Мои приключения за рубежом. Глава 9

Глава 9
  Два последующих дня я продолжала мыть и чистить всё подряд на чём останавливался взгляд, стараясь превратить помещение если не в уютное гнёздышко, то хотя бы в пригодное место для нормального существования. Темнокожая владелица, казалось, забыла обо мне, но, о нет – всё было далеко не так, как я думала!    Как потом я выяснила, а выяснить мне силою обстоятельств пришлось очень много вещей – прибыль от сдаваемой жилплощади, была единственным источником существования странной парочки. Поселившись в квартире   Анджея, квартиру Кристины они периодически сдавали внаём. Изголодавшиеся – и в прямом, и в переносном смысле – по деньгам, получив от меня энную сумму, они ожесточённо и неистово их тратили, отмечая бурно и весело выгодную сделку.
  Дня через три, днём, в послеобеденное время я позвонила в канцелярию президента Речи Посполитой и попросила к телефону адвоката Стефана Гульчевского. Уверенная почти на девяносто процентов, что услышу отрицательный ответ и что человек с таким именем в канцелярии не работает, я была поражена, когда меня молниеносно с ним соединили. А я, не имела заранее ничего приготовленного, и когда его, и именно его голос, ответил – "Слушаю", – не знала, что сказать, а промямлила что-то бессвязное, но он, к счастью, узнал меня, и сразу же предложил мне поужинать вместе с ним сегодня. Мы договорились встретиться на той же самой остановке близ отеля "Полония" в семь часов вечера.
  Мы сидели напротив друг друга в уютном ресторанчике возле окна, с видом на тротуар и снующих прохожих, на улице Маршалковской. Нас отделяла от пешеходной части анфилада огромных окон, начинающихся прямо от пола, и мерцающий всеми цветами радуги свет уличных реклам освещал наши лица больше, нежели слабый интимный свет потолочных ламп небольшого помещения.
  Он был в чёрном свитере-гольф и в сером пиджаке. Его тёмные с проседью волосы были аккуратно подстрижены, из-под густых, также припорошенных сединой бровей, горели странным светом тёмные глаза, разглядывая меня с большим интересом, а когда я смотрела на него, то пыталась разгадать тайну его подёрнутых грустью глаз.
  Нам принесли ужин и вино.
  Беседа наша проходила в той же манере: каждый говорил на своём родном языке. Подобный способ общения между поляком и русским, мне приходилось наблюдать и позднее, когда я уже в совершенстве владела польским. Каждый из говорящих, досконально понимая язык собеседника, не может перейти на язык, являющийся для него неестественным. Каждому кажется абсурдным – говорить, переиначивая произношение, знакомые по значению и звучанию слова, которые в его устах, приобретут акцент и сделаются смешными.
  Язык, впитанный тобой с первых мгновений появления на свет, является для тебя натуральным и естественным, то есть, – твоим родным языком, – все же другие языки, которые ты выучишь в течение жизни, а также – славянские, будут искусственными языками.
Но мы, разговаривая каждый – на своём, не знали языка собеседника. Наш разговор основывался на выхватывании похожих слов из контекста монолога, но далеко не все, совпадающие по звучанию слова в этих двух языках, имеют то же значение – иногда их смысл прямо противоположен.
Он спросил меня, и вопрос был конкретно следующего содержания:
– Что делает красивая русская женщина в городе Варшаве?
Что ответить на столь прямой вопрос почти незнакомому человеку? Не могла же я рассказать о сумасбродной идее – оставить обжитое место, прожив почти половину своей жизни, и броситься в водоворот приключений за рубежом исключительно из огромного чувства любознательности и самоутверждения! Что в душе я являюсь авантюристкой, что, оставив всё, я возложила на алтарь судьбы – покой и безмятежное существование, выбрав мытарства, опасность и подверженность риску. Кто же поверит в этот бред? Но я и не собиралась никого ни в чём убеждать, поэтому ответила пространно и неопределённо:
– Ты знаешь о том, что все славяне братья? Наши языки свидетельствуют об этом! Великий славянский народ был разделён границами. Междоусобицы, распри, несогласия правителей. В результате – оторванность и изоляция, а  славянский язык претерпел изменения, которые мы сейчас наблюдаем. Но не претерпел изменений наш славянский генный код, носителем которого является каждая клеточка нашего тела и крови. Так какая же разница, где я живу – в Росси или в Польше? Я могу жить везде, где захочу – это выбор каждого человека, это то, что называется – свободой!
– Да, но язык настолько изменился, что превратился в два иностранных, и мы с трудом понимаем друг друга! А я не полиглот, к сожалению, и способностью к изучению языков не обладаю. Я уже не нахожусь в том возрасте, чтобы начинать что-то изучать.
Он был лет на семь старше меня. Сейчас, когда я пишу эти строки, минуло двенадцать лет, то есть я сейчас на пять лет старше него тогда, а я за эти годы в совершенстве овладела польским и ещё в придачу неплохо выучила шведский. Мне хотелось парировать, что никогда не поздно начать что-то изучать, и когда вот таким образом человек ставит на себе печать старости, он просто перестаёт развиваться, давая возможность процессу старения быстрее овладеть им, но я ответила:
– Каждый волен в своём выборе, а вот я выучу польский и буду свободно говорить на нём! Только не знаю, как будет с моим акцентом – так трудно научиться произносить ваши шипящие слова!
Последнюю фразу он не понял – это выходило за рамки понимания и похожести языков. Он задумчиво смотрел на прохожих в сторону освещённого рекламным светом тротуара, а когда повернул голову, я увидела моментально овладевшую им усталость – его лицо осунулось мгновенно и выглядело очень утомлённым.
Мы уже покончили с ужином. Его бокал опустел, мой был почти полон. Я спросила, не устал ли он после рабочего дня и не хочет ли идти домой, но он только отрицательно покачал головой и предложил мне выпить по чашечке кофе, который должен поставить его на ноги. От кофе я отказалась, тогда он знаком подозвал официанта и заказал один кофе и, не спрашивая моего согласия, два десерта.
– Да, день у меня был трудный, – признался он, – президент потребовал полный годовой отчёт о проделанной работе, и это было связано с некоторым нервным напряжением, – и добавил. – Я горжусь, что по долгу службы встречаюсь с этим великим человеком, для меня это огромное счастье, но зарплата могла бы быть и больше! – засмеялся он.
Принесли кофе и десерт.
– Что ты делаешь на Рождество? – спросил он.
– А вот этого я не знаю, а ты?
– Я еду в Гданьск к сестре. Гданьск – это портовый город на берегу Балтийского моря, собственно, – это тройной город: Сопот, Гданьск, Гдыня. У нас существует старая традиция – вся семья каждый год собирается у рождественского стола.
– Какая прекрасная традиция! – воскликнула я восхищённо.
– Да, приятно собираться всем родственникам хотя бы раз в году за праздничным столом! Есть повод увидеться, поговорить о жизни, поделиться, выслушать советы, но не следовать им, а продолжать жить методом проб и ошибок...
– Но нужно ли следовать советам?
– Нужно, но... невозможно! – улыбнувшись, откровенно признался он.
Кофе не помог, мой кавалер выглядел ещё более опустошённым. Но мне казалось, изнуряющим для него был разговор на двух языках, требующий максимума концентрации, собранности и ещё более – догадливости и интуиции.
Он предложил проводить меня, но я отказалась. Поблагодарив, за то, что я поужинала с ним, он поцеловал мою руку. Едва различимый силуэт его поникшей фигуры на остановке, поглотила темнота – трамвай набирал скорость.

***
...Я езжу по Москве и не перестаю удивляться лихости и дерзости столичных "водил" – постоянно имею с ними конфликты на дорогах и удивляюсь – почему? – Я не делаю ничего, что бы противоречило правилам дорожного движения!
Вот, например, сегодня – один чуть не раздавил меня огромным ЗИЛом, но я так и не поняла, что его так взбесило. Он даже покраснел от злости, высунувшись из окна, обливая меня "русским четырёхэтажным", на чём свет стоит, не обращая ни малейшего внимания на то, что своим поведением создаёт пробку на дороге, и сам является предметом эмоционального возмущения и негодования многих водителей.
Карта Москвы помогает мне без проблем ориентироваться по запутанным улицам и переулкам на машине – кручусь в Останкино, на Московской Товарной Бирже превращаю большой объём русских рублей в несколько пачек "зелёных", посещаю знакомых, но, к сожалению, на сей раз не имею времени сходить в театр – нужно спешить назад, домой. Все дела сделаны, и я собираюсь в обратный путь.
Когда Анна Ивановна видит сумму денег, оставленную мной, её глаза начинают блестеть, а лицо рдеет от удовольствия, но она с притворным испугом переспрашивает, не ошиблась ли я.
– Нет, всё правильно, примите это, как благодарность и не беспокойтесь – я хорошо заработала! – лгу я.
Ранним утром прощаюсь с Володькой и Анной Ивановной, обещая приехать как можно скорее, и выезжаю в дорогу.
Совершаю тот же самый путь в обратном порядке, но теперь пункт выезда, является целью.
Выезжаю на рязанское шоссе, позади – Люберцы, а впереди – двое суток бесконечной езды.
Панически боюсь автомагистрали между Самарой и Тольятти; прежде чем остановиться у безлюдной бензозаправочной станции, озираюсь по сторонам.
За Самарой сбиваюсь с пути, не заметив в темноте глубокой ночи указатель объезда, и чуть не срываюсь с обрыва, но вовремя замечаю конец дороги, останавливаюсь – кругом ни души, и чёрная темень. "Вот здесь я могу стать лёгкой добычей для тех, кто охотился за мной так безрезультатно четыре дня тому назад, – думаю я, опустив голову на руль. – Но, слава Богу, мои прежние преследователи об этом не знают". Выхожу из машины размять ноги и выпрямить спину.
"Для чего Бог создал ночь? Наверное, для контраста. Сама ночь не страшна – страшны вещи, происходящие под её покровом. Злые силы, чья мощь возрастает под чёрным плащом её, беспрепятственно чинят свои тёмные делишки, но их могущество ослабевает с приходом рассвета...", – философствую я, вслушиваясь в оглушительную тишину и всматриваясь в чёрную даль, чтобы определить дорогу.
Преодолев уральский хребет, объехав окружными трассами Челябинск, Троицк, Троицкую ГЭС, чувствую себя дома.
День клонится к вечеру, когда впереди начинают виднеться и приближаться со скоростью восемьдесят километров в час знакомые очертания родного города. Меня переполняет великая радость, эйфория и гордость за победу над страхом и над собой. "Теперь, я смело могу готовиться к кругосветному путешествию на автомобиле в полном одиночестве!" –мечтаю я, ликуя от удовольствия.
Наконец, я дома! Наслаждаюсь душевной тишиной, развалясь в кресле, затем выкладываю из дорожной сумки на журнальный стол пачки американских зелёных купюр и с сожалением думаю о том, что завтра придётся с ними расстаться – погасить кредит брата в банке, спасая его шкуру от кредиторов.
Включаю телевизор: грузовик протаранил вход в телецентр Останкино, а войска спецназа открыли пулемётный огонь по собравшимся людям, танки и БТР расстреливают людей. Боже, мой, я только три дня назад была там... Задержись я немного... что за неразбериха – в какое смутное время мы живём?!
"Я хорошо заработала на курсе доллара и сделаю то, о чём он меня просит, – интенсивно думаю я, – отдам его долг банку, очищу от преследований кредиторов, спасая его шкуру путём собственного материального опустошения. Пусть это будет на его совести! Возможно, мне удастся завершить свою работу по нулям, быть может с минусом. Кровожадные банкиры-монстры достаточно на мне нажились!
Я сделаю последнее усилие, последний трюк и отдамся в руки судьбы где-нибудь вдали отсюда, вкушу другую жизнь, которую не знаю, но хочу познать из любопытства к иным способам бытия в других странах на других континентах. Я уйду из этой жизни, но если судьбе будет угодно, обрету – другую. Я переверну страницу книги и напишу наново!"
В дверь позвонили. На пороге стоял Люцифер. Первым, что всегда бросалось в глаза – его тяготение к нарочитой небрежности в манере одеваться, от которой сквозило ненавязчивой тонкостью вкуса, а лёгкая развязность в манере держаться была до возмущения подчёркнутой.
"Типичная мужская особь, которая нравиться абсолютно всем бабам", – раздраженно думаю я.
– Ну.., Нича!, – выдавил он. – Твои постоянные исчезновения начинают по-настоящему меня тревожить!
"Интересно, а что ты скажешь, если я вдруг, исчезну навсегда!?" – мелькает в моей голове злорадная мысль.
 Он что-то долго говорит, я делаю вид, что слушаю, но на самом деле не слышу ни слова. Я день за днём вспоминаю наш любовный роман с самого его бурного начала...
Следующая глава: http://www.proza.ru/2009/08/22/348