1. 3. Онтология иррационального в Приморье

1.3. ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ИРРАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕНЦИЙ СОЗНАНИЯ В ПРИМОРЬЕ

В данном разделе мы выявим дополнительные предпосылки религиозности жителей Приморья в XXI  веке, которые формируют феномен богоискательства современности. Кроме того, что мы обнаружили в предыдущих параграфах, также существуют следующие онтологические основания религиозных поисков: противоречивость человека и жажда идеала в пространстве нестабильного бытия и вечного становления.

А.С. Пушкин однажды заключил: «Все, что было великого с самой глубокой древности, все находится в зависимости от религиозного чувства. Без него не было бы ни философии, ни поэзии, ни нравственности».

Какова же природа религиозного чувства и существует ли возможность объяснить, казалось бы, необъяснимое, иррациональное; доступно изложить недоступное, разумом постичь непостижимое?

Гёте высказывался так: «Хочешь узреть невидимое, вглядись в видимое». Мудрый царь Соломон выразил эту идею по-своему: «Лучше видеть глазами, нежели бродить душой» (Екклесиаст 6:9). В целом, Библия содержит подход к этому вопросу так: «Сокрытое принадлежит Господу, Богу нашему, а открытое нам и сынам нашим (Втор. 29:29)» [1].

Другими словами, и в феномене религиозности есть то, что мы можем постичь своим разумом, то, что может быть обнаружено гносеологическими изысканиями рассудка, то, что доверено Богом «в наши руки».

По-видимому, объяснить некоторые таинственные явления вполне возможно и даже порой нужно, но сложнее после объяснения, взяв ответственность за свои выводы, все же признать за тайной статус достоверности и право на существование среди прочих ценностей человеческого мировоззрения. Именно здесь многие специалисты решаются на непозволительные колкости в сторону религии и носителей религиозного сознания.

Иначе говоря, объясняя причины богоискательства, многие ученые встают на скользкий путь цинизма и заносчивого гнозиса, когда сводят все проявления религиозности до уровня: самообмана и самовнушения (Л. Фейербах), «опиума для народа» (К. Маркс, В.И. Ленин), ментальной иллюзии самоутешения и «галлюцинаторной спутанности» (З. Фрейд) и т.д.

По нашему мнению, это не допустимо. Мы считаем, что природа богоискательства имеет своей филогенетической основой естественные параметры, в которых рождается и развивается человек, и уже только по этому чувство уважения к данной области человеческого опыта и переживаний должно быть основой в каждом социологическом, психоаналитическом или религиоведческом исследовании.

Попытаемся, исходя из самой природы человека, пролить свет на механизм потребности в идеале, реализованном и персонифицированном в понятии Бога-Абсолюта, изъяснить это «таинство» посредством доступных всеобщему восприятию смысловых конструкций.

НЕДАЛЬНОВИДНОСТЬ И ПОСЛЕДУЮЩИЕ ПОГРЕШНОСТИ ВЫВОДОВ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ ПРЕДШЕСТВЕННИКОВ.

Итак, по результатам исследований в нашей стране, начиная с 90-х годов, наметился широкий общественный интерес к религии.

В 1997 г. М. П. Мчедлов констатирует «общее возрастание по сравнению с прошлыми десятилетиями числа верующих [2]». Исследования 1995-1997 гг. показали, что наблюдается «повышенный интерес российских подростков к вопросам религии. Вера для молодых приобретает многозначительный смысл: это и знак групповой принадлежности, и эстетическое занятие, и высшая духовная потребность [3]».

Приморское положение вещей отражено следующими данными: "в Приморском крае, как и во всей стране, происходит значительный рост числа верующих и религиозных организаций. Если в 1985 году в крае действовало 49 вероисповедных групп, из которых только 17 осуществляли  свою деятельность в соответствии с законом, то в первой половине 1997 года в крае насчитывалось более 180 религиозных организаций, 133 из  которых зарегистрировали свои Уставы и имеют статус юридического лица [4]".

Сравнительный анализ исследований показывает, что в 70-80-х гг. наблюдались «крайне низкий уровень религиозности в студенческой среде и очень слабая осведомленность студентов  в вопросах религиозного вероучения и культа [5]».
 
Но уже в 1999 году возобновленные исследования показали, что «религиозность студентов резко возросла (если учесть такие ее показатели, как посещаемость церковных богослужений для удовлетворения личных религиозных потребностей, осведомленность о «священной книге» христиан Библии, убежденность в полезности религии в нравственной жизни, позитивной роли православия в истории нашей страны и т.п.)… Нынешнее исследование зафиксировало резкий скачок религиозности среди лиц мужского пола [6]» . В целом, исследования религиозной ситуации за последнее десятилетие «фиксируют динамику общественного сознания россиян относительно степени их доверия к институту религии, высокий уровень религиозной самоидентификации [7]».

Объяснить эту тенденцию спешили многие. И, как это полагается у ученых, воспитанных в советском обществе, обнаружились (конечно же, в духе сциентизма) вполне адекватные общей парадигме светскости интерпретации.

Вот примеры: «Становление информационного общества в России сопряжено с глубоким социально-духовным кризисом: радикальным отрицанием материальных и культурных достижений советского периода, стремлением к так называемому духовному возрождению [8]».

И ещё: «Крах коммунистической партийно-государственной идеологии состоялся исторически мгновенно… В поисках новой, взамен утраченной, идеологической опоры общественное сознание обратилось к ценностным стандартам, выработанным культурой ранее, пригодным для большинства и восходящим к определенной базовой модели (что гарантирует их стыковку и неантагонистичность)…Оказавшись в состоянии идеологической аномии, массовое сознание постсоветской эпохи «оттолкнулось» от обязательного прежде атеизма и «качнулось» в сторону религиозной веры [9]».

Ученые Приморского края толковали эти тенденции в том же духе: "Широкое развитие нетрадиционной религиозности и активное проникновение иностранных миссионеров явилось открытым и убедительным свидетельством НЕБЛАГОПОЛУЧИЯ во всех сферах жизни современной России и, прежде всего, идеологически-нравственного КРИЗИСА. Религиозные воззрения современного населения Приморья также отражают эту ситуацию. Все религиозные новообразования сравнительно невелики по количеству своих последователей, но весьма активны в своей деятельности по завоеванию умов" [10].

Другими словами, получается, что наметившийся социальный «перекос» обусловлен ничем иначе, как СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫМИ ПОТРЯСЕНИЯМИ. Такие выводы, конечно, свойственны социологической, исторической, психологической, культурологической «диаспорам" ученых.

Из наблюдений сделанных нашими предшественниками, если не быть предельно проницательным, может показаться, что современные религиозные поиски в стране вызваны, в общем, следующими причинами:
 
1. Крушением старой системы ценностей [11] и идеологическим вакуумом. «…массовое сознание не может долго пребывать в идеологическом вакууме, оно ищет и находит себе мировоззренческие опоры, типологически близкие прежним, утраченным [12]» . То есть имеется в виду, что в 90-х годах разочарование в идеях о светлом коммунизме привело к ситуации, когда «свято место пусто не бывает» - отсюда и скитания на нивах религиозного рынка надежд; паломничества и заимствования идей для духовного потребления с Востока, Запада и т.д.;

2. Чисто российскими условиями материального плана. «Охотнее доверяют религиозным организациям низкообеспеченные и живущие за чертой бедности [13]». Речь идет об убежденности, что социально-экономические потрясения в стране заставили россиян искать утешения не в «хлебе насущном», а в Царстве Небесном или более прозаичном якобы идеальном царстве религиозных общин уже здесь на Земле.

Мы склонны возразить такой расстановке акцентов. Выводы упомянутых ученых, скорее всего, питались установкой, что религиозность не может сформироваться сама собой, и ей обязательно нужны искусственно вызванные обстоятельства.

Однако мы убеждены, что для религиозного опыта ДОСТАТОЧНО И ЕСТЕСТВЕННЫХ ПАРАМЕТРОВ существования человека, когда без всяких социальных потрясений, с одной только экзистенциальной сущностью бытия религиозность будет проявляться во все времена и во всех народах [14].

Другими словами, для появления религиозного чувства вообще достаточно самого человека, ибо в нем самом полно оснований для религиозных поисков, он сам представляет собой поле для формирования проблемы безответных стремлений и иррациональных порывов, пространство для вечных дискуссий и полемики.

Поэтому нам кажутся совершенно не обоснованными выводы о том, что религиозность 90-х годов порождается опустошением фонда ценностей и надежд [15]. И тому есть весомые основания.

Во-первых, склонности к религиозности, и даже нетрадиционной религиозности наблюдались в России всегда, а не только при падении социализма с его стройной системой идеологических концепций: вера в страну советов, в КПСС, в «труд и золотые руки рабочих», в будущее и пр.

В работе А.И. Клибанова видим примеры следов религиозных поисков в истории России: «с середины XIII века по русским землям волна за волной прокатываются освободительные народные восстания. Наиболее ярким памятником антицерковного протеста этого времени является “Слово о лживых учителях”, написанное на отрезке между 1274 и 1312 г… Основное требование “Слова” - демократизация веры, доверие к разуму простого человека в толковании священного писания, критика духовенства в плане его моральной несостоятельности, несоответствия его образа жизни, поведения, деятельности ценностным нормам, провозглашаемым христианством, - это требование проходит через всю историю и через все многообразие форм реформационных движений в России [16]».

Историками (уже с 1375 г.) фиксируется первое протестантско-реформационное движение стригольников. По мнению О.А. Жиганкова в Московской Руси стригольники «были первыми, кто поднял идеалы свободы вероисповедания [17]».

А.И. Клибанов пишет: «Для второй половины XVII – первой половины XVIII века характерно возникновение и распространение в крестьянской среде, главным образом среди оброчных крестьян, христововерия: “хлыстовщины”, “скопчества”, “субботничества” [18]».

Позже, в конце XIX – начале XX века, для всего периода империализма характерна смена всех форм русского религиозного сектантства протестантскими религиозными организациями, как-то: баптизм, евангельское христианство, адвентизм, пятидесятничество.

«Протестантские церкви, первоначальными очагами которых явились страны Западной Европы и США, служили в первую очередь удовлетворению религиозных потребностей «средних слоев» населения, переросших в своем общественно-идейном развитии авторитаризм католичества и православия. Они оказались более жизнестойкими и маневренными. В этом сыграла свою роль и провозглашавшаяся ими аполитичность. Они не сулили своим последователям «царство божье на земле», и потому не испытали столь глубокого кризиса доверия со стороны верующих, как русские народные противоцерковные движения [19]».

Здесь наши критики могут указать, что все выше перечисленные случаи возникновения религиозных движений или интенсивного богоискательства вызваны социальными изменениями в обществе, времени и т.д., якобы, тем самым, доказывая теорию социальной обусловленности религии.

Однако мы считаем, что не было еще такого момента в истории, когда в обществе что-нибудь да не менялось. Всегда есть и будет широкий спектр социальных перемен, но богоискательство все же не может быть объяснено исключительно с социологических позиций. Перемены в обществе – свидетельство скорее изменчивости, неограниченности и необъятности человеческой индивидуальности, чем социальных бифуркаций самих по себе. Все «социальное» не самоценно, но является результатом «человеческого», о котором мы здесь и ведем разговор.

Во-вторых, часто делается не обоснованный вывод, будто религиозность обостряется на почве социально-культурных взрывов нищеты.

Однако религиозные поиски 90-х гг. – не есть специфика только российская. В общероссийском журнале “Социологические Исследования” сообщается: «На рубеже XX-XXI века во всем мире наблюдается необычайный интерес к религии, к мистике, чудесам, паранормальным явлениям, эзотерике, теософии [20]». Разнообразные религиозные новации «получили широкое распространение на Западе, начиная с 60-70 гг. … В целом, эти новации были названы обобщающим термином “New Age” [21]».

Так мы видим, что богоискательство и иррациональные эксперименты имеют место и на Западе. Однако там не наблюдается массовая бедность граждан. Более того, уровень жизни там намного качественней и социальные условия не давят на личность в том размахе, как это происходит в России. И при всем этом за рубежом членство граждан в религиозных общинах - вообще норма, и не только в критические времена.

Мы убеждены, что за рубежом также обстоит дело с религиозными поисками, обнаруживаемыми через феномен дробления протестантских деноминаций на разные конфессии. Также там осуществляют свою деятельность традиционные религии, также приносили и приносят много проблем деструктивные культы: в 1978 г. «Народный храм» Джима Джонса в Миннеаполисе, Сан-Франциско и Латинской Америке (Гайане) [22], в 1993 г. «Ветвь Давида» Дэвида Кореша в Техасе (Уэйко), в 1994 г. «Храм солнца» Люка Жюре во Франции, Швейцарии, Канаде, в 1995 г. «Аум Синрикё» Секо Асахары в Японии (Токио), в 1997 г. «Небесные врата» Маршала Эпплуайта в южной Калифорнии (Сан-Диего) [23]; современные повсеместно распространенные: дианетика или саентология Рона Хаббарда, церковь Унификации Сан Мен Муна и т.д.

Причины религиозности, как нам видится, НЕ СВОДЯТСЯ исключительно к общественным аспектам, хотя роль социальных факторов есть, только не такая, как заявляется многими проатеистическими экспертами. Социальными объяснениями НЕЛЬЗЯ ОГРАНИЧИТЬ явление религиозности, несмотря на то, что оно, безусловно, общественное по внешней распознаваемости в массах. Общество лишь доводит религиозность до статуса повсеместно наблюдаемого феномена.

Результаты исследований, например, наших отечественных ученых, демонстрируют несостоятельность распространенного мнения, «будто религиозная вера – исключительно удел бедных. Наиболее высок уровень материального обеспечения верующих в сверхъестественные силы. Высокообеспеченных среди них в десять с лишним раз больше, чем по всей совокупности респондентов [24]».

Получается, что дело не в социальных аспектах, а в самой антропоморфности любого этноса и класса, в самой принадлежности к миру антропности, в уникальной природе самого НОСИТЕЛЯ религиозности - человека.

То есть при наличии даже только одного человека и отсутствии общества религиозность не исчезнет - будет наблюдаться в персональном переживании также отчетливо. Значит этот феномен скорее больше индивидуальный, чем социальный, и объяснения ему находятся в других (не социальных) плоскостях – в естественных параметрах природы человеческой жизни.

А) НЕЗАВЕРШЕННОСТЬ И ИЗМЕНЧИВОСТЬ ЧЕЛОВЕКА, КАК ПРИЧИНА ИРРАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕНЦИЙ.

Мы выдвигаем гипотезу несколько иного объяснения религиозных поисков и желания людей присоединиться к религиозным движениям. Тенденции богоискательства имеют в своей основе ярко выраженные экзистенциальные мотивы, и будут наблюдаться всегда и везде в истории, если человеку предоставят свободу осознать переживание антиномий собственного бытия.
 
Человек - существо «духовно-поисковое», ищет стабильности не обязательно экономического или социального плана, стремится найти покой не в моральных устоях общества, традициях этноса, массовой идеологии, политическом курсе или режиме управления, хотя все эти внешние общественные атрибуты всегда сопутствуют и будто бы обнаруживают своим наличием проблемность человеческого существования, человек ищет воплощение своих мечтаний, а они то могут и ограничиться прозаичным поиском социального благополучия в рамках общественных претезаний, то есть поиск Царства Небесного (не от мира сего) может спасовать перед такой фантастичекой задачей и довольствоваться Царством Земным.

Поясню. Общеизвестно: человек не статичен, не завершен как пространственно-временное явление, т.е. всегда меняется во времени, физических параметрах, психическом развитии.

Существуют различные взгляды на эту проблему: например, философы экзистенциалисты считают, что «человек всегда незавершен [25]» ; также и с точки зрения современного естествознания, человек – это открытая система постоянно «продуваемая» энергоинформационными потоками. Что-то в нас задерживается, но также огромный массив проходит вне нашего поля зрения. Коротко говоря, человек вечно бытийно изменяющееся, изменчивое существо.

Это, по-видимому, и формирует в человеке постоянную неудовлетворенность, неутолимую подсознательную ТЯГУ К СТАБИЛЬНОСТИ.

Где же доказательства изменчивости человека? Они в том, что человек непрерывен в своих стремлениях, надеждах, мечтах, всегда чем-то озабочен, он не находит себе места.

Он может насытить себя пищей, но это не решает проблемы, она где-то глубже – не голод. Может позволить себе изощренные сладости, но и этого мало. Может сходить в кино, однако после просмотра хоть самого захватывающего и чувственно насыщенного фильма у него все еще остались не утоленные порывы, он все еще имеет запросы. Он выбирает себе в магазинах самую модную и волнующую одежду, но походив в ней неделю-вторую, не испытывает более первого восторга, не исчерпал своих страстей. Переживает нежные эмоции по поводу влюбленности или дарит свою любовь и подарки близким, но, по-прежнему, не может сказать, что осуществляет свои желания сполна, раз и навсегда.
 
В своей ограниченности он не способен шагнуть дальше своих желаний, да и желания ему все никогда не осуществить. Всего не переделать, не испытать, не попробовать, во всех местах не побывать, всего не увидеть, две жизни не прожить, а погрешности, ошибки, разочарования – всегда сполна настигают в минуты подавленности или крушений надежд, стремлений, планов и т.д.

Артур Шопенгауэр высказывался по этому поводу так: «…Всякое счастье имеет лишь отрицательный, а не положительный характер, …поэтому оно не может быть прочным удовлетворением или удовольствием, а всегда освобождает только от какого-нибудь страдания и лишения, за которым должно последовать или новое страдание, или… беспредметная тоска и скука…».

Человек безутешен. Нет того предела, когда бы он мог сказать себе: “ну все, теперь желать нечего, все устраивает, все удовлетворяет, стремиться больше не к чему”. У человека всегда есть будущее (хотя бы на уровне возможности), и это также не дает ему покоя. Проекция себя в «завтра» высвечивает перед его сознанием новые просторы для реализации своих возможностей и потенциала, а потенциал имеет свойство развиваться и нарастать в своей безмерности. Человек безмерен – вот начало его религиозности.

Осознавая себя по направлению к будущему, человек не может обрести покоя. Покоятся вещи, физические тела, в конце концов, животные, но не человек – у него всегда есть мысль и осознание, что она принадлежит именно ему. Он осознает себя и свою мысль, он вечно о чем-то думает, что-то проектирует, что-то реализует, что-то решает. Отсюда его вечные страдания – он и сам проект самого себя.

Ж.П. Сартр пишет: «…человек становится человеком лишь тем, каким сам себя сделает. Поскольку он представляет себя уже после того, как начинает существовать, и после этого порыва к существованию, то он есть лишь то, что сам из себя делает, это и есть субъективность… человек, прежде всего, существует, он существо, которое устремлено к будущему и сознает, что оно проецирует себя в будущее. Он, прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста. Человек станет таким, каков его проект бытия. Таким образом, экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование [26]».

Другими словами, от того человек и угнетен, что, выбирая себя, выбирая жизнь, он постоянно находится в процессе выбирания. Человек вынужден сам определять себя и свое место в мире. Однако этот процесс бесконечной идентификации порождает особую тревогу на стыке заброшенности и «закрученности» в жизни. Он чувствует себя белкой в колесе повседневности, без конца вращающей колесо собственного бытия, перебирающей «четки» суетной жизни и самоопределения, восходя по ступеням одноликой действительности и «суховатой на вкус» необходимости.

Царство необходимости окружает человека стенами безвыходности. Надежда порой кажется безосновательной сентиментальностью. Не понимая предназначения и конечной цели своей жизнедеятельности, но, нуждаясь в ясности лишь «здесь и сейчас», он ощущает себя скорее «винтиком» бытия, чем субъектом и полноправным центром универсума.

Человек безутешен, его можно сравнить с младенцем, который недоволен всем, т.е. его никак не устраивает сразу всё бытие, он глобально чувствует себя в западне бытийной заданности. Он просто не выносим, когда не доволен. Стоит матери дать младенцу грудь, и проблема частично снята, но решена опять же временно – подобным образом дело обстоит и с человечеством!

Человеку свойственно снова и снова нуждаться в чем-то. Эта бездонная сфера его души обусловлена самой природой человеческого существования, а именно: потребности не имеют своего предела, их нельзя удовлетворить раз и навсегда. Они растут вместе с человеком, углубляются, расширяются, захватывают все естество. Растет личность – растут и потребности. Развивается индивидуальность – оформляются, зреют и новые пласты запросов, нужд. Вот мысль – ей нет предела. Вот желания – где их дно? Кто когда-либо был способен исчерпать идеи – они порождаются сознанием вновь и вновь.

Владимир Соловьев данное явление определял как отрицательную безусловность, несомненно, принадлежащую человеческой личности. По его мнению, она состоит: «в способности переступать за всякое конечное, ограниченное содержание, в способности не останавливаться на нем, не удовлетворяться им, а требовать большего, в способности, как говорит поэт, “искать блаженств, которым нет названья и меры нет”. В обладании же всецелою действительностью, полнотою жизни заключается положительная безусловность. Без нее или, по крайней мере, без возможности ее отрицательная безусловность не имеет никакого значения или лучше сказать – имеет значение безысходного внутреннего противоречия. В таком противоречии находится современное сознание [27]».

На склоне лет Исаак Ньютон сказал своему племяннику: «Не знаю, кем я кажусь миру, но самого себя я вижу всего лишь мальчиком, играющим на берегу океана, который забавляется, подбирая то обкатанный камешек, то красивую раковину, в то время как необъятный океан истины простирается предо мною, уходя в неведомые дали».

Так и в современном человеке на мгновение приходит чувство довольства - ощущение, что жизнь состоялась, однако, проходит некоторое время и человек опять наблюдает очертания новых бескрайних горизонтов, очередных запросов души, просторов для познания и жизни. Он никогда не сможет изжить свои желания. Покуда человек живет – он всегда чего-то желает! Человек не статичен, его мысли все время вереницей уходят куда-то вдаль, что-то планируют, что-то выдумывают, о чем-то мечтают.

Эрик Берн, обнаружив эту особенность человека, писал: «Никто никогда не достигает цели вполне, потому что все время возникают новые желания, и слишком много желаний жаждет удовлетворения в одно и то же время, так что удовлетворение какого-нибудь из них зачастую усиливает напряжение других… Беспокойство происходит от внутренних желаний, а не от внешних событий. Где нет желаний – нет и беспокойства. Труп спокойно исполняет свою роль перед любой публикой [28]».

Иоганн Фихте выразил это состояние так: «нигде нет ничего постоянного, существует только беспрерывная смена». Что тут можно сказать или прибавить? Только согласиться. Но этот вывод также не остановит человека, ему придет в голову и этот факт придать очередному сомнению, выйти за пределы ясности и определенности откровения. И усомнившись, он снова вернется на круги своя, и так до бесконечности: вопросы, вопросы, вопросы…

Этот процесс бесконечен, ибо остановить его – значит остановить существование человека, прекратить бытие, прекратить жизнь. Остановиться невозможно - это смерти подобно. Остановиться значит умереть на месте. Ничего не хотеть, ни о чем не думать, согласиться со своей законченностью – блаженное состояние, однако это прерогатива разве что смерти, полного отсутствия, небытия.

Так человек всегда меняется, не останавливается на месте – в этом его изменчивость. Клетки обновляются неумолимо, каждая моложе самого человека, т.е. его Я, его представления о самом себе. В самом существовании человека кроется эта безграничная изменчивость и незавершенность.

В своих работах Жан Поль Сартр четкой линией проводит ключевую мысль своего учения об «осознании себя», своего существования. Красочно подчеркивая все отчаяние и безумие состояния текучести и постоянной изменчивости бытия. Талантливое философское наблюдение-рефлексия по поводу собственного существования наиболее остро излагается в художественном произведении 1938 года «Тошнота».

Герой романа рассуждает: «Если б только я мог перестать думать, мне стало бы легче. Мысли, вот от чего особенно муторно… Они еще хуже, чем плоть. Тянутся, тянутся без конца, оставляя какой-то странный привкус. А внутри мыслей – слова, наметки фраз, которые возвращаются снова и снова… Эта мучительная жвачка-мысль: «Я СУЩЕСТВУЮ», ведь пережевываю ее я. Я сам. Тело, однажды начав жить, живет само по себе. Но мысль – нет; это я продолжаю, развиваю ее. Я существую. Я мыслю о том, что я существую! О-о, этот длинный серпантин, ощущение того, что я существую, - это я сам потихоньку его раскручиваю… Если бы я мог перестать мыслить! Я пытаюсь, что-то выходит – вроде бы голова наполнилась туманом… и вот опять все начинается сызнова: «Туман… Только не мыслить… Не хочу мыслить… Я мыслю о том, что не хочу мыслить. Потому что это тоже мысль». Неужто этому никогда не будет конца? Моя мысль – это я: вот почему я не могу перестать мыслить. Я существую, потому что мыслю, и я не могу помешать себе мыслить. Вот даже в эту минуту – это чудовищно – я существую ПОТОМУ, что меня приводит в ужас, что я существую. Это я, Я САМ извлекаю себя из небытия, к которому стремлюсь: моя ненависть, мое отвращение к существованию – это все разные способы ПРИНУДИТЬ МЕНЯ существовать, ввергнуть меня в существование. Мысли, словно головокруженье, рождаются где-то позади, я чувствую, как они рождаются где-то за моим затылком… стоит мне сдаться, они окажутся прямо передо мной, у меня между глаз – и я всегда сдаюсь, и мысль набухает, набухает, и становится огромной, и, заполнив меня до краев, возобновляет мое существование. Я есмь, я существую, я мыслю, стало быть, существую, я существую, потому что мыслю, а зачем я мыслю? Не хочу больше мыслить, я есмь, потому что мыслю, что не хочу быть, я мыслю, что я… потому что… Брр!... [29]». 

Б) КОНЕЧНОСТЬ И ОГРАНИЧЕННОСТЬ ЧЕЛОВЕКА, КАК ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ИРРАЦИОНАЛЬНЫХ ИНТЕНЦИЙ.

С другой стороны, сказать, что человек совершенно не постижим, не фиксирован было бы опрометчивым заявлением. Человек ограничен так же, как и изменчив. Он не обходится без стабильности. Где же доказательства его конечности?

Вот его отражение в зеркале – оно вполне оформлено, фиксировано, закончено, четко очерчены границы. Дискретность человека - его прерывность, привязанность к пространству, одномерность в плоскости измерения, в конце концов, смертность – это есть симптомы ограниченного и большей частью завершенного состояния.

Не удивительно, что разум человека порождает глубинное ощущение законченного, самодовлеющего, самодостаточного бытия. По этой причине в глубине его души формируется бытийная тяга к необъятности, жажда пространства, некоего развоплощения, рассредоточения, вечной нужды и ничем не оправданного, ничем вроде бы не вызванного беспокойства, порой даже невроза.

Общеизвестно, что во снах человеку свойственно переживать «полет» себя. Торжественное восхождение к небу, захватывающее взмывание в облака, трагическое падение с обрывов и фатальное погружение в бездны – по-видимому, это архетипическая аллюзия переживаний, выталкивающих глубинные порывы человека к выходу из состояния тотальной дискретности, выходу из своей телесности и ограниченности естества.

В сновидениях сознание человека не обременено законами и пространственными категориями, ощущение реальности теряется, и на сцену выходят самые потаенные мечты, вытесненные желания и планы. Показательно, что в сновидениях человеку свойственны не только сексуальные похождения, интерпретации повседневных тягот и бытовых нужд, но и стремление к бесконечности, сверхвозможностям, идеализированным и гиперболизированным свойствам своей природы.

По мнению И. Фихте, способности человеческого духа разделяются на две группы: одни осуществляют деятельность (процесс), другие – остановку, фиксацию (результат). Так, например, необходимо, чтобы результат «работы» продуктивной силы воображения был зафиксирован. Вечно подвижная, колеблющаяся, текучая деятельность воображения приостанавливается рассудком, который закрепляет ее результаты, функционируя как «хранилище».

Рассудок в отличие от способности воображения ничего не создает, он только удерживает, останавливает уже созданное и таким образом делает его доступным познанию. Тем самым, это способность не творческая, а хранящая, удерживающая, закрепляющая.

Мысли, например, если бы не имели способности фиксироваться на чем-то определенном, если бы человек их не ухватывал, то был бы безумен. Каждая идея – это точка, нечто явно «пойманное» человеком. Он понимает - значит схватывает. Значит, есть, что усваивать, что «остановить на лету». Зачем нужна мысль, если ее невозможно уловить, или идея, если она не схватывается?

Перебирая крупицы возможностей, реализуя свое бытие, человек движется от цели к цели, от точки к точке. Желая - он достигает, познавая – он познает. Желаемое – достается, изучаемое – усваивается. Мечты осуществляются, планы реализуются, но что дальше? Покой видится ему как некая остановка-точка бытия, но что за ней?

Граница между существованием и небытием ему противопоказана, ибо оказавшись лицом к лицу с Ничто, он предчувствует шаги смерти. Состояние, когда больше нечего желать страшит его своей зияющей пустотой. Он обнаруживает парадоксальность своей ситуации: осуществляя цели, он остается один на один перед безбрежным океаном существования, и спасения от этого всепоглощающего бытия нет!

На стыке конечности своей природы и внутреннего стремления к противоположному человек неизбежно сталкивается с эффектом НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТИ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ, часто интуитивно, на бессознательном уровне, обременяющей его существование в обществе, семье, профессиональном коллективе. Высоко развитые притязания на идеальное бытие, наверно, единственное, что порой «отравляет» жизнь и счастье человека.

Что же делать человеку, ищущему успокоения в недрах абсолюта, нуждающемуся в слиянии с чем-то, что даже не поддается рационально обоснованному, словесному описанию? Эти муки бремени и внутреннего разлада вынуждают его искать «лекарства» от такой бессмысленности, но где оно – это чудное снадобье, в чем, и что оно несет в себе? И есть ли исцеление от такого «заболевания»?

Избавление от желаний, от целей – скорее очередная мука. Спасение от изменчивости угрожает ему полной ограниченностью, нужна ли ему эта граница, такая тотальная законченность? Покончить с изменчивостью – значит прийти в тупик. Устроит ли его такая перспектива?

Вот оно проклятие экзистенции в дихотомии двух противоположно направленных стремлений: покончить с изменчивостью и не наткнуться на границу, не повстречать конца, не очутиться на «карнизе» бытия, у разлома собственного существования. Увидеть пропасть страшно, да и совершенно не полезно.

Эрик Берн пишет: «человек – это ярко окрашенная энергетическая система, полная динамических стремлений. Как и любая энергетическая система, он все время пытается прийти в состояние покоя. Он вынужден это делать. Для этого и служит энергия; ее таинственная функция – восстанавливать собственное равновесие. Человек устроен таким образом, что при всяком внутреннем или внешнем происшествии рано или поздно должно произойти что-нибудь такое, что восстановит равновесие. Вышедшая из равновесия энергия (напряжение) проявляется в человеке физически и психически. Психическое напряжение проявляется в чувстве беспокойства и удрученности… У человека могут быть различные желания, толкающие его одновременно в разных направлениях, и это может причинять ему значительные неудобства [30]».

Постоянная неопределенность, бесформенность и изменчивость настораживает и пугает своей безбрежностью; без жесткости сдерживающих факторов и стен бытия она привела бы человека к рассредоточению, развоплощению, ибо плоть – это форма, оформленность, пределы. Плоть – это плот безопасности в пучине гигантского движения материи и существования. Плоть, в свою очередь, как форма существования нуждается в ясных очертаниях, границах – она и есть границы, границы, границы.

Карл Ясперс утверждал, что посредством «пограничных ситуаций»  (например, страдание) человеку открывается его конечность, но одновременно и его связь с бытием. Ограниченное существование человеческого бытия, интуитивно осознавая свою конечность, пусть даже в подсознании, или даже бессознательно переживает неизменный конфликт – скрытый, тайный, глубоко упрятанный, но все же пробиваемый сквозь бреши повседневности.

Конфликт, осознаваемый человеком в пограничных ситуациях. Это столкновение противоположно направленных желаний одинаковой величины. Человек мечется, когда одна часть или стихия его природы отстаивает одно, другая все это отклоняет и делает невозможным.  Противоречие этой вечной экзистенциальной борьбы в том, что нет рациональной (поддающейся логике и здравому смыслу) возможности быть одновременно существом изменчивым, и в то же время конечным, законченным.

Однако человек еще как-то жив в этом противоречии. Жизнь – это загадка и разгадать ее до конца (до завершенности) человеку не под силу, т.к. в противном случае, это означало бы свести ее к какой-то определенной точке, поставить точку. Но практика показывает, что человек, ставя точку в своих интенциях, неизбежно натыкается на тупик – поджидающую его смерть. Ясность, в известном смысле, никогда не дастся человеку. Однако, ускользая, она будет манить человека своим ароматом, но никогда не будет ему ручной, по праву собственности.

Альбер Камю выражает полную капитуляцию в возможности получить сколько-нибудь внятно изложенных оснований утверждать, что человеку в вопросах своего бытия может быть все ясно: «За исключением рационалистов по роду своих занятий, сегодня все отчаялись в возможности истинного познания. Если бы понадобилось написать поучительную историю человеческой мысли, она была бы историей следующих друг за другом раскаяний и немощных потуг. Действительно, о чем или о ком я вправе сказать: “Это я знаю”? Я могу ощутить сердце в моей груди и утверждать, что оно существует. Я могу потрогать вещи окружающего меня мира и утверждать, что он существует. Но на этом моя наука кончается, все остальное – лишь построения ума. Ведь попробуй я уловить и кратко определить то Я, в существовании которого я уверен, как оно уподобится воде, утекающей между пальцев. Между моей уверенностью в собственном существовании и тем содержанием, которое я пробую в него вложить, пролегает ров, и его во веки веков не заполнить. Я всегда пребуду чуждым самому себе [31]».

Мы можем заключить, что в этом состоянии у человека, с одной стороны, наблюдается сильнейший мировоззренческий невроз, с другой стороны, эта дихотомия есть воистину залог всякого положительного развития, при условии, конечно, разрешения конфликта вечного и ограниченного начал, посредством НАХОЖДЕНИЯ ВСЕЦЕЛОЙ ПОЛНОТЫ существования.

Владимир Соловьев писал так: «Не удовлетворяясь никаким конечным условным содержанием, человек на самом деле заявляет себя свободным от всякого внутреннего ограничения, заявляет свою отрицательную безусловность, составляющую залог бесконечного развития. Но неудовлетворимость всяким конечным содержанием, частичною ограниченною действительностью, есть тем самым требование действительности всецелой, требование полноты содержания [32]».

Нам думается, что для человека такая ситуация противоречивости скорее польза, но ее благотворное влияние возможно лишь при ясной возможности согласования внутренних потенций человеческой души, иначе человека раздавит эта неуемная дихотомия ничем не «приправленной», откровенно голой и ранящей действительности его антагонистической природы.

Итак, благо тебе человек, что устроен ты существом дихотомичным, противоречивым, ибо противоречие и его разрешение являются источником движения и развития, антиномии благотворны для тебя, воистину полезны. Вселенский парадокс – human, существует на стыке изменчивости и стабильности, динамики и статики. Его вечная проблема – это непрекращающийся вакуум между «должным и данным». Между тем, что есть и тем, что могло бы быть, что лишь будет в будущем. Человеческая жизнь как горизонт - нельзя сказать точно, где он. Ибо кто может ухватить и зафиксировать его?

«Человек склонен вести себя так, чтобы по возможности снять сильнейшее из своих напряжений, удовлетворив самое заветное из своих желаний. Каждое удовлетворенное желание приближает его к цели – к ощущению покоя и безопасности, или к свободе от беспокойства [33]».

Человек в вечном поиске решения проблемы постоянных напряжений. Ему жизненно необходима реализация нескончаемых желаний и возможностей, ибо он создан для вечного существования и развития, изменения и преобразования. Человек в постоянном смятении, ибо хочет, во что бы то ни стало выложить свой потенциал, удовлетворить свои потребности раз и навсегда, приблизиться к пределу, дойти до горизонта. Ему все время нужен идеал, горизонт, предел. Так ему станет легче, будет поуютней.

Но вот беда - предела нет, т.к. это понятие - иллюзия. Предела нет ни в чем и нигде. Вселенная для человека не имеет границ, хотя мы привязаны к жестким точкам пространства. Вселенная для человека - это вечный простор, парадоксально вбирающий в себя везде наблюдаемые земные конечности, оформленности, законченности. Космос человеческой сущности устроен так же, по подобию.

«Он (человек) – отчасти божество, отчасти – животное, он и бесконечен, и ограничен [34]» , - писал Эрих Фромм в “Здоровом обществе”.

Человек ищет горизонт, он хочет границ, ему так необходима граница, но, увы. Если бы человек только познал, что найти предел – значит, найти точку, за которой Ничто. Человек жаждет предела, ибо он хочет стабильности, почвы под ногами. Однако в поисках абсолюта он найдет лишь абсолютную вечность. При таком его упрямстве жажда идеала в смысле границы, увенчается Небытием. Оказаться на границе с Ничто – это, по сути, познакомиться со смертью. Гремучая смесь таится в потребности найти предел, точку всего, ибо за этой точкой – бессодержательное Ничего.

Другими словами, и совершенно законченное и абсолютно необъятное счастье - равно бесполезны для человека. Он нуждается в чем-то, что отвечало бы и реалистичным и одновременно идеальным запросам, т.е. в чем-то совершенно нелогичном, абсурдном и в то же время рациональном, потому как осознано рассудком, востребовано разумными потребностями. Здесь-то и уместно знаменитое выражение Тертуллиана, перефразируемое нами к месту наших изысканий: «верую в то, что абсурдно!».

Таким образом, человеку нужна опора, система координат для самоопределения и если он не находит ее в повседневной объективной действительности, тогда ему свойственно обрести таковую в иррациональных сферах (вера в завтра, в добро, в лучшее, в будущее). Для поддержания своего мировоззренческого, психического и, зависящего от них физического равновесия, человек вынужден искать и найти основания для полноценной жизнедеятельности. Исчерпав ресурсы рациональных скитаний, он неизбежно попробует «на прочность и вкус» приемлемость и надежность иррациональных сил.

Итак, нельзя не учесть, что именно экзистенциальные запросы современного человека являются определяющим механизмом религиозных поисков населения.

Балагушкин Е.Г. в работе «Нетрадиционные религии в современной России»  пишет: «При рассмотрении причин распространения нетрадиционных религий в стране следует говорить не только об активности новых религиозных организаций и слабости влияния православия, но и о поисках современным человеком своей идентичности, смысла и целей существования, о его стремлении к самореализации, к изменению и совершенствованию своего онтологического статуса и сакрально-нравственного уровня, о его потребности в реализации своего творческого потенциала, пусть даже в форме надежды обрести христианское обожение или достичь буддистских Святых Небес. Нельзя не заметить потребности современного человека в надежной референтной группе, служащей критерием его поведения, в непоколебимых императивах, пусть даже в форме представлений о своей связи с абсолютным, трансцендентным началом, определяющим направленность жизнедеятельности [35]».

АНТИНОМИИ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОГО РАЗЛАДА И ВЕЧНАЯ НЕУДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ ЧЕЛОВЕКА В ЖИЗНИ.

Сартр утверждает: «Пределы не субъективны и не объективны, скорее, они имеют объективную и субъективную стороны. Объективны они потому, что встречаются повсюду и повсюду могут быть опознаны. Субъективны потому, что переживаемы; они ничего не представляют собой, если не пережиты человеком… В этом смысле мы можем говорить о всеобщности человека, которая, однако, не дана заранее, но постоянно созидается [36]».

От этого то вечного созидания человеку так прискорбно и порой невыносимо жить. Он испытывает давление бремени изменений и нужду в адаптации. Человек представляется нам сложнейшим из доступных наблюдению существ, поскольку он единственный в своем роде, кто хочет все изменить и при этом оставить все как есть. Душа полна противоречий. Человек двоится. Его разносит по сторонам, он не собран. Ему не хватает равновесия и единства с самим собой и миром вокруг. Его не покидает страстное желание ясности посреди непроглядного тумана житейской действительности.

Существует ли равновесие этих стихий? Как успокоить человека, когда в нем непонятным образом сочетаются эти противоречивые тенденции; каким-то непонятным образом уживаются, но и одновременно, то вместе, то попеременно влияют на него, порождая, то сомнения, то уверенность, то счастье, то подавленность?

Эрих Фромм в работе «Человек для себя» так характеризует эту ситуацию: «Человека не оставляет чувство неудовлетворенности. Каждая достигнутая им ступенька теряет свое значение в момент ее достижения, и человек оказывается в состоянии неудовлетворенности и озадаченности, которая вынуждает его принимать новые решения, решать новые проблемы…Противоречия движут миром. Будучи изгнанным из рая, утратив единство с природой, человек стал на путь вечного поиска, превратился в вечного странника (Одиссей, Эдип, Авраам, Фауст); он вечно должен идти вперед, открывать все новые и новые области неизвестного, заполняя пробелы в своих знаниях…Он обречен на муки жажды «абсолюта», другого вида гармонии, способной вернуть человека в состояние гармоничных отношений с природой, с ближними, с самим собой. Человек вынужден постоянно преодолевать внутренний разлад [37]».

По-видимому, человек не может «найти себя» именно по этим причинам. “Найти себя” сполна не возможно! Человек в течение жизни никогда не представляет собой законченное существо, никогда не прекращается: ни в пространственном (пока в наличии), ни во временном (пока живет), ни в мировоззренческом (пока развивается и меняется) смыслах.

Движения к иррациональному единению с абсолютом вмонтированы в его природу за счет выше перечисленных, изначально присущих свойств. Так человек нуждается не в материальных благах, якобы способных удовлетворить его беспокойство, не в мире вещей или здоровом обществе, а в необходимости радикально нового естества, некой «космоантропной» природе, которая могла бы сбалансировать разлад его экзистенции. Судя по всему, только идеальность, «нечто неведомое» способно вывести его за пределы этой безысходности и тупика.

При опросе населения Приморья респондентами были высказаны эквиваленты следующих мнений о причинах богоискательства: «преодоление одиночества»; «желание знать, что ты не один в этом бескрайнем мире»; «желание найти истину, внутреннюю гармонию»; «самонезавершенность, стремление самоопределения»; «чувство, что Бог может решить проблемы человека», «совершенство» и т.п. – все эти желания представляют собой совокупность идеальных стремлений, непреодолимых интенций, поэтому не могут быть в полной мере удовлетворены.

Здесь и формируется поле для образования веры, по-видимому, единственного целостного, веками апробированного иррационального комплекса средств влияния и, возможно, успокоения экзистенциальных порывов человеческого сознания.

Такие средства, содержащиеся в религиозной или иной какой-либо мистической системе взглядов и практик (например, религиозные учения), становятся весьма необходимыми и востребованными при их осознании индивидуумом.

Итак, анализ научной философской, социологической, религиоведческой и религиозной литературы, срез общественного мнения посредством анкетирования населения Приморья – все это в совокупности позволяет нам говорить, что существуют определенные факты в самой жизни человека и человечества (общественной и индивидуальной), обуславливающие неизбежность иррациональных интенций сознания и богоискательства на Земле.

Таким образом, мы убеждены, что причина религиозности, т.е. сама потребность в религиозной вере формируется как минимум (если не учитывать теологическую точку зрения, в которой тому причина - влияние Святого Духа) на основании: чувства одиночества, заброшенности человека; двойственности и постоянной полемичности человеческого сознания; вечного противоречия между «должным» и «данным», самим собой и другими; ограниченности и незавершенности человека, - в общем, парадоксальности бытия человека, доходящей до абсурда экзистенции.


ССЫЛКИ:

[1].  Библия. Книги Священного Писания Ветхого и нового Завета. – М., 1993.

[2].  Мчедлов М.П. О религиозности российской молодежи // Социологические исследования – 1998. - № 6 – С. 111.

[3].  Журавлева И.В., Пейкова З.И. Религиозность российских и финских подростков // Социологические исследования – 1998. - № 10 – С. 142.

[4]. Религиозные воззрения современного населения Приморья. (Дударенок  С. М., к.ф.н., доцент Дальневосточного государственного университета, Сердюк  М. Б., к.и.н., научный сотрудник Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН).  http://www.fegi.ru/primorye/relig/relig.htm

[5].  Васильев В.Г. Мазеин В.О., Мартыненко Н.И. Отношение студенческой молодежи к религии //  Социологические исследования – 2000. - №1 – С. 118.

[6].  Васильев В.Г. Мазеин В.О., Мартыненко Н.И. - Указ. соч. – С. 120.

[7].  Каргина И.Г. Самоидентификация верующих: социальная мотивация // Социологические исследования – 2004. - №1. – С. 45.

[8].  Баранников В.П., Матронина Л.Ф. Динамика религиозности в информационном обществе // Социологические исследования. – 2004. - №9. – С. 102.

[9].  Новикова Л.Г.  Основные характеристики динамики религиозности населения // Социологические исследования. 1998. № 9. - С. 93.

[10]. Религиозные воззрения современного населения Приморья. - Указ. соч.

[11]. Башкирова Е.И. Трансформация ценностей российского общества // Полис. 2000. № 6.

[12]. Новикова Л.Г.  Основные характеристики динамики религиозности населения. - Указ. соч. - С. 97.

[13]. Мчедлов М.П., Ю.А. Гаврилов, А.Г. Шевченко. О социальном портрете современного верующего // Социологические исследования. 2002. №7. – С. 76.

[14]. Важно отметить, что вопрос об интенсификации и трансформации массовой религиозности в кризисные фазы развития общества по социально-культурным причинам здесь пока не рассматривается, т.к. наша задача показать религиозность как вполне естественную характеристику человека, вызванную естественными свойствами экзистенциальных интенций личности.

[15]. Хотя некая доля таких мотивов всё же имеет место, другое дело, что она чрезвычайно мала по сравнению с фундаментальными онтологическими предпосылками, о которых и пойдет дальше речь.

[16]. Русское православие: вехи истории / Науч. ред. А.И. Клибанов. – М., 1989.  – С. 562-563.

[17]. Жиганков О.А. Еретики, или люди, опередившие время. - Заокский, 1996. – С. 26.

[18]. Русское православие: вехи истории. Указ. соч. – С. 570.

[19]. Русское православие: вехи истории. Указ. соч. – С. 615.

[20]. Баранников В.П., Матронина Л.Ф. Динамика религиозности в информационном обществе // Социологические исследования. – 2004. - №9. – С. 102.

[21]. Романова Е.Г. Классификация и терминология в исследованиях неканонических религиозных учений и структур // Актуальные проблемы всеобщей истории. – Владивосток, 1999. - С. 37.

[22]. Финли М. Великие пророчества Библии. – Тула (Заокский), 1992. – С. 174.

[23]. Дворкин А.Л. Сектоведение. Тоталитарные секты: опыт систематического исследования. Нижний Новгород, 2002. – С. 21-30.

[24]. Мчедлов М.П., Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. О социальном портрете современного верующего // Социологические исследования. 2002. №7. – С. 73.

[25]. Сартр Ж.П. Экзистенциализм – это гуманизм // Сумерки богов. – М., 1990. – С. 343.

[26]. Сартр Ж.П.  Экзистенциализм – это гуманизм. - Указ. соч. – С. 323.

[27]. Соловьев В.С. Чтения о богочеловечестве. М, 2004. - C. 26.

[28]. Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. – Минск, 1998. – С. 67, 69.

[29]. Сартр Ж.-П. Тошнота / Стена: Избранные произведения. – М., 1992. – С. 105-106.

[30]. Берн Э. - Указ. соч. – С. 65-66.

[31]. Камю А. Миф о Сизифе: Философский трактат. Падение: Повесть. – СПб, 2005. – С. 26.

[32]. Соловьев В.С. - Указ. соч. - C. 26.

[33]. Берн Э. - Указ. соч. – С. 67.

[34]. Фромм Э. Здоровое общество. – М.,  2006. – С. 33.

[35]. Балагушкин Е.Г. Нетрадиционные религии в современной России
http://www.philosophy.ru/iphras/library/bal/01.html

[36]. Сартр Ж.П. Экзистенциализм – это гуманизм. - Указ. соч. – С. 337.

[37].  Фромм Э. Человек для себя. – Минск, 2003. – С. 61-62.