Глава 7. Попытки миссионерства

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. НОВОЕ ЛЕКАРСТВО

В семь утра взяли кровь из вены на анализ. Вены мои спрятались еще в тот раз, когда под капельницей рожала мальчишек-близнецов. На обеих руках тогда были синяки от кистей до плеча. Теперь добыть вены – проблема.

- Вот на плазме медсестрички – асы, - постоянно напевала Светлана Ивановна, - они любую венку достанут.

Это она про медсестер, что делают плазмоферез. Действительно, очень хорошие сестры, каждая по-своему красива, я любовалась ими, когда ходила на УФОК – ультрафиолетовое облучение крови. В отличие от «плазмы», которая может длиться до четырех часов, УФОК был всего полчаса. С венами и тут были проблемы, хотя игла много тоньше, чем на «плазме», а от последней меня Бог отвел. Пришла в первый раз - смерили давление, оно – запредельно низкое, отправили в палату. А в палате смерили – нормальное давление!

Других испытаний – глотания «кишки», чтобы обследовать желудок, и приема нового лекарства избежать не удалось.

Лекарство, которое я купила за двести рублей, поставили легко, буднично, и к вечеру я слегла. От него, потом заметила, всем плохо, все лежат пластом, пропадает аппетит, температура повышается, ломит тело.

- Зато я потом с него – летаю! – заявила Валентина.
А я настолько ослабла, что потеряла всякий интерес не только к еде, но и к жизни. Тошнило беспрерывно, начались боли. Глянула в зеркало, когда встала через силу, и увидела свое желтое, чужое лицо. Снова взяли кровь, и врачиха немедленно велела купить лекарство для печени. В карте написала красивым почерком: «лекарственный гепатит». Отравился мой непрочный организм…  Пришлось «ползти» на второй этаж, в аптечный киоск, упаковка ампул стоила восемьсот рублей.

Я брела обратно, радуясь, что прижимаю к груди «противоядие». Хорошо – лекарство было в киоске! А то некоторые больные рыщут по всему городу в поисках нужных медикаментов…

Когда через несколько дней, наконец, смогла, с передышками и одышками, ходить по коридору, отправилась прямиком в церковную лавку. К радости моей, сообщили, что сегодня в четыре вечера приезжает отец Константин, будет служить молебен о здравии, можно будет исповедаться.

…Отец Константин, который служит в кафедральном соборе, и которого я знаю давно, хотя это не значит, что и он меня помнит, приехал оживленный, деловой. На мои жалобы об искушении ответил:
- Не искушение, а лечебная ошибка!

Я понимаю, почему он так сказал. Если каждая прихожанка начнет считать себя достойной серьезных искушений, так и до прелести недалеко...  А на мои вздохи, что в палате говорят о заговорах и всяческой чертовщине, повторил то, что я уже знаю на своем опыте:
- Молчите и читайте Иисусову молитву. Не нужно никого учить.
 
- Петров пост идет, батюшка, - заныла снова я, - а тут все летит…
- Какой вам пост! – воскликнул он, - Пост послабляется или вовсе отменяется для больных, путешествующих, беременных и кормящих матерей, младенцев до семи лет, воинов и старцев на покое. Вы к какой категории относитесь?
- К болящим.
- Еще и к путешествующим! Вот и ешьте, что дают. Дома будете поститься.
- А причаститься тут, в больнице, можно?
- Нужно. Я буду в следующий вторник, вычитывайте понемногу все. С утра чаю попейте там, с булочкой. На обед не ходите. В четыре вечера я приеду.
 
Благословил меня. В палату я прилетела как на крылышках.

На следующий день мы с Валентиной решили прогуляться по больничному двору. Я задыхалась, но посижу на лавочке, глядя на буйную зелень, муравьев под ногами, тучи, сосны и голубей – снова поднимаюсь. Идем, расхаживаемся.

У Валентины тоже полиартрит, но она крепче меня, лекарства лучше переносит. И она прекрасно знает, что это такое – болеть непрерывно второй десяток лет. Жалость к ней, и к Маришке, да и всем болящим в этом муравейнике – клинической больнице, жгла мне сердце.

Но более мучила невозможность сказать вот ей, вот ему, вот им, какое это счастье – вытрезвляющее душу страдание! Да если бы не болезнь, я бы никогда не пришла в храм, не узнала Христа, не ощутила бы неземную, невыразимую, ошеломляющую сладость общения с Ним… Господи, как передать людям все, от чего разрывается сердце. Но я, «миссионерка», молчу, если не спрашивают, насмерть молчу.  Ибо как сказано – «не навреди»!

- Ты куда это ходила вчера вечером? - спросила вдруг Валентина, щуря свои карие с раскосинкой глаза.
Я, подумав, ответила как можно безмятежнее, но честно:
- В церковную лавку. Исповедалась отцу Константину, он в кафедральном храме служит.
- То я смотрю, заявилась такая сияющая, а ничего не говорит…

Я глянула на нее мельком – не насмешничает ли? Нет, вполне благожелательно говорит. Но почему, я чувствую, лишнего ей говорить не нужно?