Мои приключения за рубежом. Глава 10

Глава 10
  Темнокожая Кристина не преминула посетить меня, когда, насытившись всеми удовольствиями, которые дают долгожданные деньги, очнулась от беспробудной пьянки и вспомнила об источнике их появления. Но вела она себя не как гостья, а как хозяйка, оставив без внимания воцарившуюся чистоту, своим безразличным видом показывая, как мало значат для неё мои старания и выполненная огромная работа по удалению накопленной ею грязи. Правда, откушав моих вареников с капустой, не выдержала и рассыпавшись в похвалах относительно их восхитительного вкуса – они таяли во рту, – и сразу же попросила рецепт, который я ей и продиктовала.
Она зачастила ко мне, – что я считала только излишней заботой, – каждый день, а иногда на день по нескольку раз. Неистово носясь по квартире, она трясла передо мной своим студнеобразным бюстом и заглядывала во все углы, удаляясь, оставляла после себя множество окурков и запах алкоголя. Её настойчивые приглашения в гости принимались мною без восторга, но я тоже забегала к ним что называется "на огонёк", делая это, словно отбывая повинность. Отмечая, как много вещей ими куплено, как с лёгкостью тратились мои "кровные", я с ужасом пыталась представить – что же будет, когда они их истратят совсем – полгода закончатся летом, то есть без нескольких дней – через полгода.
  Стефан Гульчевски позвонил мне и снова попросил разделить с ним скромный ужин.
На сей раз, мы выбрали безлюдное кафе, в глухом квартале Срюдместья. Он долго говорил, его губы улыбались, а глаза, выражали страдание, но смысл его речи был таков, что завтра он уезжает в Гданьск на Рождество и, что наша встреча носит характер прощания. Его предложение ехать с ним в Гданьск я сразу же отвергла, мы были слишком мало знакомы.
  Я знала, что мой сон сбудется обязательно, что пёс с грустными глазами уйдёт из моей жизни, но я была так одинока и абсолютно беззащитна, поэтому инстинктивно тянулась к нему. Ждала новой встречи, романтического ужина и безнадёжно мечтала о том, что было бы здорово приобрести в нём друга, покровителя, приятеля, но каждое наше свидание я считала последним, и это не только придавало мне неуверенности, но более того – одеревенелости.
  Люди вообще тяжело переносят одиночество, и учитывая, что человек всегда одинок, – прошу мне верить – на чужбине это чувство обостряется настолько, что может перерасти в болезненное состояние, скорее всего, и называющееся – ностальгией.
  Наступил предрождественский вечер, – поляки называют его – Вигилия. Накануне, когда я принимала  приглашение Кристины на вигилийный ужин, меня обуревали смешанные противоречивые эмоции: жажда общения и одновременно нежелание видеть их деланные физиономии. На уровне подсознания я ощущала их фальшивую доброжелательность по отношению ко мне. Так происходит всегда, когда силою обстоятельств приходится общаться с людьми, которые не за тех себя выдают.
  Стол украшало несколько традиционных польских блюд, – можно сказать, что стол ломился от дорогих яств и закусок. Размах – ярко выраженный на бледном фоне вопиющей нищеты. Как мудра восточная пословица, гласящая: "Нельзя скрыть любви и бедности".
  Был ещё один приглашённый – высокий молодой человек лет тридцати пяти. Если бы не холодное и несколько туповатое выражение лица, – его можно было бы назвать красивым. Поистине, красивые черты искажаются, отражая холодность, жестокость, затаённую злость и весь негатив, обитающий в душе. Нас познакомили, он поцеловал мою руку и представился: "Вальдемар".
  Не могу не заметить об одной характерной черте, отличающей мужчин-поляков от мужчин других национальностей – они целуют женские руки с ошеломляющим актёрским мастерством, благоговейно, словно прикладывая уста к святыне, но через мгновение, с такой же лёгкостью, в буре эмоций могут унизить, или даже оскорбить недавний предмет обожания и преклонения, позволяя себе использование площадной брани, а в особенности, одного слова, звучащего повсюду. Употребление этого слова мною, по причинам его нецензурности, исключается.
  За столом я больше молчала и слушала. Анджей и Вальдемар спорили с упоением, возбуждённо и двусмысленно.                Пустые разговоры об их общих знакомых неизменно возвращались к душещипательной и сладкой теме – о способах зарабатывания денег. При этом их глаза загорались пламенем азарта игроков в покер, но, делая призрачные ставки и оперируя деньгами из воздуха, они нехотя возвращались из мечты в реальность, с потухшими взглядами и тяжело вздыхая. Иногда, с напыщенным видом, попыхивая сигаретой, напоминала о себе пышногрудая Кристина, усиленно стараясь подчеркнуть свою значимость.
Но меня удивляла одна странная фраза, часто срывающаяся с их уст, по-видимому, скрывающая неимоверно важное условие бизнеса: "Как бы заработать, не ударив палец о палец." В процессе этой долгой беседы мне показалось, что для Анджея его гость – если не авторитет, то личность уважаемая.
  И ещё, хотела бы заметить одну немаловажную деталь: у одного и у другого внешний уголок правого глаза был кроплёный. Что это означало, я не имела понятия, но догадку, возникшую вдруг в голове, постаралась сразу отогнать. Я посидела так долго, насколько позволяло приличие и, извинившись, ссылаясь на позднее время, удалилась к себе.

  Шесть дней пролетели быстро. За окнами угасал последний день старого года, наступил вечер, а впереди поджидала фантастическая новогодняя ночь, которая готовилась к торжественному рождению нового молодого года.
  Экстравагантная пара пригласила меня к праздничному столу, где уже важно восседал Вальдемар на правах именитого гостя. Это выглядело вполне невинно, поскольку он был другом или знакомым Анджея, хотя нужно было отметить, что он зачастил к ним.
  Вальдемар открыто давал мне понять, что я ему нравлюсь: он говорил мне комплементы, а его ледяной взгляд таял останавливаясь на моем лице.
  Наступил январь. Сначала необычная пара хотела склонить меня к разным интересам и компаньонству, но больше отводя мне роль инвестора или спонсора. Постепенно, войдя в кураж и, сделавшись ещё нахальнее, они стали пробовать разные способы давления на меня. Кристина вдруг предложила мне оформить фиктивный брак с Анджеем за определённую плату.
– Как я могу выйти замуж за женатого человека? Ведь он твой муж! – удивилась я.
– Вовсе нет, мы живём в вольной связи гражданским браком, – выдохнула она вместе с дымом. Приклеенная к полным негроидным губам сигарета едва не вывалилась, но она ловко подхватила её своими коричневыми пальцами и, водрузив на прежнее место, продолжала, выдавливая хриплые звуки. – И для тебя будет хорошо, ты сможешь получить польское гражданство! Идите завтра в "Ужонд Стану Цивильного" \\ЗАГС\\! Через месяц возьмёте "шлюб", конечно, собрав сначала нужные документы, – заявила она.
Чувствовалось, что этот план уже был проработан ими в деталях.
Я мечтала, чтобы нашлась зацепка, которая послужит веским предлогом деликатно отказаться, от опасной официальной связи с человеком криминально-дерзким. Об этом качестве свидетельствовал его кроплёный глаз и металлический огонь во взгляде, а ещё, – его образ жизни – ленивого кровожадного кота, притворяющегося спящим, а между тем всегда готового к прыжку, который может оказаться смертельным, для зазевавшейся серой мышки, убаюканной его притворным равнодушием.
В ЗАГСе он представил меня своей невестой, и мы получили перечень необходимых документов для заключения брака со мной, как иностранкой. Помимо справки из русского посольства, мне необходимо было иметь свидетельство о рождении – последнее и послужило предлогом, который я с радостью использовала: моя метрика осталась на родине.
  Не скрою, мне крайне чрезвычайно хотелось иметь польский паспорт, дающий свободно и безвизово путешествовать почти по всему миру, тогда как мой серпастый и молоткастый, паспорт великой державы был так жалок и никудышен. А мы, обладатели этой беспомощной паспортины, подвергались унижению нашего достоинства, так как весь мир считал нас выродками и людьми второго сорта, а наша мощная держава, возглавляемая горсткой отъявленных проходимцев в течение семидесяти лет, обеспечила нам это положение в мире.
  Сейчас, когда я пишу эти строки, я имею два иностранных гражданства – польское и шведское. И это ли не парадокс? – Тогда, обладая так мало ценимым в свете паспортом гражданина великого царства, мне страстно хотелось ехать в Америку, но это было невыполнимо, – теперь же, шведский паспорт даёт возможность безвизового въезда во все страны на нашей планете, включая и США, – но мне определённо расхотелось, даже в качестве туриста, посетить эту страну!
  Криминальную пару поглощали исключительно помыслы, как раскошелить меня в свою пользу. После неудавшейся попытки выдать меня с корыстью за Анджея, они взлелеяли новый замысел, и о плачевном для меня его финале, я могла только догадываться. С елейно-тошнотворными улыбками они усиленно предлагали мне весёлую прогулку за город на развалюшной машине их знакомого, якобы, в швейную мастерскую Анджея, закрытую им в результате банкротства и, поскольку, я конструктор-дизайнер женской одежды – показать мне помещение и оборудование, в существование которых, вообще, трудно было поверить.
  У меня уже сложилось об Анджее определённое впечатление, Кристина же была его преданной подругой и сообщницей. Дешёвая приманка не сработала. Ехать я, естественно, отказалась и не только потому, что чувствовала опасность всеми фибрами души моей, но ещё и потому, что хотела, наконец, вменить себе один из принципов – элементарную осторожность. Мне казалось, что в их буйном воображении я хожу, обклеенная долларами с головы до пят, и, что, выехав из пункта "А", мне определённо не доехать живой до пункта "B". Наконец-то, я поняла, что так настораживало в них с самого начала, ещё раз убеждаясь, что первое впечатление – это импульс внутреннего голоса.
Рано утром следующего дня, темнокожая хозяйка ворвалась ко мне с похмелья и вся взъерошенная, попросив взаймы сто долларов.
– Я заплатила вам огромную сумму за полгода вперёд. Оплата за месяц составляет больше, чем средняя зарплата поляка. Прошло только три недели, а у вас уже нет денег! Как же можно было так быстро истратить эту большую сумму?
– Мы отдали долги, – выдавила она из себя и, булькающе закашлялась, развалившись на диване и стиснув между пальцев, неизменную сигарету.
– Позволь, а видеомагнитофон, а музыкальный центр, а бесконечные коньяки, а водка, которая лилась рекой, а пиво, с которого вы начинаете свой день! Я понимаю, что это не моё дело, но ты же у меня просишь взаймы, поэтому, извини, я вынуждена была тебе это сказать.
Я замолчала, не зная, что делать, но немного подумав, решила дать, надеясь, что на какое-то время они оставят меня в покое. Вынула из сумки кошелёк с единственной стодолларовой бумажкой, – это у меня последние, возьми, – сказала я, протягивая ей деньги. Она взяла их со скептической усмешкой.

  После рождественских и новогодних праздников, адвокат Стефан Гульчевски снова напомнил о своём существовании просьбой разделить с ним романтический ужин. На сей раз, мы ужинали в огромном и весьма дорогом ресторане отеля "Мариотт". Он буквально сорил деньгами – каждая трапеза обходилась ему в кругленькую сумму, мне казалось, что при такой его расточительности, сетования на низкую зарплату были простым брюзжанием.
  Сверкающее великолепие ресторана подавляло. Несмотря на высокий класс этого заведения и роскошь, за которую нужно было платить слишком дорого – о чём свидетельствовали баснословные цены на блюда и вина, – зала была почти заполнена публикой, и редкий стол пустовал, утопая под пышной сервировкой в ожидании посетителей.
Я была в скромном вечернем платье из чёрного муара, вышитом чёрным бисером вокруг овального декольте.
– Это платье необыкновенно идёт тебе, – вздохнул он, как обычно, смотря на меня своим долгим горящим взглядом печальных глаз. – На тебя восхищённо смотрят почти все мужчины! – он поднял бокал с красным вином, – Перламутровая белизна твоей кожи на чёрном фоне – это белая жемчужина, лежащая на чёрном бархате и кажущаяся ещё более перламутровой и белоснежной! Я хочу выпить за тебя!
Мы выпили за меня. Я скромно опускала глаза, когда он говорил мне комплементы.
И действительно, за его спиной чуть поодаль, за столом в полном одиночестве сидел человек с рыжеватой бородкой и усами и смотрел на меня пристальным пронзительным взглядом. Мне делалось всё более неуютно под прикованным ко мне сверлящим взором, и я старалась больше смотреть в свою тарелку.
– За твоей спиной сидит человек, который буквально пригвоздил меня к стулу своим острым взглядом. Честно говоря, я устала находиться под таким неотрывным вниманием! – призналась я со смехом. – Но, умоляю тебя, не оглядывайся!
Но он всё-таки оглянулся, они посмотрели друг на друга, одновременно встали, и с возгласами: "Сколько лет!" – сплелись в дружеском объятии.
– Мой однокурсник, старый друг, военный адвокат Войцех Зелински, – представил его Стефан.
Войцех Зелински приник к моей руке и, не выпуская её, опустился на свободный стул.
– Ну, ну, осторожнее, – поранишь руку даме! – пошутил Стефан, напоминая другу, о моей маленькой ладони, всё ещё находящейся в его огромных лапищах.
  Мы выпили за встречу и за старую дружбу. Войцех Зелински перебрался за наш столик. Старые друзья немного повспоминали о студенческих годах, затронули тему карьеры – один гражданского, другой военного адвоката, затем завязался спор относительно польского права.
  Обширный зал наполнился звуками божественной музыки, которая лилась с возвышающегося балкона-эстрады, ограждённого низкой белой балюстрадой, скрывающей музыкантов.
– Дружище, позволь пригласить твою даму на танец! – выпалил вдруг Войцех, обращаясь к приятелю и вставая.
Стефан только кивнул головой в знак согласия, наблюдая за мной исподлобья.
Мы танцевали молча. Он как-то нервно сжимал мою руку, а его глаза жадно шарили по моему лицу. Недоумённый вопрос застыл, так и не сорвавшись с уст, потому что волшебные звуки флейты лебяжьим пухом коснувшись уха, разорвали занавес времени и пространства, что позволило унестись мгновенно в высоты, живущие в воображении, забыв обо всём и на несколько минут отодвинуть небеспричинную тревогу о туманной перспективе моего будущего.
  У выхода из "Мариотта" на пологих мраморных ступенях угодливые швейцары в малиновых фраках расточали дежурные улыбки и предлагали свои услуги.
  Было светло как днём – январская ночь искрилась от многоцветного каскада огней, мигающих реклам, на фоне яркого уличного освещения центра Варшавы, а многочисленные окна эксклюзивного отеля выливали в пространство ослепительные световые потоки.
Джентльмены вопросительно посмотрели на меня.
– Я неимоверно устала и хочу домой, – сухо произнесла я.
Подъехало такси; швейцар услужливо открыл двери машины и терпеливо ждал с застывшей подобострастной улыбкой.
– Я еду одна и прошу не волноваться. Я под надёжной охраной пана таксиста, – отрезала я и уселась на заднее сидение, обратившись к таксисту с просьбой трогать. Два моих воздыхателя остались стоять в недоумении, но только мгновение – я обернулась и увидела, как они садятся в следующую подъехавшую машину.
Следующая глава:http://www.proza.ru/2009/08/22/353