Мой отчим - советский пенсионер. Глава 15

            Глава 15.
            Остолбенела я в тот момент, услышав разговор о деньгах. Ведь слово себе дала, что не буду больше отчима ни в чём подозревать, не стану копаться в его вещах и расспрашивать разных людей об его мнимых, - или фактических, - проступках. Но только он мне непрошено сам вновь повод для подозрений дал: этот разговор о деньгах заставил похолодеть руки. Даже задрожала я вся: что же, думаю, значит, отчим и здесь, через друга своего Геннадия Кузьмича, на которого доверенность оформил, - пенсию получает? Но его пенсия начисляется через Сальский райсобес! Как же так? Как может один человек получать несколько пенсий одновременно? Или он здесь пенсию получал, как съехал из Гиганта, а теперь только в Сальске ему начисления ежемесячные идут? Или всё-таки все деньги ему одновременно «капают», - так говорят, кажется, о «дармовых» деньгах? И что за деньги ему шлют в Котельниково, - может, это еще одна пенсия, а вовсе не выплаты какие недоплаченные?
        Вспомнились мне почему-то слова Гранта о том, что его отец получает пенсию тысяча двести рублей, - это самая крупная пенсия…Только малой толике народа платят больше, на сто двадцать рублей…И у отчима всюду цифра – тысяча двести, - странное совпадение… И почему у него несколько жилищных площадей, - как такое может быть? Даже если забыть про дом в Гиганте, - но есть квартира в Горьком, дом в Пролетарской, и в нашем «армянском» доме он прописан. Так не бывает, чтобы один человек «расстроился» на три дома. По советским законам человек должен быть в одном месте прописан, там же он должен получать пенсию…
             Все-таки неладно всё это выглядит, но маме ничегошеньки говорить нельзя. Вот приедем домой, - посоветуюсь с бабушкой, может, она совет даст, как мне себя вести.  Отчима я ,однозначно,  никому выдавать не буду, но зачем он так ведёт себя? Получается, он обманывает государство, - это плохо. Нас с детства учили, что обманывать – нельзя, это и неправильно, и чревато страшным наказанием. И маму обманывает отчим: она его полагает честным человеком, а он каждый божий день голову свою в петлю правосудия подставляет.
          А ну как вылезет на белый свет  вся его множественная пенсионная афёра, что тогда? Его посадят. Даже если он успеет инвалидность оформить, - пусть избегнет наказания: всю его собственность конфискуют, он будет опозорен, и мы вместе с ним… Ну, почему нередко милые, обаятельные, замечательные люди на деле оказываются прощелыгами, негодяями  и обманщиками? Что будет с мамой, если отчима раскроют? Что будет со мной? Все будут пальцем показывать… Придется уезжать куда глаза глядя… С пьяных глаз, я уже готова была всплакнуть от жалости к себе и матери…
          Тихонько пробралась назад в спальню, где мама еще спала. Присела на краешек кровати, пружины мигом отозвались ленивым скрипом. Противная кровать!...От скрипа ли, или пришло ей время пробуждаться, - и мама проснулась.
- Ты спишь, дочка? – спрашивает. Я убедительно зевнула и снова села на кровати.
- Нет, - отвечаю. – Проснулась. Пойдем, мам, «прогуляемся»? Что-то мне нехорошо… Только как свет включать, - я не знаю, в темноте одной идти страшно.
           И мы пошли, взявшись за руки. Как в добрые старые времена, когда жили вместе с мамой, - она вечерами рассказывала мне о том, каким славным и добрым человеком был мой отец, как горевала она по гибели его, как отказывалась принять предложения иных женихов. Все ей были не такие…А вот дядя Семён – «такой»!...
Но, честно говоря, отчим мне и самой нравится как человек: слова грубого не скажет, нередко сам готовит, по дому помогает, даже рыбу сам чистит, если привозит с Маныча. Ко мне хорошо относится, подарки дарит, принял меня почти как собственную дочь. И как он эту Маруську нежит, - слезы катятся от восторга, такой он заботливый. Как в нем могут сразу уживаться два столь разных человека: добряк-семьянин и «преступный элемент»? Или это и есть «диалектика жизни»?
Как тяжело мне было в тот момент бороться с собственными чувствами, - кто бы знал…Тот лишь поймёт, кто сам испытывал муки совести…
          Мы с мамой благополучно прошли по темным помещениям, не в силах отыскать выключатели в незнакомом жилье. Никаких разговоров нам более подслушать не удалось: наверно, отчим с другом ушли из той комнаты, никто нам в пути не попался. Наконец добрались до кухни, где хлопотала над бесчисленными чугунками и кастрюльками Нина Михайловна. Увидев нас, она защебетала ласково:
- Вот и девочки-гостюшки наши проснулися… А мальчики, ваш Семушка да мой Геночка , в магАзин пошли, за сладеньким. Нет, не за печивом, такого добра в доме полно, - захотелось им конфетами нас, девочек, порадовать, или там козинаками, или халвой, или щербетом шоколадным. С пьяных глаз вообразили, что уси энти товары лежат в магАзине, их дожидаются... Как самочувствие-то ваше? Особливо у тебя, Зоечка, все ли в порядке? Ох, и бледна ты была посля того «Бенедиктину» проклятого, - забористый ликер, от него как мешок травы человек становится, а ты – худюсенькая, как та березонька придорожная. Наверно, мало кушаешь? Больше надоть!... И от хлебца не отказываться во время еды, а то многие девчаты ноне худеют, хлеб не едят. Вон соседка Глашка тожа «худела», она уборщицей в магазине работает, - так пару деньков не поела, да и шлепнулась прямо на ведро с водой на работе-то…Ученики кругом бегают, а Глашка посередь коридору упала и лежит…
          От говора Нины Михайловны и милых, пустых слов её так спокойно на душе сделалось…Мысленно отмахнулась я от злокозненных мыслей, щупальцами пронизывавших всё моё существо. Какая мне, в сущности,  разница, чем занимается дядя Семён, как он свои деньги зарабатывает? Я ничего не знаю, и знать не хочу! А если даже и буду всё знать, всё равно никому не скажу, спрашивать будут – притворюсь дурочкой невинной, у которой одни женихи да танцы на уме. Мама моя дядю Семёна любит, она с ним счастлива…А я…я ничего ни о чем не знаю!
          Нина Михайловна нас провела, куда мы хотели. Потом еще мы умылись, руки помыли, и уселись подле хозяйки ласковой «жизнь обсуждать». Рассказали про наш Сальск, мама хозяйку с хозяином начала зазывать в гости с ответным визитом, та заотнекивалась, и очень мило у них «забеседилось». Одна я сидела молча, думала. Отчим – человек бессемейный, без родни, даже дальней. Одни мы с мамой у него есть в настоящий момент, - думаю, здесь фальши нет, чувства его к маме выглядят искренними, сильными. Если он такое участие в нас обеих принимает, без конца подарки дарит, - мне вон успел за это время колечко серебряное, бусы янтарные, - «под рыжие косы», и гарнитур золотой подарить из колечка с сережками, а вставки в них – не что-нибудь, а подлинные бадахшанские рубины, да какие  крупные и красивые! И дорогие… А маму так подавно просто «завалил» подарками, она им скоро счёт потеряет.
         Понятное дело, это всё – не из трудовых доходов. Это мама может верить в кристальную честность любимого человека и полагать, что он подарки покупает на проценты с «северного вклада» на сберкнижке, - это так она называет мифические накопления отчима за годы его работы. Но следует учесть, что он еще и машину купил недавно, причем купил со значительной  переплатой. По логике вещей, ему бы к оставшимся средствам относиться экономнее, как настоящие пенсионеры, а он выбрасывает деньги на ветер без счета…
         Точно как Грант, когда меня в ресторан водит…Но Грант объяснил источник своих нетрудовых доходов, - думаю, он сказал правду, тогда как отчим никаких объяснений своей тароватости не даёт, он просто «любит дарить подарки», по его выражению. Итак, если я не собираюсь никому, кроме умеющей молчать «как могила» бабушке, озвучивать, - есть надежда, что отчим еще не скоро станет объектом внимания нашей доблестной милиции. Но, если я хочу, чтобы этого и вовсе никогда не произошло, я должна всё сделать, чтобы защитить отчима от любых подозрений. Как это сделать, - не знаю, нужно спросить у бабушки. Просто хочу, чтобы мама свой женский век прожила без слез и неприятных открытий…
         Интересно, что бы сделал Грант на моем месте? – Тут меня шальная мысль осенила: Грант бы захотел втереться в полное доверие к отчиму, чтобы узнать, где у него деньги лежат, - отчим уже немолод, наверняка снятые со сберкнижек деньги хранит в чулке. Или…в золоте и бриллиантах?...
         А что бы сделал Тараска? Не знаю… По-моему, он постарался бы подружиться с отчимом, без всякой задней мысли. Почему-то при мысли о Тараске у меня по голове мурашки побежали, даже во рту пересохло, и жар прихлынул к телу…
         Какая я, оказывается, нехорошая: могу одновременно думать о двух ухажерах, без всякого стеснения, и никому из них не в силах отдать предпочтения. К Тараске сердечко тяготеет,Грант для ума интереснее, только невесело с ним… Придётся, видимо, прибегнуть к проверке моих и их чувств с помощью советов бабушки…
           Скоро мужчины «возвернулися», по выражению хозяйки, и начался ужин, который скорее царским пиром можно было назвать…Самым вкусным блюдом мне показались голубцы, для приготовления которых Нина Михайловна мясной фарш щедро наперчила и завернула  в капустные листочки. На стол «голубчики» подали в чугунке, предварительно положив на дно чугунка капустные листья, чтобы голубцы не прилипли да не пережарились при подогреве. Голубцы пересыпала морковью, белым корнем, луком, добавила пережаренный томат домашний, а сверху тоже накрыла  капустными листьями. Еще были пироги с мясом и  картошкой. И блинчики – из пшеничной и гречневой муки, с мясом и медом, - кто что хочет. И баночка черной икры стояла на столе, ради такого случая хозяева все запасы вытащили. Но, думаю, дядя Семён наверняка их чем-нибудь достойным отдарил…
          И снова мужчины взялись за чарки, - женщины уже на них «пошумливать» начали, да разве остановишь фронтовых друзей, когда им хочется выпить и поговорить? Лучше им просто не мешать, не отвлекать внимания, чтобы не рассердить, - не так и часто случаются подобные встречи…Пусть выпьют…
             Тем временем прислушалась я к беседе мамы с хозяйкой: та рассказывала о своей замужней дочери, проживающей отдельно, о сыне-офицере, военном враче-стоматологе,  проходящем службу где-то за рубежом, «очень далеко», - где именно хозяйка не сказала, хитра… Однако, от внимания хозяйки не ускользнула моя улыбка ироничная, - всё видит:
- Зря улыбаешься, девонька: меньше знаешь, - крепче спишь. Меня за переписку с сыночком несколько лет назад чуть было не засадили, за «попытку опорочить советскую власть». Глупа я тогда была…
- Как же так, разве можно за простую переписку посадить? – удивились мы с мамой. – Расскажите, Нина Михайловна, с удовольствием послушаем! Так интересно…
- Да что тут особенно рассказывать…Зубы у меня передние, видите, золоченые ? Это коронки стоят.  А тогда были еще свои, старые да гнилые, бррр…Пошла я по нашим врачам, а они меня в очередь записали на установку коронок, протезирования люди порой годами ждут, хотя оно и дешево стоит… И вот, после всех мытарств, отписала сыночку: «Владик! Скорей приезжай! Может, хоть ты, родной, вставишь мне зубочки-то? Живу и клацаю как собака…А в нашей Расее-матушке легче помереть, чем дождаться новых зубов или коронок». Но сыночек то моё письмо не получил: вскрыл  письмо «особист» их части, писульку мою забрали, и через несколько дней в нашем доме такое началось! Затаскали меня, старую…Еле откупилися…Тю, что же это я несу-то…Словом, оставили меня в покое, но велели больше на Советскую власть грязи не лить, тем более в письмах «в  загранку»…А потом уже и срок подошел коронки вставлять…Словом, опростоволосилась я с тем письмом…Хорошо, к тому времени Иосиф Виссарионович помер, правило разом несколько мальчиков, поэтому и не посадили…
          Переглянулись мы с мамой, засмеялись тихонько. Это же надо, - «мальчики»…
          Из разговора мужчин, которые отнюдь не думали о том, что кто-то их пьяные споры слушает, удалось понять, что год назад Семён Васильевич краткое время был прописан в доме своего друга Геннадия, и это мне кое-что пояснило. Получается, что у него была реальная возможность обратиться в местный райсобес с просьбой о начислении ему пенсии. Но как ему удаётся всё это «обделывать», не пойму…
          Спать мы ушли рано. Мама легла в другой комнате, той, которую выделили им с отчимом в качестве спальни, а меня снова отправили туда, где я дрыхла после обеда. Но мне там вполне хорошо было, только слишком темно. Почему-то с детства немного боюсь темноты. Этот страх возник еще во время немецкой оккупации, когда я еще совсем «мышонком» была, - тогда мы жили в переоборудованном под жилье сарае, до тех пор, пока «герр доктор» не дозволил нам всей семьёй занять половину бабушкиного дома в Воронцово-Николаевке…Потеснился, так сказать. А до него другой немец жил, плохой, тот любил шутя выть за стеной сарая и смеялся, когда я плакать начинала от страха. Бабушка меня успокаивала, называя того дурного офицера, «глупым Бабайкой, способным только детей малых пугать»…
         Чтобы заснуть и не бояться темноты, открыла шторы настежь. Хорошо, ставни за окном не были притворены. В окно заглянула полная, яркая Луна, - вспомнились слова «Маскадона», что линия, разделяющая освещенную и неосвещенную стороны Луны, называется терминатором. Еще во II веке нашей эры Птолемей в трактате «Альмагест» изучал теорию движения Луны, а смешная Зойка до недавнего времени полагала, что на Луне сила притяжения превосходит земную, - как так может быть без наличия атмосферы?...Ленивая я была, это точно…Интересно, какие горы и кратеры сегодня видны невооруженным глазом? Внимательно осмотрев ослепительно яркий наш естественный спутник, легла спать. Сон не сразу пришел, и тогда начала бубнить про себя все, что помнила о лунной географии: Океан Бурь, Море Дождей, Море Холода, Море Ясности, Море Спокойствия, Море Изобилия, Море Кризисов, Залив Зноя, Море Облаков… Какие океаны и моря, если нет атмосферы? Нелепые названия итальянца Риччоли… Кратеры Платон, Аристотель, Архимед, Аристарх, Эратосфен, Гиппарх, Птолемей…С тем и уснула…
              Следующий день снова изобиловал снедью и выпивкой, но мне уже более пить, да и есть, пожалуй, - не хотелось. Желудок взбунтовался: порядочно он у меня «усох» за годы обучения в техникуме, - отвыкла я от подобных излишеств…Почти весь день перечитывала страшноватую, но интересную повесть Александра Беляева, «Голова профессора Доуэля»…Вот фантазия у человека…Но грустно читать его…
         Хорошо нам было в «казачьей семье», душе радостно. В воскресенье вечером так песни «спевали», что чуть связки не сорвала. Что пели? «Веселитеся, донцы, храбрые казаки!», «За горами, за долами», «Как в одной было хижине», «Ух ты, батюшка православный, Тихий Дон Иванович», «Глазки голубые», «Поехал казак на чужбину далёкую», «Полюшко-поле», «Славим Платова-героя»  и другие разные. Многие песни тут впервые услышала. Нина Михайловна хотела было еще какую-то песню запеть, завела: «Всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон», но Геннадий Кузьмич тут на неё как «прицыкнул», - мигом она смолкла. Не разрешил…
Почему? Мама мне шепотом пояснила: «это песня Белого движения, нельзя…» Не понимаю: что опасного может быть в песне? Поём же мы романсы городские прошлого столетия, но их авторами являются вообще «гнилые аристократы»…
           В понедельник, до света, еще звезды смотрели на землю, - распрощались нежно с гостеприимными хозяевами, подались в Ростов. Поезд быстро домчал странников…Семён Васильевич велел таксисту везти нас на проспект Нагибина, в гостиницу «Турист», потом сказал таксисту его подождать.  Быстро нам номер заказал, - сказали, что мест у них много, «не сезон»…У отчима на одиннадцать было назначено заседание врачебно-консультационной комиссии.
          Поэтому он тут же и умчался на это своё «заседание» или рассмотрение. Сказал, что раньше четырех не вернется, а мы пока можем посмотреть достопримечательности или в ЦУМ сходить, вдруг там дефицит дают…
         Мы с мамой отдохнули немножко после тряски в поезде и пошли гулять по Ростову-«батюшке». Мама мне про город рассказывала, а я удивлялась: будто и неплохо знаю историю Ростова-на-Дону, но все на свете знать невозможно…
          Оказывается, на территории города есть следы древних поселений, которым несколько тысяч лет. Чрез эти земли проходили Азовские походы Петра Великого в конце семнадцатого века. Официальной датой основания города считается 1749 год, когда императрица Елизавета Петровна основала здесь Темерницкую таможню. В 1761 местной крепостце было присвоено имя святого Дмитрия Ростовского. А в 1779 году крымские армяне к востоку от Ростовской крепости основали свое поселение Нор-Нахичеван, в 1797 году этот Нор-Нахичеван и крепость Ростовская с её гарнизоном вошли в состав Ростовского уезда Новороссийской губернии. Вот эта часть истории Ростова была мне неизвестна: что же получается, что Ростов основали не столько русские, сколько армяне? Интересно, однако…А дальнейшую историю города и сама хорошо знаю: что в Гражданскую войну он был одним из центров Белого движения, что здесь есть завод «Ростсельмаш», что отсюда родом Вера Марецкая, что Ростов входит в десятку городов России, наиболее пострадавших в ходе Великой Отечественной…
        Забежали в ЦУМ: мне достались черные высокие сапожки, со средним каблучком, с тонким мехом внутри сапожек, подходящие для носки как в не слишком студеную зиму, так и весной; мама приобрела ботинки на меху…
        Оказалось: уже много времени, поехали назад в нашу гостиницу. Дядя Семён уже нас ждал, довольный донельзя: всё у него «выгорело», оставалось только ждать документов по инвалидности , его бумаги куда-то должны были на проверку отправить, но он, похоже, той проверки нисколечко не боялся…
         Сказал, что купил билеты в драматический театр им. М.Горького, на семь вечера. Поэтому сейчас мы немедля спускаемся вниз перекусить, а потом еще в театральном буфете что-нибудь «перехватим»…Здесь же в гостинице, внизу имелся банкетный зал, - нечто среднее между хорошим кафе и рестораном. Съели по котлете по-мински, - почти то же самое, что котлеты по-киевски, только внутри котлеток еще грибочки добавлены, - и зразов картофельных заказали, официантка порекомендовала. Выпили кофе по-венски, - со сливками и с сахаром, - вкусно!   
         Мама с отчимом еще остались в ресторанчике, а мне захотелось наверх подняться, чтобы получше выглядеть перед спектаклем, - взяла ключи, пошла в номер. Пришла, хотела пальто своё отряхнуть от белых пятен, - оно прислонено было к побеленной стене, и свалила, пока свою одежду снимала с маленького крючка, и отчимово укороченное пальтишко. Оно со стуком шлепнулось на паркет, и что-то, завернутое в бумагу, вывалилось с тихим звуком из внутреннего кармана пальто. До чего же я неуклюжая: вечно всё сваливаю и валяю! Вот и не собиралась ни по каким карманам лазать, но всё равно придётся сверточек на место прятать, то есть в карман лезть. Снова почувствовала себя нечестной шпионкой…
       Нагнулась, чтобы аккуратно сунуть свёрток на место, - смотрю, газета немного развернулась, и торчит хвостик зелёненькой бумажки, по цвету - точь-в-точь, как видела тогда из-под торчащей части набойки туфли отчима. Дай думаю, гляну: что такое? Интересно стало. Притворила я дверь на внутреннюю щеколду, чтобы родители ненароком не поймали меня за неблаговидным занятием. Развернула. Ахнула: деньги лежали в сверточке газетном, да какие деньги! Посчитала трясущимися руками, - тысяча долларов, все пятидесятидолларовыми купюрами. Похоже, отчим уже успел где-то эти деньги раздобыть здесь, - выменял на рубли, должно быть. Но как это возможно, если, при выезде за границу, разрешают брать с собой рублей на  обмен в  эквиваленте к тридцати долларам? Слышала, еще когда в техникуме училась: у старосты группы отец был партработник, ездил за рубеж нередко, а Машка всех потом оповещала и хвасталась обновами. Её отец тоже, очевидно, ухитрялся с собой либо деньги провозить, либо водку и икру, и «там» их обменивал. Но тысяча долларов – это не тридцать, это в тридцать раз более дозволенной суммы… Аккуратно завернула сверточек и сунула на место во внутренний карман пальто Семёна Васильевича. Так и есть: внутренняя пуговица расстёгнута, поэтому деньги и вывалились. До чего же он неосмотрителен…А если бы деньги где-нибудь еще вывалились? Такое легкомыслие…Но не мне же застегивать пуговки его внутренних карманов!...
          Тут родители пришли: в театр заторопились.
         Ростовский  драматический театр им.Горького – уникален: большой зал на 2200 мест, форма театра – трактор. Представьте такое чудо!... Смотрели «Оптимистическую трагедию». Признаться, мне классика больше нравится…
          В полночь сели на поезд, идущий на Сальск. Задремать в поездке нисколько не удалось. Мысли роились…Все-таки зачем моему милому и любящему отчиму Семёну Васильевичу нужны доллары? Куда их девать? И опасно их иметь…А я их видела, держала в руках, пересчитывала, теперь и я – как бы соучастница… Час от часу не легче… Поскорее бы с бабушкой увидеться, душу излить.