Глава 4. Лёшкины посещения и новая любовь Ани

          А мои собственные дела были не очень—то  понятные. Не плохие или даже ужасные, а непредсказуемые. Во-первых, все мои многочисленные доктора никак не могли взять в толк, как с таким страшным диагнозом я не просто росла нормальным ребёнком, правильно и достаточно интеллектуально и физически развитым, но и переносившим ежедневные сильнейшие спортивные нагрузки. По словам одного из «мировых светил», с таким сердцем я не только не должна была заниматься спортом, а давным—давно должна была покоиться где – нибудь на Ваганькове вместе с прадедушкой Митей.  Во — вторых, никто не знал, когда эта дыра образовалась,  как долго я с ней проживу, дождусь ли донорского органа для пересадки, да, и нужна ли она мне, эта пересадка. Габриелян считал, что у меня, так называемое, функциональное  отклонение, и нужно время,  чтобы всё само пришло в норму. Но его коллеги отметали его версию, как фантастическую, так  как считали, что область поражения слишком велика для  функциионального отклонения. Я ни черта не понимаю в медицинской терминологии, но версия моего любимого армянского дедушки Габриеляна понравилась мне больше всех. Она давала мне шанс на будущее. Вот так в полной неизвестности я проводила свои дни в центре.         
          Часто приходил мой одноклассник  и лучший друг Лёха Филатов.  Он рассказывал о новостях в классе, о подготовке к экзаменам, передавал приветы.  Просто удивительно! Находясь в классе, я сильно раздражала  своих  некоторых одноклассниц до почечных колик, а тут вдруг все прониклись ко мне необыкновенным сочувствием. Навестить меня смогли далеко не все, но  вот приветы передавали постоянно и в огромных количествах.  Причём не просто горячие приветы на словах, а приветы довольно  материальные: замечательные книги,  разные, отнюдь  не дешёвые, журналы,  диски, всякие вкусности. Вот уж, действительно, наше, родное, национальное, а, может быть, общечеловеческое:  в твоём несчастье тебе посочувствует каждый, но немного найдётся тех, кто искренне за тебя порадуется в твоём счастье. Но, так или иначе, благодаря моим сердобольным одноклассницам, духовная и гастрономическая жизнь нашей палаты была на самом высоком уровне.   
                Моих  соседок по палате  просто умиляло такое доброе ко мне отношение, отражавшееся и на них, и все приписывали это традиционному московскому  гостеприимству. Я их  не разубеждала. В конце концов, эта версия меня устраивала.
          Мои соседки с пониманием относились к приходам Лёхи и старались оставить нас наедине. Напрасно я пыталась убедить их  в том, что мы —просто друзья.  Мои дамы многозначительно  улыбались и уходили прогуляться  к книжному или аптечному киоску.
- Ирочка, мне срочно понадобился аспирин!- вдруг вспоминала Ольга Александровна. – Побежала, побежала,  а то киоск закроют на обед.
 - Говорят, в книжном киоске, появился последний роман Марининой. Так хочу про-читать,- поддерживала её Аня. -  Срочно лечу, а то разберут.
-А я с вами прогуляюсь, а то что-то  совсем залежалась, ноги затекли,- поддерживала их  стремление как можно скорее испариться Татьяна. 
     Тоже   мне не нашли уважительный повод для срочного похода   за покупками! И лекарств, и книг, и журналов в нашей палате хватило бы не на один  такой больничный киоск.
   Смешно, что я не прислушалась тогда ни к  словам своих  мудрых старших  подруг, ни к своему сердцу. Лёха в белом халате был смешной и очень серьёзный. Я его с детства знала, мы даже когда—то в одну группу в детском саду ходили, но я этого не помню. Мама помнит, она мне это как—то и рассказала,  когда на одном из родительских собраний увидела Лёхину маму. Они были знакомы, оказывается, ещё со школы.  А позже, так получилось, что  мы  поселились в одном доме, правда, на разных этажах. Выходит, что Лёха мне почти что родня.  А испытывать романтические чувства к родне –это  как-то противоестественно.
 А если честно, он очень симпатичный. Умный,  высокий, спортсмен и добрый. Странно,
как это я всё видела и в такого героя не влюбилась?
  Но мои соседки были убеждены, что я просто стесняюсь своей «первой чистой любви».
Ради Бога, дарю им их  заблуждение, если оно  им  так нравится.
-  Привет, Некрасова! Здравствуйте дамы! Как ваше драгоценное здоровье?- с этим неизменным приветствием Лёха появлялся  каждый день, но  в совершенно разное время. Он был очень занят, и приходил тогда, когда в его плотном графике образовывалось хоть крошечное окошечко. Не зная времени его прихода, я не особенно его и ждала. Может быть, поэтому,  как Лис из «Маленького принца»,  не  готовила своего сердца к этим встречам. Тем боле, что ничего необычного в них  не было. Так встреча двух старых друзей, один  из которых не вовремя занемог, а другой по долгу дружбы не может его бросить на произвол судьбы.
       Лёха передавал приветы, подарки. А потом сразу же переходил к делу.
- Слушай, старуха, у меня полный завал со знаками препинания в сложном предложении, потом я не могу понять,  что такое приложение. Объясни. Тебе ведь здесь всё равно особо делать нечего. Помоги ближнему. Вот ещё два практических  упражнения надо сделать к послезавтрашнему уроку. Ирка, выручи! Век не забуду.
- Да, конечно, я всё сделаю, - успокаивала я Лёху.- Только вот я не уверена, что в русском лучше тебя разбираюсь. Если «трояк» - не извольте гневаться, барин. Музыканты играют, как могут. Просьба — не стрелять!
-Не скромничайте, мадемуазель! – Лёха шаркал ножкой и кланялся.- Вы само совершенство в области русского языка. Как, впрочем, и во всех других  областях жизни.
- Болтун и трепло!
- Не извольте так грязно лаяться, добрая женщина! Вам это не идёт!- менторским тоном, протяжно в нос тянул Лёшка.
- Не доводи больную до инфаркта, а то — убью!- Здесь моё терпение иссякало, и я бросалась на Лёху с кулаками.
- Случилось чудо! Больная не только выздоровела,  но  и озверела! Спасайся, кто может!- радостно  голосил Лёха. И скакал по палате молодым козлёнком.
        Моих соседок это не только не  раздражало, но они сами старались поддержать Лёху и подзадорить меня. Видимо, им так же, как и мне не хватало привычной суеты, уличного  шума, громкого смеха и радости жизни. Вдоволь насмеявшись, все расходились, а мы с Лёхой ещё полчаса могли обсуждать наши общие дела из внебольничной жизни, но делали это уже вдвоём, в тишине,  по—серьёзному.  Иногда у меня появлялась странная одышка, мне становилось трудно  дышать, кружилась голова. Лёха пугался, звал медсестру. Прибегала взволнованная Катя или Лена. Меня спешно укладывали в постель, делали какой—то  укол, и я проваливалась в сон. Вечером я чувствовала себя слабой и разбитой. Но такие приступы болезни были редки, и испугал только первый раз.  Вечером приходили мама или папа, а то и оба вместе,  часто меня навещали обе мои бабушки, иногда дедушки, и мне снова становилось уютно и спокойно и верилось в скорое выздоровление и возвращение домой.
           А в общем—то больничные дни тянулись довольно  однообразно. Поэтому любое событие, не связанное с обследованиями, процедурами, операциями, будь то посещение Лёхи, приход  моих  родителей, весёлое щебетание  «смолянок» - подружек юности Ольги Александровны, привносило в неё какое—то  разнообразие, приковывало внимание не только пациенток нашей палаты, но и всего нашего отделения. Потом ещё несколько дней  оно служило предметом горячего обсуждения всех находящихся в больнице, чья жизнь была ещё менее весела и  богата событиями.  Вот почему новая любовь нашей Ани  вызвала полный ажиотаж всех  и вся. В отделении даже действовал своеобразный тотализатор, где всякий желающий попереживать за чужое счастье, раз уж своё не светит, мог делать ставки: кого  из поклонников выберет Аня, как скоро она  выйдет замуж, сколько у молодожёнов будет детей и т.д.  Этот ажиотаж начался задолго  до  того, как у Ани появился действительно  достойный претендент на её сердце. Обжёгшись один  раз, она не спешила броситься в водоворот страсти с головой, а, по—моему, так даже и не помышляла о новом романе. Она даже не замечала мужчин  вокруг себя, настолько была поглощена своим горем и своей болью. А ведь она была чертовски привлекательна, даже красива. Многие пациенты и посетители на неё заглядывались. Да что греха таить! Молодые врачи и фельдшера тоже  оказывали ей  внимание, далеко не профессионального  характера.  Но,  как поётся в одной старой песенке: «Звать любовь не надо, явится нежданной...» Так произошло  и с нашей Анной.
         Его  звали Константин. Постоянный. При такой голливудской внешности ему трудно  было бы  быть постоянным. Но это  был тот  редкий тип  мужчины, который не задумывался о том, как он  красив и привлекателен  в глазах женского  пола.  Он был врачом от бога и по призванию. И, не смотря на его  молодость, он был признанным хирургом. И именно  ему пришлось оперировать Аню. История банальная и древняя, как мир: Пигмалион  влюбился в Галатею.
Константин Сергеевич Смирнов  появился в нашем отделении недавно и сразу же привлёк всеобщее внимание. Он прибыл по обмену опытом из Санкт-Петербурга. Говорили, что он  изобрёл какой-то новый метод операции на сердце и приехал обучать ему московских коллег. Его  профессиональные качества и заслуги интересовали, в основном, мужское население института. Женщин  же привлекла его  голливудская внешность, европейские манеры и необыкновенная для профессорского  звания молодость. Ему было где-то  около тридцати,  но  выглядел он  совсем молодым.  После первого обхода он  остановил свой выбор на Ане как на самом интересном, с научной точки зрения, пациенте. Аня, не раздумывая, дала согласие на внеплановую операцию, которую проведёт молодой профессор. И она не прогадала по всем статьям.
Неделю её готовили к операции,  а Аня  сохраняла полное спокойствие. Когда её увозили на каталке из  палаты, она, смахнув слёзы,  передала мне письмо для Андрея. Велела передать ему это послание, если она не перенесёт операцию.
- Ты, если, хочешь, можешь прочитать,  и, что бы ты обо мне не подумала, обещай, что письмо передашь именно ему, не моей маме. Она не отдаст ему письмо. Она его вычеркнула из  числа наших  друзей и знакомых. А я хочу, чтобы он  знал, что он  поступил со мной необдуманно. Я ведь знаю: он меня любит, это ему его мамочка напела, а он  такой послушный сын. Я просто хочу, чтобы он  знал, что я его  простила,  - Аня сбивчиво пыталась мне объяснить свои чувства, а я пыталась внушить ей мысль, что всё будет хорошо. Ну, как всегда, когда не знаешь,  как успокоить человека, ему обычно говоришь эту дежурную фразу: « Всё будет хорошо!» И люди обычно верят и успокаиваются, потому что в тайне все на это  надеются,  что всё будет хорошо.
             Всё на самом деле  получилось хорошо. Операция прошла успешно. Аня провела в реанимации всего неделю, а потом снова вернулась в нашу палату. И каждый день по нескольку раз  в нашу палату приходил Константин Сергеевич.  Он сам выслушивал Аню на утреннем обходе, приводил  практикантов и коллег, заглядывал в палату по вечерам,  иногда заходил даже ночью. Сначала его внимание было вниманием прекрасного  профессионала, добросовестного  хирурга, ощущающего ответственность за каждого  пациента, это было внимание учёного, которого интересовали положительные результаты по разработанному им методу, но постепенно мы все начали замечать, что он  смотрит на Аню очень уж нежно  для лечащего врача. А он и не пытался скрыть, что его внимание к девушке давно вышло за рамки профессионального. О его прошлом много  судачили, приписывали несчастную любовь, намекали даже на трагическую кончину его возлюбленной. Но всё оказалось гораздо  проще: никакой  возлюбленной не было. Некогда было человеку заниматься личной жизнью, всё его время занимала сначала учёба, потом работа и наука. И вот тут всё и случилось. На почти тридцатилетнего профессора свалилась любовь. И он  растерялся, он  не знал, как себя вести; он смущался, даже краснел при разговоре с Аней, когда вопрос не касался медицины. А ещё говорят, что все медики—немножко циники! Не медик — а красна девица! Как он  был осторожен, деликатен, предупредителен. Наши тётеньки просто млели, когда наблюдали за его робкими попытками ухаживать за Аней. Его  любовь видели все, кроме той, которой она предназначалась. Надо  сказать, что я вернула Ане её письмо. Не знаю, что в нём было написано. Не смотря на моё ужасное любопытство,  у меня всё-таки хватило  силы воли не прочитать его. Аня посмотрела на меня с благодарностью, тихонько засмеялась и порвала сложенный вчетверо листок бумаги. Прощай, прошлое! Будем жить! И всё. Она больше не вспоминала об Андрее. Вот это выдержка! А, может, она его, действительно,  разлюбила?
- Аня,- решила я открыть ей глаза,- тебе не кажется, что Константин Сергеевич к тебе неравнодушен? Он так на тебя смотрит...
- Вечно ты всё выдумываешь. Но если он  в меня влюблён, я могу по блату его попросить прооперировать и тебя. Он, действительно, настоящий мастер,- смеясь, предложила Анна.- Ну, а если серьёзно,  то такой мужчина не может иметь недостаток в женщинах. Слишком много соперниц. Я не борец. Да и не до  романов мне сейчас. О здоровье надо думать. Нет, ты всё выдумываешь, я не могу понравиться такому мужчине.
« Ну, и козёл же этот Андрей,- с необыкновенной для себя злостью подумала я о бывшем Анином женихе, - надо же такой комплекс неполноценности у девушки пробудил!»
- Аня, ты не права, ты красавица и умница, скоро будешь дипломированным специалистом. Кстати, ты ведь тоже медик. Может, он видит в тебе подругу по науке. Ты изобретёшь новое лекарство и получишь Нобелевскую премию.
- Ирка, успокойся, фантазёрка! Тебе бы романы писать. Но ты знаешь, вся твою  чушь приятно  слушать. Может, тебе стоит подумать о профессии психолога или психиатра, или психотерапевта?
    Так меня   опять  пробила мысль о выборе профессии. Нет, конечно, я в детстве мечтала, о том, кем я стану, когда вырасту. Я представляла себя великой артисткой или певицей ( ни слуха, ни голоса), великой спортсменкой,  непременно  Олимпийской чемпионкой, и ещё кем-то, но непременно – великой, выдающейся, знаменитой. А тут я впервые задумалась о том, что профессия должна быть нужной, приносить пользу людям. Вообще, как это приятно помогать другим. Кстати, этому я тоже научилась у врачей Института кардиологии. Вот воистину великие люди.
А что? Это неплохая идея—связать свою судьбу с медициной. Только вот позволит мне здоровье? Надо озадачить Лёху. Пусть посмотрит по справочникам абитуриентов, где у нас учат на психолога. Вот так я выбрала свою будущую профессию. Что ж, этот  день в больнице прожит не зря.
А сколько их ещё осталось?