Блажь ветра, рокот тишины

АРКАДИЙ КОГАН - ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ ВЕРНИСАЖ 5 ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

 
Но отчего так много пишут об Аде и так мало о Рае? Уж не потому ли, что Великий страх понятнее и ближе человеку, чем Великая красота? А ведь нет ни Ада, ни Рая. Просто души, освободившись от бренных оков тела, обретают то, чего жаждали всю жизнь для других: садисты обрекают себя на вечные страдания, снедаемые ненавистью – на вечные гонения, праведники – на вечное сострадание…
Антон Павлович не был Чеховым. Просто его родители полагали, что если человека назвать Вильямом, то обязательно получится Шекспир. Мол, как вы яхту назовете…. Но, видимо, на этот раз что-то не сложилось на небесах, а потому Антон Павлович в известность не вышел и всю жизнь проработал учителем словесности в большом провинциальном городе. Да, уже можно сказать, что проработал – вот уже три дня прошло, как он умер.
Похороны вышли многолюдными, как это обычно и бывает с учителями, не дожившими до пенсии. Пришли коллеги и ученики всех выпусков. Не было только никого из родных – Антон Павлович был человеком одиноким, семьей так и не обзавелся…
Может быть, этому способствовало то, что весь пыл его ушел в поиск красоты. Больше всего на свете Антон Павлович любил море, которого никогда не видел, парусники, на которых никогда не ходил, бабочек, особенно экзотических, из далеких, неведомых стран, и, конечно же, космос – огромный, холодный и жаркий, пустота которого наполнена странностями и чудесами, законами и исключениями из них. Его однокомнатное жилище было заполнено кляйстерами. Одна полка была заставлена альбомами с марками, на которых были всевозможные и невозможные «порхающие цветы», другая прогибалась под тяжестью книг о парусниках. Под стеклом, в книжном шкафу хранились книги о космосе. На столике рядом с односпальной кроватью лежала книга космонавта Леонова с его знаменитыми фантастическими картинами. Видимо, это была последняя книга, которую держал в руках Антон Павлович прежде, чем самому отправится в свое дальнее путешествие…
Накрапывал дождь, и потому могло показаться, что лоб Антона Павловича покрыт испариной. Он при жизни был потлив, и многим ученикам даже показалось в этот момент, что учитель не умер, а так, притворяется и, прищурясь, из-под век смотрит на священника, который на всякий случай – учитель был человеком неверующим – был приглашен для обряда.
Но вот тягостная процедура подошла к концу, по крышке гроба застучали первые комья земли, потом рабочие споро забросали могилу, выложили венки…. Провожающие потянулись к накрытым под навесом столам, чтобы помянуть напоследок… Все кончено. Теперь можно вздохнуть с облегчением…
Антон Павлович вздохнул с облегчением. Теперь он был свободен: никаких уроков, никаких педсоветов, никаких политинформаций. Он стоял на мостике рядом с капитаном, обветренным, как скалы, его душу обдувал свежий морской ветер. Бригантина на всех парусах неслась туда, вперед, где постирался горизонт, неведомый, загадочный, где золотой отлив моря обращался в голубое наваждение неба.
Море вскипало и шипело, будто противясь, ветер крепчал и рвал паруса. Но капитан только крепче сжимал желтыми зубами трубку и скалился недоброй улыбкой. Матросы, послушные его взгляду, проворно носились по снастям, иногда кто-нибудь из них срывался и беззвучно сливался с пучиной.
Горизонт приближался стремительно. И вот Антон Павлович вместе с парусником всей душой врезался в него. Удар был страшен. Мир замер и изменился цветом. Он остался все тем же - голубым с синим, но почему-то все выглядело иначе: море перестало отливать золотом, оно было теперь где-то внизу, стало больше и глубже. На его глади замер одинокий кораблик. «Ну да, белеет парус одинокий…», - озорно подумал учитель словесности и оглянулся.
Рядом с ним, бесшумно разрезали воздух огромными крылами мириады разноцветных бабочек, огромных и прекрасных. Одна из них держала в желтых зубах трубку. Ему даже показалось, что она подмигнула ему.
Антон Павлович посмотрел перед собой. Это было странно. Там, впереди, не было горизонта. Там вообще не было никаких линий, только бархат мрака и россыпь звезд. Еще удивительней, что не было никакой необходимости размахивать крыльями. Он чувствовал, что солнечные лучи сами несут его туда. Это было восхитительно – Антон Павлович никогда не любил лишние движения.
И вот уже он, повинуясь силе Солнца, реет над бездной, устремляясь туда, где нет смысла ограничивать себя горизонтами.