Критерии истины

Критерии истины                1               

Привел  Бог  родиться  созерцателем…
   Традиционно  созерцатели  сидели на небольшой  вершинке,
жаловались на  жизнь  и  задавались  вопросами  «что делать?»,
«кто  виноват?»  и  «как жить дальше?»
    Созерцатели  были в большинстве своем  милы,  совестливы,  но совершенно  бездеятельны.  Пока они размышляли над вечными вопросами,  подросли веселые, нахальные и агрессивные, они быстро сообразили, что нужно делать:  собрались вместе, вошли к созерцателям  и громко  рявкнули: «Слазь!»
   Созерцатели послушно и безропотно слезли и отошли в сторонку, вздыхая и мучаясь вопросом  «а что теперь будет?»
   Агрессивные и нахальные весело заняли вершинку, но быстро
поняли, что усидеть на ней не просто: она же острая, и надо что-то
делать, чтобы на вершинке этой удержаться, впервые задумались и
поинтересовались, что же эти слабаки и слюнтяи делали?  Кто-то
ответил, что шары катали, а кубы перетаскивали.
- Ага! – обрадовались агрессивные,- но мы сделаем по-другому,
и тут же заговорили, что, дескать, нужно заниматься делом, что
сейчас временные трудности, что мы отрекаемся  от позорного
прошлого и все обязаны трудиться, но по-другому, а именно: шары
носить, а кубы перекатывать.
- Куда?- спросили обыватели.
- А куда носили при созерцателях?
- Вперед,- ответили те.
- Ну, это скучно и не по-нашему! Носите по кругу.
И закипела работа: обыватели шустро похватали шары и кубы и
стали  бегать по кругу, но быстро выдохлись, при этом почему-то сильно удивлялись, что кубы перекатывать трудно, а шары
носить тяжело.
- Давайте наоборот, - попробовали заикнуться созерцатели, но
их  быстро поставили на место:
- А вас кто спрашивает? Вон отсюда!
 Созерцатели присмирели,  кто-то смог убежать, кто-то спился, а
те, что остались, забились в многочисленные щели.
   Опять закипела  трудная, но радостная работа шароносителей и кубокатателей, которые на первых порах резво и весело пытались передвигаться по кругу, но скоро появились те, которые норовили
2
прокатить шар или перенести куб, их решили отлавливать и сажать
в клетки или высылать за круг, а особо злостных – кончать. Всем
стало страшно. Когда переловили всех, нахальные и агрессивные
заскучали, потом стали уличать друг друга в отступничестве и ло-
вить, а потом устроили показательные казни своих бывших сорат-
ников. Так многие из них и погибли.
Правда, справедливости ради, нужно заметить, что были и реальные победы: один раз под натиском внешнего врага  все стали плечом к плечу и под звуки песни «Вставай, страна огромная» одолели иноземного захватчика, потом,  кое-как залатав прорехи, слетали в космос, правда, для этого шароносящим и кубокатящим пришлось снять последние штаны, но ничего – выдюжили и даже чувствовали себя счастливыми.
   А между тем, пока агрессивные истребляли  друг друга, из среды
шароносящих и кубокатящих выделились жонглеры, которые от
тяжелого труда спасались тем, что нет-нет да подбросят шар или куб, а сами спинку прогнут, а их пинком вверх;  и кто ниже прогнется, того выше подбросят – так многие из них оказались
на вершинке, разбавив ряды нахальных и агрессивных, а добрав-
шись до вершинки, вдруг пустили струю свежего весеннего ветра.
Из щелей  повылазили созерцатели, обнимались и пели, что они
дежурные по апрелю, что «закрытой двери – грош цена, замку
цена – копейка», приветствовали весну, и на всех перекрестках
звучало слово «оттепель», но эйфория скоро прошла, наступили
суровые будни, и обыватели опять принялись носить шары и
катать кубы, правда, для облегчения шары можно было поло-
жить в рюкзак, а куб привязать к ноге.
    Прошло время, поубавилось веселья, нахальства и агрессии,
на вершинке окончательно укрепились жонглеры.
   Созерцатели собирались на кухнях, пили водку и опять задавались проклятыми вопросами «что делать?» и «кто виноват?»,
А из открытых окон надрывно хрипело: «Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю,  я коней своих ногайкою стегаю…»
Жонглерам стало не по себе, и вдруг раздалось с вершинки:
«А ну, стой! Перестройка!»
    Обыватели, остолбенев, остановились, как вкопанные, из кухонь
опять высыпали созерцатели, всхлипывали, обнимались и радо-
вались:
3
- Наконец! Шары катать, а  кубы перетаскивать!
- Кто это вам сказал? – строго посмотрели на них жонглеры.-
Вас никто не спрашивает!
И приказали носить шары и катать кубы по тому же кругу, но
в обратном направлении, только теперь шаров можно было
унести сколько в рюкзаке поместится, а кубы привязать к обе-
им ногам,  и позволили болтать сколько угодно и о чем угодно.
- Это же обман! – попробовали, было, возопить созерцатели. Но
им было сказано, что, дескать, много вы понимаете, и вас никто
не спрашивает, а обыватели еще более резво забегали со своими
шарами и кубами в обратном направлении, но опять же по кругу.
   Созерцатели опять разбрелись по своим норкам, плакали, били
себя в грудь и пили «за алый бархат на знаменах, покрытый са-
жею обмана», через края щербатых стаканов в их глотки лилась
наряду с вином горечь, но они искренне считали, что будут  «ис-
тинно богаты, покуда хватит света в свечке и хватит памяти в заначке», при этом, где эта самая заначка, никто не знал.
    Пока они пили и пели, вытирая сопли друг другу, обыватели,
как угорелые носились со своими шарами и кубами, на вершин-
ке понемногу дрались, но как-то лениво и без крови, хотя какие-
    то «локальные» конфликты вспыхивали  то там, то сям. Потом
появился какой-то маленький невзрачный жонглер с тихим, вкрадчивым голосом, иезуитскими манерами и неприметной
внешностью…
- Тьфу! – сказали созерцатели,  собрались, было, задаться
«вечными» вопросами и вдруг поняли, что знаковых-то песен
нет! Зато со всех сторон слышалось слово «кризис».
    А над кризисной обывательской пропастью был натянут канат,
по которому  шли навстречу друг другу… главные жонглеры.
Их почему-то было два (и оба карлики), один нес  шар, расписан- ный под глобус, другой катил куб, тоже разрисованный просто-
рами планеты, они демонстрировали чудеса эквилибристики,
пытаясь удержаться  на веревке. Обыватели восхищенно смотрели, раскрыв рот, хлопали в ладоши и гадали, что будет,
когда они встретятся, а некоторые заключали пари.
- О, Боже! – с сердцем  воскликнули созерцатели, - доколе это
будет?!

4
- Пока не разбудите совесть, - прозвучал ответ. (Нет, не с вер-
шинки, а с горней выси небес.)
- У кого? Ты же видишь их, Господи!
- Идите к детям, станьте сеятелями и учите святому.
- А что есть святое?
- Честь, достоинство, совесть.
- И всепрощающая любовь?
- И всепрощающая любовь, и любовь из них больше!
- Но как преподать такой урок?
- Урок должен быть таковым для всех, в том числе и для вас.
- Но и среди сеятелей есть жонглирующие, нас не поймут.
- Если из множества за вами пойдут десять, это уже победа:
за десятком пойдет сотня.
- А остальные? Они будут бить!
- Дайте сдачи.
- Как? Тоже бить? Делать больно?!
- Если нужно, да: боль отрезвляет и может разбудить чувства.
- Как зовут тебя, Бог, Заратустра?!
- У меня много имен, в том числе и это.
- Тогда что есть добро и что зло, и как отличить их?!
- Подскажет совесть, она у вас есть, иначе вы бы тоже носили
шары и катали кубы.
- Но мы немощны телом, наши души слабы, а ты отдаешь
нас на закланье!
- Здоровые стремятся к удовольствиям, а вам они недоступны,
поэтому вы можете всецело отдаться служению. Вы обладаете
даром слова, у вас мощный дух созерцателя. Говорите правду.
- Но жонглеры не терпят правды. Нас уничтожат!
- Убить можно только тело, а дух  истребить невозможно!
- Но у нас есть дети.
- Если вы будете верны служению, ваши дети будут в без-
    опасности.
- Но нам нужно что-то есть, необходимо прикрыть наготу.
- У вас будет хлеб, правда, он будет горьким, у вас будет платье.
- Но ты требуешь отреченья! Мы хотим быть счастливыми и
благополучными.
- Вы сможете быть счастливыми в мире, где царит ложь,
                5
лицемерие, позор и мелкий разврат?
- Нет.
- Тогда идите и сейте истину.
- Как узнать, где истина?
- Меряйте чашей добра.
- Честь, достоинство, совесть?
- И всепрощающая любовь: молитесь за врагов, прощайте
заблудших.
- Но у нас нет врагов, заблудшие не услышат, а жонглеры
    накажут: у них другие критерии.
- Человек рождается в семье, он дитя рода, а делятся люди
лишь на мужчин и женщин, умных и не очень. Все остальное
люди придумали сами. Власть жонглеров иллюзорна, это
только земное искушение, которое нужно выдержать, сохранив
в себе истину. Когда-нибудь они предстанут предо мной и все
поймут.
- Но мы можем ошибаться.
- Я дам вам знать, что вы оступились, безобразными деяниями
    детей ваших или их страданиями.
    -   Но мы не хотим, чтобы страдали дети.
- Тогда сделайте их лучше себя. Это и есть самый главный
критерий истины.
- «Все познается по плодам»?  А ты не оставишь нас?
- Вы все под дланью моей, даже если вы меня не слышите.
    И они пошли к детям, и стали нести свет истины – честь, до-
стоинство, совесть и всепрощающую любовь, и любви из них
больше, надеясь, что когда-нибудь каждые десять последовате-
лей позовут к истине  сто, а сто приведут тысячу, и пойдут вперед, легко подталкивая сверкающий, освещенный истиной
шар или поднимая сияющий куб ввысь.