Душа в консервной банке

Нет, я все же гениален! Пусть я не пишу шедевров маслом, пусть стихи мои не заставляют рыдать и я не ставлю балетных постановок. Но я гениален. Я гениален тем, что могу так глубоко взглянуть себе в душу, что самому становиться страшно и хочется выть от ужаса. А это, дорогие мои, не так-то просто. Мы часто в шутку или всерьез признаем свои слабости и недостатки, по большому счету очевидные всем. А что нам делать? Скрывать их невозможно, отрицать их стыдно. Вот и остается нам прибегать к старой военной пословице: «Лучшая защита – нападение». Мы, предвосхищая чужие разговоры, шутки и издевки, быстренько признаемся во всех своих слабостях, страхах, фобиях и бзиках. Нас, за такую смелость, сразу же прощают или дают скидку в общении. Мы расслабляемся. Главное – не меняясь, никак не напрягаясь, никому не уступая, мы приобретаем почти полную индульгенцию и живем дальше. Класс! Это так здорово, практично и необременительно. Ну что, вспомнили случаи из жизни? Нет? А вы покопайтесь в памяти, там точно есть примеры в подтверждение моей правоты. Но сейчас не об этом.
Я гениален. Только что речь шла о слабостях и недостатках. Все так. Но ведь слабости и недостатки имеют одну очень характерную черту. Именно ту, которая их отличает от действительно главных героев сегодняшнего разговора. Соображаете какую? Нет? Ну, скажем так, если принимать предмет разговора за тело человека, то слабости и недостатки – это кожа. А я пытаюсь вывести разговор на сердце. Главный внутренний орган. В последствии, так сказать в процессе, многие будут возражать, доказывая, что предмет разговора не похож на сердце, а скорее на печень или даже мозг. Любое из этих утверждений в корне не верно и я вам это докажу.
Так вот, я гениален. И это факт. Гениален в том, что могу так глубоко взглянуть себе в душу, что…. Прошу прощения. Это я уже говорил. Так вот. Речь сейчас идет о пороках. Глупо и бесполезно отрицать наличие у себя каких-либо пороков. Я никогда не поверю, что есть человек, совершенно безгрешный. Все мы живые люди, а человек тем и отличается от машин, что имеет эмоции, и тем и отличается от животных, что способен поддаваться этим эмоциям. А значит совершать ошибки и иметь пороки. Ведь пороки – это дети эмоций.
Чем слабости отличаются от пороков? Слабости и недостатки лежат на поверхности, они заметны и все о них знают. Пороки скрыты глубоко в душе, а в моем случае составляют ее фундамент, и никто, кроме вас, о них не знает. Если вы сами не решаетесь кому-нибудь доверить это ваше сокровенное, ваше нелицеприятное, ваше наболевшее и такое тайное. Но это бывает так не часто.
Почему я сравнил порок с сердцем? Ну вот смотрите: когда болит голова или ноет печень, мы можем принять лекарство  и боль утихнет. Но когда тисками схватывает сердце – никакой воли не остается, только инстинкт и покорность. Ты не успеваешь даже понять, что происходит. Сердцу нельзя сказать: «Молчи!».
Мы все прокляты, а я проклят вдвойне. Вопрос: зачем давать человеку соблазн, если он ведет к греху? Как можно обвинять льва в убийстве, если это заложено в его генах? Как можно обвинять человека в грехе, если ты сам его таким создал. Мы не выбираем, с каким цветом кожи рождаться, так же мы не выбираем и по какому поводу гореть в аду.
Я заглянул глубоко в свою душу. Я увидел там серые сады мертвых деревьев под моросящим дождем, брошенный дом с выбитыми стеклами, в которых до сих пор отражаются тени тех, кто в нем жил. Я увидел белые скелеты птиц на потрескавшемся асфальте. Там где-то у черной речки, стоит мой старый детский велосипед, на руле висит рогатка и ржавый перочинный нож лежит в траве, выпав из бардачка. Тот я, который когда-то жил в том мире, гонял на велике по берегу реки и стрелял из рогатки по воронам, тот Я - настоящий, давно умер. Собственно все в том мире мертво: мертвы птицы, мертв сад, вода в реке почернела от одиночества – никто не нарушает утренним плесом глади воды. Дождь моросит по ровной воде и с каждым годом все выше трава вокруг брошенного дома. Ветер хлопает незапертой дверью и вдувает сырость внутрь. По спицам велосипеда стекает вода, чтобы пополнить лужу в которой безропотно тонет нож. Тот мир мертв, как мертво все, что по велению времени уходит в память. Но дело даже не в этом. Черная кислота порока разъела мою душу изнутри. Каждое душевное движение отдавалось болью, как капля кислоты, упавшая на открытую рану. Я пытался себя убеждать, что это временно, что все пройдет и я смогу все перебороть. Потом я пробовал сравнивать себя с другими, уговаривая себя, что по сравнению с ними я святой Иоанн Предтечи, но зачем пытаться надеть на себя чужие оковы? Я пытался бороться и ничего не выходило. Я ясно видел свой конец. Когда алый демон приоткроет для меня девятые врата, когда серный жар ударит в лицо, а скорбные кефиды возьмут меня под руки и поведут к Трону, никто не спросит меня, почему я здесь. Хозяин нижнего мира улыбнется мне,  приглашающе взмахнет рукой и скажет: «Добро пожаловать! Теперь ты дома». Никто не спросит почему я здесь. Почему я ЗДЕСЬ. Так же как никто не спрашивает у меня сейчас, хочу ли я себе такой судьбы.
Я понял, что проклят. И нет никакого выхода, и нет прощения несовершенному. И знаете, я рад! Я пытался и потерпел неудачу, я испробовал все, но ничего не принесло облегчения. Значит так тому и быть. Идите все к черту! Дайте мне насладится своим проклятием и не мешайте мне любоваться бездной, которая любуется мной.
И с каждым годом я все сильней и сильней убеждался, что бороться с этим недугом бесполезно. Разве можно и нужно брить свое отражение в зеркале? Нет ничего более глупого и мучительного, чем борьба с собой.