Ведьма

Анатолий Борисов
Рассказ

Ведьма.
1
   Вот так. Теперь ресницы, подведу карандашом. Блеск! Наташа в последний раз посмотрела в зеркало и кокетливо улыбнулась, после надела розовое приталенное пальто, большие стрекозиные очки, поправила волосы и вышла на подиум улицы. Красавица. Что сказать: только у нее были такие дымчатые, серые глаза со стеклянным блеском, только она так грациозно присаживалась на скамью в университете и подносила к уху бабочку мобильника и только в нее был влюблен почти весь курс. Красавица. Мечта прыщавых студентов и молодых преподавателей. Повернись, стой так, поведи бедром – зачет. На нее косились, ей завидовали, кто-то ненавидел, но очень многие любили. И как не любить: херувимское лицо и фигура модели, голос бархатный и столько изящества в каждом движении, каждом жесте. Блондинка? Брюнетка? Конечно же, блондинка. Интересы: шопинг, разговоры с подругами, посиделки в кафе, танцы. Кто же это сказал, что красота спасет мир? Из-за нее дрались, ругались, падали в обморок и даже один гениальный молодой человек покончил жизнь самоубийством…
За этот взгляд лучистый
                И месяцы бровей,
                Я ухожу так быстро
                В пристанище теней.
(Его предсмертное четверостишие, посвященное ей). Куда же вышла Наташа в этот майский, солнечный день?  Набережная. С воды дует ветер. Довольно прохладно: и посетители набережной еще не готовы подставить свои тела солнечным лучам. Наташа решилась. Она не боится быть бойкой. Она всегда впереди всех, в центре внимания. Да, и сейчас на нее многие смотрят, провожают взглядами, восхищаются и завидуют. Тонкие руки ласкает смесь ощущений из постоянно переменяющегося холода и тепла, а белая блузка взялась за свое привычное на солнце дело – ослепление. Длинные распущенные волосы колыхаются на ветру; Наташа натягивает на лице свою обычную механическую улыбку. Любитель роликов чуть не улетел в газон      (виновник Наташа). И вместе с его восклицаниями она приходит к месту очередного свидания…
  Назначенное в телефонном разговоре кафе “Бриз” было  переполнено, и все собравшаяся масса посетителей напоминала лицо наглого бармена, который просит толпиться у стойки. Дело пахло простоем. Для Наташи? Только не для нее. Нашелся респектабельного вида толстый кошелек, который предложил ей свое общество и время, такое же дорогое, как и припаркованный  у проезжей части джип. Почему бы и нет? Случайный знакомый! Уйдет? Туда ему и дорога. Простофиля, студентик – не гроша за душой, а он явно заитересован мной. Толстый кошелек вдруг поменял Наташу на свой сотовый. Важный разговор. Встал. Покрутился с трубкой у столика и , не оставив никаких координат, скрылся за танированными стеклами джипа. Негодяй.
- Стерва! – заорал кто-то вдалеке.
- Что?! – возмутилась Наташа и встала.
Ее молодой человек шел назад быстрым , злым шагом, готовый сшибить любого на своем пути. Наташа присела и впервые за долгое время ( где-то год) загрустила. Вакуум души – плохо знакомое ей состояние теперь стало доминантным настроением, и пошел дождь. Капля упала на столик рядом с пепельницей. Неужели никто не предложит свой зонт? Неужели она так просидит одна, пока не кончится дождь, а потом одна(она боялась этого факта даже сильней, чем состояния) пойдет домой. Грусть.
- Одиночество, печаль меланхолия? – послышался старушечий голос из тех прокуренных голосов, которые вместо слов приветствия задают каверзные вопросы насчет личной жизни.
- Что? – не расслышала Наташа.
 Старуха с улыбкой посмотрела на нее, обнажив два золотых клыка, кашлянула в кулак и выжидающе глянула своими выцветшими мутно зелеными глазами, веки которых “отходили” от  глазного  яблока, обнажая красноту. Наташу передернуло, и солнечное сплетение несколько раз приняло на себя удар нервной системы. Старушка вдруг скорчила гримасу  боли и оперлась рукой о столик.  От нее разило табаком и портвейном. Она была пьяна и пахла мочой:
- Сесть, - застонала пожилая женщина,  - дай мне сесть… что-то с сердцем… прошу тебя.
- Да, пошли ты ее вон, - раздался веселый молодой голосок, - довольно флегматичный и обыденный, - это бомжиха местная. Гнать ее надо отсюда.
- Сесть, деточка, прошу тебя, милая…
  Наташа осмотрела кафе на предмет других стульев. Все заняты. Ее взгляд прошелся по лицам посетителей и вышел за пределы кафе. Там  стоял недавно ушедший ее ухожор. Спохватился. Просто сдали нервы. Влюбился. Вернулся. Вдруг это было совсем не то о чем подумал? Нужно разобраться до конца.  Наташа невольно улыбнулась ему. Он увидел ее и ответил кивком, мол, можно ли подойти. Наташа протянула руку и позвала его указательным пальчиком своей халеной руки с перламутровым браслетом на запястье – согнула, разогнула - так медленно, плавно, зазывающе, маняще… Игорь невольно почувствовал дрожь в коленях. В сознание вторглись, уничтожив легкую оборону приличных мыслей, мысли пикантные, страстные, безумные, черт возьми… Природа сопутствовала их предначертанной судьбой встрече, и Игорь почувствовал порыв ветра, вздувший его легкую рубашонку, повеяло прохладным воздухом с воды, и он пошел:
- Деточка, прошу… красавица… что-то мне, - вновь запричитала старушка.
Официант неожиданно поднес к наташиному столику легкий пластмассовый стул, одарил Наташу щедрой белозубой  улыбкой покосился на старуху и зазываемый очередным клиентом ушел:
- Я прошу… - старушка сильно кашльнула.
- Нет, - наконец ответила Наташа. Любимое ее междометье и в этом случае пришлось кстати.
- Но…
- Нет, я сказала, посмотрите где-нибудь рядом, а сейчас уходите -  ко мне идут.
Бедная старуха, трясясь всем телом, оперлась на клюку. Медленно, бормоча себе что-то под нос и охая, отошла от столика. Чуть выйдя на солнечный свет, ее фигура( что-то в ней было от фламинго) отбросила нелогично огромную тень, постепенно уменьшающуюся до обыкновенных размеров по мере того, как дама в возрасте продолжала свое скорбное шествие, и, исказившись рябью, приобрела выпуклые черты сексуальной кокетки. Теперь эту тень уже никак нельзя было назвать старушечьей. Это была тень девушки- божества. Кто-то обратил внимание? Кто-то крикнул: смотрите тень? Нет – довольно распространенное в наше время междометье.
    Дождь прошел быстро, уступив место майскому солнцу и легкому ветру, вздувавшему тент бистро рядом с кафе при каждом жарком слове Игоря. Он говорил много, взахлеб, обвалакивал комплементами, щекотал признаниями, от которых веяло чуть ли не фатой и свадебными кольцами, иногда останавливались, и в это время Наташа вставляла что-нибудь из лексикона Эллочки Щукиной, встряхивала белокурыми волосами, осматривала коготки. В конце бойкого Эвереста слов Наташа достала из сумочки пилочку для ногтей и принялась за легкий педикюр. Яркие признания шепотом сменились на мурлыкания чеширского кота, и вместе с его милыми словечками ветер плавно пригибал траву на газоне. Но Наташа(видимо, заметив связь слов и ветра) признала заявления Игоря ветреными, достала из сумочки пачку “Vog” и пустила дым по ветру. Отказала? Не в правилах: каждый имеет право на надежду. Надеяться – довольно распространенный в наше время глагол. На том свидание и кончилось.

2
  Утро. Жалюзи, не прикрытые на ночь, пустили серию световых лучей в спальню. Они ломанными отрезками легли на покрывало, и последний ударил в глаза Наташе. Прелесть заморгала и проснулась. Черный будильник, походивший на бизнесмена в черном костюме, с золотыми стрелками показывал ровно двенадцать часов. Плановый институт вздыхал представителями мужского пола. Наташа решила устроить себе выходной, но все же послала в адрес будильника несколько грубых слов. На что тот прозвенел. Зеркало. Невыспанное лицо очень раздражало, поэтому следовало умыться. Умылась. Расчесала волосы мягкой, деревянной расческой и замерла. Не уж то? Что это? Наташа потерла по щеке, но тщетно. Она не исчезала. От нижнего века красотки практически до верхней губы по щеке непростительной бороздой вилась морщина. Испуг, паника – Наташа потерла по стеклу зеркала, по щеке, но ничего не менялось. Она выбежала в прихожую, где стояло большое во весь рост зеркало, но и оно, оно было солидарно с прежним. Крем. Он поможет, однако откуда этот кошмар? Сердце вытаптывало чечетку, руки сильно вспотели, хотелось плакать и, конечно же, никуда не идти. Вдруг кто-то все равно заметит это! О последствиях даже не хотелось думать, как не хочет думать человек о смерти и неизбежной старости. Ничего. Все пройдет. Завтра же все пройдет. Молодое, халеное личико без морщин, без проблем, без этого жуткого холода в душе… Этот день прошел за просмотром телевизора и чтением  “ Cosmopolitan”. Ночь не порадовала ни одним сновидением, а утро повергло в шок. Да, читатель, но не вторая морщина. Лицо уже не блистало молодостью. То есть  уже нельзя было сказать, что ей  двадцать. Зеркало безжалостно показывало тетку, которой любой даст сорок или даже больше – с сухими волосами, выцветшими глазами и бесконечной печалью во всем облике, будто она прошла огонь и воду, скандалы и разводы, приводы в милицию и мордобои, которые ей регулярно устраивал муж. Наташа вздрогнула. Ужас! Он овладел ей полностью. Руки оперлись о тумбочку перед зеркалом и, словно получив электрический разряд, задрожали, передав свое состояние всему телу. Она выкрикнула что-то неясное (вроде, это кошмарный сон или сон в кошмаре) и разметала рукой ни в чем неповинный тюбики с кремами и прочую женскую утварь. Заметалась по ванной, будто совершая какой-то языческий танец отчаянья, и в финале оперлась лопатками о кафель. Она начала тереть лицо, что-то говорить(вроде, не может быть или быть не может) бить кулачком о тумбочку, сотрясая оставшиеся предметы косметики, которые не способны что-либо изменить… Хотелось провалиться, исчезнуть, проснуться, спрятаться, умереть – только бы не видеть этот ужас, который зеркало не собиралось менять. Необходимо было как-то все изменить, вернуть назад, спастись. “Спасаться “ – довольно распространенный в наше время глагол.
   Спасение представлялось в виде похода к терапевту. Наташа верила в чудо медицины, хотя в стране полей чудес и дураков, терапевтическое чудо на уровне поликлиники скорее, вероятно, было бы похоже на фокус, однако будучи атеисткой на следующий день она заняла длинную буйно ругающуюся очередь в регистратуру. Дабы скрыть свое лицо Наталья огромные очки и укуталась в атласный платок  -  в таком наряде она походила на шпионку из голливудского, которая, правда, не отличалась непоколебимой смелостью. Напротив, Наталья боялась, боялась увидеть искаженное ужасом смешенным с удивлением лицо знакомого доктора, услышать от доброй Елены Петровны что-то похожее на приговор, штамп неизлечимого заболевания. Что это за болезнь? Наталья из своих неглубоких медицинских познаний не могла дать ей названия, кроме вовсе нетерапевтического – проклятье. Сознание также бомбардировали своей безысходностью такие диагнозы как рак кожи лица, СПИД и почему-то коклюш.
  Духота. То, что всегда истязает при ожидании приема это духота. Помимо духоты есть пустая, изнурительная болтовня очереди. Очереди, охоющей и жалающейся на беспредел в стране, дорогие лекарства и врача, так долго принимающего очередного пациента. Некоторые посматривали на Наташу, и она до боли в копчике боялась, что кто-то вдруг поймет цель ее визита или вдруг назовет старухой. Пожалуй, этого она бы не пережила. Ведь только вчера любезный, пылкий Игорь весь трепетал от своей ненаглядной Natali. Видел бы он ее сейчас. Что осталось от той куклы, которая так ему нравилась? Форма исчезла. Осталось только содержание…
  Очередь заоохала старушками – врач ушла и , кажется, надолго. Наташа взглянула на часы, которые безжалостно показывали одиннадцать. Прием скоро кончится, и начнется ожидание нового. Что станет с ней за это время? Еще плюс двадцать лет? Старость? А, может, сразу смерть? По коридору раздался долгожданный топот каблуков докторши. Она зашла в плотные ряды ожидающих и остановилась около Наташи, посмотрела на нее изумленно, отчего та смутилась, а после выдала:
- Да, вы же вчера были! По делу приходили. Что же вы сидите? Пройдемте.
  Кто-то захотел запротестовать, старичок у стены ударил клюкой о косяк встал т заявил, что не может попасть к врачу уже три дня и вчера никакой девушки не видел. В ответ он получил молчание. Наташа и докторша прошли в кабинет. Это было довольно просторное помещение, хорошо освещенное и убранное. Окна были прикрыты мягкими розовыми шторами, в аквариуме плавно плавали рыбки, цветы в горшках на подоконнике благоухали, а стол , как и положено, был завален медицинскими бумагами. Все по-прежнему. Другой была Наташа. Она боялась снимать платок и очки. Она боялась заговорить – голос тоже начал меняться. Она начала дрожать. Первой завела разговор Елена Петровна:
- Что с тобой? Зачем платок и очки – у тебя аллергия. Дай я посмотрю. Я еле узнала тебя во всем этом. Эти старушки страшно надоели…Почему ты молчишь?
 Наташа сняла очки и платок. Обе замерли, будто увидели своего собственного двойника. Елену Петровну пробрала дрожь, и она присела на край стула. Далее последовало банальное упоминание Бога, стон, закрывание ладонью раскрытого рта от удивления. Елена Петровна онемела, кажется, ее охватил шок. Наташа заговорила быстро, отрывисто и почему-то шепотом:
  - Елена Петровна, я старею. В чем причина не знаю Что мне делать? Моя кожа, лицо, руки все… - Наташа не договорила и заплакала.
Лицо докторши искривил ужас. По его выражению было понятно, что она не может лечить такие болезни и даже не способна вникнуть в  суть дела, адекватно оценить обстановку и принять какие-то меры. Но Наташа ждала. Ожидая какого-то спасительного ответа, она вцепилась руками в халат Елены Петровны и начала трясти его:
- Ответьте же! Я старею! Я что  умру! Я скоро умру!
 Ответом ей была жестокая тишина. Тишина давила на мозг, разрушала всякую надежду. Слезы яростно искали выход. Наташа закрыла лицо руками и выбежала из кабинета. Очередь осыпала ее проклятьями, подлив масла в огонь, и она заплакала, что вообще случалось редко. «Наверное, это редкая болезнь», - думала в отчаянье Наташа, утирая слезы. Нередко на нее смотрели прохожие, будто все знали, но не хотели говорить. Страшно хотелось домой – разрыдаться. Маршрутка (Наташа прячется от взглядов), подъезд(Наташа судорожно ищет ключ), спальня – дикий словно вороний крик, печальный и безысходный, как взгляд на жизнь фаталиста. Тупик. Проплакавшись, захотелось погрузиться в сон, набраться сил, которые теперь с приходом старости резко поубавились.
   Сны – это часть человеческого бытия, в которой, казалось, по-настоящему не может произойти ничего плохого. О тех, кто умирает во сне, говорят, что он умер легкой смертью… Как правило, когда находишься в состоянии сна, то все грезы, особенно яркие грезы принимаются за чистую монету и , только проснувшись, понимаешь как по-настоящему ужасна или  прекрасна действительность…
Сон Наташи «обошелся» с ней на редкость грубо. В первых его кадрах она очутилась в лесу, совершенно высохшем и безжизненном. Через некоторое время оказалось, что в лесу она не одна. Спина почувствовала пристальный, пронизывающий до костей взгляд. Он принадлежал собаке – огромному, красному питбулю. Шерсть будто горела на нем, глаза пугали своей угольной чернотой, а вой был настолько пронзительным, что Наташа испугалась за барабанные перепонки.  Повыв(лучше сказать, повыл – подумал) зверь бросился за жертвой. Сразу же догнал и загрыз? Наташа умерла со страху? Сон распорядился по-другому. Как ни странно, но началась погоня. Наташа убегала, а питбуль никак не мог ее догнать. Переплетение лесных дорожек напоминало лабиринт, по которому безжалостным минотавром питбуль нагонял свою жертву, а жертва, страх которой достиг размеров космических, рвался вперед, цепляясь и царапаясь о сухие ветки. При чем чувствовала такую тяжесть в ногах, что шкала желания жить неумолимо падала, и лишь делал свое дело беспомощный герой – инстинкт самосохранения. Эта, с позволения сказать погоня, казалось,  не имела конца, как какая-то мыльная опера – так Наташа ощущала течение ее времени. Но вот вдруг толпы сценаристов утратили всякие силы продолжать либо бюджет ленты резко урезали, и наступила развязка: Наталья и питбуль прибежали к болотцу, заполненному кислотного цвета ряской. В центре болота имелся поплавок островка, связанный блесной здравого смысла и логики с удочкой концовки. Героиня(иного и нельзя было ожидать) решила утопиться, однако плюхнувшись в грязную воду и оглянувшись, заметила, что питбуль страшно боится стать пловцом. Он прикасался к воде и одергивал лапу, словно его ударяло током. Ток разошелся и от солнечного сплетения по телу Наташи, но это было последнее волнение перед переполняющей душу радостью, и островок, так сладко прыгающий перед глазами, чем-то напоминал развалившийся кекс. Залезть на него было непросто: ноги постоянно проваливались в вязкий ил, а руки соскальзывали в мутную болотную жижу. Несколько минут Наташа возилась со скользкой болотной преградой, несколько минут питбуль со злостью наблюдал за этим, словно чего-то ждал, как будто готовился к чему-то очень ответственному и рискованному. И вот: Natali  залезла на «кекс», собачка вперила в нее свои глаза-злыдни, развернулась и скрылась в ломких кустах. На сердце отлегло, опасность миновала, будто преступник, осознавший бессмысленность погони решил отступить, так и питбуль – ушел, сыграл в ренегата, убежал, поджав хвост. Жалкая шавка! Чертов пес-мутант! Беги отсюда в свой мертвый лес! Владел ли пес телепатией? Узнал ли он наташины мысли? Мне не ведомо. Зато абсолютно точно умел очень хорошо прыгать. Совершив положенный разбег(для чего и уходил в кусты), пес прогнулся в затяжном прыжке. Его полет был грациозен и прошел(минута молчания) успешно. Наташа свалилась навзничь и почувствовала, как челюсти сомкнулись на ее нежной шее. Мир завертелся перед глазами, мир начал исчезать, размываться, и только небо, выглядывавшее из-за купола мертвых сучьев и стволов, оставалось облачным, как чопорная тетка-жизнь обиженного ей же человека.
    Створки век распахнулись, легкие набрали воздуха, мысли загудели в голове, где-то что-то заболело(старость не радость), чего-то захотелось, короче, пробуждение провозгласило жизнь на земле. Наташа проснулась. Обычно, если ей снился сон, то она брала старый бабушкин сонник, который лежал у нее рядом – на тумбочке – узнать о чем сокровенные грезы. Вот и сейчас она протянула руку и нащупала старенькую книжицу. Раскрыла. Быстро нашла раздел о собаках, и узнала к чему снятся такие ужасы. Ее худшие прогнозы оправдались(болезнь, смерть). Сердце пронзил клык боли. Она схватилась за сердце и пошла к аптечке на кухне. Взгляд остановился на собственном отражении в аптечном зеркале. Наташа вздрогнула. Руки затряслись, будто она страдала болезнью Паркинсона или мучилась жутким, неизлечимым неврозом. Старость. Боль бессилия! Мрак приближающейся смерти! Наташа не выдержала и ударила по своему изображению кулаком. Стекло располосовали трещины с зведообразной дырой посередине. Кусочки зеркала упали на пол, а в груди сжало так, что невыносимо жутко стало дышать. Вдруг Наташа вспомнила, что ей снилось еще что-то(вроде, она лежит мертвая, старая рядом с кафе «Бриз», и ее наутро находит грязный бродяга, как раз тот…). Додумала она уже на кровати с валидолом под языком: приехала скорая, и врач констатировал смерть от сердечного приступа. Апатия ворвалась в ее душу, вытеснив беспомощную надежду. Что теперь делать? Куда звонить? Кого просить о помощи? Ведь теперь ее даже мало кто узнает. Красавица – нет – никчемная рухлять. «Господи, что со мной! – закричала Наташа и заплакала, - за что, Господи, за что?» Она начала бить кулаками по простыне и случайно ударила по пульту от телевизора. Экран загорелся. Экран «начал рассказывать» о людях, страдающих синдромом преждевременного старения. Наташа смотрела как загипнотизированная. И я! И я тоже! Я в свои двадцать два… Решение назрело мгновенно, как только она нажала на красную  кнопку пульта: нужно во что бы то ни стало вернуться в кафе «Бриз».
3
  Шейпинг, массаж, укладка, мелирование, витамин Д – поздно: старость не скрыть. Наташа обошлась сменой гардероба: вместо стильного, гламурного платья старушечий передник да клюшка покойной бабушки, которую она чудом нашла в кладовке. Теперь нужно было добраться до набережной, до злополучного кафе.
  Вечер. Прохладно, но для пожилого человека просто холодно. Выйдя из подъезда, Наташа поплелась на остановку. Никогда она еще не чувствовала такой немощи и тоски, такого страха и дыхания смерти, которая теперь, казалось, прикасалась к ней, и от каждого такого прикосновения оставался морщинистый след на девичьей коже. Долго ждать не пришлось: нужная маршрутка (пассажиры в ней одновременно удивленно взглянули на Наташу) подъехала довольно быстро. Кто-то подал ей руку( мир не без добрых людей) и «oldwoman»  очутилась в салоне, в воздухе которого царствовала смесь духов, успокаивал веселый клекот пассажиров и приободряла редкая шутка водителя. Стало немного легче на душе, вновь появилась какая-то надежда, будто замелькавшая в задних стеклах маршрутки. Впрочем, она быстро пропала, когда путь был окончен, пришлось , опираясь на клюку, чувствуя ревматизм и боли в коленях, двигаться полной радости и молодецкого смеха набережной. Более нелепой картины Наташа даже не могла себе представить! Размалеванные красавицы ходили под ручку со своими кавалерами: ухоженными метросексуалами или более мужественными любителями ретростиля. Девушуи шутили и курили в кафе, девушки танцевали «медляки», девушки жили жизнью девушек – кокетничающих, сексуальных, желанных… Наташа вдруг почувствовала боль в сердце от обездвиживающей апатии и душевной боли. Неужели никогда она теперь не заиграет с кем-нибудь? Неужто ее личная жизнь закончена? Странно думать о конце личной жизни, когда собственная висит на волоске. Однако она думала, шла и думала о том, что ей теперь уже никто никогда не улыбнется, и
вон тот хлыщ в модной зеленой рубашке нараспашку совершенно точно к ней не подойдет. Люди проносились мимо Наташи, словно беззаботные мотыльки или красивые бабочки, садящиеся тут и там  - либо выписывающие кульбиты,  либо просто сложив крылья, смотрящие на нее ненавистные насекомые – без души и человеческого понимания, без капли совести и стыда. Роллер чуть не сбил «oldwoman», какая-то дрянь в ****ском платье попросила посторониться, разодетый хмырь бросил в ее руку два рубля, когда Наташа, утерев пот со лба, с секунду смотрела на влажную ладонь. Она с яростью кинула монету об асфальт и попросила идти быстрее(черепаший ход превратился в бег дохлой курицы). Мимо проносились подстриженные кусты и стриженные куклы, в асфальте ямы и в миниюбках дамы, в фонтане монеты и без маек атлеты – глупая, бессмысленная шелуха жизни, сейчас совершенно не интересующая Наташу, которая два дня  назад думала только об этом и именно этому придавала архиважное значение. Оставалось совсем немного до кафе, когда боль в сердце вновь заявила о себе. Захотелось присесть. Наташа остановилась, грузно оперлась на клюку и заполнила легкие ночным воздухом. Наконец, какой-то конец! Наконец, она пришла к «Бризу», мерцающему огнями цветомузыки, юбками девиц и улыбками ухарей. Надежда на спасение: возможно, можно все изменить, вернуть на круги своя. Проверим. Наташа подошла к столикам и сразу заметила ее… Старуха со страшными выцветшими глазами источала молодость и танцевала быстрый танец с Игорьком. Какая сволочь! Стало дурно и все поплыло перед глазами, вновь неудержимо захотелось присесть, но мест как назло не было и только вдалеке  белел свободный столик. Наташа застукала клюшкой и пошла быстрее. Молодость – означает скорость: одно из мест мгновенно заняла она, будто имела  мистическую способность к телепортации. Что ж придется разделить ее общество. Еще нисколько шагов и положение сидя должно было исправить положение: уменьшить усталость и боль в сердце, но она не дала. Ловко «старуха» отодвинула стул к себе и вперила в Наташу жадные черные зрачки:
- Послушай, деточка, - вдруг неожиданно для самой себя начала Наташа, - мне нужно присесть, пожалуйста, сесть…
- Это можно, - сказала «старуха», ввинтила в мундштук сигаретку, щелкнула зажигалкой и выпустила небольшое колечко дыма, - но сначала, деточка, ты должна мне кое что дать.
Сомнения в том, что красотка напротив нее есть та старуха, исчезли окончательно. Нагло улыбаясь, ведьма затянулась папироской и продолжила:
- Ты должна отдать мне душу, Наташа. В противном случае ты умрешь.
- Умру? – переспросила «oldwoman» и оперлась морщинистой рукой о столик. Ее взгляд на мгновение остановился на пепельнице, из которой сизой струйкой, извиваясь, восходил к небу вертикальный дым.
- Да, умрешь, - холодно ответила ведьма.
- А, если я соглашусь? – спросила Наташа.
- Все просто. Мне нужна только душа, а молодость ты можешь забрать себе. Ну, как ты согласна? По рукам? –и ведьма протянула молодую руку в жесте рукопожатия.
- Поршывая, дрянь! – повысила голос Наташа и сильно закашлялась.
- Зачем же кричать и ругаться, деточка. Если ты теперь откажешься, то умрешь мучительной смертью.
Наташа потупилась. Ответ ошеломил ее до такой степени, что затряслись старческие руки. Ведьма пристально посмотрела на Наташу, и ее зрачки на мгновение вспыхнули зеленым, призрачным светом:
- Я жду ответа, - тихо и жестко сказала укравшая молодость.
Как и Наташа она теперь «вся состояла» из мягких жестов, вскинутых ресниц, точеной фигуры и дорогих французских духов. Красавица. Проклятая еще раз посмотрела ей в глаза (те больше не сверкали) оперлась на клюку, развернулась и с большим трудом пошла обратно – грузно, останавливаясь и охая.
- Ты пожалеешь об этом, - кричала ей вслед ведьма, - завтра ты умрешь!
Но Наташа не слушала ее, а утром, промучившись несколько ночных часов бессонницей и мыслями, проснулась молодой.
 2006г.