The Fantasy of Love. Мышенорский хроникер. Открытк

                The Fantasy of Love.
                Мышенорский хроникер.
                2
                Открытка из прошлого.
   Потемков проснулся, и, не открывая глаз, стал слушать, как бегают жирные мухи по газетным листам, в беспорядке разбросанным на столе. Вчера, перед тем как снова напиться до бесчувствия, он просматривал свежий выпуск «КрОт»а. Потемков, вообще не из тех, кто аккуратно, систематически, интересуется прессой. Как, кстати, и его давнишний друг, Готлиб Иоаннович Синегор.  Он-то и посоветовал купить экземпляр и полюбоваться, какую ахинею стал пропускать главный редактор в вечерний тираж. Прямо так по телефону и сказал: «Полюбуйтесь, дружище…». Статья, на самом деле, не могла служить поводом для общего беспокойства горожан, (на что акцентировано, намекал старейший невропатолог Мышенорска – Великого), но показалась Потемкову довольно странной. Он никак не мог понять, каким образом изложенный в заметке факт мог привлечь интерес журналиста, не говоря уж, всей редколлегии, давшей добро поместить материал на первую полосу. Обычно, «Крик Отечества» не афишировал подобную чепуху. Мало ли что делает с животными радиация! Но в свете недавних событий, произошедших с персональным пенсионером Потемковым, у единственного городского издания СМИ появился шанс заложить под читателей настоящую бомбу.
   Первый звонок, возвестивший открытие новой страницы городской летописи, оживил ночное небо над парком аттракционов, который был закрыт по случаю сильных морозов в конце прошлой зимы. Поэтому мало кто обратил внимание на странные явления в атмосфере, еще меньше народу приняли виденное всерьез. В половине второго ночи, над заботливо утепленными головами немногочисленных героев любовников и их отчаянных пассий, рискнувших здоровьем ради томного похаживания с кавалером под ручку, разыгралась настоящая мистерия с участием существ, излучающих мягкое свечение при столкновениях одного с другим. Что это было на самом деле, не удалось установить до сих пор. Не походило на драку эльфов или веселение песплотных небесных сил. Скорее, происходящее по недосмотру высшей небесной иерархии, чем на самом деле показное, начало действа не могло привлечь к себе пристального внимания публики, поскольку потенциальные зрители были заняты сами собою, но кое-кто, все же следил за ним широко раскрытыми глазами. Это был сам Потемков. Он сидел в сугробе в состоянии легкой алкогольной эйфории. По прошествии похмельного синдрома, генерал списал все увиденное на ни в чём не повинную белую горячку, и на том успокоился. Но месяц спустя действо повторилось и повторяется каждую тринадцатую ночь каждого месяца.
   Последним совершившимся актом перестройки сознания обывателей, послужило появление в городе некоего господинчика, однократно посещающего жителей Мышенорска в их собственном обличье, так что каждый легко узнавал в нем самого себя. Постепенно, горожане стали ждать визитов и извлекать из них пользу. Но в целом, сам факт его присутствия в самых неожиданных местах, оптимизма никому не внушал. Главным образом, угнетала людей внезапность общения с этой, к всеобщему глубокому сожалению, далеко не эфемерной личностью. За примером можно обратиться в одну из районных поликлиник, к доктору Синегору. Он, возможно, почваниться самую малость, да и расскажет вам историю с тапочками и пропавшим скелетом.
   Потемков лежал пластом. Вторя кратковременным вспышкам похмельной клаустрофобии, едва уловимое чирканье тонюсеньких мушиных лапок податливо перерастал в грохот бесовских копыт. Дробные удары по газетным листам, сопровождаемые нетипичным для малогабаритной жилплощади эхом, болью отзывались в голове и нарушали условную умиротворенность, достигнутую им путем систематического злоупотребления всем, что доступно человеку не первой молодости на скромные доходы от ремесла. (Отставной генерал устраивал фейерверки для «новых русских»). Рука его безвольно свесилась на пол, и в поисках боевого отравляющего вещества «дихлофос», вяло поглаживала линолеум, игнорируя тапочки, пепел сигарет и стеклянную пыль, обильно осыпавшую город, в котором вырос мировой гигант производства елочных украшений, Мышенорский Мегаполис Ручного Труда. (ММРТ «Дутик»). Когда, искомый предмет, наконец-таки, был вовлечен в конфликтную ситуацию, Потемков удовлетворенно хмыкнул и открыл глаза. На мокрой от распыленной отравы газете корчились лапки, хоботки и крылышки, а над ними, мрачным обелиском – непочатая бутылка вина, апофеоз чего-то недоосмысленного и похороненного. Он устало зевнул, бросил равнодушный взгляд на бутылку и с облегчением отметил про себя, что вопли умирающих насекомых уже едва слышны, а вскоре и вовсе сольются с монотонным гулом оседающей пыли.
   - А не похмелиться ли Вам, Ваше Превосходительство, покуда Вы не свихнулись окончательно? – спросил Потемков у своего отражения в потолочном зеркале.
Грузно поднялся с кушетки и, оставляя на полу влажные отпечатки босых ног, прошел к столу. Привычным движением вышиб пробку из узкого горлышка темной бутылки португальского портвейна и сделал первый осторожный глоток.
   - Вот бы выпить, поблевать, да на люстре покачаться? Может, хватит, генерал?! Возраст уже не тот, - проревел за спиной знакомый бас.
   - Никак Спас во облацех явился, - тем же голосом ответил Потемков, морщась от терпкого привкуса заграничного пойла.
Он повернулся лицом к точной своей копии и констатировал:
   -Никак нет-с, всего лишь отставной генерал, хронический алкоголик и мелкий хулиган.
   - Староват ты, по крупному хулиганить, - парировал двойник и отнял прилипшую к ладони бутылку, как бы желая присоединиться.
Внезапно, Потемков остался один в своей маленькой, пустой квартире. Щемящее чувство одиночества вернулось к нему во всей полноте. То, для чего он допивался до одури, приставал к потаскухам и ежедневно дрался с милицией, исчезло. Мало того, исчезло навсегда.
   Резкий удар в ноздри, прочистившиеся после извержения не принятых организмом винных паров, вынудил Потемкова скомкать пропитанные дихлофосом газеты и швырнуть прочь от себя, вместе с дохлыми мухами и бредовой статьей, неизвестно для чего помещенной на первую полосу. Такого отвращения к себе, он не испытывал с тех пор, как будучи еще зеленым курсантом военного училища имел неприятный разговор с особистом, по поводу того, кем работает его тесть. (Духовное звание отца Еремы ставило крест на офицерской карьере Потемкова, но эти трудности он преодолел…)
   Генерал окончательно протрезвел, бросил прощальный взгляд на собственное отражение в зеркале, и вдруг заметил оставшийся на полировке стола отпечаток газетного листа, настолько четкий, что глаза, само собой, пробежали текст, по странности с лева на право, а не наоборот, как должно быть при случайном оттиске. По мере того, как генерал впитывал смысл бессознательно считанных строчек, лицо его вытягивалось в длину, глаза приобретали все большую выпуклость (постепенно поднималось внутричерепное давление и отвисала нижняя челюсть ), пальцы сами собой сжимались в кулаки.
   - Бред! Как, откуда…
Потемков, как разъяренный тигр, забегал по комнате. Толи, от выпитого портвейна, толи от внезапного стресса, вызванного газетным оттиском на столе, кирзовый желудок взбунтовался.  Адская изжога, какую, обычно, человеку вытерпеть не дано, несколько поумерила сумбур в голове генерала. Он решил сперва разобраться с более актуальной проблемой.
   В статье, прочитанной генералом накануне, говорилось о зверьке, которого обнаружил сторож зоосада несколько дней назад и удерживал в тайне. В мокром оттиске, возникшем на полировке стола под воздействием дихлофоса, говорилось о самом генерале. Несоответствие статьи и ее оттиска, а самого оттиска реальному положению вещей, было поистине возмутительно. Поскольку статья не займет много места в папке, вот ее подробное содержание:
   Собственный корреспондент «КрОта», Павлик Валуа сообщает: «Сегодня, (число, месяц, год прописью), в личных архивах печально известного генерал-лейтенанта Потемкова, обнаружено открытое письмо, пролившее свет на причину самоубийства. Следствие прекращено. Дата похорон генерала будет назначена по результатам телефонного опроса. Свои предложения просьба диктовать на автоответчик редакции. Прощание с телом начнется завтра (число, месяц, год прописью), в Доме Культуры ММРТ. VIP – места с гарантией анонимности, безопасности и комфорта».
   Он выпил соду, достал папироску и вышел на лестницу. Тяжелая дверь подъезда слегка приоткрылась, возникший сквознячок подхватил легенькую дверь квартиры и одним коротким ударом сбросил щеколду замка. Оставшийся в одних трусах на лестничной площадке, генерал выбросил папироску, пнул соседского кота, по вине которого возник сквозняк, и вышел на улицу. До диспетчерской ЖКХ предстояло пройти каких-нибудь двести метров.
Вопрос разрешился сам собой, тем же сквозняком. Прямо к ногам Потемкова, улетевшие с чьего-то балкона, шлепнулись большие женские брюки. Будучи истинным военным, он, вышел из положения не задумываясь о таких мелочах, как сторона расположения гульфика.
   - Если вставить лампасы, вполне можно носить, - заметил генерал, глядя дареному коню в зубы.
   За диспетчерским пультом, Потемков увидел подозрительно знакомую даму. Но где, когда, при каких обстоятельствах он ее видел, вспоминать было некогда. Не отрываясь от чтения мятых листков из картонной папки, она первая задала вопрос:
   - Оформляем пятнадцать суток?
   - Сержант Скудоумова! – озарило Потемкова.
   - Что, простите?
   Диспетчер встрепенулась как перепуганная индюшка и бросила на генерала удивленный взгляд.
   - Что это Вы мне хамите. Какая я Вам скудоумная?
   - Пардон, мадам. Обознался. Я, собственно, за слесарем. У меня дверь захлопнулась, не могу попасть домой…
   - Меньше по бабам шастай, - разглядывая генераловы порты перебила диспетчер.
   - Слесарь в адресе, подожди за дверью, – видимо, примирившись с его внешним видом, добавила она дежурным тоном.
Генерал вышел из диспетчерской и присел на каменную ступеньку крыльца. По странности, ни один человек не прошел мимо, и как бы ни хотелось ему покурить, разжиться куревом не удалось. Солнце накалило татуированные плечи Потемкова, в ушах поднялся отвратительный шум, асфальт взбугрился крупными серыми пузырями. Предчувствуя начало эпилептического припадка, он улегся на газон вниз лицом.
   Очнулся Потемков в каморке слесаря.  По доброте душевной, тот нацедил ему кружку браги, и почти насильно заставил выпить. Генерал почувствовал облегчение, освободил из тисков простреленную ногу и встал с верстака.
   - Ну-ка, водочки, для доводочки, - заплетающимся языком приказал слесарь, предложив генералу граненый стакан.
   - Нет, спасибо, - испуганно отказался Потемков.
   - А я выпью, - грустно сказал мужик и одним глотком прикончил бутыль.
Генерал дунул в пустой стакан. Глядя на поднявшиеся облачка серых пылинок, недовольно фыркнул и побрел к выходу.  Пьяный бред работника коммунальных услуг ничего хорошего не сулил.
   Вышибать дверь пришлось самому. От удара, с гвоздика слетел почтовый ящик и вытряхнул под ноги все содержимое. Среди пестрой рекламы, Потемков заметил поздравительную открытку, напечатанную где-то за границей, видимо очень давно. За такими охотятся коллекционеры. Он внимательно посмотрел на штампы. Один был поставлен двадцать лет назад, в уже несуществующем поселковом отделении связи.  Второй штамп был относительно свеж. Текст поздравления не оставлял сомнений в подлинности отправителя:
«Радуйся иуда. Твой день настал. В возвращении Храма получил отказ, в нем остается казарма. На горнем месте голые девки скачут, а в меня пробками из бутылок стреляют. С комсомольским приветом, отец Еремей».
   Почерком бывшего тестя был указан нынешний адрес генерала. На обратной стороне, рукой жены, единственное слово: «одумайся».
   В комнате, сидя на кушетке, двойник Потемкова заталкивал патроны в обойму наградного револьвера.
   - Есть предложение, - сухо, по-деловому, предложил он.
   - У тебя есть выбор. Привести все в соответствие со статьей Валуа, либо, выслушать меня и предпринять единственно верный шаг.
   Потемков пристально посмотрел на двойника и подошел вплотную, всем своим видом показывая, что готов слушать…