Апартеид. ЧастьII. Пресс-конференция

                Пресс-конференция

    –Какие вам еще нужны доказательства?! – орали из зала. – Достаточно взглянуть на вашего сына и его жену! И разобраться с вашими внуками!
    –Не понимаю вас, – тоном, в котором ясно сквозило, что все отлично всё понимают (зал это почувствовал), ответил седой и стройный, как тополь, профессор. – Ким – чемпион Олимпийских игр в десятиборье, физик-ядерщик мирового уровня, Катерина…
    –Знаем! Красавица! Актриса! Танцовщица! Мутанты!
    –Удивительно! – профессор издевательски-картинно всплеснул руками. – Одного мутанта избирают членом десятка зарубежных академий наук, спектакли с участием второго уже не один год идут при полных аншлагах! В больном обществе живем, господа.
    Рокот злобной растерянности прокатился по залу.
    –Вынужден отметить, что это никакая не пресс-конференция, а базарная склока. Вопросы носят провокационный характер, а оскорблениям и бездоказательным обвинениям я потерял счет. Если я и мои сотрудники повинны в преступном вмешательстве в генетику, то предъявите хоть одно доказательство: урода, дауна, элементарную жалобу родственников пострадавшего, наконец. Я не знаю, почему вдруг народилась целая плеяда высокоодаренных и физически совершенных детей…
    –Ложь! Знаешь!
    –Хорошо! – закричал профессор. – Предположим! Предположим, подчеркиваю, что знаю, хотя это и не так. Предположим. Но если знаю, то неужели проболтаюсь перед… перед нашим собранием благородных девиц?! Вы считаете меня преступником, пусть, ваше право, но на каком основании вы считаете меня идиотом, способным распустить язык за здорово живешь?! А не принять ли нам резолюцию о безусловном применении лоботомии к любому, мало-мальски одаренному человеку?
    В зале поднялся невообразимый шум, даже послышался свист.
    –Йэху, – еле слышно, сквозь зубы, процедил профессор, – ланцетники.
    Ким и Катерина прятались за кулисами, опираясь о роскошный черный рояль.
    –Как мальчуган? Месяц не видел. Треть жизни парень растет без отца.
    –Здоровый. Бычок, – ответила Катерина. – Нинку не отогнать от колыбели. Нянька – чудесная. Это в четыре года-то! Отец сказал, что во втором поколении его вмешательство – работа дизайнера.
    Ким поднял брови.
    –Да. Пусть у мальчишки волосы, глаза, лицо мамы, но плечи! плечи! Только широкие плечи папы. Хотя они и у мамы недурные.
    И тут же эти плечи попали в железные объятия мужа.
    –Пусти. Люди смотрят.
    –Какие люди? Откуда? Из зала? Там мартышки, а не люди. Послушай, какой визг.
    –Вон, на той стороне какая-то женщина пробирается.
    –Я ее знаю, это журналистка. Вчера она охотилась за мной, сегодня, наверное, твоя очередь.
    А в зале, как пробкой по стеклу:
    –Расизм!
    –Расизм?! – опешил профессор. – Уже и расизм…
    –Генетический расизм!
    –Ну, знаете ли… Хорошо, расист, но не перебивайте, если хотите получить ответы на вопросы. Или вы этого не хотите? Или боитесь?
    –Никто тебя не боится!
    –Можно было бы и на «вы», но, как говорил классик, «лопай, что дают». В молодости меня поразила мысль Макиавелли: «Умы бывают трех сортов – один все постигает сам, другой может понять то, что постигают первые, последние – ничего сами не могут постичь и не могут понять того, что постигнуто другими». И я задал себе вопрос: вторично ли явление расщепления интеллекта человека на три ветви (на самом деле все намного сложнее), или оно отражает фундаментальную функцию гена? Если верно второе, то функция эта принципиально может быть обнаружена…
    Волна гвалта захлестнула голос профессора, но вот он закричал в микрофон:
    –Да! Мы нашли метод! Но это не вмешательство в генетику! Попутно могу сообщить, что мозгами третьего рода кишмя кишит в науке, искусстве и политике. Территория наших Городов – частная, вернее – коллективная собственность жителей и никого не касается, как мы набираем обслуживающий персонал и бойцов охраны, если методики и тесты не наносят морального и физического ущерба. «Первая задача общежития, во имя чего отдельные люди сошлись в общину, заключается в защите своих членов от больных, одержимых зудом убийств, от тунеядцев, от нездоровых отклонений от нормального типа, стремящихся жить за счет труда других и устраняющих с дороги всякое существо, мешающее им удовлетворять их похоти». Нордау.
    Зал взревел, словно получил гигантскую оплеуху. Катерина зажала уши.
    –…Да! Да! Грабим общество! Да, помимо прочего, берем только физически здоровых, не уродливых людей!.. – отчаянно огрызался профессор.
    И вновь:
    –…Забирайте! Всех до единого! Предложите более выгодные условия и забирайте! Только до сих пор ни один не ушел и не уйдет, провалиться мне на этом месте!
    –Он как мальчишка, – улыбнулся Ким, – не удивлюсь, если даст кому-нибудь по шее.
    –Ким, когда ты вернешься домой? Или насовсем переселился в Ядерный Центр?
    –Скоро вернусь. Несколько дней – потерпи. Работали – круглые сутки, целый месяц. Что бы я делал без своего ассистента!
    –Ненавижу его.
    –Вот горе-то… Ну – не повезло человеку с внешностью, что теперь?
    –Он убийца.
    –Он талантливый физик. Может… немного и недолюбливает своего начальника. А многие ли нас любят? Послушай, что творится в зале. Иногда мне хочется навсегда остаться за стенами нашего Города… Кто вам на этот раз нужен?
    Перед супругами стояла молоденькая девушка-журналистка.
    –Я… простите…
    –Позвольте, – прервал ее Ким, – а где же ваша кошурка?
    Девушка покраснела и опустила глаза.
    –Представь, Катя, эта милая особа пришла вчера в Ядерный Центр брать интервью с кошкой на руках.
    Катерина фыркнула в ладошку.
    –Ее не с кем было оставить. Она не любит одиночества, запрешь – всех соседей подымет.
    –Так почему сегодня без кошки?
    –Сбежала… Вчера…
    –Совсем?!
    –Нет. Стих такой – иногда сбегать. Потом является.
    –И, небось, с котятами?
    –Бывает…
    В зале вновь раздался яростный взрыв голосов. Ким прислушался.
    –Господи, о чем это они? – спросила журналистка.
    –В Городе у нас нет ни замков, ни запоров. Жители согласились носить, никогда не снимая, индикаторы местонахождения, – Ким показал девушке изящный браслет на левой руке, – и если вдруг случится ЧП – виновники ищутся среди тех, кто браслет снял.
    –Но после того как гости Города сильно в нем насвинячили, всем, кто заходит за шлагбаум, предлагают временно надеть браслет.
    –Это посчитали за нарушение прав человека, и вот вам буря в стакане воды. Ломать голубые ели и дергать пионы – не нарушение.
    –Я никогда не была в ваших Городах. Просила главного редактора, но он… – журналистка умолкла, смущенная.
    –Ваш редактор нас не любит, – засмеялась Катерина. – Приезжайте, я вас приглашаю. С кошкой, если отыщется. А сюда вас командировали – освещать в печати пресс-конференцию?
    –Да. Только… Вы меня не выдадите? Я скажу, что опоздала и меня не пустили в зал. Что тут освещать? Обезьянник. Напишу, как есть – с работы вылечу, лицемерить – не хочется. Мне бы о вас написать, так вы не согласитесь. Не любите.
    –Откуда вы знаете?
    –Знаю.
    –Я не люблю, когда журналисты копаются в разной шелухе. А хорошая статья… Почему нет?
    –Вам реклама не нужна. Как вы играете!
    –Я никогда не играю. Не сыграла еще ни одной роли.
    Ошеломленная журналистка даже рот приоткрыла.
    –В какой роли вы меня видели?
    –Агафья Тихоновна… «Женитьба»…
    –Самая дурацкая роль. Я ее не играю, я становлюсь Агафьей. Мозги у меня во время спектакля гладкие, как арбуз. Спросит кто ненароком: сколько – дважды два? Не отвечу. Агафья Тихоновна не учила таблицу умножения.
    –Не может быть!
    –А что, учила?
    –Я не о том… Ах, вы шутите!
    –Не шучу. Я очень боюсь играть роли, где героиня сходит с ума или умирает. Там я постоянно себя контролирую, чтоб до конца не войти в образ и роль получается плохо. Режиссеры мне их и не дают, заметили.
    –О, Господи… – прошептала журналистка и даже попятилась в испуге.
    –Приглашаю вас в гости. Вот визитка, это пропуск. Вы не против личного индикатора? Нет? Ну и хорошо. Ким, когда ты освободишься?
    Муж развел руками.
    –Несколько дней, и… Мы со щитом! Мир ахнет.
    –Позвольте ваш телефон. Как только наш гениальный ученый откроет свой перпетуум-мобиле…
    –Чтоб ты знала, балаганная плясунья, – если эксперимент удастся – побочным эффектом будет море почти бесплатной энергии.
    –…я вам позвоню. С кошкой придете? К тому времени найдется?
    –Кто ж ее знает, побродяжку. На кошку не надо пропуск?
    –На кошку не надо. А в зале все шумят?
    –…В принципе ваше обвинение не должно иметь места. Почему? Посудите сами: слияние родительских хромосом, среди которых могут быть слабые или вообще дефективные, изначально случайное – законно, но целенаправленный подбор наиболее доброкачественного генного материала – преступление! В ребенке могут случайно слиться сильные гены родителей, но может быть и наоборот – ребенок рождается уродом. Почему методика, исключающая второй вариант, должна быть наказуема?
    –Генная инженерия?!
    –Это то же клонирование! Оно противозаконно!
    –Штамповать зомби! Клепать убийц!
    –Здесь я соглашаюсь. В преступных руках… Конечно. Конечно! Именно поэтому категорически заявляю: ни я, ни мои ассистенты вмешательства в передачу наследственности не производили…
    В ответ профессору раздался свист и насмешливое улюлюканье.
    –…и пока никакой экспертизой мнимое вмешательство не доказано…
    Свист и улюлюканье усилились. Ким, Катерина и журналистка долго ничего не могли понять в хаосе криков и самого безобразного шума. Похоже, что профессор нарочно провоцирует беспорядок и что это так, выяснилось довольно эффектно. Он дождался апогея свалки, схватил микрофон и громовым голосом словно пришиб распоясавшуюся публику.
    –Слушайте!!! Теперь я раскрою подноготную сегодняшней, так называемой, пресс-конференции, народ должен знать своих героев! Тихо!!!
    Зал кое-как утихомирился.
    –Кто все эти люди, что затеяли травлю в прессе? Кто собирает митинги и подписи под всякого рода петициями? Кто собрал вас сегодня? Вот их имена, я зачитаю список… Тихо!! Дайте сказать, а там хоть линчуйте!
    Профессор быстро и четко зачитал ряд из почти тридцати фамилий, бросил список на стол и пришлепнул его ладонью.
    И – жестко чеканя слова:
    –Все эти люди в то или иное время являлись в администрацию наших Городов, но никто из них не выдержал жестких тестов, им было отказано, так сказать, в гражданстве. Причем, половина из них просьбами, взятками, угрозами даже, пытались склонить нас произвести противозаконную операцию, в чем им, конечно же, тоже дали от ворот поворот. Я не такой лопух, чтоб меня взять голой руганью и хулиганским свистом: когда сильно доймете, представлю неопровержимые доказательства по каждой фамилии. Теперь эти люди объявили себя борцами за генетическую чистоту человечества и поклялись уничтожить апартеид – сотню наших Городов, по которым можно тысячу километров пройти босиком и не поранить ног. Им бы хотелось забросать наши скверы и газоны рваными пластиковыми пакетами и усеять тротуары стеклом битых пивных бутылок. В этом, что ли, видят они всеобщее равенство? Во всеобщем свинстве?
    Мгновенная тишина ударила по барабанным перепонкам. А потом… Казалось, обрушился потолок. В зал ворвались бойцы службы безопасности и принялись растаскивать взбесившуюся толпу.
    Профессор подошел к сыну и невестке, кивнул девушке-журналистке. Совершенно седая голова, сухая, подтянутая фигура, легкая походка. Глаза веселые и злые.
    –Они сами себе подставили ножку, в самом начале, не слышал? – спросил он Кима.
    –Нет.
    –Один недоумок торжественно предъявил обвинение, что жители Городов захватили самые лучшие земли в стране – с лесами, полянами, ручьями и так далее. Конфуз: всем известно, что земля под Города покупалась только бросовая и вся роскошь на ней – ценой огромных затрат и трудов. На недоумка начали шикать, а он – пуще, короче – драка, вытолкали прочь с разбитым носом!
    Журналистке вдруг показалось, что перед нею не всемирно известный ученый, а Том Сойер с рогаткой в кармане. Она бережно спрятала в сумочку визитную карточку, попрощалась и стала пробираться по разгромленному фойе к выходу. Группы возбужденных людей переругивались, жестикулировали. Из беспорядочного разговора одной из них уловила несколько фраз:
    –Идиоты мы…
    –Уже бесполезно поднимать хвост – там очень крупные люди…
    –Субсидии…
    –Заметь, как он нахально держался – он же ничего не боится!..
    –И откуда бойцы?! Целая рота…
    –В интернатах, говорят, десятки тысяч детей…
    –Дорогая операция?
    –Спрашиваешь. Не для нашего кармана…
    В другом месте мужчина и женщина:
    –Ведь это секрет Полишинеля! Почему не оформить законодательно?
    –Политика.
    –Вам вечно политика. Нигде без политики.
    –А как же. Кому надо отказать – отказывают, кивая на закон, оно не обидно, а вот если отказать из-за нашей физической и духовной колченогости… Гм. Неудобно! Люди-то ведь все равны. Имеют одинаковые права. Бездельник и пьяница в седьмом поколении имеет право заселять дворы и подвалы своим неполноценным потомством, согласен, его право. Вот только я не согласен с обязанностью из своего кармана субсидировать пьянство и прокормление этой шушеры.
    –При чем здесь ваш карман? Бедным помогает государство.
    –Людовик, не помню порядковый номер, говорил: государство – это я.
    И уже на площади, в светлых сумерках: плачущая Катерина машет рукой мужу, тот садится в машину и уезжает. Катерина с профессором уезжают на другой. Бойцы охраны, их окружавшие, расходятся.
    «Через несколько дней… Сейчас она совсем не похожа на великую артистку. А чего плакать-то? Такой мужчина!»