Иудины апостолы

                Опупея



                Ибо из тварей,
                которые дышат и ползают в прахе,
                Истинно в целой вселенной
                несчастнее нет человека.

                Гомер

                Книга первая
   
   Иван Иванович сидел за тем конторским столом с тумбочкой, который справа, а Иван Иванович сидел за столом с тумбочкой, что слева. Иван Иванович носил засаленный жилет, пиджачек и серые полосатые брючки.А Иван Иванович одевался в серые полосатые брючки, пиджачок и засаленный жилет. Иван Иванович был хороший человек и когда-то учился в гимназии. Иван Иванович тоже бывал в гимназиях и тоже был очень хорошим человеком. Иван Иванович с Иваном Ивановичем обувались в ветхие, дырявые, расползающиеся кирзовые сапоги. При ходьбе сапоги шелестели по-осеннему, а если попадали в грязь – астматически всхлипывали и квакали.

   Направо от конторского стола Ивана Ивановича было конторское окно, а налево от конторского стола Ивана Ивановича было совершенно другое конторское окно, хотя и совершенно одинаковое с конторским окном, которое было направо от конторского стола Ивана Ивановича. Между окнами висел портрет Уса под стеклом, а под портретом на полочке, обтянутой красным кумачом, лежала Брошюра. Нет, нет. Брошюру написал не Ус. Тем не менее, без цитаты из Брошюры в конторе (и вообще везде) почти ничего не говорилось, не писалось и не делалось.

   Посетитель, если входил в контору, видел, прежде всего, портрет Уса с полочкой и Брошюрой, а потом, если оборачивался налево, видел Ивана Ивановича, а если оборачивался направо, то видел уже Ивана Ивановича.

    Портретная личина Уса хмурилась, страдала, смотрела куда-то вбок и словно цедила сквозь усищи: что ж делать – надо, надо вами руководить, иначе ведь передохнете.

    В конторе также служила поломойка: бабка Аська. Бабка Аська была глухая и неграмотная и на все вопросы переспрашивала: «Ась?» Вследствие вышеуказанных изъянов в идеологическом багаже бабки Аськи, Петр Петрович Петров, начальник конторы, сильно сомневался в возможности доверять ей в дальнейшем такой ответственный фронт работ, как мытье конторских полов. Попив недобродившей бражки, бабка Аська обычно начинала бубнить о муже, который погиб в последнюю русско-турецкую войну, бубнила о сыне, который погиб в последнюю русско-японскую войну, бубнила о внуке, который погиб в последнюю русско-русскую войну. Когда бабка Аська с превеликими трудами расслышивала суровый вопрос, кто был ее внук, белый или красный, она ругалась, плевалась и махала руками. «Рыжий он был! Рыжий! И кирпатый! Воспой болел!»

    Бабка Аська всю жизнь мыла полы и терла стекла в этой конторе. То есть, конторой её сейчас называют, а раньше она была земством, присутствием, и еще чем-то, бабка Аська не интересовалась. И портрет между окнами всегда висел. Сначала у портрета были широкие усы, мощные подусники и бакенбарды, кресты и погоны. Потом у портрета была окладистая борода, тоже погоны и тоже кресты. Потом бороды у портрета поубавилось, зато на мундире поприбавилось аксельбантов. Потом портрет стал бритым и длинным, как лошадиная морда. Потом началось черт-те что: портрет менялся чуть не каждый день. То какая-то одноглазая рожа, то рожа в тельнике или в папахе, то какое-то мурло в бурке. Однажды портрет принял бабское обличье, перекрещенное по толстым грудям пулеметными лентами, а однажды и совсем расползся по стене рисунком в виде длинного желудя. Бабка Аська всегда честно терла все портреты, сослепу взялась было протирать и этот, но портрет почему-то стал размазываться и тогда то, что сидело за столами (в гимнастерке и синих галифе с цыганскую юбку шириной), огрело бабку нагайкой. Был портрет в кепочке и жилете, был в пенсне и с козлиной бородкой, а сейчас вот (долго уже) во френче и с тараканьими усищами. И как забавно: менялся портрет – менялись и люди в конторе. Менялись по-разному: одни тихо исчезали, других выводили под руки, третьих выволакивали за ноги, иногда прострелив, а иногда разрубив черепок.

    Ну, так вот, пока Иван Иванович сидел за столом и писал бумагу, а Иван Иванович сидел за столом и тоже писал бумагу, бабка Аська, как мышка, прошмыгнула туда-сюда, поправила герань на подоконнике, замела соринку, близоруко и привычно прищурилась на портрет. Прищурилась и заворчала на неистребимое мушиное племя, которое, неведомо когда, опять успело засидеть стекло. Бабка Аська потерла стекло подолом выцветшей чёрной юбки, но мушиное... то есть, то, чем мухи отделали портрет, успело намертво окаменеть. Воды при бабке Аське не было, тащиться к колодезному журавлю – тяжко, ну, бабка Аська поплевала на стекло и оттерла то, чем его засидели мухи. С тем и ушла бабка Аська.

    «Карга старая!» – закипел Иван Иванович.
    «Если бы при мне одном – то черт бы с ним!» – завозмущался Иван Иванович.
    «Иван Иванович-то видел тоже!» – расстраивался Иван Иванович.
    «Но он мужик хороший», – утешился Иван Иванович.
    «Не донесет», – решил Иван Иванович.
    «Впрочем, черт его знает!» – засомневались Иваны Ивановичи.
    «Тогда меня...» «Тогда меня...» «...за недонесение...» «...за недонесение...» «...цап-царап!» «...цап-царап!» – захолонула душа у Ивана Ивановича и захолонула душа у Ивана Ивановича.

    Иван Иванович поднялся и Иван Иванович за ним. Нет, ничего особенного. После двух обеденных кружек пива им настала пора идти в уборную. Если в уборную – то надо было сворачивать по коридору влево, а если к Петру Петровичу Петрову, начальнику конторы, то по коридору вправо. Иван Иванович и Иван Иванович хотели свернуть влево, но почему-то ноги сами повернули вправо и торопливо зашамкали к кабинету Петра Петровича Петрова, начальника конторы.

    «Петр Петрович Петров грамотный, мы ему скажем, а уж он-то знает», – подумал Иван Иванович и совершенно так же подумал и Иван Иванович.

    –Жизнь на планете Земля; – уникальное явление во Вселенной... – начал цитатой из Брошюры Иван Иванович.
    –А человеческий разум – вершина развития жизни... – продолжил цитатой из Брошюры Иван Иванович.
    –Бабка Аська... понимаете...
    –Воды у нее не было...
    –Так она поплевала на портрет...
    –Понимаете, мухи засидели...
    –Она вытерла, конечно...
    –Но поплевала...

    Петр Петрович Петров выслушал Ивана Ивановича и Ивана Ивановича внимательно, нижняя губа у него выпятилась, между бровей залегла суровая складка, сапоги... Кстати, о сапогах. Сапоги у Петра Петровича Петрова тоже были кирзовые, но почти совершенно новые – три месяца назад реквизированные у подкулачника. Сапоги при ходьбе бодро похрюкивали.

    –Бдительность и еще раз бдительность. Вихри враждебные веют над нами! Кипит наш разум возмущенный! Я разберусь.

    «Сморчки короткобрюхие!» (Петр Петрович Петров кончал рабфак и хорошо помнил, как народный герой Евтух Макогоненко клеймил презренных царских наймитов). «Не могли прикинуться, что ничего не видят, ябедничать прибежали! На бабку Аську!!»

    Иван Иванович и Иван Иванович вышли от начальника и, стиснув зубы, помчались в плохо побеленную, шаткую, щелястую, дощатую уборную. Пристроились в разные углы, но как-то так неудачно, что подмочили себе штаны. Вдобавок, начерпали дырявыми сапогами гнусной жижи и жижа гнусно хлюпала под портянками.

    А Петр Петрович Петров уже дал пешедрала в райцентр, к главному управляющему всеми конторами. «Доложу С.С.Сидорову. Мужик грамотный. Дело пустяковое, не даст он ему хода! А я... а меня... недонесение... Э-кгм».

    –Государство, созданное и руководимое Великим Усом, – величайшее достижение цивилизации, а Ус, без сомнения, – гениальнейший гражданин созданного им государства... – начал цитатой из Брошюры Петр Петрович Петров и продолжил: – Старуха, те-се-зеть, поломойка полоумная, дура-баба...

    С.С.Сидоров выслушал Петра Петровича Петрова внимательно, нижняя губа у него решительно выпятилась, между бровей залегли две суровые складки, сапоги... Кстати, о сапогах. Сапоги у С.С.Сидорова, были кирзовые, новейшие, на днях реквизированные у кулака, при ходьбе сапоги  похрустывали очень внушительно, хотя и благожелательно.
    –Бдительность – прежде всего. В бой роковой мы вступили с врагми! Белой акации гроздья душистые! Мы разберемся.

    «Нашел на кого доносить – на древнюю старуху! Пришибеев!»
(С.С.Сидоров еще с ликбеза помнил, как великий русский сатирик Некрасов клеймил царского генерала, который конфисковал у крепостного народа полный картуз крыжовника). «Из-за этого кобеля придется беспокоить тов. Иваняна. Он мужик умный, идеологией заведует, разберется. Хотя, пустяковое же дело! Только вот вдруг... я... меня... недонесение... Немедленно к тов. Иваняну».

    С.С.Сидоров изловил на раскисшей дороге попутную подводу и поскрипел на ней в областной центр.

    –Отсюда неопровержимо, следует, что Ус – величайший ум и интеллект всей планеты, которая называется Земля, взятой в целом... – цитатой из Брошюры предварил С. С. Сидоров свое донесение о бабке Аське.

    Грозно насупился тов. Иванян, на полметра выпятил нижнюю губу, лоб его перекрестили морщины, строго скрипнули... Кстати, о сапогах. Сапоги у тов. Иваняна поношенные, но еще очень добротные, хромовые сапоги, реквизированные у захудалого нэпмана.
    –Неугомонный не дремлет враг! Задушим гидру контрреволюции! И как один умрем в борьбе за это! У нас  разберутся.

    «В бога мать!!!» (Тов. Иванян просидел полтора класса в церковно-приходской школе, там говорили что-то про бога, он это точно помнил). «Подсовывает мне дохлую старуху! Стоп, машина... А не проверочка ли это?! А не тов. ли Петриса, майора УПЭГЭО, это штучки-дрючки?! А вот мы явимся к нему и доложим, посмотрим, какая у него рожа будет! Ха-ха, тов. Петрис, не клюет?»

    И тов. Иванян влез в кабину чихливой полуторки, выселив в кузов беременную жену шофера, и целую ночь трясся, добираясь до крайцентра, где находилась вотчина тов. Петриса, майора УПЭГЭО.
    –И еще более неопровержим тот факт, вернее, он диалектически следует из аксиом вышеприведенных, то, что Ус является мыслящим центром Солнечной Системы... – и непосредственно после цитаты из Брошюры тов. Иванян изложил дело, по которому прибыл.

    Почернело синее море, так и вздулись сердитые волны... Ой, чегой-то мы не в ту степь заехали: Пушкина и прочих Рафаэлей давно уже сбросили в баржу современности и куда-то ту баржу отбуксировали. Тов. Петрис, майор УПЭГЭО, стиснул зубы, нахмурил усенята (тов. Иваняну усы не полагались по чину), а сапогами... Да, кстати, о сапогах. Сапоги у тов. Петриса, майора УПЭГЭО, хромовые, три месяца назад конфискованные сапоги, поскрипывают сапоги очень угрожающе.

    –Кто не с нами – тот против нас! Над седой равниной моря! Там разберутся.

    «........................!» (Тов. Петрис, майор УПЭГЭО, грамоте учился на крейсере, который бабабахнул по Трандыческому Зимцу, и поэтому сильно осерчал на тов. Иваняна. «Издевается, .............. что ли? Сейчас, ............ пойду арестовывать старую .........!»

    Но вдруг, как ледяной водой ошпарили тов. Петриса, майора УПЭГЭО: «Провокация, ............. это же провокация!!!» И тов. Петрис, майор УПЭГЭО, сломя голову помчался на вокзал. Там он сел на паровоз, построенный братьями Черепановыми по чертежам брата по классу тов. Кулибина, и через сутки придымил в столицу.

    –И, следовательно, Ус – высший и единственный полюс всей нашей Галактики, имеющей тысячу миллионов миллиметров верст с заду на перёд и с перёду на зад... – цитату из Брошюры тов. Петрис, майор УПЭГЭО, вытвердил по бумажке, сидя на паровозе, но что-то малость перепутал.

    –Так, значит, одна старуха, бабка Аська, полоумомойка...

    Генерал УПЭГЭО тов. Сидорзон не гневался, не ругался. Лишь сапоги его зловеще скрипнули. Кстати, о сапогах. Сапоги ему были конфискованы вчера, новейшие хромовые сапоги. Примитивная стратегия недругов генерала УПЭГЭО тов. Сидорзона лежала перед ним, как на ладони. «Кого объегорить собрались, суки? Да таких, как вы, я перестрелял, перевешал, в море перетопил вагон и маленькую тележку!»

    –Если враг не сдается, его уничтожают! – сказал генерал УПЭГЭО тов. Сидорзон и погладил усишки. Потом добавил: – Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек! Органы разберутся.

    И генерал УПЭГЭО тов. Сидорзон, выпроводив тов. Петриса, майора УПЭГЭО, сунул под мышку двадцать одну кожаную папку, солидно поместился в свой скромный хорошенький «Сквичмо» и потарахтел к Козёлу, первому заместителю всесильного Ерша. А над Ершом... О! Над Ершом – был только сам Ус.

    –Ну, а поскольку жизнь на планете Земля в явлении, именуемом Вселенной, является явлением уникальным, то Ус есть явление мыслящего полюса и непреходящего средоточия гениальности в явлениях, именуемых всеми остальными галактиками, видимыми и невидимыми вооруженным и невооруженным глазом революционного пролетариата, вооруженного бессмертными идеями Уса!

    Козёл не моргнув усиками выслушал и отбарабаненную, как по писаному, цитату из Брошюры, и доклад генерала УПЭГЭО тов. Сидорзона о бабки-Аькином терроризме.

    «Кобёл работает. Выяснить: Сидорзон – простой обалдуй, или продался Кобёлу?»

    Матово-сияющие сапоги Козёла слабо скрипнули. Кстати, о сапогах. Все три заместителя могущественного Ерша имели слабо-скрипящие, матово-сияющие сапоги. Ярче всех сияли сапоги Козёла, у Кобёла сапоги сияли поплоше, а у Хряка с матовым сиянием сапогов был почти полный швах. От скрипа заместительских сапогов у подчиненных подгибались ноги и холодели уши.

    –Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй! Десять дней, которые потрясли мир! Вставай, проклятьем заклейменный! УПЭГЭО разберется.
    –Да здравствует верный Ерш и Великий Ус! Ура!
    –Ура! – Ура! – Ура! – Ура! – Ура! – Ура! – Ура! – Ура! – Ура!

    Орали «ура!» свирепо, до хрипа, до одеревенения. Никто не хотел проорать «ура!» предпоследним. Так бы и погибли оба на боевом посту, но последнее «ура!» прооралось одновременно, а так как к этому времени позабылось, кто первым проорал «ура!» и сделалось невозможным подсчитать, кто проорал «ура!» на один раз меньше и тем самым подписал себе приговор, то стало возможным остановиться и спасти себе жизнь.

    Генерал УПЭГЭО тов. Сидорзон уехал служить на своем посту, а Козёл, набивая тридцать седьмой портфель донесениями и сводками о бабки-Аськином терр-акте, с зубовным скрежетом вспоминал, как влезла в ряды заместителей Ерша эта гнида – Кобёл.

    Гнил себе где-то на периферии, отлавливал и отстреливал дистрофичных диверсантишек, так бы и сгнил в безвестности, да попалась ему секретарша – задастая, грудастая, с осиной талией и коровьими глазами, вдобавок, грамотная, стерва. Это она Брошюру сочинила, а Кобёл выдал ее за свою и за это женился на ней. (На секретарше, не на брошюре). Сам-то Кобёл двух слов на бумаге связать не может. Козёл тоже не охотник до гусиного пера, но все же! Хряк, например, если газета без картинок, читает ее вверх ногами, а Брошюру задалбливает наизусть со слов своей секретарши.

    Козёла от Брошюры мутило, как Людовика четырнадцатого от плохого самогона, если предположить, что он его когда-либо пробовал, но что же делать? У всех глаза повылазили от этой Брошюры, сам Ус нервно хихикал, когда ему ее читали!

    Кобёл стремительно полез в гору, вот он уже второй заместитель Ерша, в секретарши Ершу просунул свою жену. Ерш ее, естественно, тянет, и вся эта честная компания копает под него, под Козёла.

    Если Ерш или Кобёл, или Кобёл с Ершом сами придумали эту глупую бабку Аську, то Козёл выкрутится весьма элегантно: пойдет и доложит. За всю дальнейшую дуристику будет в ответе уже не он.

    Козёл плюхнулся в свою новенькую «Бедапо» и покатил к канцелярии Ерша, с вожделением вспоминая, как до появления площицы-Кобёла катался в ершовском «АСУИЗе». «Вот бы удавить Ерша... И Кобёла шлепнуть... И Хряку в брюхо дать...»

    –Логический итог предыдущих выводов: Ус – мыслящий центр всего Мироздания, всего Бесконечного Космоса, всего Бесконечного Времени! – лучезарно отбарабанил цитату из Брошюры Козёл.

    Но Ерш был не в духе. Усы у него злобно подергивались, а глянцево-сияющие сапоги свирепо всскрипывали. Да, то был скрип. Всем скрипам скрип. От скрипа сапогов Ерша у подчиненных начиналось сердцебиение и прошибалась мертвецкая холодная испарина. Кстати, о сапогах. Вы заметили, что сапоги скрипят у всех? Вот именно. Предшественник Ерша завел было бесшумные сапоги. Завел. Гм. Куда-то делся предшественник. Незаметно делся. Где-то в подвале. Ерш его лично удушил старой суконной шинелью. А не в духе Ерш был по причине недавнего судебного процесса над бандой жидополитов. Один жидополит взял да и перепутал что-то в своих искренних показаниях. А другой жидополит ужасно этому перепугался (хотя, какого черта? все они отлично знали, что планида им одна – расстрел) и дико заверещал с черной скамьи: «Товарищ Ерш указал, что это я должен был просверлить дырку в Рекогэсе, а не – ты!» «А я тогда что же?» – заблеял перепутавший. «Ты пилил маковки Василисы Блаженной!» «Ах, да – а – а – а!..»

    Произошел конфуз. В зале сидели хоть и братские, но инодранцы, жидополитов потихоньку расстреляли упрощенным методом (без суда), Ус вызвал Ерша, выкатил глаза, вытаращил усищи и гаркнул:

    – М...к!!! Не хватало мне твоих пришибленных жидополитов! Пошел вон!!!
    И вот, когда Козёл подробно информировал Ерша о бабки-Аськином торчкизме, Ерш выкатил глаза, вытаращил усы и гаркнул:

    –М...к!!! Не хватало мне твоей придурковатой бабки! Пошел вон!!!
    Козёл пошел вон. А когда пришел, то прорычал:
    –А подать сюда Сидорзона!
    А когда Сидорзона подали, Козёл выкатил глаза, вытаращил усики и гаркнул:
    –М...к!!! Не хватало мне твоей полоумной перечницы! Пошел вон!!!
    Генерал УПЭГЭО тов. Сидорзон согласно приказанию отбыл вон, а когда прибыл, то прорычал:

    –А подать сюда Петриса!
    Петриса подали. Тогда генерал УПЭГЭО тов. Сидорзон выкатил глаза, вытаращил усишки и гаркнул:

    –М...ище!!! Не хватало мне твоей выжившей из ума галоши! Пошел вон!!!
    Тов. Петрис, майор УПЭГЭО, исполняя приказ, кое-как дотащился до своего паровоза, оседлал его и с дымком попыхтел вон. А припыхтев, зарычал:

    –А подать сюда Иваняна!
    Иваняна подали. Тогда тов. Петрис, майор УПЭГЭО, выкатил глаза, вытаращил усенята, и гаркнул:

    –М...илище!!! .........! Не хватало мне, .......... твоей вывихнутой старой вороны! Пошел вон, ..........!!!
    Тов. Иванян не помнил, как оказался в кузове полуторки, хотя шофер на этот раз был без беременной жены. А приехав, раскричался:

    –Подать Сидорова!
    Сидорова подали. Тогда тов. Иванян вытаращил глаза (усы тов. Иваняну не полагались по чину) и заорал:

    –М...звон!! На хрен мне сдалась твоя пришибленная яга! Пошел вон!!
    С.С.Сидоров потащился на подводе к своему кабинету, а дотащившись, расшумелся:

    –Где Петров?
    Петрова доставили. С.С.Сидоров вытаращил глаза:

    –М...ло! Откуда ты выкопал свою чокнутую старуху? Пошел вон!
    Петр Петрович Петров почапал по грязи пешедралом, поймал у конторской уборной Ивана Ивановича и Ивана Ивановича, деловито сунул им под нос волосатый кулак и сосредоточенно разъяснил ситуацию:

    –М...ачки. Чтоб вам подохнуть вместе со своей безмозглой бабкой Аськой. Пошли вон!
    Когда в контору заявилась бабка Аська, Иваны Ивановичи сердито пробурчали:

    –У, карга!..
    Бабка Аська приложила к уху ладошку и скрипнула:

    –Ась?
    –Пошла вон!
   
   
                Книга вторая
   
    Вечером того дня, когда Петр Петрович Петров тряс кулаком под носом Ивана Ивановича и под носом Ивана Ивановича, Ерш пролетарски развалился в «АСУИЗе» и поехал на дачу к жене Кобёла. Уселся в спальне на персидский ковер и принялся стягивать глянцево-сияющий левый сапог. Сапог поддавался туго, и с каждым рывком (ЧУХ! ЧУХ!) Ерш проворачивался на пятой точке градусов на сорок пять. Пока стянул сапог – сделал полный оборот:

    ЧУХ! – Приперся... ЧУХ! – ...ко мне... ЧУХ! – ...Козёл. ЧУХ! – Старуха... ЧУХ! – ...говорит... ЧУХ! – ...плюнула на портрет! ЧУХ! – Стекло вытереть. ЧУХ! – Мухи засидели!

    Здесь Ерш стянул глянцево-сияющий левый сапог и стал стягивать глянцево-сияющий правый сапог:

    ЧУХ! – Дурака... ЧУХ! – ...нашел! ЧУХ! – Стану я... ЧУХ! – ...возиться... ЧУХ! – ...со старухой. ЧУХ! – И так Ус... ЧУХ! – ...обозвал меня... ЧУХ! – ...м...ом!

    Стянув глянцево-сияющие сапоги, Ерш спустил штаны и залез на жену Кобёла.

    Поздно ночью жена Кобёла сбросила с себя холодные немытые ноги Ерша, разбудила шофера и помчалась к Кобёлу.

    Кобёл, тем временем, храпел, сложив холодные немытые ноги на свою секретаршу.
    –Кобёл, вставай.

    –Что?! Пришли?! Меня?! За что?!
    Жена уволокла Кобёла в кабинет и зашептала в ухо:

    –Враги плюют на портрет Уса, а Ерш врагов не арестовывает. Ус Ерша м...ом обозвал. Думай, Кобёл, думай.

    Кобёл додумался мгновенно.

    –Золотко ты моё! Р-р-разор-р-рю торчкистское кубло!!!

    Одной рукой поддерживая подштанники, Кобёл другой рукой похлопал жену пониже спины.
    И помчался по ночным улицам к скромной квартире Уса. Окна в квартире ярко светились: Великий Ус руководил Государством, Планетой, Солнечной Системой, Космосом и Временем.
    –ОН занят, – строго отрезал секретарь Уса.

    В ответ Кобёл снопом брякнулся об пол и закатил истерику:

    –Не уйду!!! Пока не доложишь!!! Будешь отвечать!!!
    Секретарь почесался и благоговейно заглянул в кабинет Уса. И Кобёл предстал пред ясны очи гениальнейшего из гениальных и верноподданнейше затрепетал. Ус благожелательно щурился на позднего посетителя. «Брошюрка... Поживешь, поживешь! Я тебя не очень скоро, того... Пока брошюрка не забудется. А ты, может... того... еще напишешь!»

    Страшные мягкие сапожки Уса НЕ скрипели. Ус носил бесшумные сапоги и эта жуткая бесшумность доводила окружающих до исступления, до инфаркта, до поноса. На последний случай был оборудован спецклозет. На первый и второй случай не было оборудовано ничего.
    –Изложите ваше дело. Вы присядьте.

    –Не имею права... Не присяду, не прилягу, пока... мой долг...
    Ус еще более доброжелательно сощурился на Кобёла.

    –Хорошо. Изложите ваше дело.
    –Одна мерзкая гадина осквернила изображение... одного из великих деятелей нашей эпохи...

    –Изображение которого именно из великих деятелей нашей эпохи посмела осквернить одна мерзкая гадина?
    –Я... не могу сказать...

    «Ни за что не скажет! Приятно разве услышать, что осквернили... Гм».
    –Каким именно способом одна мерзкая гадина посмела осквернить изображение одного из великих деятелей нашей эпохи?

    Кобёл удрученно молчал.
    «Ни за что не скажет! Приятно разве услышать, что вымазали... Гм».

    Ус положительно сочился сердечностью. «Поживешь, поживешь! Поешь, попьешь, девочками побалуешься! Гм».

    –Друг дорогой мой! Зачем сушить голову себе, зачем отнимать мое драгоценное время? Иди, арестуй мерзкую гадину и расстреляй.

    Кобёл понурился.
    –Иди.

    Кобёл замотал головой.
    –Что такое?! – Ус грозно раскорячился и сапоги его НЕ скрипнули.

    –Я не имею права!.. – всхлипнул Кобёл. – Мерзкую гадину должен был арестовать... Ерш...
    –Ну?!

    –А он...
    –Он?!

    –Он сказал: «Дурака нашли, стану я возиться!»
    –И не арестовал?!!

    –Нет!
    –По моему, из Ерша давно пора сварить уху. А? ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА – ХА ! ! !

    –хи – хи – хи – хи – хи – хи – хи – хи – хи – хи – хи – хи!

    –ОХ – ХО – ХО – ХО – ХО – ХО – ХО – ХО – ХО – ХО ! ! !

    –хе – хе – хе – хе – хе – хе – хе – хе – хе – хе – хе – хе!

    –Кто доложил Ершу?
    –Козёл.

    –ГM. Начальником УПЭГЭО назначаю вас. Возьмите Хряка и... Даю самые широкие полномочия.

    –Ура гениальнейшему из гениальнейших, славе и гордости человечества и всей планеты и солнечной системы!!! Ура!!! Ура!!! Ура!!!

    –Но... Гм. Не надо так. Скромность украшает гения. Идите.
    Перво-наперво, Кобёл вчинил спринт по длиннейшей анфиладе, двери которой были заблаговременно и участливо растворены секретарем Уса. Дверь спецсортира также была приотворена. Торпедой ворвался туда Кобёл, секретарь лишь на миг улицезрел его белые безумные глаза, дверь захлопнулась, звякнул крючок. Секретарь каждые полчаса подходил к двери и прислушивался: не дал ли дуба? Но дробный стрекот работы Кобёлова желудка оповещал – жив, курилка.

    А через два часа взревели сирены и распороли сонную тишину, вспыхнули злые фары и разрезали на пласты ночную темноту, помчалась армада черных вороно`в в сторону дачного поселка и бравые ребята УПЭГЭО окружили дачу, где дрых Ерш. Личную охрану Ерша перестреляли шутейно, самого Ерша, не продравшего глаз, Кобёл и Хряк лично выхватили из постели, шмякнули на персидский ковер и с остервенением испинали матово-сияющими сапогами. Хряка едва инсульт не хватил: был он грузен и малоподвижен, но от цепкого и верткого Кобёла отставать не желал и даже стремился перепинать его. Вдобавок... Вам не приходилось пинать валяющегося на земле беззащитного человека? Ах, как жаль... Мне тоже не приходилось. Знатоки уверяют, что это неслыханное наслаждение. Неслыханнее оргазма.

    –Кто в твоей банде, контра?!
    –На кого работал, гад?!

    –Все скажу!!! – ревел Ерш и разбитыми губами страстно лобызал матово-сияющие сапоги Кобёла и Хряка. – Все скажу! Только не убивайте!! Я жить хочу!!!
    Кобёл плюнул на него.

    –Взять, – приказал он. Ерша уволокли. Кобёл и Хряк отдышались.
    –Мне икорочки привезли, черненькой, – игриво и подобострастно с подвизгиванием залопотал Хряк. – Свежайшей! И водочка холодненькая... Закусим?..

    –Даже когда дело касается икры, я предпочитаю красный цвет! – сухо оборвал Хряка Кобёл. У Хряка в желудке, что-то противно опустилось.
    Кобёл же уселся на персидский ковер, стянул свои матово-сияющие сапоги и натянул глянцево-сияющие Ерша.

    –Можешь отдыхать, – милостиво сказал вставший и поскрипывающий глянцево-сияющими сапогами Кобёл.

    «Повезло стервецу!.. – тоскливо нудился Хряк, ложась рядом с толстомясой и рыхлой женой. – Эк, как подсек Ерша!.. Ну, почему не я?!» Хряк с ненавистью прислушивался к храпу ноздреватого, картофельного носа супруги. «У, лошадь!..» «Поживет теперь Кобёл! Бананы, ананасы, рябчики, омары!.. Коньячки, водочки, винчики!... Шашлычки, балычки!.. Девочки: из театрального училища, из балетного!.. Молоденькие, свеженькие, целенькие!..» Конечно, Хряку хватало и своих телефонисток да стенографисток, но там, куда ни сунься, вечно оказывалось, что до тебя побывал какой-нибудь вшивый лейтенантик, а то и сержантик. «Э – э – эх – х – х!..»

    А Кобёл стремительно и беспощадно раскручивал контрреволюционную спираль: Ерш, едва сообразивший, что всему виной придурковатая старуха, заложил Козёла, припершегося к нему с докладом о бабки-Аськином торчкизме.

    Козёла взяли ночью, он только-только успел взгромоздиться на свою секретаршу. Козёл справедливо рассудил, что, помимо полоумной перечницы, главный виновник его несчастий – генерал УПЭГЭО тов. Сидорзон, припершийся к нему с докладом о бабки-Аськином терроризме, и заложил генерала УПЭГЭО тов. Сидорзона.

    Генерала УПЭГЭО тов. Сидорзона взяли ночью, когда он только-только снял штаны в спальне своей секретарши. Генерал УПЭГЭО тов. Сидорзон здраво рассудил, что помимо выжившей из ума галоши, основной виновник его гибели – тов. Петрис, майор УПЭГЭО, припершийся к нему с докладом о ее (галоши) контрреволюции и заложил тов. Петриса, майора УПЭГЭО.

    Тов. Петриса, майора УПЭГЭО, взяли ночью, когда он только-только расстегнул штаны в спальне своей секретарши. Тов. Петрис, майор УПЭГЭО, четко сообразил: виновата не столько вывихнутая старая ворона, сколько тов. Иванян, припершийся к нему с докладом о ее диверсионной деятельности. И тов. Петрис, майор УПЭГЭО, заложил тов. Иваняна.

    Тов. Иваняна выловили ночью в палисаднике перед домом его секретарши. Тов. Иванян, даже не заикнувшись о пришибленной яге, сразу заложил С.С.Сидорова, натрепавшего ему о каком-то заговоре.

    С.С.Сидорова схватили ночью в телефонной будке, откуда он звонил своей секретарше. С.С.Сидоров немедленно заложил Петра Петровича Петрова, а о чокнутой старухе и ее покушенческой деятельности вспомнил лишь, когда ему хорошо двинули под дых.

    Петра Петровича Петрова накрыли в конторе, когда он вдумчиво сообщал секретарше, что его жена на неделю уехала в гости к куме. Петр Петрович Петров не удивился, а сразу сказал: «Это все сморчки короткобрюхие – Иван Иванович и Иван Иванович». Ему дали под дых. «И безмозглая бабка Аська». Ему еще раз дали. «Контрреволюционная пропаганда!»
    Ивану Ивановичу и Ивану Ивановичу набили морды и посадили в воронок просто так: секретарш у них не имелось.

    Приступили к бабке Аське.

    –От какой разведки, гнида, валюту получаешь?
    –Ась?

    Следователь дал бабке Аське под дых, но хитроумная бабка Аська тут же контрреволюционно померла. Пришлось срочно давать под дых следователю, чтобы уже он, гнида, дал ответ на вопрос, от какой разведки получал фунты, доллары и франки за спасение врага от справедливейшего на планете революционного суда из трех человек. Следователь в мгновенье ока назвал разведок шестьдесят.

    Новый следователь начал срочные поиски родственников бабки Аськи, но не обнаружил ни одного. Это грозило неприятностями, но он выкрутился, арестовав сорок тысяч братьев Ивана Ивановича и Ивана Ивановича.

    У Петра Петровича Петрова арестовали всего одного брата, но зато еще арестовали сына, отца и тестя, а все их семейства по тридцать седьмую степень родства погрузили в телячьи вагоны и отправили в тундру. Дорога, по которой Петр Петрович Петров пешедралом прокрадывался в райцентр, навсегда заросла бурьяном. Плохая была дорога, ухабистая.

    У С.С.Сидорова арестовали пять зятьев, отчима и деда, а все их семейства по тридцать седьмую степень родства погрузили в телячьи вагоны и отправили в тундру. Подводу, на которой он совершал свои преступные акции, разломали (старая, никчемная была подвода), кобылу расстреляли. Обнаружилось случайно, что у кобылы еще был жив папа – тощий жеребец сельского золотаря. Кобыльего папу тоже – расстреляли, золотарю пару раз дали в зубы и поразили в правах.

    У тов. Иваняна арестовали двух братьев, одного зятя, двух сыновей и брата покойного тестя, а все их семейства по тридцать седьмую степень родства погрузили в телячьи вагоны и отправили в тундру. Полуторку, на которой контрреволюционно разъезжал тов. Петрис, сожгли (полуторка совсем расчихалась), шоферу с женой припаяли по пяти лет, с новорожденного взяли подписку о невыезде.

    У тов. Петриса, майора УПЭГЭО (бывшего), арестовали трех братьев, а также четырех тестей всех четырех братьев. У одного тестя, ко всеобщему изумлению, имелся отец, дед и прадед, из которых до тундры доехал только отец. Остальные же семейства до тридцать седьмой степени родства до тундры доехали. Паровоз, использовавшийся для торчкистской деятельности тов. Петрисом, майором УПЭГЭО (бывшим), подорвали амоналом. Паровоз оказался паровозом не братьев Черепановых с братом по классу тов. Кулибиным, а паровозом целой империалистической своры братьев Уаттов.

    У генерала УПЭГЭО тов. Сидорзона (бывшего) семейства родственничков пришлось вылавливать уже до пятьдесят восьмой степени родства, так густо они были понатыканы по всем хлебным, сахарным, икряным да балычным местам. «Сквичмо» в целости и сохранности конфисковано в пользу УПЭГЭО, потому что машина была хорошая.

    Но подлинное бедствие обрушилось на службу УПЭГЭО, а также на Министерство железнодорожного транспорта и Министерство речного пароходства, когда чистили Козёловых братьёв, зятьёв, кумовьёв и прочая и прочая. Степень родства поверялась уже не арифметикой, а алгеброй, с подключением бинома Ньютона, трех законов его однофамильца и дифференциального исчисления. Несколько месяцев Железная дорога и Речное пароходство не возили обычных пассажиров, а в тундре выстроилось несколько больших приземистых городов за колючей проволокой. «Бедапо» бережно конфисковали в пользу УПЭГЭО, потому что машина была хорошая.

    Ерш... Гм. Ерш оказался сиротой. Одиноким, как перст. Как бабка Аська. Никого не смогли доискаться. У него даже фамилии и биографии не было.

    На его «АСУИЗе» теперь разъезжает Кобёл. Свою жену Кобёл просунул в секретарши Усу. Когда Ус посещает дачу Кобёловой жены, Кобёл прячется, баррикадирует двери и окна и в глубокой тайне примеряет на себя мягкие, не скрипящие, бесшумные сапоги. Но об этом... тс-с-с!.. молчок. Memento mori.

   
   
   
   
   

                Некролог

                (вместо эпилога)

   
БАБКА   АСЬКА – изменнически померла, получив под дых.

ИВАН   ИВАНОВИЧ – революционно расстрелян.

ИВАН   ИВАНОВИЧ – революционно расстрелян.

ПЕТР   ПЕТРОВИЧ   ПЕТРОВ – революционно расстрелян.

С. С. СИДОРОВ – революционно расстрелян.

тов. ИВАНЯН – при контрреволюционной попытке к бегству революционно застрелен.

тов. ПЕТРИС, МАЙОР УПЭГЭО (бывший) –
 при контрреволюционной попытке к бегству революционно застрелен.

тов. СИДОРЗОН, ГЕНЕРАЛ УПЭГЭО (бывший) – вредительский инфаркт на допросе.

КОЗЁЛ – вредительски отбросил копыта в камере от желудка.

ЕРШ – умер своей смертью. Кобёл на даче очень удачно пнул его по почкам, а Хряк по печенке.
   

    примечание: В некрологе не упоминается тьма грудных и постарше детишек, а также больных, стариков и старух, которые саботировали отправку в тундру и перемерли по дороге в телячьих вагонах, на баржах и пароходах, а также пешком.