Мои приключения за рубежом. Глава 5

Глава 5
  Было утро. Я спустилась в фойе гостиницы. За стойкой администратора – никого. В вестибюле тоже ни души и только швейцар, похожий на мопса, с унылым видом сидел на стуле у двери багажного отделения. В часы дежурства одной из его обязанностей было заниматься камерой хранения, куда, живущие в отеле, сдавали свои багажи. Я поздоровалась с ним и спросила, как мне найти Стадион Десятилетия. Мы знали друг-друга, так как я тоже сдавала свои вещи в камеру, и это он отнёс мой багаж прямо к двери гостиничного номера и открыл его ключами в тот день, когда я впервые здесь появилась.
  Он резво вскочил со стула с неожиданной живостью, которая быстро аккумулировалась в нём в часы бездействия. Очевидно, обрадовавшись, что может быть полезен кому-то, он долго и подробно объяснял, что Стадион находится в районе рондо Вашингтона и, что туда можно ехать трамваем или автобусом, что там много хулиганов, воров и злодеев. Между тем, он терпеливо, заученным движением проверял – на месте ли покоится жалкая прядь волос, прикрывавшая его обширную лысину. Когда он улыбался, его добрые глаза прятались в глубоких складках кожи, а губы комично растягивались до ушей. Он проводил меня до дверей и ещё раз в напутствие по-отцовски сказал: "Нех, пани уважа!" (Будь осторожна!).

   Стадион Десятилетия – это одна из самых больших ярморок Европы. Огромный базар существует и по сей день, хотя власти Варшавы грозятся отнять у торговцев рынок и вернуть городу стадион, но слишком чувствительный ущерб будет нанесён городской казне, которая лишится большого дохода от налогов, а варшавяне потеряют громадное количество рабочих мест. А началось всё с лёгкой руки наших соотечественников, продававших здесь одежду, ковры, красную и чёрную икру и, конечно же, водку.
  Это был муравейник. Трудно поверить, что здесь проходили когда-то спортивные соревнования. Толпа была слишком густа, и я еле-еле протиснулась по каменным ступеням выше ярусом. Я шла, разинув рот, и удивлялась, как много всякой-всячины продавалось. Здесь чувствовалась высокая концентрация и мощный потенциал энергии, какой-то особенный эмоциональный подъём – созданные слиянием множества языков и культур.
  Вокруг жужжало и бурлило. Я поднималась всё выше. С верхних трибун был виден левый берег реки Вислы и, словно с высоты птичьего полёта, открывалась красивая панорама Варшавы. Начинал накрапывать дождь, но невозможно было открыть зонтик в такой густой толпе. Моя шуба и волосы мокли под дождём.
Ничего похожего, где бы могли торговать тем, что я искала, бродя среди огромного моря вещей, я не обнаружила. В одном месте толпа немного разредилась, и я увидела двух парней-поляков, торгующих обувью и временно скучающих без клиентов.
 Я приблизилась, сначала бросила быстрый взгляд на обувь под навесом палатки, а потом, осмелев, спросила:
– Я хочу купить "шлюб", но не знаю где. Вы не подскажете...
На мгновение их лица застыли, а потом стали медленно расползаться в улыбках. Одни только эти странные улыбки способны были привести в конфуз, ну а то, что сказал один из них, на вид лет тридцати высокий блондин, повергло меня в страшный стыд:
– А цо, я з панём хентне ще ожене! (А что, я охотно женюсь на вас!) – провозгласил он, с интересом разглядывая меня, уже теперь оценивающе, как свою будущую невесту.
Партнёр одёргивал его, призывал к благоразумию, но он был глух к его просьбам хорошенько подумать, прежде чем сделать столь серьёзный шаг, как женитьба и, к тому же, фиктивная.
Я всё поняла, но было уже поздно, нужно было что-то сказать, но что, мне не приходило в голову. Объяснять я им ничего не собиралась, всё равно не поймут, я только стояла, наверное, вся пунцовая от стыда и злости на себя, за дурацкое положение, в которое сама же и вляпалась. Но он не унимался, его несло дальше:
– Тшы тыщёнца долларов я вэзме з пани за "шлюб" – то есть добра цена, прошем пани, тэ раз то коштуе венцей! (Три тысячи долларов я возьму с вас за брак – это хорошая цена, сейчас это стоит больше!).
Я что-то неуверенно пролепетала и окончательно замолчала, превратившись в безмолвное изваяние с глупой улыбкой на устах. Он говорил ещё что-то, но я не слушала – я просто отключилась. Он же, видя, что я не торгуюсь, не мог понять моей остолбенелости и молчания, но я продолжала молчать и вяло, с трудом пыталась направить свои мысли на выход из глупой ситуации.
Наконец, меня посетила спасительная мысль, что он слишком настойчив, и боязнь, что меня поведут под венец прямо сейчас, вывела из оцепенелости. Я сделала порывистое движение, чтобы уйти, тогда он нацарапал кое-как на клочке бумаге свой телефон и имя. Я взяла, поблагодарила, сказала, что позвоню, и пошла прочь.
На трамвайной остановке я порвала бумажку с номером телефона моего несостоявшегося жениха и выбросила в урну. "Размечтался" – подумала я.
  Серые косматые тучи заволокли всё небо, но вместо снега в начале декабря они низвергали шквалы обильного дождя, разогнавшие большое скопище народа со стадиона. Теперь, когда прошло столько времени, я весело вспоминаю эту сцену с покупкой "шлюба", но тогда под проливным дождём, когда не спасал даже зонт, я в своей намокшей шубе чувствовала себя, словно мокрая продрогшая одинокая птица, грустно сидящая на ветке дерева под открытым небом.
Продолжение: http://www.proza.ru/2009/08/22/329