Ухно

Метёт, крупный мокрый снег скоро укроет моё бренное уставшее тело. Я лежу посреди разбитой деревенской дороги с выпущенными наружу кишками и молча смотрю на удаляющуюся машину.
Сейчас она скроется за поворотом и оставив позади себя облако густого,  белого дыма, исчезнет навсегда. А потом за ней навсегда уйдёт этот нелепый и прекрасный в своём бессмыслии мир.
Мне 22 года, позади длинная и трудная жизнь, мне есть что вспомнить и воспоминания начинают посещать меня. Я чувствую как энергия покидает тело, воспоминания становятся чётче и острее…
Василием назвал меня Игнат Емельянович, главный механизатор Солецкого колхоза “Свет Коммунизма”. Работящий и добрый человек, овдовевший к пятидесяти годам, взял меня к себе и это время, когда я проживал у него, стало самым счастливым и памятным в моей жизни.
Целых пять лет у меня было понятие - дом, было понятие – счастье. Да много чего было в это время. Мир был большой и прекрасный, солнце дарило тепло и радость, мороз дарил бодрость духа и уверенность в своих силах. В это время я доминировал в нашей деревне и во всех близлежащих селениях.
А потом, опившись огненной воды, Игнат Емельянович поджёг наш дом и сгорел вместе с ним.
Я спасся, но больше у меня не было дома, и началась совсем другая жизнь.
Я ушёл в лес и редко приходил в деревню. Питался чем придётся, по вторникам и пятницам рано утром выходил к реке и ждал. Наш бывший сосед, дядя Семён, возвращаясь с рыбалки, вываливал на землю огромных лещей и чистил их. Я молча сидел и слушал как он ругает какое то правительство, ещё он часто упоминал непонятные мне слова “Нефть” и “Баксы”. Потом он уходил и я жевал чешую леща и грыз головы. Этого мне хватало чтобы не пресмыкаться по деревне в поисках пищи. Тем более что соваться в деревню теперь было опасно, молодой боец Самсон побил меня в прошлый раз и разорвал правое ухо.
Но зимой дядя Семён на рыбалку не ходил, и мне приходилось искать иные возможности пропитания. Так я прибился к Веронике, тридцатилетней вдове, жившей на самом краю деревни.
Её муж, Савелий, погиб в Афганистане девять лет назад, и Вероника так больше и не вышла замуж. Я не знаю почему так произошло, к ней приходило много мужчин имевших на неё виды, но Вероника только молча улыбалась пока они пили огненную воду и рассказывали о своей жизни. Потом они уходили и Вероника оставалась одна.
И вот однажды, гуляя в поле рядом с её домом, я услышал что кто то зовёт меня. Это была Вероника, она звала меня не по имени а просто просила чтобы я подошёл. Она звала меня и показывала мне ведро из которого исходил сладкий запах парного молока.
Я не удержался и подошёл. Вероника пошла в дом и я поплёлся за ней. В доме она налила мне большую миску молока и я впервые за долгое время наелся досыта. Меня никто не беспокоил, Вероника ушла управляться по хозяйству, и я от сытости забылся сладким и спокойным сном.
Мне приснилась жуткая собака которую я видел по телевизору когда ещё жил в доме Игната Емельяновича. Это был фильм “Сталкер” и Игнат Емельянович пил тогда огненную воду и говорил своему знакомому Архипычу, что эта собака и есть настоящий сталкер, тот кто ведёт и преломляет, тот кто соединяет материальный мир людей с миром духов, и что только такой сталкер свободен от действия магнита Луны и не притягивается им. Так говорил Игнат Емельянович тогда, и мне стало жутко от его слов. Я выскочил в открытое окно и опрокинул цветок с подоконника, а они смеялись надо мной и пили огненную воду.
Я проснулся и обнаружил себя в доме Вероники. Она сидела рядом со мной на корточках и молча гладила меня по голове. Я встал и ушёл, но стал заходить к ней каждый вторник и пятницу, и меня неизменно ждала большая миска парного молока, после чего я обычно забывался ленивым сном и проводил у Вероники остаток дня.
Так прошло несколько лет, летом я жевал чешую лещей, зимой пил парное молоко у Вероники.
Жизнь моя устоялась, я всё реже вспоминал Игната Емельяновича и то счастливое время когда мы были вместе. Иногда, правда, заходил на деревенское кладбище и сидел на его могиле. Могила  его очень скромная, без фотографии и без памятника, только деревянный крест, который со временем просел, да букетик пластиковых цветов, принесённых сюда невесть кем и невесть когда.
Снег залепляет мои открытые глаза и нет сил их закрыть. Невыносимо больно. Я пытаюсь вспомнить Игната Емельяновича и не могу. Мощный вихрь боли проносится по всему моему существу и я очень быстро теряю контроль надо всем.