Родинка

               


                Мужчина средних лет, с уже прочно наметившейся сединой на висках, курил, глубоко затягиваясь сигаретой и, нервно поддергивая плечом, выпускал тонкую струйку дыма в открытую форточку. За его спиной, на широкой софе сидел шестилетний мальчишка, вычеркивал карандашом в альбоме только ему понятные рисунки – загибулины, сопел носом, иногда поглядывая в сторону отца.
- Пап, Папа… -  словно чего-то опасаясь, наконец спросил он:
- А это правда, что ты мне не родной?
Наступила долгая пауза, после которой, все также не меняя позы, мужчина основательно затушил окурок о срез форточки и вместе с последним дымом выдохнул:
- Это кто тебе такое сказал?.. А?.. Такое?!..
Мальчишка выдавил из себя нехотя, не поднимая головы:
- А помнишь?.. Ты меня вчера спать звал, когда я чай пил, на кухне… Ты ушел, а я в туалет. И, слышал, как тетя Поля дяде Лене говорит – «А, не родной он ему, как не верти…»
Он замолчал, а потом уже с большей смелостью добавил:
- И девчонки во дворе дразнятся, что у меня не папка, а дядя!
Опять наступила пауза.
Мужчина, щелчком выстрелив окурок в темноту улицы, повернулся, водянистыми глазами посмотрел на мальчишку. Затем, словно вспомнив что – то важное, присел на корточки и сказал:
- А ну-ка…. Иди сюда, - и с нежной требовательностью добавил, - Иди, иди…
Мальчишка, все также не поднимая головы, не расставаясь с карандашом и альбомом в руках, тихо подошел.
- Особенно Танька Скворцова дразнит сильно…- сказал он, подойдя близко, чувствуя знакомый запах - смесь табака и еще чего-то такого, что он не мог бы определить, но приятного и родного…
Мужчина медленно заворачивал рукав рубахи.
- Смотри сюда! – показал он пальцем на маленькую родинку на изгибе локтя, - а теперь у себя посмотри, - сказал он, помогая мальчишке освободиться от альбома и карандаша и осторожно задергивая рукав на маленькой и тоненькой ручке, - Видишь!?..
На этом же месте, с точностью почти до миллиметра, на этой же руке, у мальчишки красовалась точно такая же коричневая бусинка-родинка.
-    Папка!.. Значит это все, вранье, да? Ты мне родной, самый, самый!
-    Конечно, врут, сынок. Глупые люди так говорят!… Ты их не слушай!
- А я им всем сейчас про родинку расскажу. Скажу, что у нас все одинаково. А Таньку побью и еще Коляна толстого, он жадный, а она дразнилка и ябеда…
- Ну-ну… - вымолвил сдавленно отец, кажется и сам не понимая, поддерживает он сына или нет.
Но вдруг крепко обнял его, прижал хрупкое тельце мальчишки к своей груди, так что каждое  ребрышко его чувствовалось, словно желая слиться в единое целое и, повторил почти шепотом:
- Все у нас с тобой одинаково, брат, тут ты прав!…

В комнату неслышно вошла женщина, с утомленным красивым лицом и глазами, припухшими от слез. Было заметно, что она только что их вытерла и, желая скрыть свою слабость, умылась.
Посмотрев сначала на мальчика, а потом на мужчину, словно изучая обоих, она тяжко,  как от озноба вздохнула и, плотнее укутываясь в большой пуховый платок, обратилась к мужчине:
- Саша, ты ужинать будешь? Иди, все на столе.
Мужчина посмотрел на мальчишку, встал в полный рост и, взяв его за руку, с каким-то едва заметным вызовом, ответил:
- А я, с сыном пойду, - обратился он к тому, кто стоял между ними, - Пойдем, Юревич, а?.. Что там нам мамуля приготовила?…
Под едва сдерживаемую улыбку женщины, словно уже оттаивающую от недавнего огорчения, они нарочито бодро зашагали на кухню.
Перед тем, как закрыть за собой дверь. Мальчишка обернулся и с необъятным оптимизмом, на который способен только ребенок, выпалил:
- Мам, а мам!?.. А ты папку больше не выгоняй. Он от нас никуда не уйдет. А то я чемодан   
      спрячу... У нас с ним родинки одинаковые!..
- Иди, иди… Защитник, уже не таясь, улыбнулась женщина.

Дверь закрылась. Стало тихо. Было слышно, как за окном шелестела осенняя тополиная листва и, как мерно отстукивали настенные часы, беспрерывно сокращая минуты человеческой жизни.
 
                февраль 1986 г.