Фрунзаки

Владимир Дугинец

ФРУНЗАКИ 66-71

СНАЧАЛА НАЧНЕМ С КОНЦА:  ТЕЛЬНЯШКА АДМИРАЛУ.
Напротив парадного подъезда нашего училища имени Фрунзе, у самой Невы стоит прекрасный памятник русскому адмиралу Ивану Федоровичу Крузенштерну. Гордая фигура адмирала величаво возвышается над набережной, и стала с давних пор талисманом училища.
Мало кто знает, что Крузенштерн, кроме того, что совершил с 1803 по 1806 год кругосветное плавание на шлюпах "Нева" и "Надежда",  ещё и в течение 16 лет с 1826 года по 1842 был директором Морского кадетского корпуса. Вот почему этот гордый адмирал стоит как на посту напротив парадного подъезда.
На флоте существует много традиций «хороших и разных». Например, у курсантов училища имени Дзержинского: в ночь накануне выпуска лейтенантов ушлые механики начищают пастой ГОИ до блеска вздыбленному коню Медного всадника его конское достоинство. В этот день туристы, толпами разгуливающие около памятника, щурятся от неожиданного сияния некоей детали скульптуры великого Фальконе. Сам я не бегал, не смотрел на это сияние, поскольку у нас свои на сей счёт традиции, а значит и свои заботы.
У фрунзаков более скромная цель: сшить огромную тельняшку — по размеру, и напялить её на адмирала. Приодеть, так сказать, нашего давнишнего Директора и основоположника в форму двадцатого века, пахнущую банным мылом.
Начальники с ног сбивались, выставляя вокруг памятника оцепление и охрану, дабы никоим образом не допустить крамолу. Однако под утро, в самое сонное время, тельняшка всё равно оказывалась на бронзовых плечах Крузенштерна, скрывая адмиральские эполеты. Дежурный по училищу тогда снимался с дежурства за упущения по службе и один страдал за всех обалдуев, которые гоготали с довольными рожами в окнах напротив…
День выпуска (день производства в офицеры!) был расписан с утра до глубокой ночи согласно "Плану проведения 48-го выпуска офицеров ВВМКУ имени М.В. Фрунзе", разработанного начальником строевого отдела капитаном 1 ранга Жорой Коноплёвым.
Жора — это потому, что выпускникам уже не страшен серый волк. А до этого мы и в мыслях бы не могли его так назвать. Уж очень суров, но справедлив был этот легендарный начальник строевого отдела.
Он всегда появлялся не вовремя, всё видел, всё замечал, и сразу звучал его громкий с хрипотцой голос:
— Товарищ курсант! Ко мне…
Можно было, конечно, убежать, он бы не догнал никогда, так как у него было ранение в ногу, и он несколько прихрамывал. Но пронзительный взгляд капраза действовал на проштрафившегося курсанта, как на кролика, и тот застывал на месте. Дальше следовала молниеносная разборка с выводами и втыком, объявленным на месте преступления. А вообще-то он был мужик хороший, это должность у него была такая — не давать спуску.
Действуя по плану Коноплёва, мы с самого утра, как заведённые, носились со своей новой лейтенантской формой и разбирались, что к чему и как.
Формы было нашито на каждого по целой горе. Начиная от шинелей парадной и повседневной, и кончая тужурками и кителями. Эти горы возвышалась прямо на столах классного помещения. Единственный день в жизни:  мы подгоняли новые галстуки, парадные и повседневные ремни для кортика. Гладили и переглаживали новую форму, пытаясь разгладить все, даже невидимые миру, складки.
Кроме формы нам было выдано "приданное" молодого лейтенанта, в которое входило солдатское одеяло и комплект постельного белья. Всё это имущество нужно было упаковать и забрать с собой на флот. Срочно покупались огромные чемоданы "мечта оккупанта", и в них трамбовалось обретенное достояние.
Прошёл слух, что вместо зама Главкома на выпуск в училище приехал сам Главком ВМФ Горшков, и это явление придавало понятного и простительного энтузиазма нашим начальникам. Они же в свою очередь давили на нас и стращали:
— Сам Главком прибыл! Держать марку, и не дай бог….
Наш Федя возглавлял диверсионную группу по облачению Крузенштерна в тельняшку. Традиции святы, и кто же, если не мы.
В какой-то шхере они, как настоящие портняжки, вымеряли куски старых тельников и ускоренными темпами сшивали их в один большущий. Увы, тельник больше походил на смирительную полосатую рубаху, поскольку был без рукавов. Но сами понимаете, тут не до жиру.
Жора есть Жора, и он уже с самого утра настрополил дежурную службу: глаз с Крузенштерна не спускать и всеми доступными мерами предотвратить курсантское издевательство над памятником, охраняемым государством.
Погода выдалась, словно по заказу тёплой и солнечной.
08.50. Весь 5 курс поротно застыл в парадном строю на Парадном дворе. Под бравурный «Встречный марш» продефилировала знамённая группа с палашами наголо, и Знамя училища застыло у памятника погибшим фрунзакам.
Началось производство в лейтенанты…
В этот день в училище нам было дозволено всё. Молодые и красивые новоиспечённые офицеры с Прекрасными дамами с вычурными прическами, в вечерних платьях заполнили коридоры училища.
Мы бродили со своими жёнами по бесконечным коридорам, поскрипывающих блеском надраенного старинного паркета, показывая им места своей пятилетней дислокации, вплоть до рундуков в ротных помещениях и конторок в классе.
И адмиральский коридор, и вестибюль парадного подъезда — всё поражало флотской чистотой и торжественностью. Чувство большой потери и одновременно тревожное ожидание большой свободы переполняло наши души. Что там впереди ещё не ясно, но ясно, что вот сегодня мы покидаем нашу коридорную систему навсегда.
Вот в этот момент всеобщего расслабления и потери бдительности дежурной службой на памятнике Крузенштерну забелела натянутая на него тельняшка. Так-таки она была водружена поверх адмиральских эполет. Традиция осталась жива! Не нами заведено, не на нас и кончится, как говорят на флоте.
Забегал, засуетился дежурный по училищу в тщетных поисках лиц, совершивших наглую провокацию, которая обычно обходилась ему позорным снятием с дежурства.
Наш Федя, дабы не пало подозрение на его диверсионную группу, зафрахтовал нескольких второкурсников, и те во время уборки улицы, ловко вскарабкавшись на постамент памятника, за доли секунды облачили Крузенштерна в полосатый наряд. И тут же растворились, словно их и не было.
Правда, недолго красовалась тельняшка на эполетах адмирала. Прибежавший дежурный со своим рассыльным курсантом подсадил его на пьедестал, а тот бесцеремонно штыком распорол Федино творение и стащил материю с памятника. Штыком и не иначе был скрыт позор и упущение дежурного по училищу. Если бы видел это Жора…!







ТАНЦЫ
Мы на первом.  Старинное училище с его историческими постройками и сплошным деревом, начиная от паркета и кончая перекрытиями, требовало строжайшего выполнения мер безопасности в противопожарном отношении.
Помня о том, что в своё время та самая Сухаревская башня, в которой размещалась Навигацкая школа с 1701 года, сгорела дотла и, якобы, от неё и осталась только одна картушка, размещённая в Компасном зале, начальники училища особое внимание уделяли этим вопросам.
Поэтому каждые сутки для контроля противопожарных мер по училищу назначалось пожарное отделение в составе 14 человек. Так как пожарная сигнализация отсутствовала, то основной задачей этого отделения был не сон до победы, а неусыпный контроль за состоянием курилок, гальюнов и прочих мест общественного пользования, разных складов, библиотек, архивов и кладовок.
Каждый час два человека из пожарного отделения осуществляли обход училища по жестко регламентированному инструкцией маршруту, с последующим докладом дежурному по училищу о замеченных недостатках и принятых мерах.
А на время проведения увеселительных мероприятий в училищном клубе пожарное отделение передавалось в подчинение дежурному офицеру для всякой черновой работы.
Пожарное отделение, одетое в белую робу и бескозырку с "како" (красно-белая повязка вахтенной службы) на руке, сразу было заметно в толпе только по своему внешнему виду. Приходилось тушить горящие от окурков урны, делать уборку в помещениях клуба и даже женском туалете.
Иногда по указанию дежурного офицера приходилось усмирять не в меру разбушевавшихся девиц или выносить их почти бездыханные после перебора горячительных напитков тела. Напитков, которых, кстати, в училище никто нигде и никогда не продавал.
Тела выносили бережно на руках до гардероба. Здесь отыскивали среди беспорядка дамской сумочки номерок на одежду, потом одевали душечку, как малое дитя, и так же на руках доставляли за двери клуба, где аккуратно опускали ногами на землю и подпирали стену училища.
Когда после очередных танцев Лёхе, Моне и мне выпала честь делать уборку в женском туалете, я просто остолбенел, войдя на объект.
Почти на четверть пол туалета был заставлен пустыми бутылками.
И чего только не пил прекрасный наш пол. Тут были бутылки и из-под коньяка, и "Солнцедара", и "Фетяски", "Ркацетели", портвейны разных марок и пиво, ну и водочка, само собой разумеется, в основном "Столичная".
— И сколько же в них влазит гадости всякой. И пьют то, по-моему, всё это прямо из горла, я ведь им стаканы не приносил. Лёх, это ж они всё с собой в сумочках приносят, — делился я с Лёшкой, собирая пустую тару в мешки.
И вот в эту красоту бывшего Столового зала девы валили гужом на танцы и другие представления, разыгрывающиеся у нас в училище. Великолепие и архитектурные красоты нашего исторического зала некоторых из них мало интересовали. Их больше интриговала возможность познакомиться с курсантами и в перспективе стать женой будущего офицера.
Ведь здесь на танцах был поистине кладезь молодых и здоровых женихов, да ещё в такой красивой форме, любимой не только девушками, но и всем советским народом.
Никогда не мог подумать, что девушки способны проявлять столько завидной энергии и изобретательности, чтобы проникнуть на танцы в училище.
Сначала была система прохода, как и везде: купила билет и проходи. Но командование училища, оберегая наши невинные души от всевозрастающего аморального разложения в молодёжной среде, сказало решительное нет девушкам лёгкого поведения, и ввело систему пригласительных билетов. Причём в ущерб материальному благополучию училища (билет ведь стоил 60 копеек). Но на что не пойдёшь, чтобы сохранить целомудрие своих воспитанников.
На нашу роту давали около 50-ти пригласительных билетов, и курсанты сами должны вручать их своим знакомым и подругам, чтобы ни одна залётная не могла осквернить своим присутствием отдых курсантов.
Поскольку эти билеты пока не пользовались популярностью в нашей роте, то почти все они концентрировались в руках у Федьки, и он мог делать с ними всё, что хотел. Вот он-то и показал нам отвратительный фокус с этими бумажками.
Окна нашего кубрика на 3 этаже находились почти как раз над входом в клуб, у которого в субботу уже после 17 часов вечера собиралась толпа девушек, имеющих огромное желание попасть на танцы. Мы в это время обычно, собираясь в увольнение,  брились, гладились и наводили окончательный марафет на свой внешний вид.
-Мужики! Смотрите фокус старого факира, - крикнул Федька и тряхнул в руке пачкой пригласительных билетов.
Он высунулся в форточку и с довольной физиономией заорал:
-Девчонки, красавицы! Я вас всех люблю, я вам всем помогу! Держите билеты, - и кинул пачку штук 30 билетов вниз.
Ветерок подхватил эти полоски бумаги и вся толпа человек в 100, стоящих внизу и состоящая исключительно из лиц слабого пола, пришла в движение и синхронно с летящими билетами двигалась по направлению ветра.
Милые девы, что же вы так…. Они неловко подпрыгивали на своих высоких каблуках, пытаясь в воздухе поймать билетики, а в итоге началась самая настоящая потасовка, ну прямо как у поклонников Битлов, из-за возможности прикоснуться к кумиру.
В ход пошли накрашенные ногти, нестандартный лексикон и запрещённые приёмы из самбо и дзюдо. Модные и накрашенные куклы валялись на снегу в мелких единоборствах лишь с одной единой целью — завладеть заветной бумажкой.
— Федя, ну зачем ты так...! Почто же ты так унижаешь наш прекрасный пол, - ошарашенный увиденной картиной пытался я предотвратить следующий выброс билетов, которые Федя уже держал наготове у открытой форточки.
Мне, пацану, популярно разъяснили энтомологически-гигиенические аспекты общения с неприличными женщинами, аспекты, которые я не решаюсь воспроизвести…
В поучительный разговор встрял ещё один учитель.
— На флоте существует три неизлечимые болезни и все на букву "ч". Чахотка, чесотка и чипилис, — многозначительно выдал он и дико заржал.
 Жалко – не жалко... Но увиденное зрелище битвы за пригласительные билеты невольно заставляло осознавать собственную значимость в глазах женского пола.

Мы всё ещё на первом. Танцуют оповестители. В одну из суббот после занятий и большой приборки мы не рвались, как обычно, в увольнение, поскольку заступили дежурной сменой оповестителей. И воскресение у нас было занято, мы почти всей ротой заступали в гарнизонный караул, в "райское" место - на гарнизонную гауптвахту.
Перевод любой части в повышенную готовность в первую очередь подразумевает сбор всего личного состава части, а уж потом действия по коварным планам, заложенным в пакетах.
Оповестители - это курсанты, которые, при объявлении тревоги в училище должны были брать пакеты экстренного вызова офицеров, свои ноги в руки и сломя голову неслись с пакетами экстренного вызова по адресам проживания офицерского состава  для вызова их в училище.
Ленинград — это тебе не наш военный городок в Карелии и даже не славный Армавир. Это настоящий мегаполис, в котором на какой-нибудь улочке Херсонской в зачуханной коммуналке проживает капитан 2 ранга Колышкин, и его нужно отыскать и оповестить об экстренном вызове в часть. Оповестить с таким расчётом, чтобы и он успел прибыть в училище на городском транспорте или пешком в течение 4 часов с момента объявления тревоги. А преподавателей и прочих лиц, подлежащих оповещению, в училище было всего лишь чуть поменьше, чем самих курсантов. Так что гоняй по городу хоть до изнеможения.
Увольнение прошло мимо, но нам разрешалось посещать Зал Революции и присутствовать на танцах с ограниченным, но развесёлым контингентом питерских красавиц.
Юрка и Генка, как более образованные и старшие товарищи, совершенствуя мое половое воспитание, демонстрировали свои фокусы — типа того, с пригласительными билетами.
Мы продвигались вчетвером по переполненному залу, сверкая своей единственной курсовкой на левом рукаве форменки, но, как истинные гардемарины, оценивающе разглядывали девушек.
Их тут было - хоть пруд пруди. Развесёлые, разодетые, как на смотринах, и почти у каждой в руках сумочка. Теперь я тоже был грамотный и уже представлял по их размеру, может ли там вместиться бутылка или хотя бы "маленькая".
Красивые причёски, обнажённые плечи и приличных размеров декольте, подчёркивающие внушительные размеры, сочетались с приятными ароматами духов и соблазнительно приковывали взоры нашего брата 
-Вот смотри, Сима, и учись. Рядом со сценой сидят и стоят те, кому позарез нужно срочно выйти замуж. Справа и слева находятся дамы заинтересованные в знакомстве с тобой, а у входа те, кто пришёл сюда либо первый раз или очень стеснительные девушки, - как бывалый экскурсовод, комментировал мне мелькающие лица Юрка.
— Сейчас объявят танец, а ты смотри за мной, — вторил ему второй наставник.
Заиграла музыка, несколько пар заскользили по блестящему паркету, Генка подошёл к красивой стройной шатенке и, по-гусарски боднув воздух головой, пригласил даму танцевать. Насколько я заметил, красавица и не глянула на его смущённую рязанскую физиономию, а бросила вскользь взгляд на левый рукав форменки, где сиротливо маячила единственная галочка.
— Извините, я такие танцы не танцую, — как-то жеманно, не глядя на Генку, сквозь зубки процедила она, и отвергнутый вернулся в наши ряды.
—  Ну, видел?
— Ну, видел. И что? Ну, может она вообще такие старомодные танцы не танцует. Не нравятся ей такие, - пытался я хоть как-то защитить свободу личности милой дамы.
— А вот теперь смотри, что будет дальше, - уже с некоторой долей злости в голосе произнёс мой учитель и куда-то запропастился.
 Ровно через десять минут Гена вернулся, на нём лихо сидела форменка главного старшины с четырьмя курсовками на рукаве, она ему действительно очень шла, и он уже не походил на того салажонка, которым только что выглядел. У него и походка то стала какой-то степенной, ну совсем как у VIP-персоны.
— Смотри, карась! Для тебя стараюсь, - подмигнул мне Шкирин и важно направился к той самой отказнице.
Теперь он особо не расшаркивался перед ней, а просто пригласил на танец. Ну, прямо чудеса преображения отметил я в облике и поведении девушки. Она мило заулыбалась и, подав ему руку, пошла вперёд в толпу уже танцующих пар.
Так она обворожительно танцевала и прижималась к моему другу, что даже завидно стало. Да и женщина была красивая. Чёрное эффектное платье обтягивало её стройную фигуру и подчёркивало, что у неё всё на своих местах. Гена элегантно водил в танце свою партнёршу и иногда хитро поглядывал на нас.
Когда музыка отзвучала своё время, и танец закончился, Гена ещё немного поворковал с новой подружкой, а потом подошёл к нам и, довольный очередным этапом эксперимента, продолжал учить меня уму разуму:
— Теперь-то, ты, понял, наконец, какие фрейлины его величества ходят сюда на танцы. Так что ты тут рот особо не разевай и уши не развешивай. И это ещё не всё! Смотри спектакль дальше.
Он сбегал, переоделся в свою форменку и быстро вернулся. Подошёл и повторил гусарское приглашение на танец к своей знакомой. Получил недвусмысленный отказ и тут он уже не выдержал, захохотал и стал объяснять милой даме, что только что она с ним мило танцевала, а второй раз уже отказывает.
Она внимательно посмотрела на Гену, и из исказившегося злобной гримасой лица, только что казавшимся столь красивым, полетели шипящие звуки, которые я прекрасно расслышал:
— Шантрапа! Шушера! Шмокодявка! Эксперименты проводишь? Ну-ну, давай.
На этой шипящей ноте закончилось обучение моими педагогами, и мы пошли для разрядки потанцевать твист, присоединившись к буйствующему кругу своих коллег. Но и тут нам не дали выпустить пар. Откуда ни возьмись, появился дежурный офицер и хорошо поставленным басом произнёс:
— Этот танец прекратить!
— Ну, значит, так тому и быть! - хором ответили мы и быстренько растворились в толпе танцующих во избежание возможного инцидента с политработником, обычно дежурившим по клубу.
Продираясь сквозь толпу ароматизирующих духами женских тел, я случайно наступил на ногу маленькой девчушке-пичужке.
— У вас тут все такие косолапые? – спросила она меня, немного поморщив свой нос.
— Да нет, конечно. Только я наверно. Я извиняюсь, я же не нарочно, - зардевшись от смущения, пытался я загладить свою неуклюжесть перед пострадавшим человеком.
— А вы, почему не танцуете? – поинтересовалась вдруг она.
— Нас вот только что дежурный по клубу разогнал за попытку потанцевать твист. Аморальный танец считается, — почему-то поддержал я разговор, хотя, судя по слегка  хрипловатому посаженному голосу пичужки, она курила, как питерский сапожник.
— Пойдёмте танцевать не аморальный танец, - как-то вполне естественно предложила она.
Мы станцевали пару танцев, и я уже знал, что зовут её Зина и что она ленинградка, а живет в Смольнинском районе недалеко от моста Александра Невского.
Самое главное, что я отметил – от неё не пахло ни вином, ни сигаретами. Это, по-моему, было достижение весьма положительное.
И второе требование моих "учителей" тоже выдерживалось – не знакомиться с дамами, которые живут у чёрта на куличках, а тем более за городом. Генка, Лёха и Юрка посматривали на нас со стороны, но никаких вмешательств в разворачивающиеся события не предпринимали.
Совсем неожиданно в центральный вход зала влетел дежурный по нашей роте, на бегу придерживая свой палаш, и заорал во всё дежурное горло:
— Оповестителям 3 факультета, тревога!!!
— Я дико извиняюсь, но это меня касается. До свидания! — сказал я Зине и рванул со всеми остальными ребятами на  факультет (у этой тревоги еще будет печальное продолжение…)

Мы почти на пятом. В первых числах июля у 5 курса был выпускной вечер, и мы после обеда таскали столы и расставляли их для банкета. Хотелось хоть одним глазком посмотреть, как это всё в жизни происходит, и что это за лейтенантский банкет такой.
Но нам нужно было готовиться к экзаменам, и мы сидели в своём классном помещении и с зубовным скрежетом грызли гранит наук.
Открытые окна класса, выходящие на 11 линию, находились почти над воротами Минного двора. В одно из окошек в класс залетел небольшой камушек. Мы с Моней подошли к окну, посмотреть, кто это там так шалит.
Под окном стояли две девицы странного, размалёванного и полупьяного вида, но с огромной претензией на светских львиц.
— Как пройти к вам в училище на выпускной вечер? — задала вопрос одна из подруг,  увидев в окне наши физиономии.
— Очень просто! Только нужно проходить через КПП на 12-й линии, а эти ворота закрыты, — ответил я.
— Там требуют пригласительные билеты, а у нас их нет. Откройте нам эти ворота. Потом мы с вами трусами рассчитаемся, — сделала одна из дам обескураживающее предложение.
— Про трусы я согласен, но эти ворота не открываются, — заухмылялся довольный предложением Моня. — К сожалению, ничем помочь не могу.
Подруги посовещались и приняли единственно верное решение — штурмовать ворота самым натуральным приступом. Сначала тёмненькая и чем-то похожая на цыганочку девица попыталась залезть на ворота, чтобы протиснуться в щель над воротами. 
Не получилось. Узковата щель. Тогда решили штурмовать нижнюю щель под воротами. С пьяных глаз им казалось, что они смогут пролезть через неё. Но уж, если тощий курсантский зад через неё ни разу не пролезал, то им со своей богатой кормой и тем более не прошмыгнуть.
Бедные бабы! Они, растрёпанные и грязные, по очереди ложились под ворота и, ёрзая всем телом по горячему асфальту, на полном серьёзе пытались протиснуться под них, вытирая собой пыль.
Желание преодолеть эти ворота у них было весьма велико. И только когда в окна повысовывались все двадцать наших физиономий, и с хохотом наблюдали эту неравную борьбу с геометрией, они что-то сообразили и, матерясь почище, чем боцман на крейсере, стали отряхивать друг друга от пыли. Так и ушли в сторону Большого проспекта, ругаясь на ходу.
— Видал, Сима! Во как бабы рвутся к лейтенантам на бал, — хихикал Моня.
— Да! Никогда и подумать не мог, что из-за нашего брата тётки железные ворота штурмовать будут, - удивлялся я разыгравшейся на наших глазах трагикомедии.
Оказывается, не только я хотел посмотреть на лейтенантский выпускной бал.


ПОКРОВИТЕЛЬСТВО
На первом курсе нас наказывали, точнее сказать, драли, много и за учёбу и за дисциплину. Так оно, в принципе, и должно быть. Драли до тех пор, пока у нас не выработался инстинкт самосохранения, и мы досконально не изучили все тонкости и хитрости курсантского бытия.
Но одно дело, когда наказывают меня, или Лёху, или нам подобных. И совсем другое, когда этот вопрос затрагивал ленинградцев, у которых у всех были, как принято говорить, надёжные крыши в лице ближайших родственников с большими погонами.
У Сереги Попова "толкачом" был родной дядя, начальник кафедры ТУЖК (теория устройства и живучести корабля) капитан 1 ранга Индейцев, у Гарика папа был капитаном 1 ранга в ЛенВМБ, у Васи К. тоже то ли папа, то ли дядя.
Отец Юрки Сидорова. был комдивом на севере и носил адмиральские эполеты. У гонористого всезнайки  Вовы Зайцева тоже была какая-то волосатая рука, которая его, как настоящего зайца, тащила за уши из всех передряг и наказаний наших старшин. Даже у Славки Мони, хоть он и жил в семье без отца, и то был личный шеф – преподаватель нашей кафедры капитан 1 ранга.
Короче все наши питерщики имели человечка, который мог бы порадеть за них в нужный момент. Весьма удобно. Стоило радетелю сделать телефонный звоночек командиру роты, и уже слышишь, как на вечерней проверке вместо громкого "я" этой личности раздаётся:
-Курсант Зайцев в увольнении.
-Это, в каком это... таком увольнении? Я же его сам наказал, у него месяц без берега! Я его в город не отпускал, - сам себе удивляется наш старшина роты Изотов.
Ну, сказал возмущенно слова старшина, а в ответ ничего – лишь одна тишина. Мы ведь его тоже в город не отпускали.
Изотов был принципиальный мужик, и уже наутро он скандалил с командиром роты и убеждал, что тот портит ему курсантов и сводит на нет всю воспитательную работу только одним телефонным звонком.
Но Петрович чутко знал, откуда дует малейший ветерок, и делал своё дело, так как нужно лично ему, а не воспитательному или какому-то учебному процессу.
Вот и пошла-поехала такая практика: старшина роты или зам. командира взвода наказывает курсанта за нарушение дисциплины отсидкой без берега, а командир роты по звонку корешей выписывает сам увольнительную и отпускает сынка домой к мамочке на побывку или даже до утра, с ночёвкой.
Так и тлел постепенно-потихоньку этот ротный конфликт, но ведь когда-то он и созреть должен был.
Со старшиной все кончилось очень плохо, хотя и по совсем другой причине (об этом ниже), а к нам назначили нового. Мичмана с небольшими усиками а-ля царский офицер и голубоватыми глазами — литовца Мечислава Жилинскаса.
Это был атлет с классической фигурой и огромными плечами, культурист, да и только. Я видел его на занятиях по физподготовке в спортивном зале или на соревнованиях. Он запросто разделывался с бедной перекладиной, выделывая на ней такие фигуры высшего класса, которые по силам только мастерам спорта. А уж все силовые упражнения он с лёгкостью перевыполнял, делая по 50-60 раз, вместо положенных 10-12.
Мечислав тоже был очень порядочный и культурный товарищ, но мог и вспылить из-за какого-нибудь неординарного поступка своих подчинённых.
Дело было в бытовой комнате, где Жилинскас один на один драл Вову за его обычные глупости и обещал строго наказать. Я в это время подошёл к столу, чтобы погладить свои брюки и стоял рядом.
Гаденький Вова Зайцев своими недвусмысленными намёками о своём таинственном покровителе, которому стоит ему только захотеть и позвонить…, а после этого от Жилинскаса останется мокрое место, довёл старшину роты до белого каления.
Мичман беспомощно задвигал своими огромными рычагами сильных рук и, возмущенный наглостью своего подчиненного, раздувал ноздри, а вместе с ними и усы, и только чудом ему удавалось сдержать себя и не двинуть Вову по его безмозглому чайнику.
-Будь это в другой обстановке..., я бы тебя вчетверо сложил. Вчетверо! Вчетверо…,- только и смог он произнести, буквально скрипя зубами, наглеющему на глазах несознательному элементу.
Хилого и длинного Вову он мог сложить и в восемь раз, я в этом нисколько не сомневался. Но я понял, что Зайцев самая настоящая скотина и долго не проживёт.
Я имел в виду, что долго не проживёт в воинском коллективе. Таких гадов, как он, терпеть не могут, и рано или поздно, но жизнь заставит его покинуть порядочное общество. На втором курсе он и был благополучно отчислен из училища, но, по-моему, "по собственному желанию".

«ЗАСТРЕЛИЛСЯ»
— Оповестителям 3-го факультета, тревога!!!
— Я дико извиняюсь, но это меня касается. До свидания! - сказал я Зине и рванул со всеми остальными ребятами на свой факультет.
Бежать было совсем недалеко, но мы неслись по Картинной галереи на виду у всех присутствующих в зале и потом вверх по трапу с топотом равносильным стаду бегущих бегемотов.
В роте срочно оделись в шинели и шапки и построились. Дежурный доложил старшине роты, но из "старшинской", вместо Изотова, почему-то вышел зам. командира 1 взвода и раздал пакеты экстренного вызова, но только на 4 маршрута, а остальных распустили. То есть вызывали только несколько человек, а не всех, как обычно по тревоге.
Мы оказались не у дел и в недоумении подошли к дежурному по роте старшине 2-й статьи Дю. Вид у него в этот момент был пришибленный. Обычно шустрый и сверкающий чёрными угольками корейских глаз, Слава как-то потускнел, а сквозь желтизну лица проглядывался нездоровый румянец на щеках.
— Станислав Хвоирович, а что собственно случилось? Почему вызывают только  начальство нашего факультета? - спросил я у него.
— Изотов застрелился у себя в "старшинской", — тихо произнёс Дю.
Значение этих страшных слов до меня с первого раза не дошло. Не мог я сообразить никак, что это значит.
Шура Изотов, так мы между собой звали нашего старшину роты, серьёзный высокий и красивый мичман, осталось до выпуска каких-то полгода. И что, теперь его нет?
Я не сомневался, что из него бы получился настоящий командир корабля. Он прекрасно учился, у него был командирский кураж. Он мог хладнокровно отодрать тебя за проступок, но всегда был справедливым, и, самое главное, никогда не унижал своих подчинённых ни словом, ни делом.
Забегали политработники с большими звёздами, начальник строевого отдела, прокурорские работники и особисты.
Все всё выведывали и выспрашивали. Как и почему, и кто, и что видел и слышал. От нас отстали быстро — мы были в зале на танцах и ничего не видели. А вот тем, кто в этот момент находился в роте, досталось.
Мы передвигались по роте и разговаривали, как на похоронах, полушёпотом. Всех раздавила и пришибла эта страшная весть. Вот здесь за стенкой лежит мертвое тело нашего старшины роты.
Даже Зайцев, который ненавидел старшину за его справедливые требования, и из-за которого у Изотова неоднократно возникали конфликты с командиром роты, и тот был не в своей тарелке и переживал это невероятное событие.
Бедный Славка Дю. Ему не позавидуешь. Его срочно сняли с дежурства по роте и заменили другим старшиной. Это он выдал Изотову автомат. Ну, как он мог его не выдать, если старшина роты просит свой автомат, чтобы почистить его перед завтрашним караулом. Завтра он должен был с нами заступить в караул, нашим начальником караула.
До этого Изотов под предлогом проверки боезапаса у дежурного по факультету вскрыл сейф с патронами. Делая вид, что пересчитывает патроны для предстоящего караула, он незаметно сунул один рожок с патронами за пазуху своей форменки.
Потом пришёл в старшинскую и полоснул себя в грудь очередью из пяти пуль. Три пули вошли в область сердца, а две последние в потолок.
Тревожное любопытство, как и в детстве, пересиливало страх. Я всё пытался заглянуть в "старшинскую" и увидеть Изотова. Но двери открывались и закрывались и оттуда по очереди выскакивали и заходили озабоченные начальники и свидетели происшествия.
И только на мгновение в приоткрытую дверь я успел разглядеть распростёртое тело старшины, лежащее на полу между его столом и стеной, и дыры в потолке.
Как можно, вот так, просто, из-за каких-то там неурядиц в личной жизни и служебных нервотрёпок лишать себя будущего?
Ну да, поссорился со своей подругой, да, неурядицы в отношениях с матерью, сдавшей его в своё время в Суворовское училище, да, стычки по вопросам воспитания подчинённых с командиром роты. Но ведь это и есть сама бурлящая действительность.
Ставить эти вопросы на один кон с молодой и цветущей жизнью, которая только началась бы после защиты диплома и выпуска из училища. При чём тут автомат и пять патронов, решивших у Изотова все проблемы одним махом и на всю жизнь.
Я могу допустить подобный случай с неуравновешенным мальчишкой, на которого свалились трудности курсантской жизни. Но Изотов, закончил Суворовское училище, был знаком с казармой и военной жизнью на собственной шкуре, уже взрослый мужик 22-х лет от роду.
Да, тут конечно можно рассуждать долго, а человека уже всё равно не вернуть. Нет уже человека!
Мать забрала Изотова хоронить в Москву, где она проживала. Всё прошло как-то втихую (самоубийца ведь), поэтому мы так и не простились со своим первым настоящим старшиной роты.

ВОЛОПАС:  ОФИЦЕР  И  СОЗВЕЗДИЕ
Каникулы, любовь и астрономия. Мы с Лариской сидели в сплошной темноте под ветвями единственной в этом сквере берёзы, а может быть и во всём городе, потому что берёзы в Армавире - настоящая редкость. 
Пользуясь возможностью, отчаянно целовались и шептали друг другу хорошие и добрые слова так, словно пытались наверстать упущенное время и достать будущее. Только светящиеся в темноте стрелки моих "Командирских" часов напоминали нам о том, что мы всё ещё живём на Земле, а ни в каком не раю.
А на рай точно похоже! Тишина, теплынь, на небе вызвездились все созвездия северного полушария, как на ладони, и висят совсем-совсем низко и близко. Эта божественная южная ночь придавала звездный блеск и женщинам.
— Ларис, вон видишь, на небе самая яркая звезда горит, - показывал я Ларке на большую звезду. – Знаешь, как называется? Арктур. Из созвездия Волопаса. Эта звезда больше звезды нулевой величины, то есть самая яркая на северном небе.
— Ты что все звёзды на небе знаешь по именам? – удивилась Лариска.
— Ну, все не все, но многие знаю. У нас в училище мореходную астрономию преподаёт однофамилец нашей с тобой одноклассницы, Наташки Бучинской. Маленький такой капразик, чёрненький, с лысинкой. Очень вежливый и культурный товарищ. Так вот у нашего Бучинского подпольная кличка "Волопас". Он, конечно, никаких волов не пасёт, но это ему воздалось от неба и курсантов за беззаветную любовь к астрономии.
В училище есть свой небольшой планетарий. Однажды, когда Бучинский на занятиях опрашивал курсантов, указывая на ночное небо своей светящейся звёздной указкой, имел место такой анекдот:
— Ну, вот вы, товарищ курсант, назовите мне, пожалуйста, это созвездие?
— Волопас! — без тени смущения отвечает курсант.
Хотя это, разумеется, какое-то совсем другое созвездие.
— Неправильно! А вот, вы, товарищ курсант, назовите мне вот это созвездие, - и показывает своей стрелкой уже другое созвездие.
— Волопас! – опять следует неверный ответ.
Третий раз показывает, и опять всё Волопас.
— Товарищи курсанты, что вас всех зациклило на Волопасе. Я Волопас! Я Волопас! Вот он перед вами! А это Возничий, Лебедь и Геркулес! — срывался Бучинский, соображая, что это заговор против него.
Дальний поход. Позади четвертый курс. Как только на переходе морем появлялось солнышко к нам в кубрик, как по тревоге, прибегал Бучинский заставлял, нет, скорее упрашивал нас выходить на верхнюю палубу на бак или ют для тренировок с секстанами. Волопас своё дело знал туго, и он вежливо, но настойчиво, объяснял и показывал, как нужно совмещать Солнце с горизонтом, и как правильно покачивать секстан для касания Солнышка с горизонтом.  И мы "качали солнышко".
Хуже дело обстояло ночью, когда вдруг из постоянной завесы облаков открывалось чистое небо, и на нём вырисовывались звёзды. Тут Волопас, как заведённый, бегал по спящим кубрикам и корректно поднимал нас с коек на ночные бдения с секстаном и работой со звёздным глобусом. Он был неутомим в своем преподавательском рвении и пытался всеми фибрами души передать нам свои знания звёздного неба со всеми его созвездиями и планетами вместе.
Но курсант есть курсант и потревоженный его ночной сон требовал своего: доспать и досмотреть сон любыми путями. Выйдя на палубу с секстаном в руках и на несколько минут изобразив перед Волопасом прилежную работу, все эти прилежные ученики постепенно втихаря рассасывались по шхерам, которых на корабле было предостаточно. Ну, а там, ясное дело, кто как мог, пытался опять вступить в связь с Морфеем и переключить канал на недосмотренный сон.
В итоге бедный Волопас оставался с двумя-тремя самыми ярыми поклонниками астрономии и в недоумении произносил:
-Товарищи курсанты, как же так! Вдруг завтра не будет такой возможности потренироваться и порешать задачи. Терять такую возможность! Я не понимаю, как можно равнодушно спать, когда на небе кружит целый хоровод звёзд!

БОЦМАН,  АДМИРАЛ,  КУРСАНТ.
Что тот курсант, что этот. Утром, после завтрака по трансляции объявили "Большую приборку". Корабль после такого штормования нужно было привести в божеский вид и как следует отмыть от всех последствий влияния качки на организм человека.
Боцман на корабле это большой человек, это палубный бог. Он отвечает за состояние верхней палубы и всех корабельных швартовных устройств, находящихся на ней. Палуба на крейсере о-го-го какая огромная, а значит и работы на ней непочатый край.
Крейсерский боцман пожилой усатый мичман уже привык пользоваться дармовой рабочей силой, которую представляла такая большая масса курсантов, проходящих практику. Нужно только заполучить её в своё подчинение законным или незаконным путём. Вот поэтому он с утра и вышел на свою охоту за курсантами, дабы набрать себе команду штрафников для самых грязных и непривлекательных работ.
Мы с Моней, Юркой, Лёхой и Рариком сидели на волнорезе на баке и курили около специального обреза для окурков (параша для окурков) и оживлённо обсуждали прошедший штормовой день в его весёлых картинках и подробностях. Сзади, шлёпая своими тапочками, к нам незаметно подкрался боцман и с места пустился в накачку:
— Товарищи курсанты! Вы, почему нарушаете корабельные правила и сидите на крашеной поверхности? Ваши фамилии? – он достал из кармана свой кондуит с маленьким огрызком карандаша и изобразил готовность записывать наши данные.
Мы вовсе не ожидали такого поворота событий насчёт крашенной поверхности и нарушений корабельного устава. Не моргнув глазом, боцману доложили вымышленные фамилии.
Обычно в таких случаях упоминают самые ходовые русские фамилии Иванов, Петров, Сидоров, Козлов, Попов. Но у нас, как назло, в классе был и Сидоров, и Петров, и Козлов, и Попов. Даже Иванов был, но только в соседней роте. Мы по очереди представились Зверевым, Родионовым, Смирновым, Петуховым, а Рарик сдуру ляпнул фамилию комроты – Чукмасов.
Боцман, довольный первым уловом нарушителей, записал в свой блокнотик наши бредни и, с видом человека исполнившего свой долг, зашаркал тапочками на правый борт в надежде ещё кого-нибудь подловить в свою дикую бригаду штрафников.
— Мужики разбегайся по шхерам и не высовываться до конца большой приборки, — скомандовал Федька, и нас, как ветром сдуло с бака.
Минут через двадцать по корабельной трансляции хорошо поставленным голосом дежурного офицера по кораблю прозвучала команда:
— Нижепоименованному личному составу построиться! Шкафут правый борт, форма одежды рабочая. Петухов, Родионов, Зверев, Смирнов, Чукмасов, - и далее звучало ещё порядка 10 фамилий.
Когда мы, сидя в кубрике, услышали фамилию Чуксов, то взвыли от дикого хохота и чуть не попадали на бедного Рарика, который имел наглость представить себя не Аристарховым, а Чукмасовым.
Теперь было самое время делать ноги уже и из кубрика, но мы задержались и напрасно. Через несколько минут грохоча по трапу кожаными подошвами ботинок в кубрик влетел командир роты Владимир Петрович и с ходу пошёл в разнос:
— Какой негодяй вздумал назваться моей фамилией? Мне ещё этого геморроя не хватало, перед каким-то боцманом отчитываться, — не стеснялся в выражениях взбешённый Чук. — Товарищи курсанты, найдите мне эту сволочь, я сделаю из него инвалида.
Будущий потенциальный инвалид преданными глазами, в которых сквозило невероятное сочувствие, пожирал своего шефа, как в своё время учил нас сам Чук:
— Всегда жри глазами начальника, и служба пойдёт как по маслу.
— Товарищ капитан 3 ранга, неужели вы могли подумать, что ваши подчиненные способны на такую низость. Да мы этого нехорошего человека вычислим и сдадим вам на растерзание, — успокаивал Рарик возмущённого до крайности командира.
На следующий день на построении на подъём флага боцман всё же с печальным видом походил вокруг строя курсантов в надежде найти Чуксова, или хотя бы Петухова.
Да где там найдёшь среди двух сотен курсантов, лица которых он видел только мельком один раз. Но вывод-то я полагаю, он сделал правильный: на каждого хитрого боцмана найдутся пять хитрожопых курсантов ВВМОЛКОУУ, которые обведут морского волка вокруг пальца. И лучше, ну их на фиг.
(Прочитавший это Мишка Ястребов сказал, что такое уже было — в «Юнкерах» Куприна)

«А вот еще был случай!» 08.00. Наш пятый курс строится на причале, чтобы отправиться в училище на завтрак, а потом и на занятия.
В это же время, ровно в 08.00, к парадному подъезду училища подъезжает начищенная чёрная "Волга" начальника училища контр-адмирала Хренова.
К торжественному моменту встречи начальника медь дверных ручек сверкала и сияла, а чистота акватории набережной по флотской традиции соответствовала значимости момента –  рапорту дежурного о событиях за ночь.
В утренней тишине над набережной Невы зависло громкое "Смирно!" дежурного по училищу; огромное, как трёхстворчатый шкаф, тело адмирала не спеша выгружалось из машины, наш строй, проходивший мимо, застыл в кратком приветствии старшего начальника.
Так уж случилось, что именно в эту самую торжественную ритуальную секунду флотской церемонии сверху угла здания всего в трёх метрах от громко звучащего доклада, словно с неба, обрушился облаченный в чёрное шинельное сукно курсант, крепко обхвативший двумя руками секцию водосточной трубы.
Труба, грохоча металлом, свалилась на грешную землю с седоком в нескольких шагах от Хренова. Пустотелый жестяной цилиндр своевременно исполнил роль амортизатора и, несколько сплющившись при ударе, не позволил курсантскому телу соприкоснуться с серым асфальтом всей силой земного тяготения. Такое случайное обстоятельство оставило курсанта в полном здравии и уме и позволило ему исполнить свои дальнейшие инстинктивные действия без промедлений и проволочек, хотя приложился к асфальту он крепко.
Это же надо! Так не повезло самовольщику, который выбрал столь неудачный момент и маршрут возвращения в альма-матер.
Пока адмирал и дежурный, опешившие от неожиданного дара небесного, соображали, что это и откуда, шустрого курсанта уже и след простыл. Только кусок трубы грохотал по асфальту своим деформированным телом, скатываясь на дорогу. Инстинкт самосохранения – держаться в любом случае подальше от начальства – сработал чётко. Он моментально вскочил на ноги и, отбросив уже ненужную в данном случае трубу в сторону, рванул со всех ног за строем мичманов, шедших впереди нас по 12 линии.
-Дежурный! Поймать и задержать! – совершенно уверенно, но спокойно отдал команду Хренов.
Дошло, наконец, что это всего-навсего самовольщик, которому то ли здорово повезло, что остался жив и невредим, то ли не повезло, что оказался в ненужное время в ненужном месте (но с нужными силами).
Дежурный резко рванул с места исполнять команду и помчался по 12-й линии вслед за нарушителем.
Куда там! Разве догонишь, разве поймаешь курсанта, который бежал, укрываясь за длинным строем мичманов, со скоростью в три-четыре раза превышающей бег трусцой пожилого капраза с пистолетом на боку. Воспоминания о ночи любви и страх о возможной потере этих радостей на действительной службе рядовым флота придавали силы наглому курсанту и ноги несли его с космической скоростью.
 Так и исчез ушлый самовольщик, как будто растворился. Так и не смогли его вычислить, хотя по курсовкам на рукаве знали, что он с третьего курса.
Свидетелями сего ЧП был почти весь 5 курс училища. Но если мы всё это лицезрели воочию, то впередиидущие роты могли видеть только развевающиеся полы чёрной шинели, да мелькающие каблуки ботинок этого рекордсмена по бегу и специалиста по преодолению вертикалей. Удалой и гуттаперчевый малец вызывал определённое восхищение дерзостью своего поступка. Поэтому на расспросы кто и что видел, оказалось, что никто толком его в лицо и не видел.
Хренов, конечно, контр-адмирал но не волшебник.

ЛЮБЫМ ПУТЕМ, ИЛИ ЧТО ДЕЛАЕТ ЗАВИСТЬ
Выпуск был не за горами, и весь наш курс дописывал свои дипломные работы. Золотая медаль манила к себе своим магическим жёлтым блеском многих наших одарённых хорошими мозгами выпускников. Потенциальные медалисты, учуяв добычу, потеряли покой и сон и учились военному делу и днём, и ночью.
Дежурному по училищу, обходя по ночам свои владения, приходилось чуть ли не пинками разгонять усердных дипломников из классных помещений по своим кубрикам и койкам. Завидное усердие в учёбе, но распорядок дня и ночи тоже нужно выполнять.
Три медалиста в одном классе – это по тогдашним понятиям было многовато. В параллельном с нами классе на минной кафедре такое событие вполне могло случиться.
Но вот прошёл какой-то вредный слушок, что на выпуск нашего факультета запланировано всего три золотых медали. И шансы получить сразу три медали в одном из пяти выпускных классов резко упали.
Кто услышал такую сплетню, откуда у неё росли ноги, никто толком не знал, но факт остаётся фактом. Народ, жаждущий медалей, забеспокоился не на шутку.
Вовка Дубров, Виктор Уваров и Боря Денисков, эти самые потенциальные герои, делали вид, что их мало интересуют слухи, ходившие из уст в уста в это напряжённое преддипломное время.
Вечером к концу самоподготовки все в 355 классе стали собирать секретную литературу и чертежи в свои чемоданы и тубусы. "Чемоданная" секретного отдела работала по расписанию, и задерживать милую женщину, заведующую нашими рабочими чемоданами у нас было не принято.
Длинный и тощий Витька Уваров, вмиг покрывшийся нездоровым румянцем и потом, в сотый раз осматривал свой стол и никак не мог найти сов. секретное описание взрывателя. Этот взрыватель был совсем недавно разработан ОКБ Горьковского завода им. Петровского и ещё даже не был принят на вооружение ВМФ. А совершенно новенькая книжица с его техническим описанием ещё сильно отдавала запахом типографии.
Когда Витька выходил на последний перерыв, то положил книжечку в свой стол, а уже по команде дежурного по классу: "Сдать секретную литературу!" в столе её не обнаружил. И ни по цвету, ни по запаху найти её в своем столе он не смог. Поиски всего класса тоже успеха не принесли. Как в воду канула и следов не оставила.
О пропаже доложили дежурному по факультету, а тот, как положено, выше и завертелась настоящая круговерть поисковых страстей по всему училищу.
Входы и выходы училища перекрыли, и включилась система "ниппель" – всех впускать, но никого не выпускать.
Трое суток толпы курсантов под чутким руководством офицеров прочёсывали чердаки и помойки, близлежащие скверы и территорию вокруг училища. Все подвалы, канализационные люки, котельные и училищные шхеры были перевёрнуты, даже песок и золу просеяли. Ну, нет нигде злополучной брошюры, хоть ты тресни.
Чекисты – есть чекисты, и они сразу ухватились за версию нездоровой конкуренции в борьбе за блеск золотой медали. Раз в училище практически нет женщин, то остаётся только золото.
Трое суток всё училище и весь его гражданский и военный персонал жил тревожной жизнью в ожидании конца мучений, связанных с поисковой эпопеей.
Нервы они ведь не железные и сдают порой в самый неподходящий момент. Уже когда страсти по поиску стали утихать, а надежды на успех почти испарились, дежурному по училищу неизвестной личностью был сделан один короткий немногословный звонок:
-Ищите на дне Невы!
Направление поиска резко изменилось. Раз выпускной курс проживал на "Вексе", то, стало быть, вокруг плавказармы нужно и искать.
Срочно были вызваны водолазы, и началось обследование грунта в районе стенки набережной, у которой стояла "Векса". Но и здесь, на глубине пяти метров кроме громадных гор пустых бутылок, покрытых слоем ила, на вершинах которых практически покоилось брюхо плавказармы, ничего ценного обнаружить не удалось.
Начальник факультета настоящий морской волк с хрипловатым простуженным басом капитан 1 ранга Викторов был совсем недавно назначен на эту должность с действующего флота, и смекалка у него оставалась ещё та, флотская.
Он зашёл в каюту, в которой проживал Дубров, и сосредоточенно внимательно осмотрелся вокруг. Потом зашёл в две соседние и своим намётанным глазом обнаружил отсутствие крышки-заглушки на пожарной магистрали в соседней каюте.
На свой вопрос, обращённый к командиру ПКЗ: "Где эта заглушка?" Викторов никакого вразумительного ответа не получил.
Тогда он снял такую же заглушку с магистрали, привязал её к книге, аналогичной по объёму страниц и обложке пропавшей брошюре. Посадил под борт водолаза и сбросил своё устройство в иллюминатор каюты.
Водолаз торчал в Неве и отслеживал траекторию погружения сброшенной конструкции в воде. Течением воды её снесло вниз, как раз в то самое место, где на дне уже заиливалась такая же связанная пара.
Через десять минут из воды, как пробка на тросу, выскочил ошарашенный долгожданным успехом водолаз. В торжественно поднятой руке он держал две книги, одна из которых была знаменитая на весь флот брошюра, вместе с той самой пропавшей красной заглушкой от пожарной магистрали. Уж очень водолазам надоело копаться в холодной и к тому же мутной воде на дне Невы, усыпанном мусором и бутылками.
Дуброва сразу взяли под мышки и посадили в нашу училищную "кунсткамеру" в караульном помещении, а затем отправили на обследование в психушку.
Вот придурок этот Дубров! Никто и подумать из нас не мог, что он может совершить такую гадость и низость. Так нагадить Витьке Уварову только из-за золотой медали, которую ещё никто из них и не получал. Всё ведь было только в планах на недалёкое будущее.
Больше никто из нас Дуброва не видел. Говорили, что его отчислили из училища и уволили в запас.
Бедному Витьку вкатили предупреждение о неполном служебном соответствии, чтобы не открывал рот и не был олухом, выпустив из училища в звании младшего лейтенанта и без медали, но с "красным" дипломом.
Можно представить, что пережил этот умница-парень, когда в отличие от всех нас получил всего одну звёздочку на лейтенантском погоне.