений.

На известной средневековой картинке монах с посохом дошел до края Земли и, просунув голову через небесный свод, заглядывает в пустоту, которая за ним… Коперник решительно отвергает подобные укоренившиеся столетиями представления и высказывает мысль, которую можно рассматривать как признание бесконечности Вселенной:
пределы мира неизвестны и недостижимы;
небо неизмеримо велико по сравнению с Землей и представляет бесконечно большую величину.

В обоснование принятого им утверждения о центральном положении Солнца Коперник приводит аргументацию скорее философскую, чем опирающуюся на опыт: довольно нелепо приписывать движение содержащему и вмещающему, а не содержимому и вмещенному, чем является Земля.

 «Если Земля совершает движения около центра, то эти движения необходимо должны быть такими же, какие замечаются внешне у других планет; среди этих движений мы находим годичное обращение. Поэтому если мы переделаем это движение из солнечного в земное и согласимся, что Солнце неподвижно, то восходы и заходы знаков зодиака и неподвижных звезд, когда они становятся то утренними, то вечерними, покажутся нам происходящими совершенно так же. Равным образом, стояние, попятные и прямые движения планет окажутся принадлежащими не им, а происходящими от движения Земли, которое они заимствуют для своих видимых движений. Наконец, самое Солнце будем считать центром мира; во всем этом нас убеждает разумный порядок, в котором следуют друг за другом все светила, и гармония всего мира, если только мы захотим взглянуть на само дело обоими (как говорят) глазами».

Какой силой эмоций наполнены слова постоянно вынужденного скрывать свои страсти церковнослужителя, рассуждающего, казалось бы, о лишенных всякой телесности сухих математических абстракциях!

Вторая книга содержит изложение основ сферической астрономии, повествует о восходе и заходе светил, а также содержит звездный каталог.

Каталог Коперника воспроизводит каталог Птолемея, содержащийся в «Амальгесте», с незначительными исправлениями. Копернику уже было известно, что из-за прецессии точка весеннего равноденствия постоянно перемещается по эклиптике, и вследствие этого долготы звезд со временем увеличиваются на одну и ту же величину, а их взаимное расположение остается неизменным. Поэтому при составлении каталога звезд за начало отчета он принял видимое положение «первой звезды Овна», что позволило получить «вечный» каталог: для определения долготы любой звезды на текущую эпоху достаточно было к выбранному из каталога значению долготы прибавить отстояние «первой звезды Овна» от точки весеннего равноденствия на эту эпоху.

Третья книга посвящена явлению прецессии и теории движения Солнца.
Прецессия (по-гречески – предварение; подразумевается предварение равноденствий) была открыта еще древним астрономом Гиппархом. Тот нашел, что год, отнесенный к неподвижным звездам, больше года, отнесенного к равноденствиям или солнцестояниям. Иначе говоря, каждое последующее равноденствие (прохождение Солнца через небесный экватор) наступает раньше, чем Солнце завершит полный оборот по сфере относительно неподвижных звезд. Он предположил, что неподвижные звезды имеют некоторое движение, вследствие которого их долготы непрерывно увеличиваются. Он оценил величину увеличения долгот  в один градус за сто лет.

Коперник так объяснил явление прецессии:
«Равноденствия и солнцевороты кажутся наступающими раньше не потому, что в направлении последовательности знаков (зодиака) движется сфера неподвижных звезд, а скорее потому, что против последовательности знаков движется равноденственный круг (т.е. небесный экватор), стоящий наклонно к плоскости зодиака (т.е. к эклиптике) в соответствии с мерой отклонения оси земного шара. Ведь гораздо сообразнее сказать, что равноденственный круг стоит наклонно к зодиаку, чем зодиак к равноденственному, как меньший по отношению к большему». Последнее утверждение показалось Ретику мало убедительным, но он воздержался от вопроса автору по этому поводу.

Для определения величины прецессии Коперник использует результаты наблюдений, выполненных астрономами в IX веке, и, сравнивая их со своими наблюдениями 1515 года, определяет, что за 633 года точка весеннего равноденствия смещалась на градус за 70 лет, то есть на 50,20 секунды в год (фактически в его эпоху прецессия составляла 50,17 секунды в год).

Обращаясь к определению продолжительности естественного (тропического) года, Коперник замечает: «Не должно в этом вопросе следовать Птолемею, который считал нелепым и неподходящим определять годовое равномерное движение Солнца по отношению к какой-нибудь из неподвижных звезд».

Наблюдения Коперника позволяли уточнить продолжительность тропического года – промежутка времени между двумя последовательными прохождениями центра Солнца через точку весеннего равноденствия, величины, которая лежит в основе всех солнечных календарей.

Более десяти лет Коперник посвятил изучению вопроса о неравенствах в движении центра Земли, которыми вызнано различие в промежутках времени между равноденствиями и солнцестояниями. Причину неравномерности видимого годового движения Солнца Коперник усматривает в том, что центр Солнца не совпадает с центром земной орбиты:
«Если бы Солнце находилось в середине мира и около него, как центра, вращалась Земля, то Солнце, находясь под любым знаком или звездой той же сферы, казалось бы движущимся равномерно».

Но из наблюдений следует, что это движение неравномерно: из перигея оно представляется быстрым, из апогея – более медленным. Коперник рассматривает два способа, объясняющих это неравенство: или при помощи эксцентрического круга, центр которого не является центром Солнца, или эпицикла на гомоцентрическом круге (с центром в центре Земли), и доказывает, что оба способа дают одинаковый результат. Тот же результат можно получить и при помощи других сочетаний эксцентров и эпициклов. Вследствие этого Коперник вынужден признать, что нельзя определить, какое из этих движений в действительности имеет место на небе. И из этого он делает неожиданный, но честный вывод:
«И так как столько различных способов приводят к одному и тому же числовому значению, то мне нелегко сказать, который из них имеет место в действительности; одно только: постоянное согласие между числами и явлениями заставляет думать, что какой-нибудь их них имеет место в действительности».

В четвертой книге приводится теория движения Луны, солнечных и лунных затмений.

Закономерности движения Луны Коперник, как и Птолемей, выводит из триад лунных затмений: трех, наблюдавшихся в древние времена, и трех в новое время, по известным точным моментам затмений и интервалам времени между ними. Однако для объяснения движения Луны он предлагает другой механизм. В соответствии с ним, среднее равномерное движение Луны совершается по круговой орбите. А для учета неравномерностей движения используются два эпицикла. Центр большего эпицикла движется по круговой орбите равномерного движения, а по окружности первого эпицикла движется центр второго эпицикла, по окружности которого уже и движется Луна.

Этой моделью Коперник заменяет ту, в которой использовалось понятие экванта, представлявшееся ему нелогичным и неправомерным.
Книга пятая дает теорию движения планет.
 
Рассматривая средние движения планет, Коперник замечает, что у планет можно заметить два очень отличающихся перемещения по долготе. Одно из них получается вследствие движения Земли, второе для каждой планеты является собственным. Это то самое движение, которое у всех планет производит стояния, прямые и попятные движения. Оно происходит потому, что это только так нам кажется в силу производимого движением Земли смещения, зависящего от различия в положении и величине планетных орбит. Обращаясь к представлениям древних математиков, объяснявших движение планет, считая Землю неподвижной, Коперник не упускает случая поиронизировать над гипотезой экванта: «Они допускают, что круговое движение может соблюдать равномерность по отношению к другому, не собственному центру…»

Коперник объясняет собственное движение планет по долготе, в сущности, одним и тем же способом, доказывая, что видимая неравномерность достигается сложением двух равномерных движений, будут ли это достигнуто при помощи двух эксцентрических кругов, или двух эпициклов, или даже совместно при помощи эксцентра и эпицикла. Все эти комбинации могут произвести одно и то же неравенство.

Для объяснения неравномерности движения верхних планет  Сатурна, Юпитера и Марса Коперник использует эксцентрический круг и эпицикл, центр которого перемещается по этому кругу. Для Венеры он счел более легким и удобным объяснение при помощи двух эксцентров, а для Меркурия использует два эксцентра и эпицикл.

Определение мест апогея каждой из верхних планет Коперник осуществляет с помощью довольно сложных математических выкладок способом сравнения противостояний планеты – положений, в которых направление с Земли на планету и на Солнце прямо противоположны, – трех древних и трех новых. А для определения апогеев нижних планет используются их наблюдения в элонгациях – наибольших угловых расстояниях от Солнца.
 
Для практического использования предназначены обстоятельные таблицы, с помощью которых можно вычислить положение каждой из пяти планет по долготе.

В шестой книге рассматривается движение планет по широте. Орбиты планет наклонены к плоскости эклиптики, причем угол наклона не остается постоянным. Коперник приводит таблицы, позволяющие получить широту любой из пяти планет на данный момент времени.

Коперник отлично понимал значение своего учения и совершенно сознательно шел наперекор укоренившемуся взгляду на систему мироздания. Он записал в своих тетрадях: «Нам не стыдно признать, что подлунный мир и центр Земли движутся по Великому кругу между другими планетами, заканчивая свое обращение вокруг Солнца в один год, и что около Солнца находится центр мира. Допустить это легче, чем устремлять свой ум почти в бесконечное множество сфер, а ведь это принуждены делать те, которые удерживают Землю в середине мира».