Мои приключения за рубежом. Глава 11

Глава 11
  Стефан Гульчевски впервые был у меня в гостях, впрочем, это оказалось и последним разом одновременно. Как каждая хозяйка, я мечтала приятно удивить гостя. Порылась в голове, чтобы припомнить какой-нибудь рецепт торта и усердно с упоением корпела над созданием этого "кулинарного чуда" с самого раннего утра. И вот, наконец, собрав всё воедино – коржи и крем, – бросила всю свою скромную фантазию на самую трудную часть – художественное оформление. Конечный результат был далёк от совершенства, но с точки зрения практичности, я решила, что вкусовые качества, определённо, важнее визуальных.
  Но мой гость не только разочаровал меня, отнесясь с подчёркнутым равнодушием к созданному мною произведению кулинарного искусства, но и заставил страдать моё уязвлённое самолюбие, когда безразличие на его лице сменилось кислой брезгливой миной при первом же брошенном им быстром взгляде на предмет моей гордости.
  Он развалился на стуле в устало-ленивой позе. Его взгляд скользнул по комнате, поочерёдно останавливаясь на каждом предмете, но несколько дольше задерживаясь на коричневых чехлах, под которыми съёжилась от страха мягкая мебель, затем на шторах из того же материала, и его губы тронула критическая усмешка, что не отразилось на странной особенности глаз – при любой мимике лица всегда оставаться безудержно грустными.
  Я безмолвно проглотила горькую пилюлю, дрожащими руками разлила по чашкам горячий ароматный кофе и разрезала торт.
– Угощайся, – сказала я, и добавила, стараясь не думать о том, что я скверная хозяйка и оконченная идиотка, – почему ты такой грустный сегодня, что случилось?
– Работа меня опустошила до дна, – вздохнул он, – я должен отдохнуть, но нужно дотянуть до лета, до отпуска.
Он сел на любимого конька, рассказывая о своей вычерпывающей работе, о том, как трудно принимать решения о помиловании матёрых преступников, получивших высшую меру наказания через повешение, заменённую совсем недавно на пожизненное заключение, о моральном опустошении, которое он испытывает, углубляясь в сухие бумаги, красноречиво рассказывающие о тяжких преступлениях, отклоняя или удовлетворяя слёзные прошения, адресованные президенту, обвинённых высшим судом на крайнюю меру, о помиловании.
– Президент всегда согласен с твоими решениями или отказывает в некоторых? – поинтересовалась я.
– Он только подписывает готовые бумаги, полностью доверяя моей профессиональной компетенции, – устало вымолвил он.
Видимо, исчерпав эту тему, он вдруг замолчал. Его грустный взгляд был прикован ко мне на какой-то момент – он будто взвешивал что-то, затем медленно изрёк:
– Мой друг Войцех Зелински, влюбился в тебя, как мальчишка, и охотно женится на тебе, но он не знает, где тебя искать, ты так внезапно исчезла...
– А ты выступаешь в роли свахи! Я не совсем понимаю, – значит, он просит моей руки через тебя, своего друга, не так ли?! – возмущённо воскликнула я.
– И так, и не совсем так. Он не знает об этом. Но бедняга очень влюблён в тебя, и у него есть одно преимущество: официально он свободен, а я – нет!
– Слово "wolny", написанное в твоём "доводе особистом" //польский внутренний паспорт//, это что – блеф?
– Нет, это просто старый "довод", но я давно хотел тебе сказать, что мне очень трудно с тобой общаться – ты не знаешь польского, а я не знаю русского. Потом, эта твоя зажатость... Наконец, я хочу интимных отношений, но ты отказываешься их принять, поэтому дальнейшие наши встречи не имеют смысла, и, вероятно, это – последняя, и есть ещё один момент: я люблю худеньких женщин, а ты несколько полновата для меня, – добавил он, пробежав по мне быстрым взглядом.
Это было уж слишком и казалось мне каким-то бредом, но в тот момент в дверь неожиданно позвонили, и я не успела ничего ответить.
Ну, кто бы это мог быть?! – Естественно, пани Кристина собственной персоной!
Я представила их друг другу, тень удивления пронеслась по её коричневому лицу – для неё было неожиданностью, что я имею "такого" знакомого: адвоката канцелярии самого президента Польши.
Роль женщины из высшего круга, которую она так старательно разыграла перед ним, ей удалась. Позднее, когда она шумно удалилась, он заверил меня, что это, бесспорно, женщина интеллигентная и образованная и, что, определённо, не сделает мне зла. Я не знаю, должны ли адвокаты быть психологами, но он глубоко ошибся, оценивая её таким образом.
Он моментально потерял всякий интерес ко мне и выглядел, как лопнувший воздушный шарик. Я с грустью подумала, что сон сбывается, и наступил завершающий этап в нашей дружбе, которая так и не стала никогда любовью.
После его визита, Анджей и Кристина немного умерили свой пыл и оставили дерзкую мысль вывезти меня куда-то за город, видимо, думая, что, если я нахожусь под покровительством такой важной особы, то моё исчезновение не пройдёт им даром. Однако, они загорелись новой идеей – уговаривали меня купить машину и создать с ними совместную фирму. И первое им удалось, потому что я и сама подумывала об этом, поскольку была особой предприимчивой, а бизнес без машины, был тогда практически невозможен. Конечно, тот ужасный польский "Фиат" я купила под давлением Анджея. Автомобиль ёжился, припаркованный во дворе под моим окном, и, глядя на него, я с тоской вспоминала о своей "Ласточке". Купчая была оформлена на меня, но, чтобы поставить машину на учёт, я столкнулась с определёнными барьерами в польском праве и с бюрократизмом, царившим в законодательных органах, после чего окончательно оставила эту затею.
Молва, что у Кристины снимает квартиру русская, которая буквально сорит деньгами, разнеслась по всей округе и достигла ушей одного пана, имеющего свой продуктовый магазин. И этот пан, живущий в соседнем доме, изъявил желание познакомиться со мной, явившись ко мне домой в сопровождении Кристины. Он был выше среднего роста, выглядел лет на пятьдесят, был полноват, лысоват, из-под насупленных бровей сверкали светлые, глубоко посаженные, хитрые проницательные глазки, бородка – клинышком скрывала второй подбородок, а поникшие длинные выцветшие усы, прикрывая часть верхней губы, обрамляли рот, достигая бороды, старательно закрученными сосульками.
– Мечислав Мартиньяк, владелец магазина, – представился он.
Пан Мечислав долго витиеватыми фразами распространялся о бизнесе, о том, что давно хочет работать с русскими, выйти на российский рынок, сулящий большие прибыли, что хотел бы иметь компаньона, хорошо знающего этот рынок и русский язык. Упомянул вскользь о том, что был в партнёрстве с одной русской женщиной, имел с ней совместные магазины, но, увы, случилось несчастье, и она погибла, о чём он глубоко сожалеет, и хотел бы приобрести снова достойного партнёра.
Что касается русского рынка, то я знала его досконально, и подумала: "Почему бы и нет, но нужно присмотреться к этому человеку, узнать его поближе".
Кристина наблюдала за нашей беседой с явным недовольством и ревностью, с трудом ею скрываемыми, но успокоилась, когда я пробормотала что-то неопределённое.
Пригласив меня посетить его магазин в ближайшее время, пан Мечислав удалился, оставив мне свою визитную карточку.
  Столкнувшись два раза на праздничных званых ужинах с Вальдемаром, я частенько его встречала в самых неожиданных местах, и мне, в глубинах души, хотелось верить, что эти встречи случайны. Он низко кланялся, и мы перебрасывались пустыми фразами. Дошло до того, что наши "случайные" встречи стали закономерностью и происходили почти каждый день.
  Вальдемар относился к фланирующим особям мужского пола, которые каждодневно собирались в огромные стаи и постоянно отирались под магазинами, торгующими алкоголем, или пивными барами. Все давно привыкли к этим несанкционированным митингам, да и, видимо, закон не запрещал, если полиция безучастно внимала явлению явно патологическому.
  Вначале мне внушали страх эти бесцельно слоняющиеся стада парней и зрелых мужчин, но постепенно я выяснила, что они безвредны в светлое время суток. Однако, наблюдать людей, прожигающих свою жизнь таким жалким способом и бродящих часто без определённой цели, или же терпеливо ждущих, что кто-то, наконец, раскошелится на водку или на пиво для всей толпы – было крайне неприятно. Большинство из них – алкоголики, а столь активное собирание в толпы, – всего-навсего определённый способ попрошайничества и своеобразного общения с себе подобными, который и по сей день существует в Польше.
  На следующий день я вошла в магазинчик пана Мечислава, пройдя под перекрёстным огнём взглядов десяти пьяниц, тоскливо стоящих по обе стороны от входа.
Пан Мечислав был за прилавком и обслуживал покупательницу, заметив меня, расплылся в улыбке.
– День добрый, пани Вероника! – воскликнул он и весь залоснился от удовольствия.
Пока он был занят, я обвела взглядом магазин – небольшой, но достаточно вместительный, с разумно использованной площадью. Посередине белел морозильный шкаф для мороженного со стеклянной витриной. Вокруг – разнообразные продовольственные товары, с красующимися на них ценниками, расставленные на белых стеллажах, достающих до потолка, по ту сторону прилавка виднелась коричневая приоткрытая дверь в подсобное помещение.
   Получив положенную ей сдачу, пожилая женщина, волоча тяжёлую сумку, направилась к выходу.
Пан Мечислав вышел из-за прилавка и поцеловал мою руку. Мы поговорили о чём-то, затем он продолжил начатый ещё вчера разговор, что хочет иметь партнёра с деньгами, чтобы расширить бизнес, предложил обсудить кое-какие вопросы у него дома, заверил, что его жена, женщина тёплая и приветливая, и будет рада со мной познакомиться.
   Мы договорились встретиться на следующий день. Купив кое-какие продукты, я вышла из магазина.
В группе обивающихся без дела пьяниц, стоял Вальдемар, заметив меня, подбежал и предложил донести мою сумку с продуктами хотя бы до подъезда. Он так убедительно настаивал, что мне ничего не оставалось, как только согласиться, а возле подъезда он заявил, что считает своим долгом донести эту тяжесть до моей двери.
  На следующий день было воскресенье. Пан Мечислав по воскресеньям магазина не открывал, поскольку был католиком. Настоящий католик в воскресные дни не работает, а исправно ходит в костёл к дневной мессе. Но католическая вера не помешала пану Мечиславу назначить нашу деловую встречу у него дома именно в воскресенье.
  Его жена была похожа на маленького прирученного домашнего зверька с затравленным взглядом, а её имя – Леонарда, производное от "царя зверей", совсем не подходило к её скрюченной тщедушной фигурке и измождённому лицу, на котором не только полностью отсутствовали следы былой красоты, но оно было лишено даже минимальной привлекательности. Такие лица встречаются не часто и их нельзя забыть, они впечатляют своей уникальной безликостью.
  Пан Мечислав представил меня, за вежливостью, с которой она со мной поздоровалась, скрывалось нечто большее, чем настороженность и желание разгадать истинную причину моего появления. Казалось, что эта женщина носит в себе великое горе, но, покорившись судьбе, она готова принимать её новые и новые удары, считая их неумолимым роком и не желая им противиться. Её худенькая фигурка, с впалой грудью, появилась и сразу же бесшумно исчезла где-то, а пан Мечислав пригласил меня в уютную и чистую гостиную.
  Я почувствовала внутренний дискомфорт от впечатления, произведённого на меня его женой и пыталась угадать, что могло быть причиной её внутренней драмы. Между ними был несопоставимо резкий контраст, редко наблюдаемый в супружеских парах: пан Мечислав выглядел ухоженным и самодовольным, а она – словно заложница-служанка, добровольно заточённая в неволе. "Наверное, он деспот", – подумала я, стараясь поймать, его постоянно ускользающий взгляд.
  Есть люди, чей взгляд ищет точку опоры на предметах неодушевлённых и никогда не устремлён прямо на вас, эти люди боятся, что в их глазах вы прочтёте нечто большее, чем они бы хотели поведать о себе.
Пан Мечислав задавал мне вопросы осторожно, словно прощупывая грунт, на котором я стою. Его интересовало откуда я, и каковы мои цели. Я рассказала ему о своём крае, немного о себе и о своей профессии.
Я посчитала, что я достаточно отвечала на его вопросы и заработала право – на свой собственный, который интересовал меня не из праздного любопытства – что-то не давало мне покоя в этой истории с погибшей так внезапно русской женщиной, которая была партнёром пана Мечислава.
– Пан Мечислав, а при каких обстоятельствах погибла ваша партнёрша? – спросила я, снова безрезультатно пытаясь перехватить его взгляд.
– А... Инга… Это был несчастный случай: она и её любовник отравились алкоголем.., – его голос дрогнул, а взгляд вперился в клочок неба за окном, словно в безмолвной скорби по безвременно ушедшей.
Его жена вдруг так неожиданно и бесшумно выросла передо мной с подносом в руках, что я раскрыла рот от удивления, мне показалось, что она материализовалась и, поставив поднос на стол, тотчас же растворится в пространстве, исчезнув так же, как появилась. Я уставилась на неё, чтобы не пропустить этот интересный момент, но она юркнула в дверь, беззвучно прикрыв её за собой.
На мельхиоровом подносе дымились две чашки с чёрным кофе, и стояла тарелка с какими-то тортинками.
Пан Мечислав, казалось не заметил внезапное появление и исчезновение своей супруги, вдавленный в винтовое кресло, но, повернувшись, нисколько не удивился появлению подноса и только переставил стоящие на нём предметы на стол.
– Где похоронили Ингу, в Польше или в России? – спросила я, совсем не надеясь что-либо ещё вытянуть из него.
– Она была одинока, некому было сообщить о её смерти, поэтому она похоронена здесь, в Польше, – глухо произнёс он.
Я пыталась хотя бы ненароком поймать его взгляд и прочесть в его глазах, что же он чувствует в этот момент, но – тщетно.
Считая свой визит затянувшимся, я взвешивала – удобно ли попрощаться прямо сейчас, – мне вдруг захотелось уйти, – но он неожиданно заговорил о хозяевах, снимаемой мною квартиры.
Пан Мечислав и Кристина были родом из одного и того же местечка – Плоцк, – да и жили они по соседству достаточно долго. Жизнь Кристины, начиная с бурной молодости, была известна пану Мечиславу в мельчайших интимных подробностях; её основной профессией долгое время была проституция. Анджей – личность дерзкая и опасная. В Варшаве о нём никто ничего не знает. Какой именно багаж криминального прошлого носил этот человек было тайной.
  Пан Мечислав так горячо и убедительно просил меня быть осторожной с этими бесчестными людьми, что меня на какой-то момент обуял страх. Более того, он называл их коварными обманщиками и злодеями, давал наставления, просил во всём рассчитывать на его помощь и предложил покровительство и партнёрство – присоединиться к его бизнесу, внеся определённый капитал. Советовал, что если я хочу жить в этой стране, то разумно будет выйти замуж за поляка, приобретая, таким образом, вид на жительство.
Насчёт партнёрства, я обещала подумать, а вот рассказ пана Мечислова был только подтверждением моих догадок, относительно прошлого людей, с которыми свела меня злая судьбина.
  Я вышла от пана Мечислава в окончательно удручённом состоянии, на какое-то время забыв о погибшей Инге, мне нужно было подумать о себе, поскольку, я остро чувствовала, что тучи надо мной сгущаются.
Следующая глава:http://www.proza.ru/2009/08/22/358