Silent Hill The Holiness

И если, завидев меня, этот город заплачет –
Я буду плакать вместе с ним.
И если засмеется – вторю ему.


Часть первая. Исполненное обещание.

Глава 1.

Мягко зазвенел колокольчик. Дени поморщился и зашел. Дверь со скрипом закрылась – вновь неприятный звон.
 
В кафе никого не было, за исключением уже немолодого мужчины в черной рясе и молодой девушки. Юноша несколько секунд всматривался в нее, после чего подошел к их столику:

- Можно?

Священник коротко кивнул, поднося к своим губам чашку с кофе. Рядом стояла маленькая бутылочка с молоком. Мужчина и его спутница сидели вместе, Дени присел напротив. Тусклые солнечные лучи медленно обволакивали его высокую, худую фигуру, длинный серый плащ и взъерошенные светлые волосы, узкие потрескавшиеся губы.
 
Они молчали около минуты. Девушка куталась в белую, немного грязную накидку. Длинные каштановые волосы собраны в пучок. Она нерешительно отводила глаза.

- Простите, - виновато сказал наконец юноша, - У меня редко получается хорошо общаться с людьми.

- Это ничего, - улыбнулся священник. Он, казалось, уже достаточно изучил своего неожиданного собеседника. Тон его создавал впечатление необычайной теплоты. – Меня зовут Джеймс, мою спутницу – Маргарита. А тебя?

- Дени.

- Дениэл, значит?

- Нет, пожалуйста, зовите меня Дени.

Барная стойка пустовала. Сзади нее на полках размещалось множество бутылок. Кажется, исключительно пыльных и пустых.
 
- Хорошо, - Джеймс мягко улыбнулся, - Куда ты направляешься, Дени?

- Я… Мне надо выполнить одну просьбу… Важную просьбу.

- Действительно важную?

- Да.

Священник несколько секунд пристально вглядывался в Дени, после чего откинулся назад.

- Чтобы не потеряться, да?

- Что?

- Никто не хочет потеряться. Поэтому люди и совершают важные дела.

Дени промолчал. Джеймс легко коснулся Маргариты.

- А мы едем в Сайлент Хилл, - посмотрев в окно, сказал он.

Юноша вздрогнул.

- Тебе знакомо это название?

- Я… После я тоже туда отправлюсь.

Дени заметил быстрый взгляд девушки. Ее спутник, кажется, обрадовался.

- Тогда мы еще обязательно встретимся! Мне доверили тамошнюю церковь, надеюсь, по приезду ты зайдешь навестить нас.

Юноша растеряно кивнул.

- Сайлент Хилл… - задумчиво продолжал Джеймс, - Очень приятное название… Я представляю тишину и небо, место, которое обязательно придется всем по душе.

- Да… - словно эхо повторил Дени. Потом поднялся.

- Мне пора, - отрывисто закончил он.

Священник не проронил ни слова, попрощался одним только взглядом. Внимательным и полным необъяснимого чувства. Сострадания?

Дени подошел к двери.

- Мы будем ждать, - крикнула Маргарита. Он потерянно посмотрел на нее и вышел. Колокольчик.

Город за стенами кафе был пуст и сер. Даже солнце, столь яркое сквозь стекла, отныне предстало тусклой лампочкой, создателем парада теней. Рядом с кафе стоял небольшой крытый фургончик. Принадлежал он, видимо, как раз новым знакомым. Дени поежился. Тишина казалась слишком прохладной. Впрочем, с каждым его шагом она отдалялась все дальше и дальше, никогда, однако, не покидая его насовсем. Юноше только казалось, или где-то вдалеке и правда были слышны человеческие стоны? Не одного, нескольких сотен голосов…

Может быть, они принадлежали тем неясным фигурам, что иногда появлялись впереди и по бокам, растворяясь в полумраке? Дени казалось, что все эти (кто? Люди?) люди истязали себя, ранили. Однажды он видел даже двухголовое существо, правая голова которого медленно поедало левую. Видел ли? С тех пор, как он вернулся с войны, они не покидали его. Дени помнил грязь, выстрелы, убитого им солдата, кровь которого смешивалась с потоками отвратительной воды, низвергающейся с небес. Тогда впервые они и появились. Дени долго стрелял в них, но только истратил весь боезапас. Точнее, он убивал их, и они умирали в страшных мучениях, но их место неизбежно занимали другие. Весь белый, с трясущимися руками он вернулся в лагерь. Алекс сказал, что все в порядке.

Алекс.

Дени упрямо шагал вперед. До тех пор, пока путь ему не перегородила стена. Огромная, вся исписанная железными шипами. У основания лежало инвалидное кресло. Одно колесо еще крутилось. Рядом с ним кровью было написано: «Пожалуйста, не входи». Чуть поодаль в стене Дени заметил маленькую дверь. Он подергал за ручку – заперто.

Перед стеной юноша стоял долго. Очень долго, как будто глубоко о чем-то задумавшись. Потом медленно поднял голову вверх, к вечереющему небу. Выше и выше, у самого конца стены он увидел выступ, к которому был подвешен маленький ключ. Хватаясь за длинные шипы, Дени осторожно полез вверх. Подъем занял около получаса, за это время он исцарапал себе все руки. Наконец, ключ оказался в его руках – как и стена, последний оказался с незаметной на первый взгляд острой зазубриной, оставившей на пальце кровоточащую ранку. Спустившись, Дени обмотал бинтами окровавленные ладони и отпер дверь. Стоило ему сделать шаг внутрь, как где-то далеко у него внутри кто-то прошептал все удаляющееся «пожалуйста…», после чего наступила тишина. Исчезли даже его всегдашние преследователи.

Он вновь стоял посреди улицы, только она уже не имела значения. Дени пришел. Нужный ему дом находился прямо перед ним. Рядом был припаркован старенький форд Алекса – юноша сразу узнал его, хотя ни разу не видел. Неподалеку стояла скамейка, пройдя ее, Дени вошел в безлюдный подъезд, поднялся на четвертый этаж и нажал кнопку звонка в тридцать четвертую квартиру…

Обшарпанную дверь открыла пятилетняя девочка с длинными светлыми волосами.

- Подождите пожалуйста, сейчас я позову маму, - вежливо сказала она смешным голосом и убежала. Дени улыбнулся ей про себя. Вскоре пред ним предстала еще молодая, красивая женщина, красота которой, тем не менее, на первый взгляд казалась сухой и выцветшей.

- Чем могу помочь?

- Я пришел по просьбе вашего мужа, - немного сбивчивым голосом сказал Дени, - Он просил… навестить вас, если с ним… что-то случится.

Только сейчас он заметил, что глаза женщины, сейчас старающиеся выглядеть бодро, совсем недавно выплакали много слез, а лицо ее покрывает сильная бледность. При его словах, она только усилилась.
 
- Вы… Вы друг Алекса? – тихо спросила она.

- Да. Мы познакомились на войне.

- Проходите, пожалуйста…

Юноша снял пальто и она, проводив его в маленькую кухню, усадила за стол. Девочка тоже устроилась рядом, с любопытством разглядывая нового гостя. В полном молчании хозяйка налила Дени чаю, подала с несколькими бутербродами и только потом заговорила: 

- Я знаю, его убили. Нам пришла бумага.

Женщина замолчала. Дени ничего не сказал, с отстраненным видом он разглядывал нож, которым она до этого резала хлеб и сыр.

- До этого… извещения нам часто приходили письма от него. Особенно в последних он много о вас рассказывал.

- За то время, что нам довелось провести вместе, он стал моим настоящим другом, - улыбнулся Дени, - И знаете, в свою очередь, мне он постоянно твердил о вас.

Тонкие пальцы женщины время от времени подрагивали, как будто она хотела что-то сделать, но все время сдерживала себя.

- Мы уже смирились с его… Он… Скажите, каким он был в свои последние дни?

Все с той же улыбкой, посмотрев прямо в ее глаза, Дени сказал:

- Таким же, каким и всегда. Полным желания жить.
 
* * * * *

Полчаса спустя он захлопнул багажник форда и, изможденный, сел на скамейку. Страшными, пустеющими глазами он глядел в небо.

- Спасибо тебе, - сказал Алекс, сидя рядом.

- Ты мой друг, - тихо отозвался Дени.

- И… куда теперь?

- Ты знаешь. В Сайлент Хилл…

Алекс долго всматривался в своего друга, после чего спросил:

- Тебе больно?

Дени пожал плечами.

- В этом чертовом мире всегда больно, - облокотился на спинку Алекс.

Он смотрел, как Дени встал и нетвердой походкой дошел до машины, сел за руль, поехал. Все дальше и дальше. Алекс остался, в окружении серых улиц, с огромным пятном крови, расплывающемся на груди, проступающем сквозь белоснежную рубашку.

Глава 2.

В свете фар дорога превратилась в двух черных змеек, летящих перед машиной. Дени ехал в тишине: ни радио, ни разговоров с самим собой. Правда, иногда накрапывал мелкий дождик – тогда он долго отбивал свои мелодии по проезжающей машине, водитель которой дождь не любил, но сегодня почему-то был ему благодарен.

К Сайлент Хиллу он подъехал, когда уже смеркалось. Заглушил мотор, вылез из машины и с глухим стуком захлопнул дверцу. Туман за все это время усилился настолько, что скрывал за своим снежным покрывалом даже ноги. Но Дени это вовсе не заботило, юноша с наслаждением подставил лицо прохладным моросящим каплям, после чего задумчиво подошел к багажнику. С сомнением коснулся его, но потом, передумав, одернул руку.

Он находился на небольшой смотровой площадке, откуда за невысоким каменным ограждением открывался замечательный вид на озеро, сейчас, разумеется, полностью скрытое подступающими сумерками и туманом. Рядом расположилось неказистое здание туалета, чуть слева от которого Дени быстро нашел спуск вниз. «К озеру Толука» - гласил указатель. В паре шагов от него был припаркован фургон его недавних знакомых. Заметив его, Дени про себя неожиданно улыбнулся, после чего легко ступил на ступеньки.

Однако ему нужно было вовсе не озеро - заметив вскоре лесную тропку, юноша свернул на нее. Это была ближайшая дорога к кладбищу. Справа от нее начинался резкий обрыв, как будто кто-то разинул огромный рот, из черной глубины которого валит тяжелый пар. Слева из густого тумана проступали невысокие ели. Дени осторожно шел вперед. Казалось, сзади тоже кто-то идет, если прислушаться, можно было даже расслышать тяжелое дыхание, но оно тут же перебивалось уханьем сразу нескольких сов. Чуть в стороне от дороги Дени вдруг заметил неясный свет; вступив на мягкую траву, он углубился в лес и увидел фонарик. Включенный, тот был привязан к ветке старого дерева, лицевой стороной к земле, и слабо покачивался под легкие порывы ветра. Маленький круг света высвечивал из темноты и тумана обглоданную лосиную голову, в одну из глазниц которой было вставлено небольшое карманное радио. Вокруг головы беспорядочно были раскиданы тонкие веточки, как будто кто-то сначала составил из них надпись, а потом стер ее. Прочитать можно было только первые три буквы: «С лю…».

Через 10 минут Дени уже подходил к кладбищу. Радио постоянно потрескивало, как будто стараясь настроиться на необходимую волну. Звуки сзади усилились, теперь они напоминали уже не дыхание, а столь  знакомые юноше стоны. Один раз луч фонарика на самой своей границы выхватил чей-то силуэт, тут же растворившийся в темноте. Зверь? Однако стоило зайти за оказавшиеся незапертыми дверцы в железной ограде, как все  неожиданно стихло.

Кладбище предстало пустым и заброшенным. Покосившиеся надгробия и кресты напоминали гостю каменные раны на влажной земле. Нужное он нашел почти сразу. Надпись на дешевом памятнике гласила: «Алекс Джошуа Кейли». И под именем и двумя датами: «Безвременно ушедшему вечная память». Еще ниже чуть заметными буквами была приписка: «За участие в боевых действиях и заслуги перед отечеством отмечен славою и посмертными наградами». Могила была разрыта, в яме лежал открытый гроб, на дне которого была смятая записка. Дени пришлось спрыгнуть вниз, чтобы прочитать ее. «Меня здесь нет» - гласил корявый почерк.

Глава 3.

Юноша несколько минут рассматривал бумагу, потом осторожно положил ее обратно в гроб и вылез из ямы. Вокруг уже была ночь, тяжелая и давящая. Ночь, медленно обступающая путника и закрывающая ему глаза, как мертвецу. Дени глубоко вздохнул и сделал пару шагов в направлении города, сразу наткнувшись на одинокий домик на окраине кладбища. В одном из окон горел свет и мальчик в нерешительности замер перед дверью. В конце концов он все же постучал; дверь открыл Джеймс, его новый знакомый, лицо которого сразу расплылось в широкой улыбке.

- Дени! Привет, привет! Заходи. А мы как раз думали, найдешь ли ты нас в этой глухомани.

Из совсем крохотного предбанника они прошли в достаточно просторную комнату, в середине которой за столом уже сидела Маргарита. На этот раз на ней было довольно простенькое выцветшее желтое платье в цветочек. Увидев Дени, она застенчиво улыбнулась.

- Угощайтесь, пожалуйста.

Стол украшали хлеб, ветчина и рыба. Дени благодарно сел, священник тоже, продолжая говорить:

- Видишь ли, мы приехали всего на час раньше тебя и решили, что сегодня уже поздно идти к церкви, поэтому и остановились в этом уютном домике. Который, к тому же, оказывается тоже передали под мою ответственность: скоро собираются переделать в небольшой приход. Всего ничего здесь, а уже столько собственности.

- Приятного аппетита, - сказала Маргарита, увидев, что гость уже положил себе в тарелку немного еды.

- Скажи, откуда ты знаешь о Сайлент Хилле? – добродушно, но немного осторожно спросил священник.

- Я жил здесь,  - коротко ответил Дени.

- С рождения?

- Да, - запнувшись, юноша добавил, - В приюте. 

- В Доме Желаний?

- Нет… в другом.

Джеймс задумчиво смотрел Дени в глаза.

- Что ж, тебе повезло. О том приюте ходили достаточно нелестные слухи.

- Не знаю.

- А как твое дело, Дени? Ты закончил его? – спросила Маргарита и смутилась. Юноше нравился ее голос, в отличие от вопроса.

- Почти.

- Ты поэтому приехал сюда, чтобы его завершить? – этот вопрос вновь задал уже священник.

- Да, - Дени замешкался, но все же ответил.

Джеймс, заметив это, примирительно замахал руками:

- Ну все, хватит. Никаких вопросов. Ох уж это наше любопытство…

* * * * *

Дени положили спать в маленькой комнатушке. Девушка спала в другой комнате, побольше, а Джеймс сказал, что ему хватит и чердака. Лампочка над дверью перегорела, поэтому пришлось воспользоваться фонариком. Окно забито досками, напротив него короткая кровать. Из мебели только старый шкаф и стул, почти невидный под накиданными на него простынями, одеялами и какими-то старыми тряпками. Юноша уснул быстро, но спал неспокойно. В середине ночи он внезапно проснулся от громкого шипения радио.

- Дени… - сквозь помехи прорвался тонкий женский голосок, - Приют, Дени…

Спустя минуту радио смолкло. Дени лежал, постепенно покрываясь холодной испариной. Его глаза привыкали к темноте и ему начало казаться, что тряпок на стуле стало значительно больше, будто кто-то за ними прятался. Он медленно закрыл глаза и весь вжался в кровать, стараясь вновь уснуть. Сон был дерганным; из всего сна ему запомнилась только одна фраза (говорила ее, кажется, женщина):

- Знаешь, вдыхать в себя дым иногда очень приятно…

Глава 4.

- На этой войне я понял, что мир – это очень жестокое место, - говорил Алекс, - Вопрос: зачем тогда мы в нем остаемся?

Дени растеряно пожал плечами.

- Во-первых, я думаю, из-за тела. Наше тело не хочет умирать и поэтому наделило себя и свою психику инстинктом самосохранения. Но ведь вряд ли все дело только в нем. Должно быть что-то еще. И знаешь, что я решил? Что это что-то еще – это возможность общаться с другими существами, людьми. Всегда найдется человек, который тебе дорог. И что если в другом месте его уже не будет?

* * * * *

Утром Дени проснулся в гнетущей тишине. На стуле никого, впрочем, как и во всем доме. Как будто только он и был в нем вчера. Одевшись, Дени прошелся по пустым комнатам и вышел на улицу. Туман не исчез, но теперь он больше стелился по углам и горизонту, оставляя место холодному рассвету.
 
Сайлент Хилл… Всего через полчаса Дени шел по его тихим улицам. Курортный городок, разместившийся вокруг озера Толука, разделяющей его на две части, со всех сторон окруженный горной цепью и лесом, возведенный на священном месте индейцев, называющих его «Местом безмолвных духов»… Место, где прошло его детство и, как он впоследствии выяснил, и детство Алекса, всегда с благоговением относящегося к скрытой в бесконечном тумане города истории. Дени не интересовала история, но и он что-то чувствовал, когда кто-нибудь называл Сайлент Хилл «необычным». «Там много ключей и всегда что-то ищешь, - вспомнил юноша слова Алекса, - И всегда страшно это что-то отыскать».

Мальчик наизусть помнил названия улиц, странным образом прозванных в честь известных писателей: улица Линдси, Харрис, Симмонс, Уилсон, Мансон… Сейчас он шел по одной из них и его шаги эхом отзывались в темных окнах и закрытых дверях. Дени нужно было попасть в старую часть города, но что-то, включая и ночной голос из радио, тянуло его зайти сначала совсем в другое место. Он и сам не заметил, но уже словно парализованный стоял перед массивными дверями госпиталя Брукхэвен.
 
Впрочем, госпиталем это можно было назвать лишь с натяжкой. «Психушка» подходила гораздо больше. Построенный в начале 19-го века для борьбы с эпидемией, Брукхэвен быстро вырос из крохотного сарая в большое трехэтажное здание. Та эпидемия носила довольно странный характер: она поражала не тело, но душу. Люди как будто проваливались в другие миры, непрочная же связь с реальностью часто очень скоро обрывалась – больные умирали от сердечного приступа. Природа и причины заболевания так и не были выяснены, свой массовый характер оно спустя некоторое время утратило, никогда, однако, не давая о себе окончательно забыть жителям Сайлент Хилла. Об этом говорил хотя бы тот факт, что Брукхэвен достоял до настоящего времени, став даже тем, что Дени в течение долгих лет вынужден был называть своим «домом».

Блеклый свет с улицы осветил клетчатый пол и белые стены, все вместе покрытое легким слоем пыли. Дени вошел внутрь и вдруг почувствовал, что не стоило ему сюда приходить. Но он остался. Прошел немного вперед и оказался перед запертой дверью директора. Юноша немного побродил по этажу; лифт не работал, поэтому выше ему пришлось подниматься по лестнице. На стене перед входом на второй этаж кем-то кусочком угля было написано неровное стихотворение:

«Я вырву себе сердце, дабы люди научились любить.
Поджарю мозги, чтобы чертов главный задумался.
Закрою глаза – и маленькая Сью прозреет; отрежу ноги –
Дети убегут. Мир будет счастлив – не со мной…»

На третьем, на предпоследней ступеньке Дени заметил несколько небрежно брошенных окурков. Он открыл дверь и осторожно прошел дальше. Слева на стене в аккуратной рамке висел приказ, подписанный мэром и директором госпиталя о создании при Брукхэвене специального отделения-приюта для детей с психическими отклонениями и социально опасным поведением. Данное отделение занимало весь третий этаж. Детей фактически не выпускали на улицу, а для их полноценного развития при лечебнице прописали школьного учителя, мистера Уилсона. Каждое будничное утро, в девять часов, этот сухонький невысокий мужчина поднимался на их этаж, чтобы ровно в шесть вечера спуститься обратно. Он знал много интересного, но не умел это интересно рассказать, точно так же как и не умел обрести хоть сколько-нибудь власти над своими учениками, оставить в характере даже самый незаметный след.

Дени помнил все прожитые им здесь дни – не каждый в отдельности, не тысячи маленьких отрезков, но длинную и неприятную прямую. Помнил почти всех детей, с которыми так и не смог поладить за все десять лет своего с ними пребывания. Тимми, Грегори, Кенни, Сюзанна… Он боялся их, как боялся каждого человека. У них было два доктора: полная и равнодушная Нелли и мистер Даллас. Последнего боялись все, в самом его облике скрывалась необузданная жестокость. Доктор как мог скрывал ее, но, лишенная своего непосредственного внешнего выражения, жестокость проявлялась в душе. Одни только разговоры с врачом казались настоящим насилием.

Сейчас дверь в его кабинет была немного приоткрыта. Мальчик долго решался, прежде чем войти. Внутри стоял письменный стол и шкафчики с картотекой. Вывернутые наизнанку, они лежали на полу в окружении разбросанных папок. Пошарив, Дени так и не нашел папку со своим именем, зато он заметил около пяти брошенных окурков рядом со столом. На нем лежала еще одна папка, некоего Александра Дюпре. В ней говорилось, что пациент поступил в клинику в возрасте шестнадцати лет с ярко выраженными суицидальными наклонностями и одержимостью желанием кастрации. Причиной состояния значилось изнасилование. Однако на полях Даллас приписал, что изнасилование – это неточный термин, так как сам Александр ничего против, по-видимому, не имел; наоборот, у него даже появилась навязчивая идея стать женщиной, чтобы половой акт с мужчиной в дальнейшем не был «порочным». Странно, но Дени если и помнил этого мальчика, то очень смутно, почти на самой грани сознания. Кажется, в приюте он пробыл совсем мало – но что с ним случилось в дальнейшем?

Стоило Дени выйти обратно в коридор, как безотчетное чувство страха овладело им. Зачем он пришел сюда? Что-то чудовищное таилось здесь, в лабиринте покинутых детей. И оно ждало его, даже уже почти добралось. В одном из окон он заметил темную фигуру у входа в здание. Кто это? Еле сдерживаясь, чтобы не побежать, юноша медленно спустился по лестнице на первый этаж. В напряженной тишине он вдруг услышал сдавленный стон, доносящийся откуда-то со стороны сада. На территории Брукхэвена находился небольшой парк и даже бассейн. В парке никого не было, чего нельзя было сказать о бассейне. На его иссохшем дне стоял Джеймс и тщетно пытался выкарабкаться наружу, уцепившись за сломанную лесенку.

- Дени? – облегченно выдохнул он, - Не поможешь старику?

- Прости, что даже не попрощались с тобой утром, - продолжил он, оказавшись наверху, - Но надо было срочно переезжать, дела…

- Что вы здесь делаете?

- Здесь? Один мой знакомый когда-то… был связан с Брукхэвеном. Я обещал себе навестить его. Но вряд ли здесь уже можно кого-то найти.

Отряхнувшись, священник направился к выходу.

- Заходи к нам в церковь, Дени, - бросил он через плечо.

- Можно… один вопрос?

- Да?

- Мой друг когда-то спрашивал: почему мы остаемся в этом мире?

- Все очень просто, - пожал плечами Джеймс, - Цель и причина одна – искупление. И ничто иное.

Глава 5.

Из Брукхэвена Дени вышел потерянным. У него была цель, но ему казалось, что он оставляет позади что-то важное. Важное исключительно для него самого.

Он шел по улице вперед, когда заметил в одном из окон ближайшего жилого дома чей-то знакомый силуэт. Маргарита! Девушка приветливо помахала рукой и сделала знак подниматься. Удивленный, юноша зашел внутрь.

Здание ветхое и заброшенное. С первых шагов юноши внезапно заработало радио – опять шипение и треск. Все комнаты закрыты, только в одну из них дверь распахнута настежь. Внутри она была пуста, лишь на полу около входа лежал мятый клочок бумаги. Второпях кто-то написал: «Я ухожу. Но не от совершенного греха бегу - от возможного прощения». Дени поднялся на второй этаж. Именно на нем была Маргарита. Но стоило ему подойти к ее комнате, как что-то маленькое и темное сорвалось с потолка и набросилось на юношу. Он успел уклониться в последней момент – острое крыло расцарапало всю щеку. Что-то, напоминающее смесь летучей мыши и скорпиона стремительно пролетело мимо, упало на пол и забилось в конвульсиях. Другое его крыло было надкусано, а сама тварь, похоже, случайно вонзила острое жало на конце хвоста прямо себе в спину. Радио смолкло. Юноша взялся за ручку и толкнул дверь…

Девушка стояла у окна, спиной к нему, но на звук его шагов медленно обернулась.
 
- Дени… - прошептала она.

На ней было все то же платье, что и накануне, но на лице как будто бы прибавилось немного косметики. Волосы распущены. Перешагнув через опрокинутый стул без ножки (вся мебель вокруг была сломана), Маргарита плавно приблизилась к юноше.

- Тебя ранили? – спросила она, увидев порез на щеке. Мягко коснулась его пальцами. Дени не узнавал ее: кроткий взгляд отныне сжигал дотла. Юноша слегка дернулся, ощутив ее прикосновение.

- Все нормально, я помогу, - услышал он и девушка осторожно слизала влажным языком выступившую кровь.

Внутри него колючими, сдирающими все и вся ветками рос ужас.

- Ты и правда такой плохой, как он о тебе говорит? – шептала она ему на ухо, - Давно я уже не слышала таких отвратительных слов…

- Кто говорит? – сглотнув, спросил Дени.

- Джеймс… - внезапно Маргарита немного отстранилась, -  Хочу увидеть это.

Она вновь повернулась к нему спиной, ему бросилась в глаза молния на платье.

- Расстегни.

Дени скрючило и он упал на колени. Секунду пытался вдохнуть, а потом вдруг страшно закричал и выбежал вон. Буквально высадив дверь, он вбежал в комнату напротив; здание ходило ходуном, сзади разрывал все страшный треск. Не в силах остановиться, юноша бросился в окно.

* * * * *

Он лежал на асфальте, окруженный осколками стекла, в самом начале узкой покрытой аллеи, обмотанной стальными колючими прутьями, на гранях которых проступала кровь, завораживающе стекала вниз. Он часто дышал, полными ужаса глазами всматриваясь в лицо матери, склонившейся над ним.

- Ты снова это сделал, снова?! – со слезами на глазах кричала она.

- Я… я… - бессвязно лепетал Дени.

- Ах ты маленький ублюдок! – с этими словами она сорвала с себя коричневое ожерелье и больно хлестнула его по порезанной щеке.

Дени вновь закричал, не помня себя вырвался и побежал по аллее, больно продираясь между прутьями. Он не помнил, сколько так бежал, но, обессиленный, в конце концов выбежал в маленькое помещение без всякого выхода. Повсюду горели свечи, стены исписаны непонятными символами и мерзкими картинами. В центре – пульсирующий, истекающий кровью живой камень, в щель на вершине которого воткнут кинжал. Весь в слезах, мальчик упал перед ним.

- Алекс… - сквозь слезы прошептал он.

- Все нормально, - спокойно сказал его друг, выступив из стены, - Успокойся.

С этими словами он резко выдернул нож и Дени потерял сознание.

Глава 6.

Госпиталь Алчемилла. Непонятным образом он стоял прямо перед ним. Пошатываясь, Дени поднялся на ноги. Что с ним было – помутнение рассудка? Ему казалось, что он бежит по аллее, а на самом деле шел сюда? И Маргарита… была ли она? Юноша коснулся щеки – порез и кровь были настоящими, так же как и несколько других ран, полученных от прутьев.
 
(Она слизывала его кровь….)

Дени встряхнул головой и вошел в госпиталь. Надо было идти сюда с самого начала, никуда не оглядываясь, особенно на прошлое. Он прошел пустынное фойе и через минуту стоял уже в кабинете директора. Среди документов на столе оказалась бумага, в которой говорилось о том, что в госпитале недавно был пожар, больше всего пострадало помещение морга. Прилагался также список тел, понесших серьезные повреждения. В нем напротив ячейки № 17 значилось и тело Алекса. Кроме этой бумаги юноше бросилась в глаза объяснительная уборщика: последний не знал, куда могли запропаститься все ключи от подвального этажа.

Дени понял, что должен найти их. Поиски на первом этаже ничего не дали. На втором в одной из палат он услышал странные звуки…

На койке под одеялом лежал парень двадцати с лишним лет, очень бледный, с темными завивающимися волосами. С пультом в правой руке, он безразлично смотрел телевизор, расположенный на тумбочке напротив.

- Привет… - неловко поздоровался Дени.

- Привет, - пациент даже не повернул головы в его сторону.

- … Кто ты?

- Не знаю… Наверное, я был в коме… Спал очень долго. Только недавно проснулся. Многого не помню.

- А почему ты был в коме?

- Кажется, пытался убить себя… Не знаю.

Дени долго его разглядывал.

- Я ищу… - неуверенно начал он, но парень его сразу же перебил:

- Ключ от подвала, я знаю. Он у меня. Если принесешь мне чего-нибудь попить, я тебе его отдам.

* * * * *

В маленьком холодильнике в операционной Дени нашел стакан молока и завернутую в страницу старой газеты булочку. Газета была пятилетней давности, заголовок статьи гласил: «Святой отец совершает «святые» дела». В ней говорилось, что священник по имени Джон Милтон изнасиловал одного из своих прихожан, юношу шестнадцати лет; последний с серьезной психологической травмой помещен в лечебницу Брукхэвен. Джон Милтон, также писавший под скандально известным псевдонимом отца Леорию, сбежал из города.

- Даже поесть принес, спасибо, - парень с наслаждением отпил из стакана.

- Вот, держи, - он протянул Дени ключ, - Тебя ведь зовут Дени, да? Он говорил, что ты за ним придешь.

- Кто?

- Тот, кто мне его отдал. Сказал, что ты его знаешь.

Дени в замешательстве разглядывал маленький ключик. Он вдруг заметил, что собеседник пристально его разглядывает, будто на что-то решаясь.

- Можно тебя… попросить еще об одном? – он протянул юноше сложенный конверт, - Сожги его.

Дени взял конверт и повернулся к выходу.

- Еще он сказал, что не обижается, даже если ты сделал это только ради того, чтобы в этом мире рядом с ним не оставалось никого кроме тебя.

- Я не понимаю.

- Он так сказал.

Дени обернулся и посмотрел на юношу.

- Это не так, - с расстановкой сказал он.

- Как скажешь, - пожал плечами парень и вновь уставился в телевизор. Дени вдруг заметил странное выражение, промелькнувшее в его глазах: растерянность? Гнев?

После этого он вышел.

Глава 7.

Огромная металлическая железная дверь с тяжелым стоном подалась и впустила своего гостя. Сразу за ней налево вел небольшой коридор – в конце за решеткой располагался мерно гудящий генератор. Прямо же – еле освещаемое тусклыми лампочками помещение морга, все замутненное от едкого запаха тишины и тлена. На одной из тележек лежит зашитый труп, еще несколько прямо на полу. Стена с встроенными в нее ячейками почти вся черная от копоти; некоторые сегменты буквально вырваны наружу, из многих виднеются обугленные тела – как будто мертвецы пытались сбежать от пожара. Дени нашел семнадцатую и подошел к ней, мягко взявшись за ручку, потянул на себя. Ящик подался, в ту же секунду генератор резко заскрипел и замолк, а сам морг погрузился в кромешную тьму. Зашипело радио, вместе с ним, проснувшись, зашептали тысячи голосов, наполнивших здание. На самом краю слуха можно было различить чьи-то мольбы о помощи и проклятия. Выдвинув ящик до конца, Дени включил фонарик и заглянул внутрь – пусто. Только с самого дна сквозь слой пепла и сажи прорываются тоненькие отростки – цветы? – железные шипы, несмотря на свою ржавость удивительно живые. Когда юноша отвернулся, они заполонили уже почти всю комнату; вспомнив аллею, мальчик бросился наружу и вверх. Стены ожили, они дышали. Из глубины вытягивались чьи-то руки, пытались вырваться, бессильные порвать хрупкую оболочку, проросшую железными «цветами». С потолка растекалось легкое журчание, сам он теперь терялся в темноте, пожирающей даже свет фонарика – иногда с нее срывались капли крови.

Стоило Дени подняться наверх, как услышал страшный крик. Кричать здесь мог только один человек – и юноша побежал на второй этаж. Приоткрыв дверь палаты (ручка заляпана кровью), он увидел разбитый телевизор и пустую кровать. Одеяло сброшено на пол, вся подушка в крови. Внизу на простыне, примерно на уровне паха, тоже пятно крови, только засохшей, уже давно въевшейся в ткань. За окном настоящий ливень, взглянув вниз, можно было увидеть, как потоки воды смывают с асфальта бурую жидкость. От кровати уходила цепочка окровавленных следов – она вновь вела на первый этаж. Вскоре вновь раздался крик, на этот раз женский. Через несколько секунд юноша вбежал в холл, почти у самого входа в больницу.

Там, посередине, стоял тот парень из палаты, но узнать его было почти невозможно: с лица содрана вся кожа, кое где и  куски мяса. «Это» одной рукой держало смертельно бледную Маргариту, другой приставляя к ее горлу кухонный нож.

- Что, Дени, рад снова меня видеть? – оскалилось нечто, - Здесь я ведь все теперь о тебе знаю, все! Не находишь иронию – она ведь тоже моя сестра, не родная конечно. Но ведь все равно приятно, да?

Совершенно не зная, что делать, юноша потерянно молчал. Стены вокруг колыхались особенно сильно, издавая отвратительный чавкающий звук.

- Ты сжег то письмо?

- Еще нет…

- Неважно. Он мне напишет новое. Слышишь – мне! Когда вас двоих не станет, останусь только я!

- Пожалуйста, отпусти ее, - беспомощно прошептал Дени.

- Отпустить? Снова хочешь убежать, на этот раз к ней? – монстр рассмеялся, - Только ведь на самом-то деле ты хочешь, чтобы ее не было, а?

- Пожалуйста…

- Только все имеет цену, Дени! Боль. Хочешь, чтобы я отпустил ее? Дай мне кое-что взамен… Мизинец! Хочу твой мизинец!

Не раздумывая, Дени медленно поднес правую руку к лицу и засунул в рот мизинец. Он успел заметить, как девушка с ужасом смотрит на него, кричит – и с силой сдавил зубы. Откусить его с первого раза не получилось. Костенея от боли, с выступившими на глазах слезами юноша грыз свой палец, пока наконец не выплюнул его на пол.

- Ты!... – услышал он. Монстр оттолкнул девушку и злобно смотрел на него, - Убью!

Дени попытался поднять руку и защититься – но был слишком слаб, его свалили на землю. Монстр уже замахнулся ножом, как вдруг дико закричал и, выронив оружие, схватился за голову.

- Убирайся! – кричал он себе, - Ты не заберешь мое тело! Оно не твое! Не твое!

- Теперь мое, - вдруг сказал монстр себе совсем другим голосом и Дени растворился в настигшей его темноте…

* * * * *

Он очнулся на скамейке около озера, с перебинтованной рукой, с привкусом крови на губах, под легкий плеск сладких волн.

- Иногда кричишь кому-то и боишься – вдруг он уже настолько далеко, что не поймет тебя, поймет не так, как ты бы того хотела…

- Что случилось? – выдавил из себя Дени.

- Не знаю, - пожала плечами Маргарита, - Оно вдруг убежало и все…

Она была вновь той кроткой девушкой, не из кошмара, которую он встретил в первый раз.

- Он… и правда был твоим братом?

- Я не хочу говорить о призраках, Дени.

Скривившись, юноша осторожно достал конверт. Внутри лежало письмо: «Дорогой и самый преданный ученик мой. Ты знаешь, люди существуют не для счастья, иначе Бог не даровал бы нам времени и мы вечно пребывали в юдоли спокойствия. Я знаю, ты хочешь быть моим и ты будешь моим – но лишь на миг, ибо своим союзом мы преступаем законы природы. Ты и я должны пройти через это. Только, прошу тебя, не надейся на счастье. Ты хочешь его уже сейчас, но его не будет ни сейчас, ни, возможно, даже потом – и как самый преданный ученик мой ты должен понимать почему. С любовью, Д.М.»

- Спасибо, что спас меня, - коротко сказала Маргарита и встала, - Не хочешь прокатиться?

Только сейчас Дени заметил лодку около берега. Вытянув руку, он разжал пальцы и письмо плавно улетело на землю.

- Хочу.

Они сидели напротив друг друга, в полнейшем молчании. Юноша греб, а девушка все время украдкой смотрела на него. Лодка отплыла от берега совсем немного, а берег уже терялся в туманной дали.

- На дне этого озера лежат много мертвецов, - задумчиво произнесла девушка, потом медленно поднялась, - Ты ведь не хочешь меня потерять?

Дени отрицательно покачал головой.

- Не хочешь? – Маргарита тепло улыбнулась и бросилась в воду.

Глава 8.

- Маргарита!

Дени долго и тщетно шарил лучом света от фонарика по воде – девушки нигде не было видно. Опустошенный и уставший он наконец причалили к берегу – никого. Побродив вокруг, юноша медленно повернул к кладбищу.
 
Когда он уже достиг его, накрапывал мелкий дождик. Гроб в могиле Алекса на этот раз был закрыт. Найдя в доме лопату, Дени аккуратно закопал его, после чего разрыл рядом еще две могилы. Дождь заметно усилился. Мальчик дошел до машины и открыл багажник (ему показалось, или кто-то уже открывал его без него?). Его немного мутило и откусанный палец сильно болел, но, поднатужившись, он все таки вытащил два завязанных черных мешка. Нести на себе не хватало сил, поэтому юноша просто поволок их за собой на веревке. На тропинке радио начало громко шипеть, вокруг постоянно кто-то бродил, но Дени упрямо шел к кладбищу, даже не пытаясь укрыться от холодных капель.
 
Он сбросил мешки в пустые могилы и закапывал их – фактически просто сливал вниз размякшую землю. Вокруг выступили отвратительного вида фигуры, радио буквально кричало, но Дени не обращал на них никакого внимания. Никто в итоге так и не приблизился к нему. Когда юноша закончил с последней могилой, он отошел на пару шагов и вновь вонзил лопату в землю. Внезапно он услышал чей-то крик и свое имя со стороны входа. Озадаченный, подошел туда и увидел приколотую к забору записку. Текст был коротким:

«Жду тебя около входа в парк развлечений. Маргарита».

* * * * *

- В бумаге сказано, что он пропал без вести, но ведь его же убили, да? Вы знаете?

- Он был смертельно ранен. В военном госпитале упросил перевести себя в госпиталь в Сайлент Хилле. Но документов о переводе не осталось и его сочли без вести пропавшим.

- Сайлент Хилл? Но почему не сюда, к нам?

- Он вырос в этом городе и… он всегда был для него особенным.

- Да, я знаю, - печально покачала головой женщина, - В свое время мне стоило больших усилий уговорить его уехать. Но он вернулся… все равно.

Повисло тяжелое молчание.

- Вам тоже придется вернуться… к нему, - наконец тихо произнес юноша.

- Да, я понимаю… к нему… - женщина неуверенно посмотрела в окно.

Внезапно Дени бросился вперед, схватил нож и всадил его женщине в живот. Вырывая его назад, он успел заметить ее округлившиеся от удивления и ужаса глаза. Женщина повалилась на пол. Подошел к девочке. Парализованная, та застыла на месте, не в силах ни вскрикнуть, ни побежать. Только в последнюю секунду она как будто сделала попытку вырваться, но он сразу перерезал ей горло. Потом склонился над женщиной – она была еще жива – и ударил ей в сердце.

* * * * *

В день накануне ранения Алекс был особенно меланхоличен.

- Я сам отправился на эту войну, но теперь боюсь умереть, - сказал он Дени, - Когда умер мой отец, мама долго горевала по нему, но потом нашла себе нового мужчину. Понимаешь? Он остановился, а она пошла дальше. Папа навсегда остался один. Даже если они с мамой встретятся на том свете, он не сможет поговорить с ней о том, что произошло после его смерти. Мама уже будет слишком далеко от него. И не одна.

- Дени, я бы никогда не попросил тебя об этом, но ты мой лучший друг. Я спасал тебе жизнь, ты спасал мне жизнь… В одной книге я прочитал, что в какой-то стране, в древности, если умирал их предводитель, люди убивали всю его семью и слуг, чтобы они навечно оставались со своим господином и любимым. Я не хочу, чтобы мои жена и дочь уходили куда-то без меня… Поэтому, если я умру, Дени…


Часть вторая. Священник.

Глава 1.

Около входа никого не было. Дени вошел в парк и сел на ближайшую скамейку, рядом с большим розовым кроликом. В руках у кролика зажата старая карта таро – «Повешенный». Юноша как раз разглядывал ее, когда из глубины парка показалась Маргарита:

- Здравствуй.

- Здравствуй.

Несколько секунд они просто стояли друг перед другом, потом она взяла его за руку и повела за собой. Впереди сквозь туман проступали очертания чертова колеса – почему-то оно казалось Дени очень зловещим. Но сейчас они  шли вовсе не к нему: поели мороженного около небольшого ларька, покидались мячиками по мишеням, сходили в комнату ужасов – аттракцион не работал, поэтому было совсем не страшно. Дальше им попалось красивое здание, внутри которого стояли гипсовые фигурки персонажей из самых разных сказок. Они сели за один столик с золушкой, вокруг которого сгрудились гномы. Из маленького чайника налили себе по чашечке чая, бросив внутрь несколько кубиков сахара.
 
- Как ты думаешь, о чем должны говорить мужчина и женщина? – девушка искоса взглянула на собеседника.

- … О любви, - неуверенно протянул Дени, вдруг вспомнив эти слова из какой-то книги.
 
Маргарита улыбнулась:

- О ней нельзя разговаривать. Слова стирают чувства.

Дени замолчал.

- Тебе больно? – спросила она.

- Больно.

- Тогда что ты делаешь в этом городе?

- Я должен помочь своему другу, - подумав, Дени добавил, - Встретиться с ним… И… и еще…

- Что?

- И еще я, - юноше вдруг показалось, что он сейчас задохнется, - Ищу тебя.

Один из гномиков внезапно упал. У него изо рта потекла капелька крови. Когда Дени вновь взглянул на Маргариту, то заметил странный блеск в ее глазах. Она резко приблизилась к нему, юноша инстинктивно отклонился.
 
- Прости, - смущенно сказала девушка, встала и протянула ему руку, - Пойдем.

- Куда?

- Я тоже кое-что ищу.

Они взялись за руки и вышли наружу. В каком-то трепетном молчании пошли вперед, всю дорогу юноша чувствовал тепло ее руки. Только в самом конце он понял, куда они шли. Высвободив руку, девушка указала ему на одну из кабинок. Дени сел внутрь и в ожидании посмотрел на нее.

- Прости, Дени, - прошептала Маргарита; кабинка захлопнулась и чертово колесо с отвратительным скрипом пришло в движение. Мальчику оставалось лишь смотреть сквозь грязное стекло вниз, на застывший образ девушки, в то время как он неудержимо взлетал вверх. Когда она исчезла во тьме, он огляделся. На обшарпанном сиденье напротив лежало обручальное кольцо и детская заколка. Больше ничего не было. Достигнув пика высоты, кабинка плавно потекла вниз. Остановилась. Снаружи шел дождь.

Помедлив, Дени все же открыл дверь. Парк изменился. Теперь он больше походил на сад, огромный, живой, сплетенный из острых серых листьев. Чуть впереди юноша заметил женщину и девочку, повешенных – старая веревка обматывала их шеи и скрывалась в небесной темноте. Это были жена и дочь Алекса, из ран от его ножа текла кровь. Стоило ему приблизиться к ним, как радио заговорило, все тем же голосом, как и ночью в доме у священника:

- Я все еще жду тебя, Дени… Ты помнишь, приют?... Дени…

И потом, гораздо тише и дальше, намного дальше среди помех он услышал крик:

- НЕ ПРИКАСАЙСЯ КО МНЕ!!!

Глава 2.

Дени вновь подходил к Брукхэвену. Новому Брукхэвену, который ждал его – юноша очень хорошо это чувствовал. Порезавшись о шипы, он открыл двери и зажег фонарик. Вновь клетчатый пол, на этот раз со следами крови. Давящая тишина. Осторожно ступая, Дени сделал пару шагов вперед и обнаружил, что на этот раз директорская дверь распахнута настежь.

Внутри лежал опрокинутый чайник, выплеснувшаяся из горлышка которого кровь еще дымилась, а на маленькой электрической грелке лежал чей-то мозг. Чуть справа от него стопка бумаг, верхняя говорила о закрытии приюта вследствие малого коэффициента полезного действия последнего. Еще странная записка, по-видимому, самого доктора: «Мне кажется, люди себя сторонятся. Это болезнь. Но только вследствие этой болезни и существует социум. Следовательно, здесь, в этом заведении, я не занимаюсь «лечением», наоборот…».
 
В коридоре юноша услышал легкое «дзинь» и приглушенный шум открывающихся дверей лифта. Он вошел – просто вдруг понял, что отступать поздно. Кнопка третьего этажа была окружена шипами, поэтому пришлось уколоть палец, чтобы нажать на нее. Тяжелый гул и двери закрываются, чтобы спустя пол минуты открыться вновь. Прямо посреди холла третьего этажа лежал медвежонок, ноги его были оторваны, а вокруг головы завязана оборванная веревка.

Дени повернулся и подошел к своей комнате. Внутренне напрягшись, открыл ее. Ничего, за исключением сломанной кровати. Под ней старая записка, короткая и сухая: «Ты все-таки наш сын, поэтому я должна сказать: твой отец застрелился». В остальном в комнате пусто - хотя нет, еще есть заметная дырка в полу в дальнем углу. Юноша вдруг вспомнил, как в детстве нашел маленькую щелку в том самом углу и  шептался с человеком в палате внизу. Он подошел к дырке и посветил вниз – слишком темно, чтобы что-то увидеть.

- Малыш?

Дени замер.

- Ты здесь?

- Д-да…

- Вернулся… - голос сухой и сиплый, - Это приятно. Знаешь, а я ведь закончил, оставались только ноги, но и их…

- О чем вы? – тихо спросил Дени.

- Не помнишь? Все наши разговоры… Кукла-вуду, а?

- Только наоборот, - продолжил некто из дырки, не дождавшись ответа, - Кукла-вуду наоборот. Злая накапливает в себя злую энергию и когда втыкаешь в нее иголку, причиняет зло миру. Добрая добрую, и от иголки миру становится лучше.

- Вспомнил. И вы… добрая кукла.

- Да. Помнишь, ты мне все рассказывал, а я хотел всем помочь? Теперь я себе уже все проткнул, ничего не осталось.

Они замолчали. Но вдруг собеседник продолжил:

- Ты мне тоже кажешься белой куклой, доброй, - в дырке что-то зашуршало, - Вот, возьми это.

Дени просунул в дыру руку и вскоре что-то нащупал. Это оказался пистолет.

«Ты знаешь, что с ним делать…»

Положив пистолет в карман, юноша вышел из комнаты. Снова вышел в холл и вдруг буквально упал, схватившись за уши, от нещадно закричавшего радио. В то же мгновение радио смолкло – а сквозь нахлынувшую тишину Дени услышал приближающийся металлический лязг. Он вдруг понял, что буквально парализован от ужаса – приближалось что-то, чего он боялся больше жизни. С трудом заставив себя посветить фонариком в ту сторону, Дени увидел это. Свою сестру, но какую…

- Дени…

Всхлипнув, юноша вскочил и бросился к ближайшей двери, ворвавшись в помещение и захлопнув за собой дверь, он бессильно опустился на пол. Сердце захлебывалось. Кое-как отдышавшись, Дени заметил, что он находится в архиве – месте, куда помещались аудиозаписи общения с детьми приюта. И почему-то сейчас архив был весь заполнен кассетами с пометкой «Дениэл». Взяв первую из них, мальчик воткнул ее в стоящий рядом проигрыватель, потом следующую, и еще одну – он слушал…

Глава 3.

- Что ты говоришь, Дениэл? – голос доктора Далласа.

- Демоны нуждаются в свете и звуках: свет позволяет увидеть их, а звук – услышать, так говорила моя сестра.

- Что еще ты можешь сказать о ней?

- Она красивая… и добрая. Умная… Я люблю ее.


- Ты не любишь ходить в туалет? Почему?

- Мне все время кажется, что я, особенно если долго сдерживался, вытащу не только то, что надо, но и свои внутренности, все… И умру.

- А почему ты так думаешь, Дениэл?

- Не знаю.

- Скажи, но тебе ведь приятно облегчаться, да?

- Н-наверное…

- Дениэл, ты ведь понимаешь, что твой страх потерять внутренности ненастоящий? Он лишь выражение твоего страха перед удовольствиями?

- Я… я не знаю.


- Что ты считаешь самым главным в жизни, Дениэл?

- Дружбу.

- Почему?

- Я прочитал книжку и в ней говорилось о дружбе. Я понял, что это действительно самое важное.

- У тебя здесь есть друзья?

- Нет.

- А с кем-нибудь хотел подружиться?

- Наверное, с Сюзанной… Но она ни с кем не разговаривает.

- А ты пробовал с ней заговорить?

- Однажды.


- Ты знаешь, почему ты здесь?

- Меня сюда отправили родители.

- Почему, Дениэл?

- Они не любили, когда я играл с сестрой.

- А как ты с ней играл?

- Я… я трогал ее… Она была очень красивой.

- Ночью? Чтобы не видели родители, потому что им это не нравится?

- … Да.

- Но тебе такие игры нравились?

- Да.

- А твоей сестре?

- Не знаю.

- Ты знаешь, что нет. Просто не мог остановиться.

- …

- Твои родители ругали тебя, особенно мама, да? За такие игры?

- Да.

- И ты думаешь, что они ругали тебя за то, что тебе было приятно?

- На… не знаю…

- Дениэл, ты знаешь, что твоя сестра из-за тебя повесилась?

- Что?! Я… Она… не могла! Не могла! Вы врете! ВРЕТЕ!!!


Внезапно ручка двери повернулась. В страхе Дени отступил вглубь комнаты. Дверь открылась. Его сестренка корчилась на полу, вся в тугой железной клетке, со всех сторон насквозь пронзенная шипами. Только одна рука была снаружи, скорее мужская, чем женская. Эта рука тянулась к юноше, облокачиваясь на пол, она с лязгом тянула за собой клетку. Окрашенные болью и ненавистью глаза сестренки кровоточили. Они мерно приближались.

- Неееееет! – закричал Дени и, выхватив пистолет, несколько раз выстрелил в клетку, потом бросился к двери. Цепкие пальцы успели схватить его за ногу, он вырвался, весь порезавшись о клетку, выбежал в коридор и стрелял в комнату, пока не кончилась вся обойма. Отбросив оружие, мальчик стремглав кинулся из здания.

Глава 4.

Он упал на дороге, где-то в городе, и долго лежал, согнувшись, обхватив руками голову. Хотел плакать, но не смог. Потом Дени все же поднялся и шатающейся походкой направился дальше, к церкви. Голова кружилась и юноша чувствовал, что очень устал. Ему вдруг стало страшно одиночество, сердце жгло пугающее ощущение и просто хотелось забыться в чьих-то теплых руках.

Из тумана церковь возникла неожиданно, холодным зданием, красивые цветные стекла сейчас казались серыми и невнятными. Дени открыл входные двери и слабо позвал Джеймса. Тишина. Он побрел вперед, между скамей, к тумбе, за которой обычно стоял священник. Пусто. Только распятый Иисус искусственными глазами смотрел на мальчика. Посмотрев направо, последний заметил дверь в небольшом углублении. За ней прятался недлинный коридор, заканчивающийся еще двумя дверьми. Правая привела юношу, по-видимому, в комнату святого отца.

Комната была маленькой, в одном углу стояла спартанского вида кровать, почти все место занимали полки с книгами, в основном церковными. Отдельное место отводилось оккультной литературе. Дени машинально пролистал небольшую брошюрку с закладкой: в ней говорилось о способах разговоров с умершими; особо подчеркивалось, что для этого требуется хотя бы одна вещь, принадлежавшая покойному - так дух «вновь может приобрести свой якорь в материальном мире». В углу жался крохотный письменный стол, на котором лежали распечатки статьи некоего отца Леорио. Вот неполный текст ее:

«Достопочтенные святые братия и сестры мои, - гласила статья, - сим написанным я, возможно, навлеку на себя гнев ваш, а также справедливые упреки о том, что из нижеизложенного невозможно сделать совершенно никакого положительного вывода. Точнее, тот напрашиваемый вывод совершенно, как мы полагаем, непростим, непозволителен и невыполним в так называемой практической точке зрения. Тем не менее, я вынужден отдать себя той посетившей меня мысли и предстать в ее одеждах пред судом вашим, ибо «так стою и не могу иначе». Вы знаете, каждый найдет в Святом Писании слова, зажигающие его душу, переворачивающие мир. Для меня такими словами стала идея о том, что Господу гораздо милее один раскаявшийся грешник, нежели сто изначальных праведников. Слова сии вначале более позабавили меня, с течением же времени все более поселяли в сердце хмурое предчувствие. Ведь задумайтесь, при каких условиях мы можем действительно понять данное выражение? Такое условие для меня только одно: если в мире никогда не было настоящих праведников, ибо настоящий праведник только один – сам Бог, остальные же все наполнены пред Ним греховной сущностью. … Мы приходим в этот мир не для того, чтобы служить Ему – вряд ли совершенному существу нужны слуги, но мы приходим ради того, чтобы под чутким руководством пастыря нашего, Господа Бога, излечивать собственную болезнь свою, коею мы именуем грехом и коею я бы также назвал небытием, ибо только последнее и можно назвать наиужаснейшею хулою пред самой квинтэссенцией Бытия. Самое ужасное преступление пред Господом – не извращенные злодеяния, но не быть, в то время как Он сам творит тебя. Злодеяния же – это следствие небытия, ибо причиняя зло окружающему, мы тем самым отделяемся от него и повергаем себя в темную пучину одиночества. … В мире мы есть ради искупления, осознать себя греховным – значит осознать, насколько ты еще не стал, насколько тебе еще предстоит научиться быть; считающие же себя праведниками навсегда закончили свое дальнейшее восхождение к глазам Его, к дыханию Его. Вы возразите, что не было еще праведников, которые бы не осознавали свою греховность пред очами Господа, и мне предстоит согласиться, однако не к тому вовсе я затеял этот разговор, чтобы развенчивать уже вознесенных. … Мысль и идея мои проста и ужасна в своей простоте: мы здесь не затем, чтобы совершать добрые дела, последние – лишь следствие, которое при данной жизни может даже и не успеть состояться. Затем мы здесь, чтобы узнать, насколько еще много небытия в нас. Затем мы здесь, чтобы не подталкиваемые Господом устремляться к Нему, но начать наш собственный осознанный шаг к Отцу. И ключ к этому осознанию лежит во грехе. Совершить грех – значит увидеть, насколько еще страшна душа твоя. Данное не означает поступать греховно при каждом удобном случае – для человека многие поступки, кажущиеся нам греховными, вовсе таковыми на самом деле ему не представляются, пусть даже на людях он говорит обратное. Кто-то даже убийство не считает грехом. Но всегда, у каждого человеческого существа, найдется нечто, что оно считает для себя самым страшным и недопустимым, порой, по сравнению с убийством, это даже сущая мелочь, как, например, поедание мяса. И я говорю – этот свой самый страшный грех человек должен осуществить. Ибо только так он поймет всю еще греховную природу свою и захочет приобщения к Бытию, не удовлетворяясь уже достигнутым. Совершить грех – значит страдать от него, страдать каждое мгновение, мучаясь приближающейся пустотой, часто же мы не притрагиваемся к такому свершению, осуществляя грехи, от которых вовсе не страдаем, только соглашаясь со всеми, что они суть преступления. … Что же, милые мои братия и сестры, вот он – тот вывод, которого, как я вас предупреждал вначале, на самом деле и нет. Ибо из мысли о том, что человеку должно страдать и должно совершить Грех невозможно построить хоть какое-нибудь полезное наставление. Да оно и не требуется, наоборот, скорее всего, оно было бы даже вредно. Однако мысль об этом, мысль, не наставление, все же необходима, как необходимо и раскаяние, невозможное без преступления, своего, личного, преступления».

Глава 5.

Выйдя из комнаты, Дени направился в противоположную. Она была гораздо более комфортна, в середине, на изящной кровати, сидела Маргарита, в платье, к нему спиной.

- С возвращением, - спокойно сказала она.

 Дени замер на пороге, не зная с чего начать и продолжить.

- Джеймс… он… - начал было юноша и запнулся.

- Ничего не говори, - Маргарита встала и, повернув к нему свое холодное снаружи, но разгоряченное внутри лицо, плавно подошла к двери и задвинула засов.

- Дени, я теперь твоя, - просто возразила она, глядя прямо в его глаза, - Ты это понимаешь?

После некоторой паузы Дени ответил:

- Да.

- И ты хочешь меня? – девушка смотрела на него, а потом улыбнулась, - Хочешь?

Она плавно расстегнула молнию сзади и спустила платье, оказавшись под ним полностью обнаженной.

- У меня есть только ты, убийца, - шептала девушка, - А у тебя есть только я, грешница – так давай будем вместе. Коснись меня.

Она плавно взяла его руку и положила себе на бедро. Дени казалось, что мир вокруг, его прошлое, приют и война постепенно сгорает, до основания, оставалось только лицо Алекса, где-то далеко, наблюдающее за ним.

- Освободись, Дени… Я тоже хочу тебя, - она приблизила к нему свое лицо, бездонные глаза, - Поцелуй меня.

Юноша сильнее прижал ее к себе, их губы уже почти встретились, как вдруг он увидел рядом силуэт матери. Дени закричал, отпрыгнул в сторону, а девушка превратилась в отвратительного монстра.

- Дени! – услышал он испуганный голос, но уже не мог ничего с собой поделать: выхватив нож, юноша что есть сил вонзил его в монстра, потом еще раз, и еще…

- Дени! Остановись, Дени! – кричал кто-то за дверью, стуча в нее кулаками.

А потом Маргарита обмякла и сползла на кровать, вся в крови, с застывшим лицом.

* * * * *

Дени не знал, сколько он так простоял перед нею. Ему казалось, вечность. Он вглядывался в ее открытые глаза и чувствовал, как рассеиваются все мысли, все его существо. Потом он вдруг выронил нож. Откинув засов, вышел в коридор, потом в зал. На ступеньке перед постаментом сидел Джеймс. Он курил, меланхолично глядя в потолок. Рядом стоял бокал с виски.

- Я всего лишь хотел помочь тебе, Дени, - серым голосом промолвил священник, - Почему она задвинула засов? Всегда была такой… такой… Я должен был остановить тебя, если бы ты… сорвался…

Юноша стоял перед ним, бессильно опустив руки. Весь в крови, своей и ее.

- Ты – это свет, Дени. Но ты сам сгораешь от самого себя. Потому что не знаешь темноты. Понимаешь ли ты, что совершаешь, когда убиваешь?

- Я должен был пробудить тебя. Прости, у меня не получилось. Теперь я не знаю, как помочь тебе… И себе.

Джеймс залпом выпил бокал и, достав из-под полы мантии маленький шестизарядный пистолет, положил его рядом. Потом встал и направился к выходу. Открыл двери и вышел.

- Прощай, Дени.