Камо грядеши Идущие первыми

Владислав Гусаров

                Камо грядеши (Идущие первыми)
                (Рассказ)

- Этот участок дна Охотского моря перспективен с точки зрения нали-
чия под ним жидких углеводородов, то есть нефти.
Степан Яковлевич Крайний, старший инженер партии геодезистов, старался говорить доступным языком, чтобы заинтересовать слушателей, но
чувствовал, что говорит невыразительно и коряво. Слова «репер», «марка»,
«целенаправленный маршрут поиска» и другие, уместные в разговорах специалистов его профиля, не вызывали у слушателей интереса, томили их.
           Слушатели – матросы, мотористы, штурманы и механики буксира                «Спокойный», на котором геодезисты шестой месяц работали, обследуя дно                Охотского и Берингова морей, явно скучали. Крайний мог это понять: в                длительном рейсе мужчинам не до вселенских открытий в донной тверди 
                под водной гладью.
Десять геодезистов, среди них жена начальника партии, и два моториста по обслуживанию небольших, но очень мощных воздушных дизель-компрессоров всё светлое время суток находились на небольшом пространстве кормовой палубы судна, отсыпаясь в штормовую погоду, кое-как устраиваясь  в узеньких пиналах-каютах или в рабочем помещении среди столов, приборов, карт и рабочей одежды. Это помещение считалось самым просторным, в нём было несколько важных приборов, которые геодезисты берегли и о которых говорили едва не шёпотом.
Основная работа велась на кормовой палубе. Опущенная с борта пневматическая пушка оглушительно бабахала, и звуковая волна, пройдя несколько тысяч метров  глубины, проникала в толщу дна и возвращалась оттуда отражённой от залегающих там пород. Эхо улавливалось приборами в рабочем помещении, а геодезисты заносили показания в журнал. Чаще всего приборы фиксировали просто грунт, а не заполненные газом или нефтью каверны, но это ещё требовало анализа в институте по окончании срока экспедиции. На языке геодезистов это называлось «в камеральных условиях» или просто «камералка». «Камералка» выяснит, «камералка» покажет».
Обозначенные Крайним районы Охотского моря были результатом камерального анализа. «Спокойный» возил на себе геодезистов четвёртый сезон, находясь в аренде института.
- Этот район ( мы назвали его «Каверна «Спокойный») в перспективе может стать  нефтяным Клондайком  Дальнего Востока.
Степан Яковлевич Крайний обвёл тупым концом карандаша место на карте.
- Район небольшой, всего несколько тысяч квадратных миль, - тонко улыбнулся Крайний.
Заметив пробудившийся в слушателях интерес, подмигнул:
- Вовсе не исключено, члены экипажа буксира «Спокойный» в обозри-
мом будущем  станут совладельцами этого богатейшего нефтеносного района. Как участники-поисковики… Напрасно посмеиваетесь, граждане морские волки, ирония здесь неуместна, я за свои слова отвечаю… Особенно веселится боцман. Ваша фамилия, кажется, Крайнов?.. Крайнов и Крайний… Почти родственники. Вы можете претендовать на мою долю в будущем предприятии, как наследник. Не верите? Конечно, придётся доказывать, что вы мой брат, но это не составит трудов. Улыбаетесь, товарищи, зря. Наше родное правительство всегда поощряло передовиков социалистического соревнования, которыми вы, экипаж буксира «Спокойный», несомненно, являетесь.
Крайний всё-таки своего добился: интерес к работе геодезистов в экипаже проснулся. Вопросы не заставили себя ждать. Крайний обстоятель-
но отвечал.
Нет, это не одно  такое место, есть и другие, но их ещё должна обсчитать «камералка», и я доложу вам о них на следующий год. В Бернго – вом море тоже есть места. Районы  мы сейчас корректируем, но я могу вам показать карту вскоре. Хотите завтра? Не хотите? Жаль. В Берин-
говом море, похоже, не газ и нефть, а бриллианты. ( Я, конечно , шучу, но нефть и там имеется. Само собой, я гарантирую.) Нет, акций с того места да-
рить не стану, пусть остаются мне… На Аляске нефть есть, почему не быть ей в нашей экономической зоне? Структура земных слоёв совпадает… Очень правильное замечание. Знал бы император Санька Третий, что на Аляске нефть, продал бы её рублей на двадцать дороже. Хороший был царёк, хозяйственный… Снова хихикаете? С юмором у вас в порядке… Есть ещё вопросы?.. Тогда благодарю за внимание. Экскурс в историю и перспективу освоения и развития  нефтеносных залежей на Дальнем Востоке Степан Яко-
влевич Крайний закончил.
Его проводили аплодисментами. Тема лекции вызвала интерес и дала экипажу приятное ощущение сопричастности работе геодезистов-первопро –
ходцев. Ведь за четыре года «Спокойный» исходил с ними просторы морей от Чукотки до Южных Курил. Нынешнюю экспедацию он завершал на Итурупе.
Капитан Владислав Васильевич Мишин не стал задерживаться в столовой команды после лекции, поднялся на мостик. На южные Курилы со стороны Японии надвигался  циклон, давление в центре его опустилось до угрожающих девятисот пятидесяти миллибар, о чём свидетельствовала при-
нятая радистом карта погоды. Буксир «Спокойный» стоял на якоре в заливе Касатка с океанской стороны Итурупа.
С крыла мостика Мишин видел, как прямо на входе в залив тралит рыбу японская шхуна, но её почему-то не гонят российские сторожевые корабли. Мишин поудивлялся, но потом решил, что погранцам виднее, зна –
чит, есть какая-то договорённость в верхах.
Очень хотят японцы забрать Итуруп, и не только его: и Кунашир, и Шикотан, и всю Малую Курильскую гряду. Отдай им острова до северного Парамушира – не откажутся. А может – откажутся? Мишин хмыкает. Рос –
сийские мореплаватели Козыревский и Шпанберг для того Курилы открыва-
ли, чтобы потомки их раздаривали! Видел Мишин в Японии карту «северных территорий»: и Камчатка с Чукоткой, оказывается, должны империи Ниппон принадлежать! Губа не дура…
Итуруп – самый крупный остров Курильской гряды. Это в Касатке берега низкие, а весь остров в  горных хребтах и действующих вулканах; обрывист, изрезан расщелинами и распадками, покрыт лесами лиственных и хвойных пород, ольховым и кедровым стлаником. И – бамбук. Мишин усмехается: «Был бы я бамбук, ни за что бы здесь не рос».
Стоит бамбук сплошной стеною, высота три метра, стебли гибкие и плоские. Непроходим. Геодезисты рассказывают, как бамбук одолевают. Ид-
ти надо гуськом втроём,  лучше вчетвером. Идущий впереди падает и подминает бамбук. Следующий проходит и тоже падает, оставшиеся повторяют маневр. Так прокладывают тоннель. Проходят четыреста метров в течение часа, иногда шестьсот метров. Пять километров в день. Весёлый и приятный поход. Прогулка. А вслед за ними бамбук поднимается, и опять – стена. В зимнее время, рассказывают офицеры-пограничники, сугробы – ка-
бины грузовика не видно. Если провалишься в сугроб - никто не найдёт. Под снегом, ведь, тоже бамбук: высох и затвердел. Офицеры со смешками рассказывали: ночью солдаты до ветру из казармы по снежным коридорам бегают, по одному не выпускают, дежурный  бдит. Не дай и не приведи, если кого-нибудь не досчитаются по возвращении, особенно в метель. Тем не менее, бураны и метели солдаты любят: в казарме посиживают, книжки интересные почитывают, к примеру, «Устав караульной службы»…
Подвезти геодезистов к берегу мотоботом не всегда получается: с океана постоянно накат. И не только это. Мишин недавно рискнул – и пожалел: на подходе к берегу бессчётное количество валунов и прикрытых водою обломков скал. Бот едва не разбило, а потом едва не  выкинуло на берег. Старпом сумел вывернуться. Больше Мишин рисковать не станет. В какую-нибудь тихую заводь пусть заходят,  а оттуда романтики-геодезисты пускай пешочком… Заросли бамбуковые  одолевать научились.
Сейчас  ветер  с оста, шестнадцать метров в секунду.  Уже шторм восемь баллов. Наконец-то началось, давно не  было…                -          - Машину готовить! Боцману на брашпиль! – приказал капитан помощнику.
Тот передал по трансляции и позвонил в машинное отделение. По су –
довым помещениям прошла лёгкая суета. Мишин  в такой обстановке даёт  машине готовность  пять минут, чем вызывает немалое раздражение старшего механика Бусарова, требующего всегда чуть ли не получасовую готовность. «Ну, хотя бы минут пятнадцать!..» Ишь чего захотел, «дед»*! Это не иначе что-то в «машине» опять затевает:осматры там, ремонты! Механиков хлебом не корми, дай только гайки покрутить. Не терпится. Иногда Мишин, правда, идёт «дедушке» навстречу. Если обстановка позволяет.
* - «дед», «дедуля» - традиц. обращение к ст. механикам 

                2.
Техник Сергеев и трое рабочих были высажены вертолётом с океанской стороны Итурупа четырнадцатого октября. «Закладывать репер» - бить шурфы, вставлять и цементировать стальные трубы- предстояло месяц, и это не устраивало бригаду.
- Мы так до снегов провозимся, - говорили Мордвинов с Косачём, и младший из них, подвижный, спортивный и всегда трезвый Филичев был с ними заодно.
Валентину Филичеву вовсе не улыбалось оставаться на Итурупе до середины ноября: в Ленинград, откуда он был родом и в котором проживал после демобилизации из армии вместе с матерью, на октябрьские праздники обещала приехать из Тихвина  Ленка, с которой он дружил с восьмого класса, а с нею он  не виделся уже семь месяцев. Ленка даже не смогла приехать проводить его в экспедицию, да и вообще они виделись с нею всего три раза по три дня после того, как Валентин демобилизовался. Служил он в артиллерии под Псковом, но большую часть  времени не в воинской части, а на спортивных сборах и соревнованиях по вольной борьбе. Стал чемпионом военного округа и выполнил норматив кандидата в мастера спорта. Ленка этим очень гордилась. Они гуляли вдвоём  в любое время суток  по городу,  и никто не смел бросить в их сторону двусмысленную шутку или просто во след свистнуть. Иногда Валентину даже хотел, чтобы кто-нибудь свистнул…
Они вдвоём порешили, что на следующий год он поступит учиться в институт физкультуры, а пока временно устроится в экспедицию геодезистов рабочим. Елена к этому времени рассчитывала получить комнату в Тихвине от стройконторы, в которой работала мастером участка. Ей определённо обещали, сказала она. Тихвин от Ленинграда недалеко, они будут видеться  часто.
- Выполним месячную норму за десять дней! – заявил Филичев, призы-
вно глядя  в глаза Мордвинову и Косачу.
К его удивлению, здоровяк Мордвинов и «хиляк» Косач призыв Фили-
чева поддержали. Им, старым экспедиционным волкам ( обоим за сорок ), то-
же не улыбалось оставаться на Итурупе до середины ноября.
- Шторма! – неприязненно морщился Мордвинов, а Косач кивал. – Ту-
маны – зги не видно, трах-тарарах! Промозглость стылая, дожди, не лес, а болото! В палатке сидишь, как поросёнок с яблоком во рту!
Это была его очередная «придумка». Мордвинов ( в узком кругу Морд-
вин ) иногда сочинял что-нибудь заковыристо-весёлое, и это пользовалось успехом, «придумки» разлетались по экспедиции  от Курил до Ледовитого океана. Мордвинов как-то услышал в Тикси: «Равнодушие – импотенция со-
вести». И был доволен. Своё авторство выпячивать не стал.
Работой  в экспедиции, как это ни казалось Филичеву странным, Мордвин был доволен, а на вопрос молодого рабочего: «Почему?» - ответил в своей ироничной манере:
- Профессионализм! Кроме того, мы здесь – всегда первые!
Во взгляде, брошенном на Валентина, тот прочёл, что работой своей Мордвин гордится.
Косач был у Мордвинова «ведомым». Они работали в паре десятый сезон. Но в «хиляке» Косаче во время работы просыпался такой азарт, что «ведомым» становился Мордвин.
- Значит, за десять дней? – уточнил техник Сергеев.
- Ну, - сказал Мордвинов, а Косач кивнул.
Филичев, узнав о согласии коллег, заулыбался. Значит, с Ленкой на октябрьские праздники встреча состоится.
- Тогда – чё? – спросил техник.
- А то! – ответил Косач.
А Мордвин кивнул.
Из выделенной бригаде суммы продуктов закупили на десять суток, а на остальные набрали спиртного. Перед отлётом на маршрут они ещё хорошо «погудели» в ресторане Курильска.
Кандидат в мастера спорта Филичев участия в «сабантуе» не прини –
мал.
В отчётных документах значилось, что продуктов закупили на тридцать суток, заведующий складом с удовольствием печать приложил.
Через сутки утром вертолёт высадил на побережье Итурупа  со стороны океана  одного трезвого и троих, которым «по морю было, аки по суху».
Косач нёс на плече карабин.
- Патроны где? – спросил техник Сергеев, превозмогая тошноту и голо-
вную боль.
Косач лишь отмахнулся.
- Патроны где? – налетел на Мордвинова Филичев.
Тот ткнул пальцем в техника, и трое уставились друг на друга мутны-
ми глазами.
Филичев сбросил с плеч и вывернул рюкзак. То же проделали со сво-
ими Сергеев и Мордвин с Косачём. Патронов в рюкзаках не оказалось.
Они долго молчали, опустив головы, переживая «прокол». Потом Сер-
геев сказал:
- Ништяк! На десять суток продуктов должно хватить. Вертолёт… Ку –
рильск… Недалеко… Рация… Теперь уж, кровь с носу, за десять суток маршрут отработаем. Пошли.

                3.

Мишин решил не выходить из Касатки: залив просторный, места для маневра достаточно. Потом – берега… крупную волну  ветер не поднимет. Не зря  японцы держали в этом заливе свой флот перед походом на Пёрл-Харбор в сорок первом году.
«Спокойный» двигался по заливу навстречу шквальному ветру и двухметровой волне, а когда сквозь прозрачную стену разбитой носом волны в  сумерках проглядывали очертания  берегов, капитан менял курс.  На минуту-другую буксир накренялся на двадцать пять и больше градусов, но затем пересекал кормою линию ветра, выравнивался и шёл в сторону противоположного берега, высоко поднимая нос и с грохотом обрушивая его в распадки между волнами. Становиться на якорь в заливе нельзя: неминуемо вместе с якорем сорвёт и понесёт или же оборвёт якорь-цепь.
А это уже ЧП. Было такое с Мишиным в Татарском проливе.
В открытом океане, если выйти из  Касатки,  ветер ещё крепче и круче волна, пускай уж в заливе перетерпит «Спокойный» шторм.
Ливень стоял на палубе стеною, температура упала, как заявил старпом, до «трёх градусов жары».
В девятнадцать часов при очередном развороте, когда буксир вновь накренился почти на двадцать семь градусов, в вентиляционный трубопровод правого борта ветром занесло верхушку волны. И она потекла по воздуховоду в машинное отделение. И всё бы ничего, но воздуховод проходил над главным распределительным электрощитом, и оказалось в том воздуховоде маленькое отверстие…
Распределительный щит не полыхнул, а лишь веерно заискрил, в двух местах загорелась электропроводка, а освещение машинного отделения уменьшилось на половину. Стармех и вахтенный механик кинулись к электрощиту. За несколько секунд, что бежал к месту аварии, стармех Буса-
ров воздал хвалу не Богу, а конструкторам и создателям дизелей, установлен-
ных на буксире «Спокойный»: всё, что нужно для нормальной работы, уста-
новлено и навешено на них самих, значит, что бы ни случилось с электрообо-
рудованием, дизели не остановятся.
А шторм за бортом не собирался утихать.
Стармех вернулся к посту управления силовой установкой и набрал номер телефона каюты электромеханика. Но тут же трубку на рычаги аппарата опустил: электромеханик только не катился сверху по трапам  от входной двери в машинное отделение. Ни слова не говоря, побежал за элек-
трощит, не очень вежливым тоном попросив убраться оттуда посторонних.
С мостика позвонил вахтенный помощник, передал трубку капитану, и обычно сдержанный Мишин  («Спокойный на «Спокойном» - говорили о нём) гневно потребовал объяснений: в рулевой рубке отключились все электронавигационные приборы; не видно, перекладывается или нет руль; машинный телеграф не работает, отсюда - нет возможности подавать с мостика команды о смене ходового режима…
- И так далее, - гневно выкрикивал Мишин. – Электромеханика – не-
 медленно на мостик!
Полнеющий электромеханик и в тридцать пять не разучился летать, потому что через несколько минут уже докладывал старшему механику Буса-
рову обстановку «на мосту». С комментариями. Машинный телеграф не работает, да; но судно слушается руля, поэтому капитан зря бесится, трах –тарарах; команды с мостика о смене ходов можно подавать в машинное отделение голосом по переговорным трубам, это элементарно, так сто лет де-
лают, когда потребуется, трах-тарарах; мастер** просто капризничает; «ро –
гатые»*** уже приспособились и по каким-то своим ориентирам определяя-
ют местонахождение судна, поэтому обойдутся  без навигационных приборов;
конечно, временно, трах-тарарах, какой разговор! Шторм?  В моей душе тоже шторм, я трепещу всеми фибрами! 
- Самое неприятное, - продолжал электромеханик доклад, - нельзя бросать якорь. Если его бросить, выбрать назад не сумеем: надо менять в электрощите один малюсенький приборчик – автомат питания.
Тут издёрганный, взмыленный электромех сказал не только «трах –тарарах», но и нервное «хи-хи».
Видя его близкое к помешательству состояние, «дед» Бусаров решил ему помочь и сурово сказал:
- Не хнычь! Пока всё не отладишь – из «машины» ни ногой! Электри-
ка в штате нет – третьего механика в помощь бери, я вахту вместо «третьего» постою. Первым делом, - ткнул он пальцем, - машинный телеграф отладь. Трубы переговорные – хорошо, но я голос свой берегу: мне скоро в хоре ветеранов труда петь… Прорвёмся!
И он электромеханику подмигнул.
                *  * - капитан ( от англ. master –  хозяин )
              * * *  - иронично-насмешливое о штурманах


                4.

- Сначала примем для сугреву, - сказал Косач.
- И поправим бестолковку, - постучал по голове Мордвин.
Сергеев, было, нахмурился, но согласился, только сказал:
- По чуть-чуть.
- А что нам поллитра на троих, - согласился Косач, - знамо дело, по чуть-чуть.
Филичев с недовольным выражением лица молча заталкивал в рюкза-
ки вываленные для поиска патронов вещи.
«По чуть-чуть» помогло. Через полтора часа после высадки, одолев бугор, бурелом и распадок, по которому бежал ручей, подошли к месту начала работ.
«Хиляк» Косач включился в работу, как заведённый. Мордвинов и Сергеев посматривали на него с удивлением. Дёрн, комья земли, уместивши-
еся на лопату камни летели от Косача в разные стороны, быстро образуя вну-
шительных размеров бугры. Однако, вскоре началась скальная порода.
- Клин! – потребовал Косач.
Мордвин кинул заострённый стальной коротыш. Косач, постукивая молотком, вогнал его в расщелину.
- Давай!
Плечистый Мордвинов, ухая, стал вбивать клин восьмикилограммовой кувалдой. Косач, пока напарник, отойдя в сторону, восстанавливал дыхание, отгребал камни подборной лопатой. Потом ждал, когда Мордвин наколет снова.
- Это до центра земли скала, - прерывисто хрипел Мордвинов.
- А ты как думал, - тут же ответил ему Косач, - наши предки-первопро-
ходцы прямо так, под дёрном золото стали бы прятать? Долби, долби! Они прятать умели!
Каждый шурф давался с великим трудом, норматив требовал копать на глубину два метра. Потом туда вставлялась труба, и её цементировали. Закладка репера – работа тяжкая, потому и отводилось на неё тридцать дней.
«Но! – поднимал палец Косач. - Работа денежная».
- Всё светлое время суток рыть! – сказал Сергеев.
Никто не возразил.
Сергеев с Филичевым размечали на маршруте места  закладки реперов. Они давно скрылись из вида Мордвинова и Косача. Теперь эти двое работали в узкой, глубокой штольне поочерёдно, а Сергеев с Филичевым,
вернувшись после разметки, стали бить свой шурф.
И так они работали семь дней.
Первым удивило Косача, что купленных продуктов нехватает. Внача-
ле они шиковали, и пока водилось «шило», именно так зашифровывали в экспедиции спиртное, они «под закусь» ели всего и помногу. Потом «шило» кончилось, и рацион был сокращён.
Работа продвигалась не так успешно, как  бы хотелось. Скальная порода преобладала. В местах сплошного скального массива шурф не били, ставили «марку». На её изготовление уходило много цемента, а воду пришлось носить издалека.
И всё-таки они успевали. На девятые сутки осталось пробить три шурфа. Два пробили быстро, грунт оказался податливым, они очень развеселились и очень сожалели, что нет возможности отметить это событие: всё  испили.
Девять суток они двигались недалеко от побережья, иногда углубляясь в лес, трудно, спотыкаясь и падая, но шли. Одолевали будто нарочно брошенные кем-то валуны; огибали скалы, скользя по осыпям, пробиваясь сквозь взбитые непогодами заросли низкорослых  деревьев, кедрового и ольхового стланика и тяжестью своих тел одолевая встающие на пути заросли бамбука.
К вечерней темени было уже не до разговоров. Косач и Мордвин  не пререкались, как прежде, не подначивали друг друга, за ужином выпивали несметное количество чаю, примешивая в заварку хвойные иголки от кедрового стланика и сосны, прикусывая комковым сахаром; техник Сергеев ночью во сне стонал, а по утрам долго не мог разогнуться, так и шёл согбенным к очередному шурфу. Сильно сдал Филичев. Ведь это была его первая экспедиция. Длинный нос его ещё больше заострился, глаза ввалились, бицепсы на руках спали, он тоже хватался за поясницу и по утрам вставал с трудом, а отужинав, сразу засыпал. Об одном он не жалел – что подбил товарищей по бригаде управиться с работой досрочно. С Ленкой они обязательно встретятся.
И никто не жалел. Косач даже подмигивал и похлопывал Филичева по плечу. В этом человеке, дважды «парившемуся» на нарах, оказался стержень, который, похоже, ничем нельзя было согнуть. А здоровяк Мордвинов сдал и уже с трудом «махал» восьмикилограммовой кувалдой. Они попрежнему работали парами: Косач с Мордвиновым, а техник с Филичевым.
К прижиму они подошли на десятые сутки и долго обходили его, взбираясь по крутизне скал, потом углубляясь в заросли леса и бамбука, одолевая каменистые осыпи и узкие, извилистые,  глубокие овраги. Когда, наконец, добрались до места закладки последнего репера, небо хмурилось, и они решили, что на сегодняшний день им достаточно, и не стали приступать к работе, хотя оставалось ещё несколько часов светлого времени. Косач, ставший в бригаде шеф-поваром, собрал остатки провизии и приготовил вполне съедобное варево. И очень сожалел, что ничего не осталось «для сугреву». И все, кроме Филичева, сожалели. Ночи становились холодными. Просыпаясь утром в палатке, они видели за её пологом, что всё вокруг покрыто инеем. Ночью бывало до минус трёх градусов. К двенадцати дня иней исчезал.
В эту ночь они замёрзли в палатке, а утром проснулись от шума обва –
льного ливня.
Значит, работы не получится.
Они пережидали непогоду в палатке, набросив на себя телогрейки и одеяла, не имея возможности развести костёр. Поели сухарей, накладывая сверху тушёнку, запили дождевой водой. Вечером Косач сказал, что продукты закончились. Вот только сухари и три банки сгущёнки….
А ветер свистел и норовил сорвать с кольев палатку, и дождь, то усиливаясь, то слабея, лил, не переставая. Филичев включил переносной  Ра-
диоприёмник, и они узнали, что над южной половиной Охотского моря, захватывая Курильские  острова, остановился и набирает силу пришедший из Японии циклон; что дальнейшему продвижению его на север  в сторону Камчатского полуострова препятствует зона повышенного атмосферного давления – антициклон.
- Т-так,- веско сказал Мордвинов, - вертолёта по такой погоде не жди.
И все посмотрели на Сергеева и портативную радиостанцию.
- Надо сообщить, - сказал Мордвинов и добавил: - О нас.
- Скажут: ждите погоду, продукты у вас есть.
- А продукты мы нечаянно утопили! – выкрикнул вдруг Косач и от удовольствия потер ладони. – Утопили, утопили! – почти запел он и засмеял-
ся.
- Давай! – требовательно сказал Мордвинов Сергееву.
Тот придвинул к себе радиостанцию. Включив её, не услышал знако –
мых шорохов и писков.
- Вот те Настя, - пять на десять! – удивился Сергеев. – Радиостанция-то – помре!
- Не может этого быть! – вскинулся Мордвинов. – Как так – помре! Мы, значит, без связи?! Вчера работала, ты сам с базой переговоры вёл!
- А сегодня не работает! – сердито ответил техник. – Кто на неё сегодня утром сапогом наступил, не ты ли?
- Чини! – фальцетом крикнул Косач. – Ты – начальник!
Но все понимали, что из их четверых радиостанцию починить некому.

                5.

Когда волна спала и ветер утих до шести баллов, «Спокойный» встал на якорь. Перед этим Мишин долго «пытал» электромеханика и «деда»: а вдруг брашпиль «не пойдёт» и якорь-цепь не выберет?
- И я потом не смогу сняться с якоря!
Мишин хмурился.
- Этого не может быть! – уверяли его «дед» и «светило» - Поменяем сго-
ревший автомат в электрощите – и пойдёт, и спляшет!
- Полчаса даю! – разрешил, наконец, Мишин. – И ни минуты больше!
«Светило» с третьим механиком управились в срок, «дед» отправил их на ликвидацию других неисправностей, сам остался в «машине» стоять вахту за третьего механика.
К утру со всеми проблемами по электрической части было покончено. Зашумела, было, буфетчица: у неё в прачечной перестала включаться стиральная машина, а она как раз собиралась стирать команде постельное бельё.
- Это крупная авария, - согласился с Клавдией Алексеевной «дед» Бу-
саров. – Но это – только во Владивостоке: встанем в завод, там быстро сделают. Правда, стоить это будет дорого. – Он вздохнул сокрушённо.
Клавдия Алексеевна встряхнула пышными смоляными локонами, прищурила пронзительно чёрные навыкате глаза, упёрла руки в бока и, притопывая  оголённой выше колена ножкой, стала произносить речь.
- Горе ваше, Клавдия Алексеевна, безмерно, - прервал буфетчицу «дед»
Бусаров, - и я его разделяю. Я рыдаю вместе с вами. – Он  задумался глубоко и затем сказал. – Хорошо, мы постараемся вам помочь. Собрав воедино наши немалые силы. Но сейчас, - продолжал он, - уважаемая Клавдия Алексеевна, для поднятия нашего боевого духа не могли бы вы приготовить ударникам коммунистического труда чего-нибудь вкусненького? Скажем, курочку с запечённой в духовке картошечкой?
- Или купаты, - сказал третий механик. – Я купаты люблю. Что лю –
бишь ты? – повернулся он к электромеханику. – Говори, пока Клавдия Алексеевна добрая. А то всё капитану да капитану…
Буфетчица не стала продолжать обличительную речь, повернулась и,
поддёрнув подол платья повыше, удалилась, гордо подняв голову.
Утром Мишин вывел буксир из Касатки и проложил курс на Уруп. Идя на север с океанской стороны, буксир испытывал немалую бортовую качку. На Урупе  ожидала отправки на материк ещё одна бригада геодезистов, и тоже из четырёх человек, как и группа Сергеева, о которой к этому времени Мишин ничего не знал.
Люди, ожидавшие эвакуации с Урупа, начали сезон на севере около Тикси, а в октябре оказались на южных Курилах.
Уруп необитаем, если не считать пограничников и десять человек обслуживающего персонала радиомаяка. Когда-то, во времена последнего российского императора на нём был посёлок беглых кержаков и церковь, но потом всё исчезло, и напоминанием о том времени стоят до сих пор покосившиеся, чудом уцелевшие кресты на заброшенном кладбище. Сейчас умерших на Урупе не хоронят, увозят в Россию к родным.
Уруп контрастен с расположенным через пролив Фриза Итурупом: ле-
сов нет, много стланика и мхов. Брошенный в океан остров несбывшихся надежд. Царство птиц и морского зверья. А холодное океанское течение относит соки цивилизации от этой земли.
Когда показался «Спокойный», для сидельцев с Урупа наступил праздник. Но он был недолгим: висевшая над южными Курилами непогода снова разгулялась.
И снова загудел шторм. В этом году все циклоны  после Японии поче-
му-то не сворачивали в океан, а шли на север в сторону Камчатки. Курилы стояли на их пути.
Мишин укрылся в бухте Медвежей на северной оконечности Итурупа. Синоптики снова обещали ураган.
В Медвежей пержидали непогоду две японские рыболовецкие шхуны и российский сторожевик. Японцы только носом не ткнулись в берег, так прятались за мысом в конце бухты, а военный корабль в час ночи сорвало с якорей и понесло. Выбрав якорь-цепи, он выскочил из бухты, но снова вернулся, потому что в море было ещё хуже. Он долго маневрировал по бухте, отыскивая место для стоянки, наконец, нашёл.
«Спокойный» спрятался надёжно.
Так дуло всю ночь и наступивший день, и лишь на следующее утро океан и море притихли, напоминая о шторме крутыми валами, идущими на береговую полосу. «Спокойный» через несколько часов был у места, где с нетерпением ожидали его «сидельцы». Прогноз обещал улучшение погоды на двое суток.
И накат на берег Урупа притих. Конечно, не до конца, но полного затишья можно ждать до второго пришествия, рассудил Мишин, и приказал спускать мотобот. Конечно, капитан помнил, что недавно зарекался  это делать в подобной обстановке, но выбирать было не из чего: через двое суток опять загудит.
«Спокойный» встал бортом на ветер, прикрыл бот от волны, и шлюп-
ку приготовили к спуску. Если людей  с острова сегодня не снять, неизвестно, когда появится возможность: осень – время штормов.
Уходившему на боте старпому капитан приказывал:
- Не рискуй. У берега каменистая гряда – понесёт, разобьет, людей по-
теряем. Место удобное для подхода ищи. Шлюпку резиновую используй.
На резиновую надувную шлюпку  Мишин возлагал надежды.
Старпом согласно кивал, поправлял на поясе портативный радиотеле-
фон «Акация», попутно следил, как боцман с матросами спускают шлюпку на воду. Четверо матросов сбросили надувную  «резинку».
- Смотри у меня! – строго сказал старпому капитан и погрозил пальцем.
- Всё сделаю, как велишь, Владислав Васильевич, - заверил старпом.
- Прошлый раз ты тоже на боте был! – напомнил Мишин. – Могли шлюпку потерять!
- Сейчас обстановка проще.
- Ой ли! – сказал Мишин.
- Ладно, Васильич, не переживай, всё будет, как надо:  и мотобот останется цел, и людей сниму. Самое главное: не скучай без меня.
Оба улыбнулись. Они давно работали вместе и хорошо знали друг друга.
Четверых «сидельцев» команда старпома сняла в течение двух часов. Накат, конечно, мешал, а когда волна отходила, из воды по бортам выступали валуны  и острые обломки скал. Матросы отталкивались от них вёслами и баграми, оберегая мотобот, а старпом помогал им, перекладывая руль в ту или иную сторону, отворачивая корпус от ударов. «Мотор обязан не скиснуть! Корпус обязан выдержать удары!» - убеждал себя старпом, оглядываясь на торчащие из воды скальные обломки и покрикивая на матросов и боцмана, чтобы те быстрее шевелились. А тех и торопить не было нужды – вот уже надувная резиновая шлюпка, подхваченная набегающей волной, несётся и тычется в недалёкий берег. Матросы не выпускают из рук капроновый конец, давая надувной шлюпке направление и удерживая, чтобы её не перевернуло. Геодезисты в резиновых сапогах едва не до пояса забегают в воду, подхватывают шлюпку, удерживают и быстро загружают вещами, оборудование и папками с материалами исследований и поиска, ради получения которых и находились в этом Богом забытом месте.
В  два приёма команда мотобота переправила геодезистов к себе на борт. Было невозможно стронуть с места загруженную резиновую шлюпку вручную, мешал идущий с океана накат, но тут уж старпом давал мотоботу ход и выводил вместе со  шлюпкой за полосу прибоя. Потом возвращался назад за остальными «сидельцами». Приняли на борт собачонку Жанетт, которая всё это время бегала по берегу и заливалась лаем, опасаясь, что её не возьмут. Но старшой геодезист подхватил её, укрыл полою плаща и выпустил из рук только на борту «Спокойного». Благодарная Жанетт за время пути до судна вылизала другу своему лицо.
Когда мотобот уже подходил к борту буксира, старпом сказал управляющему двигателем мотористу:
- Благодарю за службу.
А моторист ответил:
- Не надо меня благодарить, окажите мне честь: станьте свидетелем на моей скорой свадьбе.
Едва отошедшие от нелёгкой и рисковой операции матросы дружно за-
хохотали.
- Ну вот, мы и веселимся, как воробьи на шесте, - подвёл итог спаса –
тельной операции старпом.
Мишин его хвалить не стал, а попрекнул, что чиф**** мотоботом и людьми рисковал. Он наблюдал за маневрами шлюпки в бинокль, не уходя с крыла мостика.
                **** - старпом ( от англ. chief mate )
Старпом не стал оправдываться, только подмигнул с озорством;
- Бог создал море и рыбку. А птичкам нужен корм.
Знал, что Мишин в душе действия его одобряет. Тот часто сам риско –
вал: такая работа. Кто же это сказал? - «Глядя на пропасть, один думает о смерти, а другой о том, как построить мост». Они с Мишиным – строители.
Владиславу Васильевичу больше не хотелось хмуриться. Старпом вы-
полнил поставленную задачу быстро и хорошо. Конечно, рисковал, но кто  не
рискует, тому и в шалаше Рай… Это Мишин придумал. Клава, то бишь Клавдия Алексеевна, обещала вечером приготовить в духовке курицу с под-
румяненной картошечкой, надо будет обязательно пригласить старпома.


                6.


Сухари, две банки сгущёнки были съедены. Последнюю банку Сергеев забрал.  «На крайний случай». Оставалась ещё томатная паста.
Радиостанция не работала. Верх палатки с одного края провис из-за набравшейся там дождевой воды. Дождь лил, не переставая. Температура воздуха ночью опускалась до минус четырёх. Ружьё ненужной палкой стояло в углу палатки. Будто подразнивая, совсем близко пробежали и остановились две косули. Пролетали стаями утки. Видели лису и какого-то чёрного, в подпалинах зверя. Косач и тут оказался знатоком: утверждал, что это енотовидная собака.
Двое суток они ничего не ели, кроме ягод рябины. Сергеев пошёл навстречу просьбам и выдал по ложечке сгущёнки. А ветер не утихал, и дождь лил. Костёр в сырости разжечь не сумели, в палатке сидеть неуютно и холодно.
Через сутки прилетел вертолёт, но сесть и даже зависнуть не сумел: мешали порывы ветра, да и был он перегружен - собирал людей и оборудование  по точкам расположения бригад экспедиции. Улетел.
- Всё ясно, - сказал  Косач горестно, - у них и в голове не звякнуло, что  у нас для еды остались только сосиски.
Попытки оживить рацию успеха не принесли.
Потом уж, на базе в Курильске специалисты определили: вышел из строя приёмник, а передатчик исправен, и Сергеева база услышать могла. Но
техник Сергеев этого знать не мог.
Гул вертолёта затих, а с ним исчезла надежда. И впал в ярость техник Сергеев, и поддержали его голодные товарищи, оставленные в «холодной сырости осенней мокрости». И кинулся техник, как был, без телогрейки через сопки и лес в сторону Буревестника, до которого было всего-то трид –
цать километров по прямой.
И была в том Буревестнике база экспедиции. И кричал, убегая, в яро-
сти  техник Сергеев:
- Я их всех там порву и порешу!
Через час спохватились Косач, Филичев и Мордвинов и забеспокоились: куда, дурная голова, побежал – налегке, даже без телогрейки и ножа!
Филичев вскочил и заспешил следом, и его поглотили заросли.
Сергеев ушёл далеко, но Филичев догнал его. Ориентиром были там и тут оставляемые Сергеевым следы. Вот сломанная ветка рябины; выверну –
тая сапогами земля; колея от прохождения по высокой траве; выпавший из кармана носовой платок; сорванная с головы вязаная шапка – Сергеев, сокращая путь, пробирался сквозь кустарник; и наконец -  брошенные рва –
ные рабочие рукавицы. А впереди между редкими в этом месте деревьями трудно поднимающийся на взгорок человек.
- Стой! -  крикнул Филичев. – Вместе пойдём!
Но идти он не хотел. Обступивший кругом мокрый лес, овраги и осы –
пи, через которые он уже прошёл и которые ещё впереди, незнакомый маршрут, налипшая на сапоги неподъёмная грязь, мокрая одежда и секущие руки и лицо острые стебли высокой травы, плавающий в распадке промозг –
лый туман, почти непроходимые заросли бамбука – всё это, неприятное и чуждое ему, отталкивало от тягостного, долгого перехода. И ещё – очень хотелось есть.
Но Сергеев возвращаться отказался, а Филичев назад дороги не знал. Компас только у Сергеева. Карты с ними нет. Да Филичев бы и с компасом и картой один не ушёл, не оставил Сергеева одного.
- Выйдем на дорогу! – убеждал его техник. – Вот! – показывал на запястье руки компас. – Курс!.. Маршрут!.. Дорога!.. Тридцать километров!..
Жрать нечего!.. Возвращайся – я не могу!..
Филичев понял, что Сергеев не вернётся; что он винит только себя; что он продолжит путь, даже если ему придётся пробираться к базе ползком или на четвереньках. И для него не аргумент: если вертолёт прилетал сегодня, то прилетит и завтра. Филичев согласился: с вертолёта видели, что они живы, а если не выходят на связь – мало ли… Тем более, что продуктов у бригады достаточно…
И Филичев с Сергеевым пошли вдвоём.
Днём ели оставшиеся на  кустах ягоды, грызли шишки кедрового стланика. Филичев пытался жевать трубки папоротника, пробовал искать грибы, но Сергеев сказал, что грибов в это время уже не бывает.
И снова пролетали над ними утки, садились на ветки деревьев другие птицы. И снова мелькали косули. Однажды Сергеев метнул в кабанчика нож Валентина, но не попал, а нож пропал: не нашли.
Шли без спичек, костёр развести было нечем. А получилось так: на вторые сутки, когда уже шли вдвоём, Сергеев решил выкурить последнюю папиросу. Отсыревшие спички не  загорались, Сергеев портил их одну за другой, потом вспылил и выкинул  коробку в ручей. Он был явно не в себе.
-У тебя есть спички? – спросил Сергеев Филичева.
- Я ведь не курю, - ответил тот.          
Поэтому они ночевали на холодной земле. Уже не помнил Сергеев, чтобы когда-нибудь он сожалел о чём бы то ни было так же сильно, как о брошенной в ручей коробке спичек! А ведь знал: просушить их легко, достаточно сунуть коробку  под мышку.
Спали они, набросав побольше травы, и укрывались тоже травою. Что-то получалось с постройкою шалаша даже без ножа, но в сырости и холоде не спалось. Они пытались укрыться вдвоём телогрейкой Филичева. Но шапка была одна. И Филичев открыл для себя: для человека в лесу главное не голод, главное – отсутствие тепла.
В конце вторых суток пути у Сергеева начались судороги, он упал, изгибаясь, и сквозь сжатые зубы мучительно стонал. Потом затих, попытался встать, снова упал и лежал неподвижно. Филичев наклонился над ним и услышал:
- Амба, Валентин, кранты мне. Подыхать буду. Один остаёшься… По компасу иди, я показывал. Не уклоняйся… На дорогу выйдешь –там помогут
Солдаты на грузовиках и БТРах  часто проезжают. Довезут. Мордвинова с Косачём  выручай… Скажи им, пусть простят Андрюху Сергеева.
Филичев не стал его утешать, но выйти на дорогу обещал.
Он отдал Филичеву телогрейку и шапку, забросал его травою с ветками и пошёл.
Он был крепкий парень, Валентин Филичев, кандидат в мастера спорта по вольной борьбе, и он старался дойти, непременно дойти и выручить Мордвинова с Косачём, а  может быть, и застать в живых Филичева. И ещё – ему обязательно надо увидеться с Ленкой. Это она подарила ему медальон, который уже полгода он не снимает и который сейчас в сырости и холоде согревает его.
Сбиваясь с пути и вновь определяя нужное направление, Филичев двое суток шёл через сопки, распадки, овраги и  бурелом.
Когда он согбенной тенью шагал по военной дороге в сторону Буревестника, солдаты в поравнявшемся с ним грузовике, скажи он им, ему бы не поверили, что перед ними молодой парень двадцати четырёх лет, который совсем недавно на спор проламывал кулаком доску в любом заборе. Перед солдатами стоял, пошатываясь, и пьяно улыбался, произносил не слова, а междометия буйно заросший, нечесаный, неопрятный, донельзя измождённый мужик лет сорока. В порванной одежде, сбитых сапогах, худой и очень грязный. Солдаты в грузовике были изумлены:  кого-кого, а бомжей в этих краях не водилось.
Его довезли до базы в Буревестнике, и там он свалился, перед тем указав на карте место, где оставил техника Сергеева.
                7.

Спустя двое суток после шторма, Мишин решил вернуться в Касатку. На полдороге поступила радиограмма из Буревестника: всех геодезистов вы-
садить на Итуруп искать группу Сергеева. Люди со стороны базы выйдут им навстречу. Капитан передал текст РДО Крайнему и поднялся на мостик. Место высадки было рядом, через два часа Мишин высадил геодезистов. А ещё через час группа Крайнего сообщила, что приступила к поиску. Из Буре-
вестника тоже вышли поисковики.
Филичева на поиск не отпустили врачи, хотя он и порывался. Врачи были непреклонны: сильное истощение, нервный срыв… Постельный режим!
- Кто на поиск пойдёт, тебя на горбу нести не обязан, - сказал Филичеву врач.
И Валентин Филичев заплакал.
Группа Крайнего быстро отыскала Мордвинова и Косача. Старые экспедиционные волки никуда не ушли с маршрута, сидели в палатке и ждали. Жгли костёр, грелись и спали. У них была банка сгущёнки, оставлен-
ная Сергеевым, и немного томатной пасты. Зато на берегу несметное количе-
ство выброшенной штормом морской капусты. Соль тоже была. Косач вновь стал поваром. Мордвинов помогал ему советами. Косач готовил странное блюдо, Мордвинов морщился, но ел. И советовал Косачу. Тот огрызался:
- Жри, что дают!
Сначала он варил капусту, затем бросал в неё две ложки сгущёнки, а заправлял варево томатной пастой. Соли не жалел.
Когда по вызову Крайнего из Буревестника прилетел вертолёт, и Мордвинов с Косачём улетели, первое, что пожелали они, оказавшись в «столичном граде» Буревестник, было: занять денег на бутылку и выпить.
Две группы поисковиков, трижды в день переговариваясь по  рации, двигались  навстречу друг другу. На вторые сутки поисковики Крайнего отыскали место, где был оставлен Сергеев. К этому времени техник, по под-
счётам, голодал шесть суток.
Под ветками Сергеева не оказалось. Нашли шапку, которую оставил ему Филичев, брючный ремень и, на удивление, карманные часы. Именно по ним определили окончательно, что это место Сергеева: во всей партии никто больше не носил карманных часов. Стрелки  остановились в два часа сорок восемь минут.
Они долго искали Андрея Сергеева в лесу и зарослях бамбука. Бамбук стоял стеною.
Поисковики сходились и вновь расходились по другим направлениям. На седьмые сутки пришло распоряжение: «Спокойному» снять с берега  группу Крайнего. К тому времени там скопилось немало народу, а геофизики должны были завершить плановую работу - пора было сворачивать экспедицию. Уже не один раз были проверены возможные направления, куда  мог уйти Сергеев. Но его не находили. Была подключена группа на вездеходе, но вездеход  застрял в лесу.
- Положено месяц искать, - сказал Мишину Крайний. – Не найдут – пенсию семье выплачивать не станут. А у мужика двое детей.
И сказал Мордвин Косачу:
- Помянем Андрюху Сергеева! Хороший был человек, хотя и не понял до конца, как надо в экспедиции жить.  Слабый он был, а мы с тобою ему не помогли, загубили… И не перечь мне! – прикрикнул на Косача. – Говорю, загубили молодого мужика, ты и я! Шибко для своего горла старались! – Мордвин сделал  ударение на последнем слоге в слове «горло». – А надо бы -  глаза ему  вовремя открыть… до каких пор можно…- Он не стал уточнять, но Косач его понял. -  Наука нам с тобою на будущее. Так и без молодых в экспедициях останемся… А ну! – Произнёс призывно. – Наливай по стакану! – И снова ударение на последний слог.
- Судьба! – сказал Косач. – Значит, так Андрюхе прописано. – И добавил: - Не найдут его. Когда смерть подступает, всё живое от неё бежит, куда поглубже в щель забивается. Собака, кошка – пример…
- Не по делу говоришь, - возразил Мордвинов.
- Это теперь мы люди, - продолжал Косач, - а давняя память о давнем времени не ушла, в нас осталась. В диком месте просыпается и ведёт. Но смерть и в щели находит… Нет, не найдут.
В конце ноября Мишин привёл буксир во Владивосток. Партия геодезистов вылетела в Ленинград.
- Партию ликвидировал, - доложил Мишин начальнику.
И получил за криминальную фразу от присутствующего партийного товарища нагоняй.
Сергеева так и не нашли.

    Март 2008г.
    Владивосток