Апартеид. Часть XI. Разрубленный узел

                Разрубленный узел
   
   
    Праздников, как таковых, Новый Мир не знал, но по всей планете маяками веселья и ничегонеделания (кроме актеров и музыкантов, конечно, да служащих по разнарядке) рассыпались бесчисленные парки с театрами, ресторанами, танцплощадками, музыкальными залами, гостиницами, саунами, пляжами, детскими городками и аттракционами. В один такой парк, довольно неблизкий к пустынному краю, где обитала Инга, она и сманила Кима.
    «Плыть» пришлось долго, даром что двухместная гондола мчалась с фантастической скоростью.
    –А бывает, что в такой «скачке» гондолы разбиваются? В лепешку, например, – шуткой Ким пытался скрыть некоторый страх.
    –Да, бывает. Я слышала – лет триста назад, в Северной Америке, одна романтичная девица вздумала влететь в гондоле в торнадо, в самую его серединку. Ее так тряхнуло, что пришлось несколько дней склеивать.
    –Гондолу?
    –Вот еще. Девицу.
    –Склеили?
    –А что с ней сделается. И в тюрьму посадили! На месяц. Чтоб не хулиганила. А может быть, все это болтовня. Арий, вот, недорого возьмет, чтоб сочинить басню и поглупее.
    –В эти края торнадо не залетают? – Ким шутливо осмотрелся: а не маячат ли где их черные столбы?
    –Нет! Не бойся!
    «А чего мне бояться? – вдруг поразила мысль. – Смерти? А зачем жить? Я – изгой, даун, олигофрен. Полнее ознакомиться с Новым Миром? Чтоб еще глубже прочувствовать собственное ничтожество? Трудиться на сборе клюквы? Или ловить камбалу? Жить анахоретом в лесу или горах? Не тот характер… Инга! Последняя радость жизни… Чудное, необыкновенное создание. Но ей еще век цвести восемнадцатилетней девочкой, мне – тридцать, а через двадцать лет?.. Неприличный мезальянс… У меня нет общего индикатора, личный «случайно» сломаю, пока суд да дело – заберусь с гондолой в горы, повыше, и выброшусь в пропасть…»
    –Ким!! – вдруг отчаянно закричала Инга. – Ким!! Я боюсь!! – и вцепилась в него с неожиданной силой.
    –Чего боишься, дурочка?!
    –Н-н-не знаю… – зубы у нее стучали. – Страшно…
    Гондолу притормозили и с полчаса висели над метелками степных трав.
    –Я за тебя беспокоюсь… Мне все чудится… Я не знаю, что мне чудится… Я к доктору пойду…
    –Не надо докторов, – мягко возразил Ким, – я лучше докторов вылечу.
    Обнял левой рукой, правую запустил в ее густые шелковистые волосы, тихонько массировал голову. «Инга, любовь моя, мое солнце…» Инга притихла. «Я люблю тебя, я тебя не покину, пока ты сама не захочешь этого…» Инга вдруг засмеялась:
    –У тебя руки волшебные! Все прошло! Блажь какая-то накатила. Поплыли дальше?
    «Она знает, кто я. Вернее – чувствует, знать – невозможно».
    Прибыли они в сказочной красоты край: множество озер причудливой формы с островами-садами, ровные долины, невысокие сопки в лиственных и хвойных лесах, там и здесь чудесные здания, похожие на цветы из камня и металла, открытые сооружения – летние рестораны и танцплощадки. Оттуда доносилась странная на слух Кима музыка, мелькали танцующие пары. И – множество нарядных людей. Ким уже привык к пустынным просторам и чувствовал себя не в своей тарелке.
    –Ничего не бойся, – успокаивала его Инга, – сейчас поищем, где… – она не сразу нашла слово, – …где наш интимный кружок.
    И точно: Ким улавливал на себе лишь мимолетные взгляды, сильно уж отличался он от остальных, но никто не глазел, не рассматривал, не выражал назойливого удивления при виде необычного незнакомца.
    Интимный кружок отыскался за столом маленького уютного ресторанчика, кроме Майи и Ария в него входили еще две пары, дружеских, любовных или супружеских – Ким определить не мог, он давно уже бросил попытки разобраться в матримониальных отношениях Нового Мира.
    Друзья и подруги блаженствовали в качалках, несколько других столиков тоже занимали наслаждающиеся отдыхом «труженики». Там разговаривали на своем языке и с почти незаметным удивлением поглядывали на столик, вдруг перешедший на неизвестный странный язык. Кима смутила и любезность новых знакомых и любопытство окружающих, но скоро на них перестали обращать внимание и он успокоился.
    Здесь впервые увидел детей, за своим столом, мальчика и девочку. Девочка возраста Нины, мальчик поменьше. Если взрослые, по его мнению, отличались совершенной красотой, то на детей вообще было больно смотреть, как на полуденное солнце, – ожившие цветы, а может – ангелы, шутки ради посетившие грешную землю. Дети ни в какую не желали влезть в свои миниатюрные качалки и шалили около родителей.
    Ким по привычке переводил взгляд с детских лиц на лица взрослых, улавливая сходство, набираясь при этом похвальной смелости выдать комплимент. Его намерение не осталось незамеченным проницательными собеседниками и вызвало добродушный смех.
    –Вы хотите найти в детях отцовские черты? Не ищите, их нет, – сказала одна из женщин.
    –Я отцу моей девочки и не сообщила о ней, – добавила другая.
    –Как так?! – воскликнул Ким.
    –Сначала поленилась, а потом забыла.
    –А мой мальчишка дружит с отцом. Только не знает, кто он. Да и тот не знает.
    На Кима было жалко смотреть. Тогда в разговор вступил один из мужчин:
    –У женщин, после родов, лет на десять-двенадцать, вспыхивает любовь к собственному ребенку, и только к нему, своего рода атавизм, потом все входит в норму: мы одинаково любим детей, не различаем своих и чужих. Для мужчины счастье подружиться с женщиной, у которой маленький ребенок.
    –Женщины, между прочим, бессовестно этим преимуществом пользуются, – добавил другой.
    –Ой, ой, ой! – довольно горячо возразила Инга. – Как будто я и одна не смогу полюбить, кого мне хочется.
    –Да, конечно, я…
    –Ага! Заюлил!
    –Заюлил?! Когда тебе исполнилось два года мне нравилась другая женщина, а твоя мать преспокойно… преспокойно меня… как это по-русски сказать…
    –Захомутала! – саркастически подсказала Инга; благодаря неправедному усердию Ария она обладала несравненными познаниями в области русского языка и литературы, включая сюда и разного рода воровское арго.
    Оппонент ее несколько мгновений моргал глазами, определил, что неизвестный термин имеет своим корнем «хомут» и решил, что ничем лучшим нельзя характеризовать ситуацию.
    –Вот именно.
    –Вы говорите – десять-двенадцать. А потом? – прервал назревающий спор Ким.
    –А потом связь стремительно ослабевает и годам к пятнадцати-шестнадцати совсем исчезает. Дети и родители становятся просто друзьями.
    –Иногда и забывают о своем родстве.
    –Да, случается.
    –А если – инцест? – спросил Ким.
    –Обычно не принята близость среди родственников, но главное, чтоб генетический комплект не имел изъянов. Служба Порядка…
    –Медицинское подразделение.
    –…конечно – Медицинское подразделение Службы Порядка следит за этим. И очень строго.
    «Отец, отец, – подумалось Киму, – это ведь ты натворил. Твоя работа».
    –Хватит вам! – воскликнул Арий. – Праздник у нас или лекция?
    Утешило Кима то, что, несмотря на огромные изменения во всем, обычаи застолья почти не изменились. Он сразу обратился к чудесному посолу рыжикам, льстясь мыслью, что собраны они им, и с тоской вспоминал скромные семейные торжества, когда под такие же грибки выпивалась небольшая запотевшая разлатая рюмка пшеничной водки.
    И вдруг, словно повинуясь его мыслям, перед ним появился, неведомо как, фужер, ледяной, покрытый росой, с содержимым, не вызывающим никаких сомнений в своей природе. Ким обернулся к Инге. Та смеялась:
    –Пей! Тебе можно. А нам – виноградное вино, к крепкому мы не приучены.
    И добавила:
    –Ты никогда не бываешь по-настоящему веселым, может, сейчас позабудешь грусть.
    Ким выпил и зажмурился от наслаждения – настолько чист и вкусен оказался напиток.
    Напряжение спало, Ким действительно немного развеселился, Инга объявила, что через час поведет Кима в театр, вышла из-за стола и неведомо куда и зачем умчалась. Лишь много позже выяснилось, что хлопоты ее связывались с пьесой, которую по ее просьбе ставили в театре. А Кимом занялась Майя, причем с таким откровенным азартом, что он не знал, куда девать глаза. Однако никто и не думал что-либо замечать, скорее, – действительно не замечали обыденных вещей.
    Чтоб как-то отвертеться от нежностей женщины, Ким спросил Ария:
    –Сколько всего на планете жителей?
    Арий не понял:
    –Каких? Кого ты имеешь в виду?
    –Нас или тюленей? – встряла Майя.
    –Тюленей?.. – опешил Ким.
    –Я забыла – Инга зовет их цаплями.
    –Вы принадлежите к разным расам?
    –Расам?..
    Кима не сразу поняли, потом одна из женщин сообразила:
    –Люди разных рас были способны давать здоровое потомство, а мы с тю… с цаплями! биологически несовместимы – от наших браков не могли бы родиться дети.
    –Мы и цапли составляем двойной северный вид, если считать только нас – то около ста миллионов, – добавил Арий.
    –На всей планете?
    –Нет. Мы – северные виды. Вся Северная Америка, весь север Евразии и два больших анклава: в Австралии и на юге Африки.
    –А остальная территория? Пустыня?
    –Кроме нашего двойного вида есть еще два южно-азиатских и один южноамериканский. Одинарные виды.
    –И так же несовместимы с вами?
    –Конечно. Все виды несовместимы друг с другом. Как на озере: чайки, утки, гуси, лебеди – все птицы, но меж собой не мешаются.
    –И почему один ваш вид двойной?
    –Вы знаете историю о Киме и его отце? Древняя, конечно, история…
    Ким отрицательно покачал головой.
    –Это, можно сказать, бог нашего мира, а Ким – Адам. Отец создал первые анклавы нового вида; трудное и опасное дело – ополчился чуть не весь мир. Однажды дошло до грани войны, но уж очень сильны оказались новые люди, их побоялись. Долгое время вид создавался только в этих, первых очагах, монополия, своего рода, но гласно и негласно в них стекался генетический цвет всех наций земного шара. Генетическое богатство как бы не уместилось в рамках одного вида и он довольно быстро раздвоился. Другие анклавы возникли позже и генетическая их природа получилась более однородной, они сохранили единство.
    –Человечество разошлось на пять разных видов…
    –Не на пять, а на пятьдесят пять! – сердито поджала губки Майя, одаривая, тем не менее, Кима нежным взглядом. – Одних только пород мартышек считать, не пересчитать.
    –Это… – начал было Арий.
    –Замолчи! Я тоже хочу поговорить. А то тебя не остановишь до утра. Самый сильный генофонд сконцентрировался и перестал смешиваться с остальной частью людей, и там произошел… произошла! обвальная деградация и вымирание, но вот только осадок все же остался – выпал на дно пробирки! и остаток этот хуже скорпионов: тем уже сто пятьдесят миллионов лет, а они какие были – такие и остались и ничто их не берет, и мартышек ничто не берет…
    –Скорпионов истребили! – возмутился Арий.
    –Не истребили. У тюленей в институте бегают, в стеклянных банках.
    Обернулась к Киму и широко развела руками:
    –Там банки – ого! Пять таких ресторанов войдет.
    –Скорпионы в банках не в счет, – упорствовал Арий.
    –Как не в счет?! Очень даже в счет!
    –Не в счет!
    –В счет! И мартышечьи гетто – те же банки. Цаплям делать нечего, вот они и развлекаются, когда вылезут из своей черной дыры и снимут змеиную кожу: то скорпионов тетешкают, то с мартышками целуются.
    –Никто с ними не целуется.
    –Целуются! Ты – первый!
    –Тогда и ты!
    –Сам дурак!
    Ким схватился за голову, настолько живо вспомнился детский сад, куда он водил дочь.
    –А ну замолчите!!
    Спорщики мгновенно умолкли, только обменивались сердитыми взглядами, Арий не удержался и состроил Майе рожу, а та в ответ показала ему язык. «Сущие дети, – снова подумал Ким, – будьте как дети! «Будьте как дети»?.. Будьте как дети… Откуда эти слова?..»
    –С мартышками мне случилось встретиться. Гнусные твари.
    –А кроме них…
    –Майя, пусть лучше Арий рассказывает, а то вы опять подеретесь.
    А чтобы вознаградить обиженную женщину взял ее руку в две свои. Счастью вознагражденной не было границ.
    –Есть территории – в Южной Америке, Центральной и Северной Африке, на Ближнем Востоке – расы на этих территориях почти не потеряли ценного генофонда, но и не включились в новый процесс, сохранили свою природу, ту, еще от мезолита.
    –Бедные они бедные! – не удержалась Майя.
    –Да. Жизнь у них довольно жалкая. Где-то на обочине…
    Под столом произошел некоторый шорох. Киму показалось, что Майя ударила Ария свободной рукой. Зачем она это сделала, он не мог постигнуть, но Арий смешался и заморгал.
    –Я… Впрочем, я никогда в те края не путешествовал. Живут себе и живут. Откуда мне знать? По-своему они счастливы, ну и ладно. Люди как люди.
    –Можно мне с вашей дочерью познакомиться? – вдруг спросил Ким женщину напротив.
    Та улыбнулась и кивнула головой. Малышка смело подошла к Киму и встала перед ним. Яркие, блестящие глазенки, не мигая, смотрели в глаза Кима, у него комок подкатил к горлу. «Нина!.. Нина!.. Господи…»
    –Поцеловать… разрешите?..
    Девочка обернулась к матери, мать что-то сказала, девочка засияла и сама поцеловала Кима. Важно произнесла несколько слов и за столом грянул хохот.
    –«Когда мне будет восемнадцать – я тебя полюблю!» – перевела Майя.
    Ким опустил голову. Не о той любви ему подумалось… «А это? Неотения с обратным знаком? У барышни в глазенках совсем не детские искорки!..»
    Арий предложил покататься на лодке, дети восторженно захлопали в ладоши. Отправились на озеро, по нему во все стороны неторопливо двигалось десятка два изящных легких суденышек. Выбрали две сказочные ладьи, дети хотели плыть только с Кимом, так и поделились: две пары в одной, Ким, Арий, Майя с детьми во второй.
    Детвора не ошиблась: Ким сделал несколько осторожных примерочных гребков и лодка вдруг понеслась стрелой под их восторженный визг. Девочка не сводила восхищенных глаз с могучего кормчего, он же старался не смотреть на нее. С других лодок доносились приветственные возгласы, многие пытались держаться вровень, но тут же отставали. Арий и Майя подпрыгивали от азарта гонки и неизвестно, кто тут больший ребенок, они или двое малюток.
    –Купаться можно? – спросил Ким.
    –Конечно, – ответил Арий, – вон лодка, и вот – уже барахтаются в воде.
    Ким разделся, встал на корме, сделал сальто в полтора оборота и обрушился в озеро. Маленькая его поклонница замерла от восхищения.
    –Что-то в нем есть нечеловеческое, – тихо сказала одна из женщин в другой лодке.
    –А мне он внушает одновременно страх и чувство защищенности, – добавила вторая, – хотя – защищенности – от чего?.. – и пожала плечами ввиду явной нелепости своих чувств.
    Над водой вихрем мчалась гондола, Инга нетерпеливо высматривала друзей, подлетела к ним.
    –Майя, где Ким? – но Ким уже вынырнул из воды с большой ракушкой в руке. – Пересаживайтесь в гондолу, скоро спектакль начнется.
    Ким сунул ракушку детям, вытерся пожертвованной Арием рубашкой и оделся.
    Гондола умчалась, а к веслам, на огорчение девочки, приступил Арий, что было совсем не интересно.
    Театр показался Киму странным – скорее походил на огромный цирк. Круглый конусообразный амфитеатр, а где-то внизу, в центре, небольшая круглая площадка, там копошилось несколько еле заметных фигурок.
    –Что ж мы тут увидим? – разочарованно протянул Ким, когда они заняли свои места-качалки.
    –Увидим, – пообещала Инга.
    И точно: по всем правилам медленно угас яркий свет, зато на сцене так же медленно разгорелся белый шар, шар распухал и вдруг словно лопнул, неслышно исчез, а совсем недалеко, казалось в нескольких шагах, возникли гигантские яркие декорации… Ядерного Центра! Шла трагедия из жизни Древнего Мира, поэма о верной любви, борьбе и ненависти, трагической гибели главного героя, его, Кима!.. Портретного сходства не предполагалось, но он узнавал и себя, и Катерину, отца и мать, даже девушку-журналистку, она, оказывается, на всю жизнь осталась верной подругой его жене.
    Спектакль захватил Кима, он ловил испытующие взгляды Инги, но не задумывался над их природой; а на возмутительное поведение Майи даже не отреагировал. Та, в полумраке, взяла его руку, поцеловала и прижала к своей груди, девственной и упругой, как у школьницы-старшеклассницы.
    –И ты ничего… не вспомнил?.. – прошептала Киму Инга, когда в конце спектакля отдымили руины Центра и герои стояли, склонив головы, у черного обелиска.
    Но Ким уже насторожился. Инга, по-видимому, с вполне определенной целью привела его в театр.
    –Нет. До белой стены – все, как на ладони, дальше – черная вода. А что, я действительно похож на этого… вашего Адама?
    Инга потупилась.
    Гром аплодисментов, счастливые актеры кланяются, толпы зрителей неторопливо выливаются из амфитеатра. И только здесь Ким опомнился и отнял свою руку у Майи, которая, как показалась, в театре не слышала ни одного слова и ничего не видела.
    День клонился к вечеру, гондола замерла у входа в ресторанчик, доносились смех и веселая музыка. И тут на Кима нашло. Слишком много впечатлений в один день. Спазма сжала горло.
    –Майя, – попросил он, – оставь нас с Ингой на пару минут.
    Удивленная женщина отступила, Инга подняла глаза на Кима.
    –Инга, ты что… решила меня отдать подруге?
    –Не понимаю. Кого отдать? Тебя? Зачем? И как это – отдать?
    Ким отбросил дипломатические экивоки и достаточно выразительно разъяснил свое понимание сложившейся ситуации. Инга всплеснула руками и рассмеялась.
    –Так она ж тебя полюбила!
    –Полюбила?! А как же… ты?
    –А что – я? Никуда не денусь. Что ж, ей страдать? Она моя лучшая подруга.
    Кровь бросилась Киму в голову.
    –Инга, я тебя обманул. Я не терял памяти, знаю, кто я, знаю откуда. Только не могу тебе этого сказать и никому не скажу. Нельзя. Не спрашивай, почему. Так вот, мне в вашем мире нет места, я живу только ради тебя, только благодаря тебе. А там… на родине! есть такой закон: мужчина принадлежит одной женщине и женщина принадлежит одному мужчине. По вашему закону жить не хочу и не буду, если ты не принимаешь моего – давай расстанемся друзьями. Попроси ваш Верховный Совет, пусть мне определят место подальше от людей, чтоб мог работать и жить.
    Инга отчаянно расплакалась и обняла Кима.
    –Нет, Ким, нет! Я… у меня.. ты один! Никогда другого не будет!.. Ким!.. Никогда…
    –Ну и все. Тогда о чем плакать? Не плачь же, Инга, успокойся.
    Но Инга продолжала рыдать и судорожно цеплялась за Кима. А он не догадался, что своим обещанием ему она отказывалась от счастья быть матерью, самого большого счастья женщины.
    –Инга, иди к своим друзьям, а мне праздник не в праздник. Я вернусь. Я уже соскучился по твоему… нашему! нашему! дому.
    –Ким!.. Ким!..
    –Успокойся. Веселись. Сегодня, завтра. Я не боюсь одиночества. Буду по тебе скучать. …А губы какие соленые! Рева-корова. Это дразнилка мо… детей, которые жили тысячу лет назад.
    Гондола с Кимом давно исчезла за горизонтом, а Инга смотрела в вечернее марево, несчастная и потерянная.
    А за столиком ресторана всхлипывала Майя, тоже несчастная и тоже потерянная.
    –Бедная Инга, попала в переплет, – вздохнула мать мальчика. – Страдает.
    –Так есть, за что страдать, – продолжала шмыгать носиком Майя, голубые ее глаза роняли крупные слезы.
    –По-моему, он просто урод. Мамонт какой-то, – это мать девочки.
    –Что ты такое говоришь?! – вдруг взвилась дочь. – Он красивый! Он самый красивый!
    –Ну-ну, солнышко мое! Красивый, конечно красивый, – мать прижала девочку к груди и поцеловала в волосы.
    –Откуда он может быть? – задумчиво, скорее сам себя, спросил один из мужчин. Арий пожал плечами.
    –В Южной Америке есть большие анклавы, они замкнуты на себя, не любят ничего из внешнего мира.
    –Едва ли. Когда в этих племенах появлялись такие яркие звезды?
    –Вот и появилась. Хорошие способности, физическая мощь, внешне похож на Кима, занялся языком, науками, надорвал психику, решил, что сравнялся с людьми Северного Вида.
    –Но как он оказался среди нас?! Это невозможно!
    –А откуда мы знаем, какой еще чепухой занимаются цапли? Вожжаются же они с мартышками. Те до того обнаглели, что прорыли дюжину нор под стеной и через Зону повадились воровать у нас картошку и помидоры. Мы их подкараулили и как же они выли, когда улепетывали! Я Ингу еле удержал, до смертоубийства могла б дойти.
    –Это ты уже зря.
    –Клянусь! Когда захочет – стальным клинком делается, а не женщиной. Потому она и влюбилась в Кима. Он – гладиатор, единственный, об кого ее клинок может затупиться.
    Когда стемнело праздник разошелся вовсю, две несчастные и потерянные еще немного поплакались друг дружке на свою горькую женскую долю, Инга пообещала подруге, что постарается уговорить Кима не быть таким жестоким.
    –Я не понимаю, – кипела она, – почему любить двух женщин, значит что-то потерять, а не приобрести?!
    Потом Ингу осенила другая, более счастливая мысль:
    –Майя, он просто дикарь. Немного поживет у нас, освоится, и тогда… О! Ребенок у меня все же будет. Пожалуй, от Ария.
    Подруги утешились, вытерли слезы и отправились танцевать.
    А Ким мчал по пустынной равнине, прямо на пылающий запад. Алое, уходящее солнце горело символом его необыкновенной и жестокой судьбы. «Новая физика!.. Прошли века и века, а никто ее заново не открыл. А зачем ее открыл я? Погубить себя…» Горькие мысли мешались с мрачной горделивостью.
    У реки Ким сбавил скорость и поплыл над водой у берега. Вот островок, где они с Ингой любили купаться. «Чудная женщина! Катерина, прости, но она твоя дочь. Да и моя тоже».
    В круглых стеклянных комнатах дома царили приятные прохлада и полумрак. Ким обошел его весь, от кухни под залом до детской. Качнул крохотную кроватку. «Ким, вы – подлец. Ведь от меня у нее не может быть детей. Она потому и плакала. Беда, беда. Надо принимать новые порядки, а не носиться со своими. Это что, у меня две жены будет?! Да еще та, востроглазая, подрастет! Гарем?!»
    Сошел в зал и тут на глаза попалась тиара, аппарат, с которым Инга в таком глубоком совершенстве изучила русский язык. «Почему Инга уверена, что я не пойму их языка? Хоть что-нибудь да останется в голове. А то, как-то, и неловко перед людьми».
    Техника обращения с тиарой достаточно проста, он это знал и осторожно надел прибор на голову. Показалось, что несколько десятков тончайших иголочек через кости черепа впились в мозг, неприятное ощущение. Ким включил экран, переводчика, определил задание. Экран потребовал уточнений, Ким ответил, что необходим минимальный блок устного общения для tabula rasa, спросил, может ли задание быть выполненным. «Задание выполнимо, но оно бессмысленно, – продолжал перестраховываться экран, – требуется обосновать его необходимость». «Будьте мудры, как змии!», – подумал Ким и «обосновал»:
    –После травмы головы возникли затруднения в речи. Не хочется лишний раз беспокоить врачей.
    Электронные мозги экрана возможности подобной беспардонной лжи не допускали, немного посомневались и дали «добро». Ким нажал нужную кнопку на пульте…
    …Танцевальная площадка кипела многоцветьем женских платьев и причудливой пестротой мужских костюмов, гремела музыка, черное небо то и дело вспыхивало умопомрачительными фейерверками. Инга запыхалась в быстром танце, сказала Арию, чтоб он от нее отвязался, что ей надо несколько минут отдохнуть и вдруг почувствовала жжение на пальце. Подняла руку. Камень на кольце пульсировал багровым светом.
    –Ким! – воскликнула она. – С ним что-то случилось!
    Опрометью бросилась с площадки, прижала к виску камею, но дом не отвечал.
    –Инга, возьми вот это! – Арий сунул плоскую прямоугольную коробочку.
    –Да!.. Да!..
    Коробочка заменила камею. Инга закричала.
    –Он лежит на полу! Он мертвый!
    Арий выхватил коробку и застонал:
    –Что он наделал… И мы хороши! Надо было сразу унести тиару… Но кто мог подумать!
    Первой опомнилась Майя:
    –Скорую Помощь. Ближайшую. Арий, вызывай.
    –Ближайшая у цапель.
    –И хорошо. Вызывай!
    –Инге надо вызывать. Должны быть ее координаты.
    Инга вызвала Скорую Помощь и побежала к стоянке гондол.
    –Куда? Зачем? Скорая будет через несколько минут, а ты долетишь за два часа.
    –Я не домой. Я на Станцию, к цаплям. Арий… Ты с ними часто общаешься…
    –Конечно. Я с тобой. Майя?..
    Майя даже обиделась на вопросительную интонацию в голосе Ария. Через несколько минут гондола несла их троих в ночь, беззвездную и неподвижную.