Нежность

Кроваво-красное солнце цеплялось за антенны на крышах, медленно соскальзывая в дрожащее марево пыльного города. Я чувствовал нежность Дашиной кожи под ее летним платьем, облокотившись другой рукой на горячий металл. Разгоряченная дневным жаром петербургская крыша лениво щелкала железными стыками в предвкушении короткой и душной ночи. Я отхлебнул теплое пиво и откинулся на спину.
- Даша, ты любишь меня?
Даша, любимая моя красавица с шоколадными глазами, уткнула острый подбородок в поджатые к груди колени и проворчала:
- Богус, ты же знаешь, что мы просто друзья.
- Ах, Даша...
Изящная фигура Даши вырисовывалась на фоне огромного солнца, словно ее кто-то чрезвычайно умело вырезал из огненного полотна. Теплый ветер нежно гладил ее волосы, составляя из прядей причудливые фигуры. Она недовольно поправила их.
- Даш... - мне пришла в голову идея. Даша вопросительно обернулась ко мне.
- А давай мы с тобой прямо сейчас улетим?
Глаза Даши округлились от удивления, отобразили вихрь мыслей. Она прищурилась и сказала:
- Как это улетим? Куда?
- Ну вот просто. Возьмем, да и улетим! Полетаем по городу.
- Просто полетаем? - Даша мягко улыбнулась.
- Ну да. Тебе же нравится Петербург? Он особенно красив с высоты облаков. Ты согласна?
- Ты мой фантазер, - она ласково взъерошила мне волосы. - Ну если ты хочешь, что ж. Давай полетаем!
Я взял ее руку и нежно поцеловал тонкие пальцы. Мы встали, грохоча железными листами крыши, я обнял Дашу и замер.
- Ну что же ты не летишь, Богус? - лучисто улыбалась она.
- Нужно дождаться правильного облака. Не все облака одинаково хороши для нас.
Сказав так, я шагнул в небо.

Я плыл куда-то вместе с темнеющими небесами, пламенем облаков, прижав к своей душе моего ангела, Дашу, без которой не мыслил жизни. Внизу раскинулся огромный Петербург, растопырил серые лапы, разложил ржавые ноги, стонал неясным шумом, прорезанный серебряной сталью пяти рек. Редкие облака с красными пятнами на брюхе удивленно расступались перед нами, открывая взору величественные панорамы.
Даша испуганно уткнулась мне в грудь и одним любопытным глазом осматривала местность. Ее теплые руки доверчиво обнимали меня, наполняя душу нежной любовью.
- Куда бы ты хотела спуститься, Даша? Выбирай!
Она немного подумала и ткнула наугад пальцем вниз.   

Теплый ветер бережно опустил нас на гравий вечернего парка. Маленькая площадка с двумя молчаливыми львами из белого камня отвесно уходила в залив, полыхающий красным огнем заката. В тишине бокового спуска к воде, прерываемой лишь плеском волн, пряталась влюбленная парочка. Мы спустились по кривым ступеням с другой стороны и сели на шелк травы.
Огромное пространство Финского залива было заполнено небесным пожаром уходящего солнца. Далеко на горизонте застыл маленький белый парус, чуть правее темнел какой-то туманный остров. Я обнял свою драгоценность, посмотрел ей в глаза, но Даша была где-то далеко, на горизонте, где небеса сходились с водой в едином порыве огненной страсти.
- Я бы хотела сейчас оказаться там... - прошептала она.
Каменный лев над нами раскрыл свою пасть, оскалясь на умирающее, но все еще сильное солнце. Оно в ответ лишь погладило его наивную морду алыми красками нежной любви.
Справа от нас, на мощеном булыжниками откосе берега, сидел белокурый юноша с планшетом для рисования. Даша с любопытством разглядывала его одинокую мечтательную фигуру, пытаясь рассмотреть рисунок на белом листе, прикнопленном к планшету.
- Как интересно... Он, наверное, рисует солнце. Я тоже хочу уметь рисовать солнце.
- Автопортрет, ты хочешь сказать?
Даша пару секунд не понимающе смотрела на меня, потом звонко рассмеялась и толкнула в плечо.
- Ну что ты, Богус! Ну какое же я солнце, что ты такое говоришь...
Я сделал серьезное лицо и торжественно произнес:
- Как небеса ярко освещаются величественным солнцем, так и ты освещаешь небеса моей души, согреваешь и наполняешь смыслом, любимая Даша.
Я решительно поднялся, отряхиваясь, и, предвосхищая недоумение Даши, взял ее за руку.
- Пойдем, мы должны успеть посмотреть еще раз на солнце. 

Мы шагнули на услужливое облако и взмыли в чистые небеса.   
- Куда ты ведешь меня, Богус? - ласково спросила она меня, наполняя душу светом и радостью.
- Мы просто гуляем, любимая.
Она улыбнулась и пощекотала мою руку ресницами. Теплый вихрь закружил нас, как будто мы были всего лишь осенними листьями, и вскоре мы очутились на булыжниках стрелки Васильевского острова, внизу, где волны черной Невы лизали равнодушный гранит.
Огромный, никогда не скатывающийся со своего постамента шар размышлял о бывшей некогда здесь рыночной суматохе, когда огни Ростральных колонн полыхали, давая надежду в промозглом тумане кораблям и фрегатам всех сортов.
На той стороне Невы, на Заячьем острове, небо проткнул алый шпиль с восторженным Ангелом, а его близнец, опрокинувшись, дрожал в холоде волн, неторопливо плывущих на нас. Величественность пейзажа, строгость очертаний, дыхание мощной реки заставили нас обняться крепче.
Я наклонился вперед и осторожно погладил Неву. В ответ она жадно схватила руку, как нетерпеливая лошадь слизывает сахар с ладони, плеснула мне на ботинки, заволновалась, хищно бросилась к ногам.
- Хорошо было бы проснуться утром и увидеть все это. Вот если бы прямо здесь и заснуть...
Даша мягко зевнула, потянулась и легла на гранит, распластав руки меж округлых камней.
- Если бы мы заснули здесь, то утром увидели бы сначала доброе лицо милиционера.
- Ах, ну что ты опять, - махнула Даша.
- Пойдем, солнце уже ведь почти зашло. Я хочу показать тебе еще кое.что.
- Но я уже хочу спать, совсем-совсем. Ну ладно, может быть, еще только одно? 

Мы взялись за руки и шагнули в дрожащие блики волн, отразились в хмурой воде, перевернулись, взлетели на небеса.
Пряный запах сирени буквально оглушил нас, закружил головы. Мы оказались у парадного входа во дворец на Елагином острове. Далеко впереди расстилалось море зеленой, аккуратно скошенной травы, а справа и слева цвели огромные кусты сирени - белой, розовой, сиреневой и даже черной.
Даша болтала ногами, сидя на каменном балконе каретного въезда и рассматривала причудливые облака. Вдруг она спросила:
- Богус, а ты боишься умирать?
Я вздрогнул от заставшего меня врасплох вопроса. Боюсь ли я?
- Любовь моя, а разве смерть есть?
Даша ласково улыбнулась и очень серьезно посмотрела прямо в глаза.
- Иногда мне кажется, что есть.
- Даже если и есть, какое нам до этого дело? Ты каждое мгновение учишь меня быть счастливым.
В кустах сирени возникло оживление. Вдруг Даша вскрикнула и, спрыгнув на траву, подбежала к какому-то серому комку, которого я поначалу не заметил. Она бережно взяла его на руки и восхищенно разглядывала.
- Смотри, смотри!
Комок прямо на глазах начал разворачиваться. Это был небольшой очаровательный ежик с черными глазками-бусинками и необычайно сопливым носом. Он ошарашенно смотрел на нас и жадно нюхал, издавая немыслимый для его размеров шум. Даша влюбленно рассматривала его крохотные пальцы на кожаных лапах.
Я любовался Дашей. Свет вечернего солнца мягко окрашивал кожу ее красивого лица в теплый персиковый оттенок, подчеркивая глубокий черный цвет огромных ресниц. Ее нежная улыбка излучала свет неведомых небес, а мягкие ямочки близ чувственных губ таили тени давно ушедших воспоминаний о подлинном счастье. 

Внезапно ежик тявкнул и спрыгнул с ладони в кусты. Несколько мгновений его пятки сверкали в зарослях, после чего он исчез. Удаляющийся топот сильных маленьких лап победно звучал над притихшим дворцовым парком, готовым вот-вот провалится в таинственный сон.
- Нет никакой смерти, Богус, - прошептала Даша, - это все придумали глупые и злые люди. Да? Скажи, ведь ты все на свете знаешь!
В ответ я лишь обнял свое сокровище, и поцеловал так нежно, как только мог, всем сердцем, всем восторгом души.

Мы поднялись ввысь на облаке запаха сирени и поплыли над разноцветными крышами огромного города, чтобы вскоре  оказаться на той самой крыше, откуда начали свою удивительную прогулку. Железо настила гостеприимно грохотало под нашими ногами, пока мы, взяв друг друга за руки, медленно шли по направлению к чердачному окну. Солнце почти совсем угасло, лишь небольшой оранжевый осколок робко дрожал в раскаленном выдохе Петербурга, отбрасывая последние лучи на окна домов. Темная синева с другой стороны неба неумолимо наступала на солнце, неся с собой ночные тайны мимолетного лета.
Странная горечь охватила все мое существо, и я порывисто обнял Дашу. Она почувствовала меня, и ласково приняла мои объятия. Боль, едва зародившись, растаяла без следа, и я вновь заглянул в самую глубь Дашиных любящих глаз.
- Как у тебя получается это?
- Что это? - улыбнулась она.
- Творить безмятежное счастье одним лишь дыханием!
- Фуф! - Даша игриво подула на мой лоб, растревожив лохматые пряди. - Я просто люблю тебя, дурашка.
Наши губы слились в порыве, подобно тому, как небеса целовали водную гладь залива, соединяя то, что казалось несоединимым, наполняя смыслом то, что казалось лишь отдельным. В тот миг мне казалось, что нет ни времени, ни пространства, ни боли, - ничего, кроме всеобъемлющей любви, творящей мир каждое мгновение, здесь и сейчас.    

Солнце вспыхнуло ярким огнем, опалив наши соединенные губы, кожу, перепутанные волосы, сплетенные руки, и погасло. На этот раз - насовсем.
Ночь, наконец, одержала очередную победу. 

Но я чувствовал, что солнце просто спряталось от тьмы - внутри наших влюбленных душ.