Записки бывшего опера Глава пятая

Я приехал почему-то в свой офис. Машину поставил в гараж. В ближайшем магазине взял бутылку водки, хлеба, колбасы и консервов. Полез в карманы куртки, чтобы рассчитаться за покупки. В объёмистом внутреннем кармане лежал пакет Сивого. Мать твою так! Торопливо рассчитавшись, я не мешкая, вышел из магазина. Куда всё это спрятать? Как известно - по крайней мере, так утверждали корифеи детективного жанра - самый лучший тайник располагается на самом видном месте. У меня на этот счёт нет твёрдого убеждения, в жизни многое происходит совсем не так, как в книгах.

Поразмыслив немного - думать, долго не было времени - я решил запрятать пока компромат на Дятла в гараже. Во всяком случае, далеко не все знают, что я арендую гараж. А там... там видно будет.
 
 Я быстро открыл гараж. Куда затолкать мои сокровища, которые сейчас представляют для меня немалую опасность. Немалую... За такое... нет, лучше об этом не думать.
 
Пол в гараже не был забетонирован. С чем это было связано - со спешкой, более важными делами, чем постройка гаража, или с нехваткой финансов - кто его знает. Вместо бетонной стяжки, пол был покрыт всем, что, по-видимому, подвернулось под руку хозяевам: кусками фанеры, транспортёрной ленты, старым линолеумом... В дальнем правом углу высилась пирамида из старых и новых покрышек. Её основанием служили два шипованых колеса.

Воровато оглянувшись, я запер калитку, освободил угол от колёс и покрышек. Этот угол  был застелен старым линолеумом, под которым покоился солидный слой шлака. У входа в гараж, словно ожидая своей очереди, сосредоточились в углу метла, лопата для уборки снега и обычная, штыковая, именуемая в народе аббревиатурой "БСЛ", что означает:   большая сапёрная лопата, или, как ещё говорят в армии, шанцевый инструмент.
 
Честно говоря, мне сейчас было не до того, что означает, или, как ещё величают это изобретение человечества. Данный кусок железа на черенке, интересовал меня как инструмент, которым можно выкопать совсем небольшую ямку, что я, собственно, и сделал за считанные тридцать секунд.
 
Я достал плотный, чёрный пакет. Сказать, что мне очень хотелось ознакомиться с его содержимым, значит, не сказать ничего. Меня просто мутило от желания узнать, что же такого интересного накопал какой-то умница на моего обидчика. В пакете лежало несколько аудио кассет, толстая тетрадь, средней толщины картонная папка, с надписью "Дело", и видеокассета. Тяжело вздохнув, словно алкаш в завязке, которого дразнят бутылкой водки, обещая, что никакого вреда его организму это не нанесёт, и не стоит так издеваться над собой, если невтерпёж выпить, я аккуратно сложил материалы обратно в пакет. Пошарив глазами вокруг себя, я обнаружил большую жестяную коробку, в которой лежали болты, гайки, шайбы, и прочая деловая техническая мелочь, без которой, уважающий себя водитель, из небогатых, разумеется, чувствует себя в состоянии постоянной тревоги и технической несостоятельности, потому как в дороге может случиться всё что угодно, от прокола колеса, до выхода из строя двигателя.
 
Меня подобные угрызения совести мучили редко, поэтому я без колебаний вывалил бесценное железо на стол, заменяющий верстак, протёр коробку изнутри валявшейся рядом ветошью, положил пакет внутрь и закрыл крышкой. Через пару минут, дальний правый угол гаража принял, если не первозданный, но, по крайней мере, свой обычный, в последнее время вид, при всём притом, утаив в себе компромат на плохого дядю, которого очень многие, включая меня, называли Дятлом.
 
 Как ни странно, но после выполненных мною несложных манипуляций, стало чуть легче на душе.
 Собственно говоря, я ничего не знаю о смерти Зойки - мы с Сивым договорились, что пока я сидел в баре, обворожительная актриска была ещё жива; прятаться от ментов не имело никакого смысла. Я немного приободрился, вышел из гаража, запер его. Будем надеяться, что никто не видел, как Вадик передавал мне пакет, а если и видел, то уж наверняка не слышал, о чём шла речь - рядом-то никого не было.

 Я зашёл в офис. Из-за недостатка мебели и необходимости ремонта, помещение имело просто-таки нежилой вид. Недаром моя первая клиентка не смогла скрыть своего разочарования по поводу увиденного. Да, клиенты будут шокированы моим офисом, это факт. Остаётся только одно - сразить их наповал моим профессионализмом. Шутка... Ремонт всё равно нужен. Мама дорогая, о чём я думаю! У меня на глазах только что умер человек. Сизый, мой верный и толковый информатор, который не первый год приносит мне порой просто сногсшибательную информацию, наверное, уже даёт показания, выгораживая меня. А почему, собственно, выгораживая, да и в чём менты могут его заподозрить, что они могут предъявить ему? Спору нет, Сивый неоднократно сидел, и ежу понятно, что к таким людям родные органы зачастую относятся предвзято. Но ведь Сивый сидел в последний раз лет семь назад. Конечно, если бы не я, сидеть бы ему куда чаще… Но ведь и если бы не он... Мне многие преступления удалось раскрыть благодаря нему. Кстати, если дела мои пойдут в гору, в дальнейшем, за полученную информацию нужно будет достойно платить, а ещё лучше, взять его к себе на службу. Дело в том, что Сивый не только умеет собирать и пользоваться информацией правильно. Помимо всего прочего, Вадик в совершенстве владеет искусством слежки. Как старый сердцеед,  попросту говоря, бабник, меняющий баб чаще, чем иные мужики носки, Вадик любит женщин не столько красивых, сколько имеющих отношение к богеме. Актриски у него бывали, Зойка тому пример; пара художниц, поэтесса даже. Он, кстати, давал почитать мне её стихи - куда там многим прочим... Поэтесса эта, кстати, печатается под псевдонимом... Нет, ребята, это уже частная жизнь...
 
Так вот, поскольку с актрисками ( актрисами я их называть опасаюсь ввиду ограниченности таланта в плане театрального искусства, они были больше по части камасутры и выпивки) Вадик пересекался, в его арсенале прочно зависло энное количество париков. Уж не знаю, выпрашивал он эти парики у своих возлюбленных или воровал на память - сие мне не ведомо. Как эти бабёшки отчитывались на работе - реквизит всё-таки - тоже не знаю. Знаю одно - Вадик умел этим всем пользоваться, да и вообще, имел явный талант к лицедейству. Один раз он мне сильно помог, переодевшись в женщину. Да, дельце-то было громкое, да вот обидно, Сивый остался в тени, а сладкое бремя славы, в виде копеечной премии и благодарности без занесения (читай: на словах) испытал я один. О Сивом не знал никто, даже мои верные друзья, и дело вовсе не в том, что я им не доверяю... Всякое бывает, все мы люди. Короче говоря, Вадик  был у меня тщательно засекречен.
 
Я прошёл на кухню, выложил продукты на стол. Да, холодильник не просто мне не помешает, он жизненно необходим. Поставив чайник, я решил проанализировать ситуацию в более спокойной обстановке. С чего я взял, что Сивому сейчас менты выкручивают руки? Девка явно объелась водки и всяких там коктейлей, а сердчишко-то, скорее всего, слабенькое - опять же, человек творческий, видимо, не всеми признанный; да и с любовью у неё явно была напряжёнка...
 
Меня можно обвинить в чёрствости и жесткосердности, поскольку я говорю о Зойке с некоторой иронией... Дело в том, что за двадцать лет службы в известной организации, я видел столько трупов, что теперь... Издержки профессии, ничего не поделаешь.
 
 Меня просто подмывало пойти в бар и всё выяснить, однако, это может вызвать подозрения. Я решил отложить это до завтрашнего утра. А может быть, стоит просмотреть документы сейчас?
 
Что-то меня остановило, может быть, простая интуиция, которой меня господь не обделил. К тому же, нужно было отрабатывать аванс моего первого клиента. Сначала вы работаете на свою репутацию, а потом уже репутация  работает на вас.
 
Закипел чайник, выпустив струю густого пара, в сочетании с негромким сипом, отвлекая меня от своих мыслей. Я заварил чай. Отхлебывая первые глотки горячо любимого мною напитка, я смотрел на стол, на котором лежали консервы, колбаса, хлеб и королева вино-водочного царства - так ведь Вилли пел когда-то... На кой я взял водку? А для чего мне консервы? Ведь я в состоянии приготовить что-либо более приемлемое и радостное для моего многострадального желудка, ведь я умею это делать. Ну, с водкой всё ясно - нервы...
 
Я прекратил начатую самим собой дискуссию открытием водочной бутылки. Налил в стакан граммов семьдесят. Хлопнул. Водка, разогревая мой кишечник, полилась прямиком в желудок. Впрочем, процесс, может быть описан недостаточно точно - я не силён в анатомии.
 
 Открыл консервы. Вид скумбрии в масле вызвал обильное слюновыделение. Желудочный сок тоже не заставил себя долго ждать.
 
Привычка. Старая ментовская привычка, жрать всё, что видишь. Тем не менее, так жить нельзя. Нужно незамедлительно съездить на рынок, купить кое-чего, чтобы что-нибудь путное приготовить - не век же консервы жрать.
 
 Что касается консервов, то я их съел за свои тридцать восемь полных лет несметное количество. Причин было две: служба в органах, и жена, которая готовила, мягко говоря, неважно, да ещё и ленилась, кроме того. Таким образом, я стал существом неприхотливым, даже всеядным. О таких говорят, что "желудок на помойке нашёл". Но это факт, и никуда от этого не деться.
 
Я выпил ещё, закусил скумбрией, которая, между прочим, была не так уж и плоха. Так, всё, пора ехать на рынок. Какое там "ехать"? Я ведь выпил... С ментурой, ребята, по мелочам связываться не стоит, а если уж и связываться, то только в том случае, когда на карту поставлено очень многое... Хотя, лучше обходить стороной это заведение, равно, как и его сотрудников, тем более, что среди них достаточно говна.
 
В моём последнем выводе я не одинок - так считает большинство. Я же хочу сказать по этому поводу следующее: процент говнюков в милиции равен проценту говнюков в прочих организациях. Это - аксиома, то есть теорема, которую, по причине своей недоказуемости, вернее, очевидности, доказывать не имеет смысла, нужно просто запомнить. Есть, правда, поправка - власть, которая многих портит. Хоть и небольшая, зачастую. Всё зависит от выслуги лет и должности.
 
Ладно, Цицерон, вали-ка на базар, разбухтелся тут...
 Я надел туфли, прихватив с собой пару вместительных пакетов, вышел из квартиры, не забыв её запереть.
 
На дворе  разгар бабьего лета. Деревья, с уже начавшей опадать листвой, были где огненно- красными, где прямо-таки золотыми - такой вот каприз природы. Тепло, почти по-летнему, тихо, ни ветерка, какого-нибудь другого нарушителя спокойствия, только слышно, как в парке, на скамейке, забивают "козла" пенсионеры.

Люблю я пышное природы увяданье...
 
Молодец всё-таки Пушкин, что ни фраза, то в самую точку. Спасибо ему за русский язык, который его стараниями превратился  в богатый и могучий... превратился, но ненадолго... Теперешнее "бычьё", а также серое "тинейджерство", основательно подпортило его всяким мусором, вроде: конкретно, чисто конкретно, реально, как бы, и... Не хочу портить себе и без того не очень хорошее настроение. Сам-то я, конечно матершинник отъявленный, но, справедливости ради, стоит отметить, что даже великие люди, о-о-чень близко знакомые с русским языком, имели слабость сквернословить. Пушкин, Лермонтов, Есенин - ребятки-то, чай не чета нам... Конечно, об этом можно долго дискутировать, но...

                После будем морды бить, я вина хочу...
 

Так пел король бардов Владимир Семёнович Высоцкий. Я, правда, вина не хочу, тяпну лучше водочки, а в процессе пития, приготовлю что-нибудь, ну очень съедобное, борщ, например, или суп-рассольник, очень мною уважаемый. Приготовлю, не сомневайтесь, это я научился делать - выхода другого не было... При такой-то супруге. Не подумайте, что жалуюсь.
 
С этими мыслями я дошёл до рынка. У него такое гордо-нелепое название - Ленинский, по названию района, значит. Революция давно забыта, а вот Ильич, зараза сифилисная, по-прежнему напоминает о себе. Слава богу, что хоть таким вот мирным образом.
 
Покупаю у немногословного торговца кусок аппетитнейшей свинины. У торговки, стоящей рядом - настоящую деревенскую курицу. М-да, есть у меня сегодня выбор, в том смысле, из чего приготовить.  С немного потяжелевшим пакетом, направляюсь за зеленью, капустой, морковью, картошкой, свеклой и прочими составляющими, без которых невозможен кулинарный успех, когда речь идёт о приготовлении борща. Прикупил ещё кое-что. Со всем этим мясоовощным великолепием, в приподнятом настроении, направляюсь домой. Ставлю возле входной двери тяжёлые пакеты. Открываю дверь, вхожу в прихожую. Дорожка на полу немного топорщится - вроде не пьяный, но умудрился запнуться, когда уходил на рынок;  возможно, что в моё отсутствие здесь была тётя Дуся, моя соседка сердобольная, дай бог ей здоровья и долгих лет. Как всегда решила, что меня нет дома, а это значит, что бедный Томас голоден, как стадо котов, а цветы засыхают, поскольку кроме неё их полить некому. Тут же звонок в  дверь. Открываю. На пороге стоит тётя Дуся.

- Здравствуй, сосед! - весело приветствует она меня. - Ты дома сегодня?
- Ну да, как видите. - С запоздалой вежливостью отвечаю на приветствие: - Здравствуйте, тётя Дуся!
- Привет, привет, Алексей Кириллович. - Она почти всегда меня так называет, на «ты», но по имени-отчеству - в знак уважения к моей работе. Дело в том, что её покойный муж тоже был опером, но, понятное дело, очень давно - я тогда ещё был, как сказал бы Остап Бендер, крайне мал. - Ты, сегодня дома?
 
Я вздохнул:
- И сегодня, и завтра, тётя Дуся. Уволился я...
 
Она, прищурившись, вопросительно посмотрела на меня:
- Сам?
 
Вот что значит, жена, вернее, теперь уже вдова мента - глаз - алмаз. С такой супругой и легко было, видать, Гаврилычу, и одновременно с этим, трудно. Трудно, потому, что от неё, наверное, трудно было что-то скрывать, слишком проницательна.
- Не совсем...
 
Тётя Дуся, вернее, Евдокия Харлампиевна, понимающе покачала головой.
- Хорошим людям везде трудно, Алексей Кириллович. С моим-то, с Иваном Гавриловичем, тоже всякое случалось: то подставят, то подсидят, то ещё чего... Всё ж-таки до пенсии дотянул кое-как... Сыновья-то наши по его стопам пойти не захотели - неблагодарный труд... Ну ладно, Алексей Кириллович, пойду я, вижу, ты готовкой сегодня занят. Цветочки полей, да смотри, драцену не залей - не любит она этого...
 
Тётя Дуся, шаркая по-старчески ногами, удалилась к себе, на второй этаж.
 
Я подхватил пакеты, и пошёл на кухню, точнее, хотел пойти, да не дошёл. Боковым зрением, увидел то, что ни один нормальный квартировладелец, даже в страшном сне не пожелает увидеть. То, что творилось в общей комнате, можно назвать только одним словом... К сожалению, оно нецензурное. Я медленно опустил на пол пакеты с едой. Нет, в комнате не бесчинствовал Томас, нагадивший на диван, предварительно сожрав что-то непотребное. Всё обстояло гораздо хуже. В моей квартире кто-то побывал, и отнюдь не с дружеским визитом...
 
Бельевой шкаф был открыт настежь. Повсюду валялись простыни, наволочки, носки, брюки, полотенца. Груда рубашек высилась возле окна. На окне в беспорядке валялись все мои галстуки - от будничных, до парадных. По правде сказать, я их все ни разу не надевал - не до галстуков, при моей-то работе. Это Людка хотела очень привить мне любовь к деловому стилю...
 
Я подошёл к шкафу, достал шкатулку. Она лежала почти на видном месте - так поступает большинство. Деньги в белье, драгоценности в чайной чашке... Такая же глупость, как ключ под ковриком. Деньги были на месте - и рубли, и доллары. Не подумайте, что я Рокфеллер. Сбережения мои невелики; я вообще удивляюсь, как при моей-то зарплате, я что-то сумел отложить. Правда, получив "выходное пособие" (последняя забота родных органов), я малость "обогатился - хватило на открытие моего дела. Так!
 
Я энергично тряхнул головой. Оцепенение прошло, пора серьёзно призадуматься по существу свершившегося. Деньги не взяли. Почему? У меня нет ни антиквариата, ни чего-либо ещё, что смогло бы возбудить интерес злоумышленников. Разве что спугнули их?
 
 Меня не очень-то устраивал такой расклад по нескольким причинам. Первое. Если так, то они могут вернуться сюда, с целью повторить свой сегодняшний "подвиг". Второе. Я - бывший мент, а это значит, что врагов у меня выше крыши. Третье. У этих гадов либо есть мои ключи, а если и нет, то они работали отмычкой. Им хватило пары минут, для того, чтобы открыть мои не очень-то мудрёные замки, а теперь хватит и десяти секунд. Рука уже набита... Что мне делать? Наивный законопослушный гражданин, первым делом бросился бы к телефону вызывать милицию. Нет, мне этого делать не стоит, опять-таки, по нескольким причинам. Я ведь сам мент, только теперь вот гражданский. Да и зуб у них на меня...
   
Честно говоря, я плохо представлял, к кому я мог бы обратиться. Вроде бы и проработал в ментуре немало, но в то же время... Не так много у меня там друзей, да какие там друзья - приятелей-то путёвых не нажил... Обратиться-то не к кому. Контора суровая, сантиментов не терпит. Законы более чем волчьи. Есть, конечно,  два друга…
 
Всё-таки в который раз пытаюсь дозвониться до Догилева и  Полякова - всё тщетно. Они, разумеется,  на задании. Ребята хлеб, купленный на деньги налогоплательщиков, зря не едят. Мужики своё дело знают и любят. Да-да, именно любят. Без этого в нашей профессии делать нечего. Те, кто не любят эту не очень-то обожаемую народом профессию, становятся либо взяточниками, либо очередниками за пенсией. Есть ещё одна категория – «шланги», те, которые просто коротают свой рабочий день, создавая видимость кипучей деятельности. Вот таких-то людей я никогда не понимал...
 
Может мне кто-нибудь подсказать, что делать дальше? Я, скорее по привычке, чем осмысленно, похлопал себя по подмышечной кобуре. Пистолет Макарова привычно согревал тело и душу (простите за не совсем удачный эпитет - потянуло почему-то), но совершенно не давал не только ответа  на вопросы, каких было несметное количество, он не мог дать даже паршивенького совета на мои действия в ближайшие пять минут. Простите, смахивает на бред.
 
На душе было не просто неспокойно, а гадко до безобразия... Я сотни раз видел разграбленные квартиры, но ничего подобного не ощущал ранее по одной простой причине - то были не мои квартиры. Сейчас же, глядя на мою обезображенную чей-то варварской рукой квартиру - даже не обворованную, а просто осквернённую - по крайней мере, мне так казалось - я, человек, который всегда знал, что делать в подобных ситуациях, сейчас пребывал в полной растерянности. Обращаться за помощью, по понятной причине, было некуда.