Новый владелец Пернвилля

Жители местечка Лохнерглuмп были добропорядочными и законопослушными обывателями, чтили традиции и устои, поэтому непременно ходили по воскресеньям на очередную проповедь здешнего пастора м-ра Глoуэра.
Сам м-р Глоуэр относился к своей пастве немного свысока, считал себя глубоким знатоком человеческой природы, несостоявшимся миссионером и частенько рисовал в мыслях свое победоносное шествие с посланием Христа на устах где-нибудь в Африке или Индии среди местных аборигенов. Что, впрочем, не мешало ему самозабвенно разводить кур, гусей и всякую другую живность, а также страстно пчеловодствовать. Был он бездетен и вдов, поэтому обожал читать нравоучения лохнерглимпской детворе, и кроме того души не чаял в яблочных пирогах.
Жизнь в Лохнерглимпе текла мирно и размеренно. Дамы собирались у миссис Дженнингс, жены губернатора, джентльмены — в кабачке «У Ганса» обсудить последние мировые события. Их дети благочестиво гоняли собак, где придется, и время от времени устраивали какую-нибудь каверзу директору школы м-ру Хaрдфроу или же просто удирали с уроков.
М-р Хардфроу и м-р Глоуэр были дружны и считали себя представителями местной интеллигенции, между собой презрительно именовали губернатора городка м-ра Дженнингса солдафоном и конюхом за его пристрастие к лошадям и всем проявлением воинской дисциплины; а также находили много общего друг в друге на почве новых географических открытий.
Вот, в нескольких словах, каковы были будни и праздники Лохнерглимпа. И все было бы так без изменений, если бы в заброшенный Пернвильский замок за рекой не въехал новый владелец, некий Эделaйн Aриус.
Для маленького провинциального городка приезд нового лица весьма знаменательное событие. Все предвкушали, что порция свежих сплетен оживит их узкий и давно известный до мельчайших подробностей мирок.
Однако невесть откуда взявшийся незнакомец не спешил завязывать дружбу с жителями Лохнерглимпа. Даже вместо визита к губернатору ограничился заверительным письмом о правах владения, которое было доставлено слугою-французом. Новый хозяин Пернвильского замка оказался нелюдимым и замкнутым. Лишь когда он прогуливался по берегу реки, обычно в ранние утренние часы, можно было его увидеть.
Явная его склонность не нарушать своего одиночества породила множество слухов, и вскоре живописные заросли у реки стали излюбленным местом прогулок некоторых жителей городка, особенно по утрам.
Тем памятным утром Ариус не изменил своему обычаю. Песчаная тропинка вилась, повторяя контуры местности, прихотливые изгибы холмов, опускалась к воде, касалась камышей и убегала дальше, меж сосен, мимо кустов душистой сирени. Ему нравилось здесь бывать. Неяркая красота природы давала отдых взгляду, освежала ум и наполняла сердце волнами вдохновения. Приехав в поисках уединения и покоя, он надеялся наконец сосредоточиться и в ночной тиши, когда все и вся спит, и ничьи поступки и мысли не тревожат эфир, записать свои открытия, которые проливали свет на многие тайны бытия и мироздания.
Подойдя к реке, он присел на лежавшее около самой воды дерево и задумчиво наблюдал, как ветер гонит рябь в сторону, противоположную течению. Ртутная поверхность мягко сопротивлялась напору ветра, изгибалась, обтекая инородные предметы, казалось, ничто не могло проникнуть внутрь нее.
«Попробуйте разрезать воду, — мысленно продолжал он давний спор. — Попробуйте сжать ее в руке. Даже обычная вода намного могущественнее вас, люди. Оглянитесь вокруг себя и признайте, что все намного мудрее, долговечнее и могущественней вас. Какая мощь, какая энергия заключена в этой удивительной жидкости! Какие таинственные силы, чья незримая воля делают столь плотной, льющейся и однородной массой безграничное скопление мельчайших частиц? Что за разум управляет всем вокруг и внутри нас? Мы не в состоянии руководить бессознательными процессами в нашем организме, забываем о том, что дышим, что бьется наше сердце, усваивается пища. Все это происходит без нашего участия благодаря законам столь совершенным, что становится очевидным их происхождение из разума неизмеримо более высокого, чем наш. Познав какую-то крупицу окружающего мира, мы преисполняемся необычайной гордостью, превознося человеческий гений, считаем себя повелителями вселенной. Хотя достаточно одного неосторожного вздоха той земной тверди, на которой мы так бесцеремонно расположились, чтобы стереть все наши достояния и нас самих с лица земли. Да, мы знаем, что законы природы могут быть беспощадны, и пытаемся противодействовать им при помощи различных ухищрений нашего слабого разума, но не проще ли построить свою жизнь в согласии с этими законами? И тогда невиданные возможности откроются, удивительные способности разовьются… Только вглядитесь в поверхность воды, такую гибкую и такую прочную, что хочется вступить на эту гладкую блестящую дорогу…»
Он поднялся, словно действительно захотел пройти по воде, в этот момент из-за прибрежных зарослей на тропинку вышла девушка с зонтиком от солнца. Ариус узнал ее. Несколько дней назад она встретилась ему во время прогулки. Лишь на мгновенье задев мимолетным взглядом ее стройную фигуру, он не мог не заметить под кружевом зонта блеска пепельных волос, белизны ее кожи и задумчивой глубины синих глаз. Единственное, что он подумал тогда:
«Вот бесхитростная приманка для незадачливых ротозеев», — и прошел мимо, тут же позабыв о ее существовании. Но провидением был уже предрешен совсем иной поворот событий, поэтому сегодня он снова увиделся с Паулиной.
Паулина Дженнингс была дочерью губернатора города, м-ра Дженнингса. Хотя и воспитанная в строгих традициях, она имела с детства живой и восприимчивый ум, добрый нрав, отзывчивое сердце и интерес ко всем проявлениям этого удивительного мира. Странное поведение и нелюдимость приехавшего незнакомца задели ее. Она заметила, что он не желает общаться, смешиваться здесь ни с кем. Это можно было приписать его чудовищной гордыне, но как возможно для человека жить в полном одиночестве, в изоляции от общения с себе подобными? Это было не понятно ей и тревожило ее любопытство.
Кроме того разговоры местных кумушек, собиравшихся в гостиной ее матери, постоянно вертелись вокруг нового владельца Пернвильского замка. Поговаривали, что он богат, но имеет в своем прошлом какую-то страшную, возможно кровавую тайну, что он скрывается от мирского и Божьего суда и имеет странные привычки. Эти сведения дамскому обществу по секрету сообщила жена директора школы, миссис Хардфроу. Она случайно слышала, как об этом рассуждал городской пастор, г-н Глоуэр, зайдя к ее мужу как-то вечером пропустить рюмочку и побаловать себя яблочным пирогом ее собственного приготовления. Пастор поделился с м-ром Хардфроу своими аналитическими выкладками, а также личными наблюдениями, касающимися этого загадочного м-ра Ариуса.
Случилось так, что м-ру Глоуэру удалось не только увидеть незнакомца, но даже заговорить с ним. А обязан этим он был своему любимому псу Гору, который ни с того ни с сего придушил двух цыплят, укусил хозяина за руку, когда тот приблизился к нему с розгой, и самым позорным образом сбежал от наказания, спрятавшись в зарослях у излучины реки. Злополучного Гора заметили вездесущие мальчишки и сообщили об этом пастору. На следующий день рано утром м-р Глоуэр отправился к реке за своим псом, прихватив, кроме розги, еще внушительного вида трость. Помня вчерашний урок (рука еще болела и ранка только-только начала заживать), м-р Глоуэр приближался к кустам с осторожностью, выставив вперед свою трость и пригнувшись.
Сведения, добытые школярами, оказались достоверными: вскоре пастор услышал приглушенное рычание, а затем и отрывистый злобный лай. Утверждая свои столь бесцеремонно попранные права господина и хозяина, он замахнулся на взбесившегося пса палкой, но тот, не дожидаясь удара, вцепился в трость крепкими зубами и так сильно рванул ее, что достопочтенный пастор не удержался на ногах и с жалобным воплем шлепнулся на землю. Гор уже прицеливался для нового броска, но рядом раздался повелительный возглас. Собака тут же замерла, потом в страхе попятилась и вскоре, поджав хвост, спряталась за сапоги хозяина. Пастор быстро нацепил на пса жесткий ошейник с коротким поводком, со стоном поднялся на ноги и только теперь разглядел своего неожиданного спасителя.
К нему подошел элегантный джентльмен средних лет, неброско, но безукоризненно одетый и протянул ему узкую ладонь, на одном из пальцев которой, красовался поразительно крупный сапфир в старинной оправе.
— Эделайн Ариус, новый владелец Пернвильского замка, — представился он. — Надеюсь, с вами все в порядке, ваше преподобие, — и тут заметил на руке пастора еще свежую ранку от укуса. — Этот негодник все же искусал вас? Но ничего, теперь он будет смирный, — Ариус глянул на пса бездонными черными глазами, и тот жалобно заскулил, еще крепче прижимаясь к ногам хозяина.
— Как мне благодарить вас, сэр? — м-р Глоуэр наконец пришел в себя настолько, чтобы вспомнить о правилах хорошего тона.
Он представился и пригласил нового знакомого отобедать у него на следующий день.
— К сожалению, не могу принять ваше любезное приглашение, — ответил с легким поклоном Ариус. — Я никогда не обедаю вне дома.
— Ради всего святого, — продолжал пастор, — скажите, как вам удалось так скоро усмирить моего пса?
— Высшее сознание может с легкостью управлять низшим, мой почтенный друг, кому как ни вам, знать об этом. Вы же управляете вашей паствой при помощи проповедей.
— Вы сравниваете человека с животным?! Неслыханно!
— Что поделать, некоторые люди тоже слушаются только окрика или удара. Ваша паства слушается вас, поскольку боится будущего наказания за грехи… Но иногда она может выйдти из под контроля, взбунтоваться, как ваш милый пес, который вдруг укусил руку, дающую ему пищу.
Ариус взял в свои ладони больную руку пастора.
— Рана не глубока, но, клянусь, доставляет вам много неприятностей.
— Да, болит и дергает отменно, — с удивлением ответил пастор.
Ариус провел своей ладонью над ранкой, боль тут же утихла.
— Мое почтение, был рад познакомиться с вами и оказать вам небольшую помощь.
Пораженный Глоуэр остался стоять, переводя изумленный взгляд со своей руки на уходящего джентльмена: ранка на глазах подсохла и скоро от укуса почти не осталось следа. Немного придя в себя, он отправился домой, покачивая головой и твердя в задумчивости:
«Тут дело нечисто...»
Все это рассказала миссис Хардфроу своим полным острейшего внимания слушательницам. И под их изумленные и встревоженные возгласы значительно добавила:
— Чует мое сердце, он — колдун.
— Ах, Боже мой, — в ужасе воскликнула миссис Дженнингс, — какой кошмар!
— Полно, мамa, — прервала ее Паулина, -все это, конечно, очень необычно, но он добрый человек, что совершенно отчетливо видно из рассказа м-ра Глоуэра. — Может быть, он искусный иноземный лекарь, но никак не колдун.
Паула оставила надоевшее ей общество охающих кумушек и удалилась в свою комнату, чтобы в покое обдумать эту странную историю. А заодно восстановить в памяти свою недавнюю встречу с м-ром Ариусом, когда мельком, но все же смогла она увидеть его.
Нельзя сказать, что с ее стороны эта встреча была совершенно случайной. Заметив бледность и задумчивость дочери, отец посоветовал ей совершить прогулку, а она уже по своему усмотрению отправилась подышать свежим утренним воздухом к реке, не без тайной надежды увидеть нового владельца Пернвильского замка. И действительно, ее любопытство было отчасти удовлетворено. Отчасти, потому что в тот раз Паула не осмелилась заговорить с ним, оробев от вида его нахмуренных черных бровей. Однако простота и благородство его внешности произвели на нее благоприятное впечатление. Теперь же, услышав об удивительном и необъяснимом событии, происшедшим с пастором Глоуэром, она твердо решила заговорить с незнакомцем при первой же возможности, даже несмотря на то, что они не были представлены. Прямому и открытому характеру Паулины претили светские условности, и она с нетерпением и любопытством стала ожидать новой встречи.
Благоприятная возможность вскоре представилась, когда также поутру, подойдя к берегу реки, она заметила его, сидящего на стволе старой засохшей ивы у самой воды. Она остановилась, потом, видя, что он поднимается, решилась подойти поближе.


БЛАГОДАРНОСТЬ

Как мы уже упомянули, встав, Эделайн заметил и узнал девушку. В его уме промелькнуло легкое удивление оттого, что он снова видит ее во время своей прогулки.
«Это юное создание, движимое властной рукой проведения, ищет встречи со мной», — подумал он.
На этот раз девушка не прошла мимо, потупив взор, как прежде, а напротив, подойдя ближе, встретилась с ним взглядом и, присев в реверансе, произнесла:
— Прошу извинить, что я невольно нарушаю ваше уединение. Вы и есть, вероятно, новый владелец Пернвиля?
— Эделайн Ариус к вашим услугам, сударыня, — с поклоном ответил он.
— Паулина Дженнингс.
— Не родственица ли вы м-ру Фердинанду Дженнингсу, губернатору Лохнерглимпа?
— Я его дочь, сударь.
Черная бровь м-ра Ариуса слегка приподнялась.
— Вы дочь губернатора? — переспросил он.
— Да, почему это вас удивляет?
— Если я и удивлен, то приятно, мисс Дженнингс, — сказал Эделайн, отметив про себя: «Почти хозяйка города, а так непосредственна и проста. И очень мила…»
— Надолго ли вы приехали в наши края? — поинтересовалась Паулина. — И чем привлек наш мирный уголок столь эксцентричную особу? — в ее синих глазах заиграли лукавые искорки.
— Не в моей власти знать, сколько я пробуду здесь. — Ариус внимательнее посмотрел на девушку. — Но позвольте спросить, почему вы считаете эксцентричной мою скромную персону?
— Как же! В нашем городе только о вас и говорят. Во-первых, вы нелюдимы, живете одиноко и не ищите знакомств. Это удивляет. А кроме того, тот недавний загадочный случай с пастором.
— Ах, вы это имеете в виду, — Ариус нахмурился. — Считайте, что я ученый, который мечтает в тиши и уединении записать свои труды, подытожить дело жизни. А что касается той небольшой услуги, которую я оказал вашему милейшему пастору, то об этой безделице не стоит даже упоминать.
— Ну что вы! — воскликнула Паулина. — Ваши способности потрясающи. От раны на его руке за несколько секунд не осталось и следа!
— Вы явно преувеличиваете мои заслуги, они, право, не стоят того, чтобы ими восхищаться, — Ариус предложил мисс Дженнингс руку, и они медленно направились дальше по тропинке.
— Простите, возможно, мое любопытство несколько назойливо, — снова обратилась Паула к Ариусу, — но не могли бы вы немного рассказать о предмете вашего изучения. Каково дело вашей жизни и что за труды вы хотите создать здесь в тиши и уединении?
— Этот мир так непрост, — ответил тот, устремив задумчивый взгляд на речную гладь, — он скрывает столько тайн, что за одну жизнь невозможно понять их все. Но на Земле рождаются люди, которые пытаются понять скрытое, и то, что они поняли, стараются передать потомкам, чтобы те, опираясь на уже пройденное, в свою очередь продолжили бы труды предшественников.
— О, прошу вас, выскажитесь яснее! Эта тема для меня необычайно интересна.
Эделайн покачал головой.
— Вы ставите меня перед сложным выбором, мисс Дженнингс. Если я не отвечу вам, то поведу себя невежливо по отношению к даме. Если отвечу, то раскрою тайну, которая, быть может, будет стоить мне жизни.
— Боже мой! Как вы могли подумать, что откровенность со мной может стоить вам жизни! — с жаром воскликнула Паула. -Я не из тех кумушек-болтушек, которых, увы, в нашем городе предостаточно. Уверяю, вам не придется раскаиваться!
Ариус в раздумье смотрел на Паулину, и смутное предчувствие родилось в его сердце:
«Что если это она?..»
Он прочитал в ее глазах столько искренности и пыла, что решился подчиниться своей интуиции и отбросить сомнения.
— Что ж, такая жажда познания должна быть удовлетворена, — слегка улыбнулся он. — Смотрите, — Ариус поднес перстень к ветке жасмина, покрытой душистыми цветами и коснулся синим камнем нежных лепестков. Один из цветков упал ему на ладонь, в которую, сгорая от любопытства, заглянула Паула.
— Золотой?! Он стал золотой?! — девушка была потрясена. — Этот сапфир... философский камень?!
— Несколько веков назад меня сожгли бы на костре как алхимика.
— Вы нашли философский камень!
— Скорее, наоборот, — Ариус протянул Паулине золотой цветок. — Возмите на память о колдуне из Пернвильского замка. Ведь именно так меня называют в вашем городе.
— Вы действительно, очень необычный человек, — Паула сжала в ладони бесценный подарок в состоянии близком к полному замешательству.
Минуту она, задумавшись, молча шла рядом с Ариусом, тот, не мешая ей справиться с потрясением, незаметно наблюдал за девушкой. Вскоре побледневшие щеки ее вновь порозовели, и Ариус с удовлетворением отметил, что она быстро и без излишней восторженности приняла знание, к восприятию которого без вреда для спокойствия и здоровья не готов обычный человек.
Они вышли из прибрежных зарослей и оказались на открытой местности. Здесь дорожка разветвлялась: направлялась в город и вела к Пернвильскому холму, на котором стоял замок Ариуса. Подойдя к развилке, они остановились.
— В детстве я была уверена, — произнесла наконец Паула, — что мир, который меня окружает, завораживающе интересен, полон удивительных тайн и загадок, но потом взрослые отучили меня так думать. Сейчас вы вернули мне то мое детсткое ощущение, и я очень, очень вам благодарна!.. — она почти с обожанием поглядела на своего нового знакомого, чем смутила его и смутилась сама.
Ариус ответил легким поклоном, тронутый, более чем желал бы, ее взволнованными словами.
Паулина, скрывая смущение, окинула взглядом старинные башни на холме. Густой, запущенный, но все еще живописный парк, спускался в долину реки.
— Пернвильский замок долго пустовал, и я ужасно рада, что у него наконец появился владелец. Я слышала, — продолжала Паулина, — что в заброшенных старых замках часто водятся привидения. Они не докучали вам еще?
— Испугаться их может только ребенок. Пока они не причиняли мне беспокойства, — улыбка снова смягчила пугающую черноту его глаз. — К тому же я давно веду счеты с этой беспокойной братией. Они не рискуют появляться у меня на пути, знают, что разговор с ними будет короткий, — Ариус, отметил, что синие искорки опять зажглись в ее глазах.
— Вы шутите, — рассмеялась Паулина.
— Нисколько.
— После того, что я видела, я готова поверить любым вашим словам. Поразительно! Как вы обрели такие способности?
— Я более двадцати лет прожил в Хиндустане. Мои родители переехали туда, когда я был еще ребенком. Отца назначили директором Высшего британского колледжа в Восточной Бенгалии. Это страна, где возможно все.
— О, как мне тоже хотелось бы путешествовать, увидеть мир! — увлеченно воскликнула его спутница. — Наверное, вам сразу понравилось там?
Ариуса позабавила ее наивность.
— Напротив. Я очень скучал по зиме, по привычной жизни, своим детским друзьям. Я долго болел на новом месте, где все мне было чужим и ничто не радовало меня. Но однажды произошло чудо. Я внезапно очень изменился. Мои отчаявшиеся родители уже не знали, что и предпринять, чтобы вывести меня из состояния апатии. Они были очень счастливы снова видеть меня здоровым и полным желания узнать как можно больше о своей новой родине.
— Что же с вами произошло? — заинтересованно спросила Паула.
— Это было глубоко личное и эзотерическое переживание. Может быть, я когда-нибудь расскажу вам о нем.
Паулина хотела уже попросить не откладывать рассказ на потом, но внезапно со стороны дорожки, ведущей в город, раздались взволнованные возгласы:
— Мисс Паула! Мисс Паула! Как хорошо, что я вас разыскала! — к ним приближаясь симпатичная полненькая горничная.
— Розанна, что случилось? — воскликнула девушка с беспокойством, узнав свою служанку.
— Вашей матушке очень дурно, сударыня, у нее такие сильные мигрени, она почти теряет сознание. Я искала вас повсюду, уж с ног сбилась... — тут Розанна разглядела, наконец, спутника своей молодой госпожи и от ужаса чуть не потеряла дар речи.
— А доктор прибыл? Ну, отвечайте же! — рассердилась девушка.
— Доктор в отъезде. Его вызвали в Николас-вилледж к роженице, — едва дыша, пролепетала Розанна. Батюшка сегодня с утра уехал в часть, что проводит учения неподалеку от города, за ним уже послали, а вас я полдня нигде не могу сыскать.
На мгновение Паулина растерялась, но тут же с горячностью обратилась к новому знакомому:
— Мистер Ариус, умоляю вас! Я уверена, вы можете помочь моей матушке. Вы обладаете удивительными способностями. Вы чудом излечили недавно рану м-ра Глоуэра. Пойдемте с нами, спасите мою матушку! — Паулина с мольбой глядела на Эделайна.
— Но я не доктор, сожалею, мисс Дженнингс, — с удивлением проговорил он в ответ.
— Я знаю, чувствую, что вы поможете, очень вас прошу!
— Ну, хорошо, — медленно ответил Ариус не сводя с Паулины проницательного взгляда, — я попытаюсь сделать то, что в моих силах. Идемте.
Вместе они быстрым шагом направились к дому губернатора. Бедная Розанна едва поспевала за грозным господином, которого очень боялась. Паулину мучила тревога за мать, и она почти ничего не видела вокруг. Лишь Ариус выглядел вполне невозмутимым.
Еще на липовой аллее, ведущей к дому, они услышали плач и горестные возгласы прислуги. Их немедленно провели в спальню миссис Дженнингс. Она лежала в своей постели, глаза ее были закрыты, дыхание едва улавливалось. Подле бестолково суетились горничные с нюхательными солями, льдом и лекарствами.
— Всем выйти, кроме мисс Паулы, — заявил Ариус. — И чтобы ни звука в доме!
Паулина тихо отошла к окну, с надеждой глядя на Эделайна.
«Почему он назвал меня Паула?» — пронеслось в ее уме.
Кроме родителей так к ней обращалась только Розанна, с которой они были почти ровесницы и почти подруги. Она любила и опекала свою госпожу и потому имела право на некоторую фамильярность.
Ариус снял камзол, завернул кружевные манжеты сорочки, обнажив по локоть худощавые, но сильные руки. Синей звездой сверкнул на его безымянном пальце сапфир. На мгновенье смежив веки, он положил правую ладонь на лоб больной, левой плавно провел над телом миссис Дженнингс. Над сердцем ладонь остановилась. В таком положении Ариус оставался две или три минуты. Паулина смотрела, затаив дыхание.
Вскоре он снял правую руку со лба миссис Дженнингс и, негромко пощелкивая пальцами в воздухе, провел вокруг ее головы. Вдруг он резко дернул левой рукой, и дочери почудилось, что в его ладони появилась какая-то темная масса. Миссис Дженнингс вздрогнула всем телом и слабо вскрикнула. Паула кинулась было к матери, но повелительный взгляд Ариуса остановил ее. Он сделал левой рукой движение по направлению к зажженному камину, как будто бросил что-то в огонь. Провел ладонью о ладонь, не спеша надел камзол и подошел к Паулине. Взглянув в ее покрасневшие глаза, он сделал ей знак молчать и тихо вывел из спальни.
— Ваша матушка вне опасности, — сказал он, как только они вышли. — Она теперь спит спокойным, укрепляющим силы сном. Не тревожьте ее, пока она сама не проснется. Дайте указание сиделке поить ее парным молоком сегодня и завтра весь день, потом она может принять еще какую-нибудь легкую пищу.
— Но что с ней случилось?
— Моя терминология, боюсь, будет вам непонятна, а в медицине аналога не существует.
— Вы так странно лечили ее.
— Я не лечил, я удалил болезнь.
— О, как мне благодарить вас! — Паула схватила Ариуса за руку, намереваясь поднести ее к своим губам, но он поспешно отнял руку.
— Пожалуйста, не провожайте меня, — хозяин Пернвиля поклонился и в легком замешательстве покинул комнату.
Нечто странное происходило в душе Паулины. Утренние происшествия, удивительная беседа с Ариусом, его личность, притягательное обаяние и поразительные способности потрясли девушку. Для нее было невыносимо, что он покинул ее вот так, без прощальных слов, без договоренности о следующей встрече, словно она для него случайная знакомая, в то время как Паула чувствовала, что вся жизнь ее готова подчиниться одному его взгляду.
Она догнала его почти в самом конце липовой аллеи. От быстрого шага ее волосы растрепались, и ветер развевал выбившиеся из прически серебристые пряди. Ее глаза были полны слез, которые прозрачными каплями катились по щекам и собирались в уголках дрожащих губ.
— Почему вы не желаете принимать моей благодарности? — почти выкрикнула она, позабыв о всяких приличиях. — Вы считаете себя выше этого?!
Он остановился и медленно обернулся. Его глаза, иногда пугающие, грозные и властные теперь излучали мягкое сияние.
— Я переполнен вашей благодарностью, мисс Паула, — ответил он после долгого взгляда, который заставил девушку затрепетать. — Ваше сердце источает ее так обильно, что она исходит из ваших глаз, этих слез, рук и губ и переливается в мои глаза, а оттуда в мое сердце, и оно уже наполнилось до краев. Я не могу вместить еще больше вашей признательности, чем уже вместил. Поймите меня! — не добавив больше ни слова, он ушел.
Девушка, потрясенная, проводила его взглядом.
«Боже мой! Я никогда и в мечтах не смогла бы представить себе такого человека... — подумала она. — Неужели, найдя сокровищницу, я не получу возможности прикоснуться к ней?»
— Я все на свете отдала бы, чтобы быть с ним, — произнесла Паулина вполголоса, не замечая, что к ней подошла Розанна.
— Мисс Паула, ваш батюшка приехал и желает вас видеть, — сказала горничная.
Девушка резко обернулась и, закрыв мокрое от слез лицо руками, побежала прочь.
— О, Дева Мария! — воскликнула Розанна, когда Паулина скрылась в доме. — Не иначе, как этот черноглазый коршун похитил сердце нашей голубки.
И поспешила к хозяину сказать, что его дочь сильно напугана болезнью матери, что с ней произошло нервное потрясение, и сейчас, когда матушке лучше, Паулине необходимо успокоиться и отдохнуть в своей комнате.
Розанна мудро решила, что никому не следует пока знать об открытии, которое она нечаянно произвела, и что необходимо поговорить со своей госпожой начистоту.
Между тем к миссис Дженнингс вернулось сознание, и она чувствовала себя хорошо, за исключением небольшой слабости. Приехавший доктор подтвердил, что больной ничего более не угрожает. Мистер Дженнингс вздохнул наконец с облегчением. Поскольку счастливым выздоровлением своей жены он был обязан мистеру Ариусу, который, как уведомил камердинер, по чистой случайности оказался в доме, ибо в тот момент явился засвидетельствовать свое почтение господину губернатору и его семейству, то его превосходительство господин губернатор решил немедленно поехать в Пернвильский замок и нанести ответный благодарственный визит его владельцу.
«Какое мрачное глухое место», — думал м-р Дженнингс, разглядывая Пернвильский холм.
Его коляска въехала в гору по темной еловой аллее. Высокие ели стояли близко друг к другу и почти не пропускали света, здесь даже днем был полумрак.
«Как здесь можно жить, тем более одному. Мрачная личность этот м-р Ариус. Поговаривают, что он чуть ли не колдун», — м-р Дженнингс поежился.
По пустынному коридору, высокие своды которого кое-где освещались газовыми светильниками, уже знакомый губернатору слуга провел гостя в библиотеку и попросил подождать выхода его светлости. М-р Дженнингс за всю свою жизнь не видел столько книг. Некоторые из них были в дорогих переплетах, отделанных серебром и драгоценностями.
— Я имею честь видеть м-ра Дженнингса? — услышал он.
К нему подошел господин средних лет с благородной осанкой и аристократической наружностью. Губернатор, не видевший его прежде, с интересом разглядывал его. Как бывший военный он отметил, что фигура незнакомца стройна, грудь крепка, лицо худощаво с немного резкими, но привлекательными чертами, манеры властные и воспитание джентльмена. Приняв во внимание его богатство, губернатор заключил, что видит, по меньшей мере, равного, поэтому с подобающей учтивостью ответил утвердительно, хотя ему и было не по себе под пристальным взглядом черных глаз.
— Весьма польщен, ваше превосходительство, — Эделайн протянул ему ладонь, и м-р Дженнингс был на миг ослеплен блеском драгоценного камня на безымянном пальце хозяина замка — такого крупного и яркого сапфира ему никогда не приходилось видеть.
— Я приехал выразить вам свою глубокую признательность за помощь, которую вы оказали моей драгоценной супруге. Доктор сказал, не явись вы к нам так своевременно, я, возможно, уже был бы вдовцом.
— Не стоит благодарности, — Ариус жестом пригласил гостя сесть. — Все во власти провидения, я лишь орудие в его руках. Просто для миссис Дженнингс время уйти, еще не настало.
— Вы хотите сказать, что время смерти каждого предопределено?
— Разумеется, точно известно даже, сколько всего человек сделает вдохов и выдохов. Лишь только мы появляемся на свет, каждый новый день становится еще одним шагом к смерти.
— И что же, никакими способами невозможно удлинить или наоборот укоротить отпущенные нам годы? Вы, надеюсь, поймете мое любопытство. Я бывший военный. А солдат иногда вынужден лишать других жизни…
— Многие люди живут меньше, чем могли бы. Каждый греховный поступок или вредная привычка сокращают жизнь. Но, так или иначе, не бывает случайных смертей.
— О, господин Ариус, так вы философ и богослов, а я, признаться, считал вас гениальным врачевателем! Я слышал, вы способны буквально творить чудеса!
— Я на вашем месте не очень доверял бы слухам. Любое чудо можно объяснить, если обладать знанием. Подлинное чудо может явить только Всемогущий.
— Что ж, уверен, вы близко сойдетесь с нашим городским священником г-ном Глоуэром. Он тоже очень… начитанный человек, — добавил губернатор, покосившись на толстенный фолиант, лежавший неподалеку на низеньком мраморном столике.
Хозяин сдержанно поблагодарил гостя и перевел разговор на другую тему:
— Во время моего пребывания в вашем доме, я получил возможность познакомиться также с вашей дочерью и с уверенностью могу назвать вас счастливым отцом.
— О, да! Моя Паулина, единственное мое дитя, подлинное сокровище! Ровно через неделю ей исполнится восемнадцать. Ах, она такая красавица и умница! Вы, вероятно, успели заметить, как она добра и как сердечно привязана к своей матушке. Все слуги в доме боготворят ее, и во всем городе вы не найдете человека, который не был бы ею очарован…
Губернатор продолжал в том же духе, чувствуя себя более уверенно в этой части беседы, и не заметил, что Ариус поднялся с бархатного кресла напротив, подошел к своему письменному столу и что-то быстро записал.
В это время появился слуга, неся на подносе угощение. Все сервировано было очень изысканно. М-р Дженнингс отведал диковинных заморских фруктов и сладостей, которых никогда не видывал и названия которых он даже не знал, подивился сказочным вкусам неизвестных напитков и в самом лучшем расположении духа, возвратился в свою усадьбу.
Солнце опускалось за ели, подсветив их золотом и пурпуром, на небе стали появляться первые звезды. Эделайн вышел на балкон и сел на каменную скамью. Он размышлял над тем, в чем состоит его долг в этой жизни. В служении людям? Но в большинстве своем они не желают знать ничего, кроме своих насущных проблем. Что им тайны мироздания? Они бессмысленно тратят свою жизнь, стремясь извлечь из нее как можно больше удовольствий, и, высшей волей, страдают. В невежестве рождаются они и в невежестве покидают этот мир, так и не поняв, зачем жили.
«Что я могу сделать для них? Чем могу я им помочь? — спрашивал он себя. — Безумная толпа готова растоптать любого, кто осмелится поступать не так, как все. Когда мудрый, дойдя до вершин понимания и преисполнившись сострадания к дикой, ненасытной и жадной толпе, приносит факел Знания, толпа, желая уберечь свои нечистоты от беспощадного пламени, убивает смельчака, а потом обожествляет его, вкладывая в его уста те слова, которые ей хотелось бы слышать, и поклоняется ему как пророку, мессии, богу. Мертвого пророка можно не бояться. Он не скажет ничего лишнего, ничем не нарушит их блаженное неведение…»
Ариус поднялся и подставил ветру лицо, его пальцы сжали холодный камень парапета.
— Почему, даровав мне знание, Ты не наделил меня способностью преображать сердца Твоих созданий, возвращая им истинные качества? Яви мне Свою волю, дай мне понять, чего Ты хочешь от меня! Неужели Ты привел меня в это место для того, чтобы я встретил здесь это юное создание? Она так не похожа на всех, кто ее окружает. Мне кажется, я стою на пороге раскрытия удивительной тайны. Она не обычное существо. Неужели?..
Ариус вдохнул прохладный ночной воздух, пахнувший хвоей, речной водой и цветущим жасмином, и сел за письменный стол, на котором среди стопок старинных книг стояла чернильница с пером, лежали листы чистой бумаги. На первом листе торопливо было начертано: 3 июня сего года, 18. Эделайн раскрыл свои книги, обмакнул перо в чернильницу и погрузился в сложные вычисления. Он рассчитывал звездную карту судьбы Паулины Дженнингс.
Когда новая заря едва лишь окрасила восточную часть неба, он отложил перо, утомленно провел ладонями по лицу и тихо произнес:
— Так и есть.
Он устало смежил веки, откинувшись на высокую спинку стула: «Сколько долгих лет я тосковал без нее, искал на всех континентах! Почти потерял надежду. А она, как полевой цветок, росла здесь, в этой девственной глуши. Совсем другая! Смогу ли я обрести в ней ту, прежнюю?..»


ВИДЕНИЕ

Паулине этой ночью приснился странный сон. Белый крылатый конь нес ее на своей спине. Его гривой была морская пена, копыта — изумруды, уздечка из крупного жемчуга. Они мчались по гладкой хрустальной дороге, и из под копыт волшебного коня разлетались, сверкая на солнце, осколки. Паулина пригляделась и поняла, что это не хрустальная дорога, а водяная гладь. Крылатый конь несся по поверхности реки, как по дороге.
Ветви прибрежных деревьев склонились к воде и задевали Паулину благоухающими цветами и мягкими листьями. Из-за этого ее одежда и развевающиеся волосы покрылись душистой цветочной пыльцой, листьями и лепестками. А она, смеясь от невыразимого блаженства, наслаждалась ощущением полета.
Паулина увидела, что река заканчивается озером, в центре которого возвышается фонтан, а еще дальше — прекрасный дворец. Мгновенье спустя у нее перехватило дыхание — это конь, как птица, взмыл в небо, разрезав корпусом серебряные струи фонтана. Паулина с ног до головы покрылась водными брызгами, которые тут же превратились на ней в бриллианты.
Крылатый конь уже остановился у дворца, и множество прекрасных девушек выбежали ей навстречу. Они взяли ее за руки и повели внутрь. Она шла мимо высоких коралловых колонн, все стены были украшены драгоценными камнями, а полы отражали, как зеркала, все это великолепие. Ее привели в огромный зал, где собралось множество красиво наряженных слуг. В центре зала на возвышении стояли два золотых трона. Ее усадили на один, а другой справа от нее оставался пустым.
— Где же мой венценосный супруг? — спросила Паулина.
Ничего не ответили ей подданные. Только положили на ладони небольшой хрустальный шар на золотой подставке. Паулина встала, подняла перед собой шар и произнесла:
— Покажи мне его.
Яркий свет вдруг ослепил ее глаза, голова закружилась, она потеряла равновесие, шар выскользнул из ее рук и разбился о зеркальный пол. В это мгновение она проснулась.
Паулина проснулась в странном смятении — ночное видение как-то перекликалось с вчерашними событиями. Она вспомнила прошедший день: еще утром Паула только надеялась познакомиться с заинтересовавшим ее приезжим господином, а к вечеру он стал для нее дороже всех, хотя и не подозревал об этом.
Внутренняя жизнь этого человека необычайно ее притягивала. И любое мгновенье, когда состояние его души становилось видимым, она сохраняла в глубине своего сердца. Так прячут в шкатулку найденные жемчужины, чтобы в будущем сплести из них четки.
Вот он обращает в чистое золото цветок жасмина и с улыбкой говорит о привидениях; вот он распростер руки над телом ее матери, и на его побледневшем от напряжения лице проступила испарина. А вот в липовой аллее он медленно оборачивается и смотрит на нее, растрепанную, плачущую и укоряющую его в бессердечии, и говорит те поразительные слова, которые она не забудет до самой смерти (Кто еще смог бы такое сказать, смог бы такое почувствовать?!):
«Я переполнен вашей благодарностью, мисс Паула. Она исходит из ваших глаз, этих слез, рук и губ и переливается в мои глаза, а оттуда в мое сердце, и оно уже наполнилось до краев...»
Паулина еще долго оставалась в постели, погруженная в свои мысли. Постучав, вошла Розанна, чтобы помочь госпоже одеться. Подумав, что настал удачный момент для откровенной беседы, служанка набралась смелости, присела на край кровати, погладила волосы Паулины, разметавшиеся по подушке, и негромко сказала:
— Ах, мисс Паула, мисс Паула, я не стала еще слепа, и вас всегда хорошо понимала. Неужели вы полюбили этого странного чужеземца?
— Полюбила, я? — удивилась Паулина, как бы примеривая к себе это чувство. — Пожалуй… Не знаю… Я только мечтаю полностью понять, чем он живет и что ему дорого. Он бесконечно интересен мне, и я счастлива уже от одного его присутствия. Он не такой как все, я чувствую, что-то роднит с ним меня. Если он одарит меня своим вниманием, мне нечего больше желать. Милая Розанна, ответь мне, буду ли я когда-нибудь хоть немного дорога ему?
Та не знала, что ответить.
«Видимо, госпожа еще не оправилась от вчерашнего потрясения», — подумала она и пожалела, что затеяла этот разговор.
— Скоро день вашего ангела, — решила переменить тему Розанна. — Батюшка собирается устроить большой пышный праздник. Вам заказан чудесный карнавальный костюм. Будет много гостей, все ваши поклонники.
— Удивительно, я с таким нетерпением ждала этого дня, а теперь мысль о торжестве меня совсем не радует. Если только… Скажи, Розанна, как ты думаешь, -встрепенулась девушка, — а господина Ариуса он пригласит?
— Обязательно, дорогая, обязательно. А теперь вставайте, пора идти завтракать.
Почти весь день Паулина провела в своем любимом уголке сада. Здесь все было устроено по ее вкусу. Фиолетовые ирисы у маленького пруда, из которого вытекал говорливый  ручей; выложенная мраморными плитками тропинка, каменные светильники, кованые скамьи, прихотливые очертания деревьев, не тронутых ножницами садовника, белая мраморная беседка.
С книгой в руке она сидела на скамье у пруда. Но взгляд ее удивительно синих глаз был рассеян. Она вспоминала свое детство, когда избалованным, любимым всеми ребенком проводила беспечные дни в беззаботных играх. Природа была для нее неиссякаемым источником радостей и впечатлений. Она разговаривала с цветами, следила за полетом пушистых шмелей, разглядывала красивые камешки и раковины в ручье и строила через него мост из веточек и прутьев. Не нуждаясь в обществе сверстниц, она все дни напролет была занята своими детскими делами и никогда не испытывала скуки. Ей нравилось гулять после дождя, когда аромат влажной земли смешивался с запахами древесных соков и свежего ветра, а мокрая трава блестела на солнце чистотой. Она рвала листья одуванчиков с дрожащими на них дождевыми каплями и кормила ими задумчивых кроликов. Разве можно как-то выразить словами безоблачное детское счастье?..
Детство прошло, но внутреннее чувство радости и красоты не покидало ее. Она никогда прежде не испытывала тревог и сомнений, однако вселенские часы пробили, и в ее жизни произошел переворот. С того самого момента, когда отец произнес имя никому не знакомого приезжего господина — Эделайн Ариус, при звуках которого ее сердце вдруг неожиданно дрогнуло и забилось быстрее, и до сего часа ее не оставляло необъяснимое радостное волнение, как будто она подошла к какому-то рубежу, переступив который, окажется в новом мире. Этот мир был неизмеримо больше, значительнее, мудрее, загадочнее, он был необыкновенно волнующим и захватывающе интересным. Теперь она понимала, что счастье — это не отсутствие страхов и беспокойств, а сладостная деятельная жизнь сердца, полная разнообразия, движения, полета.
Паула была признательна судьбе за то, что в ее жизни появился этот необычный человек. И в то же время она чувствовала тревогу. Будущее казалось ей неопределенным и непредсказуемым, и она трепетала от предчувствия, что ее ожидает нечто удивительное.
Погруженная в свои мысли, Паулина не заметила, что солнце начало клониться к горизонту и наступили вечерние сумерки. Поднявшись со скамьи, она медленно направилась к дому, слушая, как соловей поет свою ночную серенаду. Дойдя до липовой аллеи, она остановилась как раз в том самом месте, где вчера рассталась с Эделайном. Ее мысли устремились к нему. Перед ее взором возникли очертания крутого Пернвильского холма у излучины реки с древним замком на вершине, окруженным высокими густыми елями.
«Интересно, что он делает сейчас, о чем думает? Вспоминает ли обо мне?» — подумала она.
Прислонившись спиной к широкому стволу старой липы, девушка закрыла глаза, сосредотачивая на нем все свое существо, и вдруг увидела его сидящим за письменным столом. Голова его была склонена над старинной книгой; в руке он держал перо и время от времени делал на полях книги какие-то пометки.
— Эделайн, — позвала она его мысленно.
Вздрогнув, он поднял голову и устремил в пространство внимательный взгляд темных глаз.
Девушка, испугавшись, немедленно открыла глаза. Сердце ее бешено колотилось, лицо пылало.
«Что это было? — в беспокойстве спрашивала она себя. — Что со мной происходит?».
В этот момент она заметила в начале аллеи двух мужчин. Узнав м-ра Хардфроу и м-ра Глоуэра, Паула спряталась за ствол липы, не желая, чтобы они видели ее в таком состоянии.
Двое друзей не спеша шли от дома к воротам и что-то оживленно обсуждали. Они были сильно навеселе после званного обеда у г-на губернатора по поводу счастливого выздоровления его супруги. В кругу гостей речь, естественно, зашла о м-ре Ариусе, который, правда, с изысканной вежливостью, но все же отклонил любезное приглашение губернатора. Публика, высказывая свое мнение на его счет, разделилась на два лагеря. Одни во главе с м-ром Дженнингсом считали его, конечно, чудаковатым, но достойным джентльменом, имеющим, в конце концов, право жить так, как ему хочется. Оппозицию им представляли м-р Хардфроу и пастор Глоуэр. И, признаться, настроены они были весьма враждебно по отношению к новоявленному хозяину Пернвиля, особенно пастор.
— Это неслыханно, — воскликнул он, останавливаясь возле дерева, за которым скрывалась Паулина, — они все так очарованы благодеянием этого м-ра Ариуса. Наш губернатор не видит дальше своего носа. Но он еще пожалеет, что вовремя не прислушался к моему мнению!
— Да, да, мой друг, вы совершенно правы, — соглашался с ним м-р Хардфроу.
— Это тихий омут, в котором водятся черти, смею вас заверить, а уж я-то их дух за версту чую. Он может вытворять разные сомнительные штуки, которые не под силу обычным людям. Что это значит? Это значит, что он колдун. Он замкнут, мрачен, нелюдим. А какие у него страшные черные глаза! Уверяю вас, он ужасный, сверхмогущественный колдун.
— Но у нас нет никаких доказательств. Пока он не сделал никому ничего дурного, — наморщив лоб от значительных умственных усилий, важно произнес директор школы.
— Вы еще не видели его, дружище, но я уже имел несчастье с ним встретиться. Вы знаете, как тонко я улавливаю природу каждого человека, мое чутье меня не подводит и сейчас. Он опасен, он подрывает нашу веру, рушит сложившиеся устои. Вот уже месяц, как он в городе, но он ни разу, слышите, ни разу не пришел на мою воскресную проповедь!
— Это серьезный довод не в пользу м-ра Ариуса, — согласился м-р Хардфроу.
— Это только начало, — воодушевляясь, вскричал пастор. — Я готов раздобыть новые неоспоримые доказательства. Я готов пожертвовать собой ради людей, ради веры!
— Что вы имеете в виду, дорогой друг?
— У меня созрел один замысел. И если вы меня поддержите, мы претворим его вдвоем.
Паулина стояла так близко к ним, что лишь сгустившиеся сумерки и тени от раскидистых лип не позволяли заметить ее светлое платье по другую сторону ствола. Не шевелясь и почти не дыша, она, словно превратилась в мраморную статую. Вся кровь ее прихлынула к сердцу. Его частые удары, казалось, были слышны в наступившей тишине.
Директор школы молчал, не зная, что ответить на смелое заявление пастора, и уже сильно жалел, что имел неосторожность вступить с ним в столь опасный разговор. Пастор, видя, что его друг колеблется, понизив голос, добавил:
— Не трусьте, мой дорогой. Мы будем вооружены. Нам нужно только каким-то образом проникнуть ночью в его замок, и мы без труда уличим его в колдовстве. Тогда все эти глупцы во главе с губернатором, наконец-то, прозреют.
— Видите ли, Глоуэр. Это слишком рискованно. Поверьте, я боюсь не за себя. Но ведь у меня семья, дети...
— Тем более, Хардфроу, ваш прямой долг — встать на их защиту, — перебил его собеседник. — Неизвестно, что завтра сделает с ними, со всеми нами этот отвратительный колдун!
Так, уговорами, то взывая к чувству долга, то пугая последствиями бездействия, пастор добился-таки от м-ра Хардфроу согласия принять участие в своем замысле. Заговорщики решили, не откладывая, той же ночью попытаться проникнуть в Пернвильский замок и посмотреть, не занимается ли его владелец по ночам черной магией. Условившись встретиться ближе к полуночи, они удалились.
Когда их шаги стихли, Паулина покинула свое укрытие. М-ру Ариусу грозила опасность. Эти обезумевшие старые сумасброды, да еще и вооруженные, могли причинить ему вред, ранить или даже убить, поэтому надо было предупредить его, но как? Здесь начинались сомнения.
Паулина бродила по тропинкам сада, обдумывая, как поступить, пока подол ее платья не стал мокрым от росы. Можно, конечно, было бы отправить ему с кем-нибудь записку, но, кроме Розанны, ей некому было довериться. А та ни за что не пошла бы в замок м-ра Ариуса и днем, не то что ночью. Но что-то ведь надо было предпринять! Оставалось только одно — пойти самой. Но как молодой особе одной ночью пойти в дом холостяка? Если это кому-нибудь станет известно, ей несдобровать.
Первым побуждением Паулины было рассказать обо всем отцу, но тогда может возникнуть вопрос о причине ее собственного беспокойства за судьбу м-ра Ариуса. А эту тему ей обсуждать не хотелось. Отец, человек грубоватый по природе, может расценить затею пастора как недурную забаву и, еще чего доброго, принять в ней участие. Нет, никому нельзя говорить об этом!
«Да что же я, в самом деле! Мистер Ариус спас жизнь моей матушке, а я не решаюсь отплатить тем же!» — Паулина устыдилась собственного малодушия.
Когда девушка подошла наконец к своему дому, в ее уме созрело решение. Сказав, что не голодна, она отказалась от ужина и, пожелав отцу с матерью доброй ночи, поднялась в свою комнату. Там Паулина позволила Розанне себя переодеть ко сну и уложить в постель.
Служанка оставила госпожу с книгой в руках, напомнив ей погасить свечу перед сном. Около часа девушка оставалась в постели. Когда пробило десять, и все домашние собрались за ужином в столовой, а прислуга на кухне, Паула поднялась с постели, достала в своей гардеробной маскарадный костюм пажа и переоделась в мужское платье. Затем, погасив свечу, вышла из спальни и заперла дверь на ключ, который положила в карман камзола. По лестнице для прислуги спустилась в сад. Дверь здесь запиралась только на вращающуюся щеколду, которую на обратном пути легко было бы открыть. Паулина научилась этому еще в детстве — пользовалась этой дверцей, когда ее укладывали отдыхать после обеда, а ей, непослушной, хотелось поиграть в саду.
Не замеченная никем, девушка добралась до кованой ограды. Ворота на главной аллее никогда не запирались, поэтому Паула, быстро миновав освещенный луной участок дороги, оказалась за пределами родной усадьбы. Вокруг не было ни души. Часы на городской башне пробили половину одиннадцатого.

НОЧНАЯ ГРОЗА

Майская ночь была на редкость теплой, даже душной. Полная луна то и дело показывала из-за облаков свой бледно-розовый лик. По всему было видно, что будет гроза.
Почти не чувствуя потребности во сне, Ариус, как обычно, проводил ночные часы в своем кабинете за работой. Он был весьма удивлен, когда в начале двенадцатого Рауль доложил, что его немедленно желает видеть молодой джентльмен по очень важному делу.
Паулина, пытаясь скрыть волнение, шла по тихим, едва освещенным коридорам и залам старинного замка вслед за слугой. Подойдя к кабинету, тот пропустил ее внутрь и закрыл за ней тяжелые резные двери. Она остановилась на пороге, оробев от вида хозяина, сидящего в полумраке комнаты за письменным столом в той самой позе, в которой он предстал перед ней в ее видении. И как тогда, не выпуская из рук пера, он поднял голову, оторвав взгляд от раскрытой книги. В неровном свете свечей, на лицо Эделайна ложились резкие тени.
— Я слушаю вас, — сказал он, разглядывая в свою очередь вошедшего к нему молодого человека. — Проходите, присаживайтесь. С кем имею честь говорить?
Юноша сделал несколько шагов и присел на край дивана, стараясь оставаться в глубокой тени. Несмотря на теплую погоду, он был в плаще, почти скрывавшем его фигуру, в перчатках и широкополой шляпе.
— Мы не знакомы с вами, — начал гость, -но я наслышан о вашем благородстве. Поэтому когда до моих ушей дошли известия о готовящейся против вас подлости, я счел своим долгом прийти и предупредить вас.
Интонации в голосе молодого человека показались Эделайну знакомыми, и он попытался, насколько это было возможно в плохо освещенной комнате, вглядеться в его лицо. Однако заметил лишь, что юноша был бледен, и блестящие черные локоны еще сильнее подчеркивали это.
— Объяснитесь, что вы имеете в виду? — мягко спросил Ариус.
— Одна известная вам особа случайно стала свидетелем заговора двух ваших недоброжелателей, которые сегодня ночью собираются, вооружившись, проникнуть в ваши владения и попытаться любым способом раздобыть доказательства вашей причастности к противной христианской церкви деятельности, другими словами, к колдовству. Так вот, эта особа, не желая пролития невинной крови и очернения благородного имени, попросила меня, ее преданного друга, прийти сюда и предупредить вас. Так она хотела ответить благодарностью на ваши благодеяния.
В волнении Ариус поднялся. Молодой человек тоже встал.
— Вы сказали она? — переспросил Эделайн. — Вы сказали, что я ее знаю, и она желает ответить благодарностью на мои благодеяния? Что ж, я знаком здесь только с одной такой особой, — продолжал он. — И она настолько доверяет вам, что, посвятив в свою тайну, послала ко мне с поручением? Да, вы же сказали, что вы ее преданный друг. — Ариус подошел к окну и посмотрел на чернеющие внизу ели. — Вы, верно, любите ее? Конечно же, ее нельзя не любить… А она, должно быть, отвечает вам взаимностью?
«Вот почему она с такой силой сегодня думала обо мне, когда я так явственно уловил ее зов. Как глупец, я понадеялся, что стал дорог ей! Конечно же, я ошибался. Это просто благодарность. И теперь, заботясь о моем спокойствии, она предупреждает о заговоре, найдя поддержку у этого милого юноши. Бесспорно, молодость привлекается молодостью. А мне следует уехать, чтобы не нарушить ее безмятежность, не встать на пути у этой юной любви, не омрачить невинную радость ее души…»
— Вам угрожает опасность! Вам необходимо что-нибудь предпринять! — воскликнул юноша горячо, прервав ход его мыслей. — И поторопитесь, скоро полночь, это время часто избирается злодеями.
— Пусть кто угодно приходит и пытается навредить мне, — ответил Ариус, невольно отмечая, что этот пылкий и багородный юноша как нельзя лучше подходит для нежной Паулины. — Злые замыслы обернутся против тех, кто их лелеет, и для них будет большой удачей, уйти отсюда невредимыми. Невозможно уничтожить того, кого охраняет Господь, и невозможно защитить того, кого Он вознамерился уничтожить. Но не смею больше вас задерживать. Час, действительно поздний. Вас, видимо, ждут и волнуются. Прощайте, я ваш должник, — Эделайн поклонился  незнакомцу.
Тот поднялся и подошел к двери.
— Волнуются за вас, — поправил он, обернувшись к Ариусу, и быстро вышел.
Большие напольные часы зашипели и стали отсчитывать полночь.
Небо окончательно заволокло тучами. Высокие ели у подножия старого замка скрипели, раскачиваясь от сильного ветра. Вдали полыхали зарницы, редкие крупные капли ударяли по земле, как град. Пастор и м-р Хардфроу, одетые в длинные макинтоши, пробирались вдоль высоких каменных стен ограды, надвинув капюшоны на самые глаза. Они то и дело спотыкались в темноте о выпирающие из-под земли корни старых деревьев и продирались сквозь кусты.
— Мистер Глоуэр, у меня больше нет сил. Почему мы бредем здесь сквозь этот бурелом вдоль стен, а не входим со стороны дороги? — жалобно причитал м-р Хардфроу.
— Здесь где-то есть старая калитка, ее петли, наверняка, давно проржавели, и мы без труда сможем пробраться внутрь никем не замеченные. Идти со стороны дороги слишком рискованно, — ответил пастор.
Внезапно при свете молнии они увидели наполовину заросшую плющом калитку, ведущую на задний двор.
— Мужайтесь, мой друг, мы у цели! — ободряюще воскликнул пастор.
Ржавые петли действительно не выдержали двойного напора, и вскоре заговорщики, притаившись среди дворовых построек, уже наблюдали за окнами замка. Везде была темнота. Никаких признаков человеческой жизни. Ни звука не доносилось до них, кроме воя ветра. Почувствовав прилив храбрости, м-р Глоуэр и м-р Хардфроу решили обойти вокруг замка к главному входу. Каково же было их удивление, когда они обнаружили массивные двери распахнутыми настежь. Ветер задувал внутрь пыль и сорванные бурей листья и траву.
— Войдем внутрь, — предложил пастор. -Этот проклятый Ариус, видно, сбежал отсюда.
— Нет, нет! — Хардфроу сжался от страха. — Там внутри жуткая темнота. Уйдемте поскорее!
— Нам нужно раздобыть доказательства, чтобы обвинить хозяина в колдовстве. Может быть, он алхимик. Если мы найдем лабораторию, расскажем обо всем губернатору. Он вышлет вслед за Ариусом солдат, разыщет и предаст суду.
— А если он и вправду колдун, нам несдобровать!
— Не бойтесь ничего рядом со служителем церкви.
Они вошли внутрь. Поднялись по главной лестнице.
— Зажжем свечу, — пастор порылся в карманах плаща и достал свечу и огниво.
Когда в тусклом свете мерцающего огонька они оглядели огромный зал — волосы зашевелились у них на голове: бледные фигуры отделились от стен и со всех сторон поплыли к ним. Ужасные лица с пустыми глазницами, перекошенные рты, тянущиеся к ним крючковатые пальцы — все это привело бы и более мужественных людей на грань помешательства. Эти же обезумели от страха. Пастор истово творил крестные знамения, Хардфроу, держась за сердце, медленно опускался на пол.
Духи двигались таким образом, что заговорщики вынуждены были в конце концов отступить по коридору к лестнице. Поднимаясь по ступеням, они вскоре оказались на крыше. Прижатые к парапету, Глоуэр и Хардфроу поняли, что их сейчас скинут вниз.
Вдруг сильная вспышка на миг осветила все кругом и тут же раздался оглушительный грохот — молния ударила в шпиль башни. Посыпалась старая черепица, тяжелый чугунный шпиль накренился, упал на парапет, раздробив его, и полетел вниз. Оглушенные и напуганные до полусмерти Глоуэр и Харфроу почувствовали, что теряют равновесие и вместе с обломками каменного парапета валятся вниз.
По чистой случайности внизу оказалась телега с сеном, куда оба относительно благополучно приземлились. Помятые и испуганные побежали они по аллее, ведущей к выходу. Однако их злоключения этим не закончились. Прямо на них примерно в четырех футах от земли медленно плыли три небольших огненных шара. Пастор и директор в ужасе замерли — они узнали в этих светящихся предметах страшные шаровые молнии, опасные и непредсказуемые, появляющиеся обычно в сухие грозы. Они оказались в ловушке: сзади привидения, впереди шаровые молнии, слева каменная стена ограды. Оставалась последняя возможность: повернуть направо и в темноте по тропинке пробраться через сад к калитке. Там они были бы в безопасности. Они побежали в сад, но шаровые молнии последовали за ними и, окружив, начали приближаться. Пастор и учитель поняли, что им конец.  Вдруг на тропинке появился хозяин замка в дорожной одежде, словно он собирался уезжать.
— Безумцы, вы пришли сюда незванными. Что вы хотели обо мне узнать, в чем уличить? Что плохого я сделал вам и людям этого города? — воскликнул он. — Я мог бы уничтожить вас, но это не в моих правилах. Убирайтесь отсюда и извлеките должный урок.
Ариус протянул правую руку к шаровым молниям. Они приблизились к нему и одна за другой исчезли в сиянии сапфира. Путь к выходу был свободен.
— А вам, пастор, — добавил хозяин Пернвиля, — мой совет: не появляйтесь больше в окрестностях замка. Боюсь, что тогда уже ничем не смогу помочь вам.
Обезумев от гнева, с криком: «Умри же, исчадие ада!», Глоуэр выхватил револьвер и разрядил его в Эделайна. В это мгновенье к ним из-за деревьев с горестным криком выбежал человек в тщетной надежде изменить ход событий, но в бессилии что-либо предпринять, упал.
К счастью, старое оружие только произвело шум. Ариус остался невредим. Он поспешил к лежавшему неподвижно человеку, поскольку узнал в нем недавнего ночного гостя и подумал, что тот, возможно, ранен. В то время, когда Эделайн склонился над ним, Глоуэр схватил за руку окаменевшего от ужаса Хардфроу и потащил его по аллее к выходу.
Ариус повернул молодого человека на спину и, при свете молний разглядев его лицо, воскликнул: «О небо! Это же Паулина!».


ВОСПОМИНАНИЯ

Паула была без сознания. Ее запрокинутая голова без шляпы и парика неподвижно лежала на мокрой траве. Эделайн провел рукой по ее влажным волосам.
— Дитя, совсем дитя, — сказал он грустно и ласково.
— Она любит вас, хозяин, — за спиной Ариуса возникла фигура Рауля.
Тот покачал головой в ответ:
— Мисс Паула лишь видит во мне возможность преобразить свою жизнь, познать ее смысл, прикоснуться к тайнам бытия.
— Ну да! Значит только ради тяги к переменам она, переодевшись в мужское платье, поспешила поздним вечером предупредить вас, а ночь проводит под дождем в вашем глухом саду?
— Довольно рассуждений, Рауль. Госпожа скоро совсем промокнет. Пойди, разожги в гостиной камин.
— А привидения?
— Не хочешь ли ты сказать, что боишься их?
— Нет… Но все же лучше, если вы пойдете первым.
— Иногда я не знаю, кто чей слуга, Рауль.
— Простите, хозяин.
— Иди, не бойся. Они больше не покажутся.
— Похоже, наш отъезд откладывается, — пробормотал Рауль, удаляясь.
Ариус внес Паулину в замок. Несколько капель мятной настойки, которой Ариус смочил ей виски и губы, привели ее в чувство. Паула открыла глаза, увидела склонившегося к ней Эделайна и порывисто схватила его за руку.
— Вы не ранены?
— Успокойтесь, мисс Дженнингс, со мной все в порядке.
Паулина облегченно вздохнула, откинувшись на подушки. Ариус положил ей на лоб ладонь и посмотрел в ее глаза своим гипнотическим взглядом. Ее веки стали тяжелеть. Темный зал с высокими, уходящими к потолку, как в церкви, окнами, огромный пылающий камин и на его фоне фигура хозяина замка стали меркнуть.
— Это сон, мне все снится? — медленно проговорила она, превозмогая овладевавшую дремоту.
— Да, сударыня, это сон, — ответил хозяин, чуть заметно улыбнувшись.
— Тогда это самый чудесный сон на свете, — Паула закрыла глаза. — Как это мило, что вы мне снитесь, — прошептала она.
— Я очень рад, что мы снова встретились, — Ариус поднес к своим губам ее теплые пальчики. — Я так долго искал тебя.
— Искал? Ты знал меня прежде?
— Знал. А ты не помнишь меня?
Она наморщила лоб.
— Я помню… — она посмотрела на Ариуса сквозь полуоткрытые ресницы, и сжала его ладонь. — Я помню твои глаза, руки… Да! Тот самый перстень с сапфиром! Но это было так давно…
— Очень давно, очень.
— Был еще другой сапфир, где он? — спросила вдруг девушка.
Ариус снял со своей шеи золотой кулон и вложил в ее пальцы.
— Как хорошо, как приятно снова ощутить тяжесть этого камня, — Паулина счастливо улыбнулась во сне, — теперь мое сокровище снова со мной!
— И мое…
Эделайн сидел на диване рядом со спящей. В тишине ночи было слышно только ее ровное дыхание, ход часов и потрескивание пламени в камине. Ариус задумчиво смотрел в ее лицо, и смутные образы прошлого проявлялись в его сознании. Он не помнил подробностей, лишь ощущение безграничного счастья и любви. Теплота и нежность наполнили его сердце, он хотел, чтобы рассвет еще долго не наступал.
К нему неслышно подошел Рауль.
— Хозяин, через два часа солнце встанет, — сказал он ему на ухо. — Пора отвезти мисс домой.
— Да, да… — ответил Ариус рассеянно.
Рауль поглядел на спящую:
— Она еще в обмороке?
— Чтобы избавить ее от потрясения, я погрузил ее в сон. Теперь, когда она проснется, ей будет казаться, что все события этой ночи ей приснились. Иди, закладывай карету… — Эделайн не отрывал взгляда от Паулины.
— Вы забыли, господин, карета давно запряжена. Вы же собирались уехать. Я вам сразу сказал, зачем уезжать из этого тихого милого городка? Тем более что, мне кажется, здесь вас ожидает много приятных мгновений.
Ариус никак не откликнулся на его тираду.
— Как она хороша! — продолжал Рауль. -Распущенные волосы, словно тяжелые серебряные слитки, полуоткрытые алые губы… — он восхищенно вздохнул. — На вашем месте я бы не удержался и поцеловал ее, хозяин.
— Рауль! — прогневался Ариус. — Пошел вон!
Паулина вздрогнула. Эделайн положил ладонь ей на лоб.
— Но хозяин…
— Пошел вон, я сказал! — повторил тот шепотом.
Когда слуга вышел, Ариус достал из нагрудного кармана свою старую записную книжку, с которой никогда не расставался, вырвал от туда несколько листов и спрятал в кармане куртки Паулины, обнаружив там же ключ от ее комнаты. Он осторожно взял Паулу на руки и вынес к карете.
Когда они подъехали к дому губернатора, начало светать. Дождь прекратился, небо очистилось от туч. В доме было темно и тихо. Все еще спали. Рауль быстро освоился с щеколдой. Через калитку для прислуги они проникли внутрь. Ариус с Паулиной тихо поднялся по лестнице на второй этаж, где Рауль уже распахнул перед ним двери ее комнаты.
— Положи ключ на стол, — повелел ему Ариус.
— А как вы догадались, где именно комната мисс Паулы? — спросил он хозяина.
Эделайн бережно положил девушку в постель.
— Обратил внимание в свой прошлый приход.
«Ну, точно, он влюблен в нее, — подумал Рауль, — а то стал бы мой хозяин обращать внимание на чужие комнаты…»
Примерно через час после того, как Эделайн с Раулем покинули дом губернатора, к Паулине вошла Розанна. Увидев госпожу спящей в одежде, она не удивилась.
— Сколько раз я собиралась пожаловаться батюшке на мисс Паулу. Ох уж эти ее причуды! Никогда не знаешь, что она выдумает в следующее мгновенье. То им необходимо рисовать ночью лунные пейзажи, то узнать, в котором часу раскрываются цветы в парке, то слушать предрассветное пение птиц или наблюдать восход солнца. Что же на этот раз?
Рассуждая так, служанка осторожно переодела госпожу.
— Вся одежда сырая! Наверное, считала, сколько раз сверкнет молния во время грозы.
Розанна встряхнула камзол, и на пол упал кулон с тяжелым синим камнем в золотой оправе и несколько листков пожелтевшей бумаги.
— Дева Мария! — воскликнула служанка. — Камень-то, сапфир точь-в-точь такой, как на перстне у этого таинственного господина Ариуса! — Она развернула листы: Написано как мелко, жаль, что не умею читать… Неужели они тайно встречались этой ночью?!
Бедная Розанна даже села от удивления. Она положила свои находки на столик у кровати и задумалась. Рассказывать обо всем м-ру Дженнингсу она, конечно же, не будет, но ведь что-то же надо делать. Ничего хорошего из этих встреч не выйдет, она была уверена в этом.
— Скоро жди беды, — вздохнула Розанна.
На сердце у нее было тяжело. Она снова посмотрела на сапфир, которого уже коснулись первые солнечные лучи, — он переливался, как живой, и голубые отблески дрожали на потолке.
«А ведь камень-то не простой, волшебный камень-то, — вдруг поняла она. — Что-то будет, что-то будет…»


СТРАНИЦЫ ИЗ ДНЕВНИКА

Оставшуюся до дня рождения Паулины неделю Эделайн не покидал окрестностей своего замка. Засидевшись до утра за работой, он выходил на балкон, чтобы освежить ум и тело утренней прохладой, и замечал иногда у реки белое платье и кружевной зонт. Ариус готовился к решающему разговору с Паулой, который мог повлечь за собой самые неожиданные последствия. Поэтому он решил все хорошенько обдумать и какое-то время не видеться с ней, чтобы избежать пока вопросов и не тревожить ее и без того расстроенные чувства.
Второго июня вечером ему доставили приглашение на карнавальный праздник в дом губернатора в честь восемнадцатилетия его дочери.
Мистер и миссис Дженнингс ожидали много гостей, в основном, мужеского пола. Их дочь вступала во взрослую жизнь, пора было подумать и о замужестве. Руки мисс Дженнингс добивалось уже несколько человек, в большинстве своем офицеры. И прежде она не относилась к их намерениям серьезно, но ее их ухаживания забавляли, теперь же, хотя не прошло и двух недель, как она познакомилась с мистером Ариусом, он завладел ее мыслями настолько, что ни для кого другого не осталось более места. Поскольку она стала равнодушна ко всем остальным знакам внимания, это было замечено, и количество недоброжелателей м-ра Ариуса резко возросло.
Трудно описать чувства Паулины утром третьего июня. До полудня она пребывала в таком сильном волнении, что ее бросало то в жар, то в холод, и она не находила себе места. Родители поражались, замечая на лице дочери то яркий румянец, то внезапную бледность. Они приписали ее состояние нетерпению в ожидании праздника, подарков и комплиментов, но если бы они были внимательнее, то обнаружили в ее поведении гораздо больше поводов для беспокойства. Только одна Розанна всерьез опасалась за Паулу, но пока никому ничего не говорила, поскольку ее госпожа не встречалась с г-ном Ариусом с той самой ночи. Однако служанка видела, что Паулина никогда не расставалась теперь со своим сапфиром, который Розанна считала залогом между влюбленными, и подолгу просиживала в саду с теми листками в руках, о чем-то раздумывая. Она и теперь была там, перечитывая их, наверное, уже в сотый раз.
Это были листы из детского дневника Эделайна — отрывочные впечатления о его отъезде из родной страны. Вот что содержалось в них:
i«…Сегодня мне снилась зима. Кругом было много, много снега. Своим пушистым покрывалом он укутал голые липы и колючие ели в нашем старом парке, лег мягким ковром на его дорожках, и Перкинс, расчищая их, ворчал, что, может, и к вечеру не управится. А вечером было Рождество — мой самый любимый день в году! Волшебный день!
С самого утра я был в особом, приподнятом настроении. Солнечный зайчик, играя на моей постели, заглянул мне в глаза, я проснулся и увидел в морозном, сверкающем инеем окне детской голубое холодное небо и вершины деревьев в парке. Вскочив с постели, я устроился на подоконнике. Отсюда, из моей уютной комнаты под самой крышей, я мог видеть, что из каминной трубы валил дым: это Пулл уже готовила завтрак. Вот, укутавшись в теплую шаль, к дому идет молочница, Питер впряг Гнедого и Серебряного в коляску. Значит, после завтрака мы поедем в гости…
Потом я завтракал. Матушка в лавандовом платье была удивительно красива. Ее руки пахли корицей и ванилью, густые каштановые волосы, с которыми она иногда позволяла мне играть, были уложены короной. Она улыбалась мне, отец тоже смеялся и, оторвавшись от своей газеты, рассказывал удивительные истории. И вместе мы гадали, какой подарок принесет мне Санта.
— Папа, вели не закрывать сегодня вечером чердачное окно, иначе Санта не сможет попасть к нам, — серьезно говорил я.
— Непременно, дорогой, как я могу забыть столь важную деталь, — отвечал он. — И они с мамой весело переглядывались.
Наскоро позавтракав, я бежал в сад проверить кормушку для птиц, которую мы с Перкинсоном укрепили в начале зимы. И притаившись за елками, наблюдал, как голуби, синицы и снегири подлетают и клюют зерно.
— Эдди, где ты? — слышал я голос мамы. — Эжени, наверное, уже заждалась.
Мы ехали к соседям, и из экипажа я рассматривал зиму, которая так преобразила и обновила знакомые пейзажи. Лошади выдыхали пар, от их копыт разлетались маленькие снежные вихри.
Снег падал большими хлопьями, а мы с Эжени, вдоволь накатавшись с горки, кормили кедровыми орехами ручных белок. Из-под зеленого капота Эжени выбивались золотистые пряди, ее небесно-голубые глаза каждый раз, когда белки спрыгивали к нам, так широко раскрывались, что я боялся заглядывать в них, вдруг утону. Ее пунцовые на морозе щеки напоминали мне двух снегирей. Меня переполняла радость, я начинал шалить, прыгать в сугробы и кидаться снегом, а она звонко смеялась. Потом мы смотрели, у кого дольше не растают на ладони снежинки, и родители не могли дозваться нас обедать.
За обедом мы сидели рядом. Папа Эжени, мистер Гордон, смущая меня, говорил, что я сегодня очень представителен в новом твидовом костюме. А его жена, миссис Джейн Гордон говорила:
«Дети, как вы медленно едите, вот ваш десерт». Я глядел в мамины глаза, они мягко улыбались.
— Нам пора, Эделайн, — звала она. — Папа, наверное, уже привез елку.
Мы прощались с Гордонами до вечера. Эжени долго махала рукой с крыльца, а дома ждала елка…
…Сегодня мне не хотелось просыпаться, а, проснувшись, я не хотел открывать глаза, потому что уже знал, что сегодня не будет никакого волшебства, не будет елки, Эжени, белок, не будет снежинок на ладонях. Снега вообще не будет.
Я вспомнил утомительное путешествие на пыхтящем черным дымом пароходе. Жаркий чужой берег. Незнакомые пряные запахи. Мы стояли на причале и ждали, когда темнокожие люди выгрузят наши вещи. Папа тогда сказал:
«Посмотри, Эделайн. Это Индия! Теперь мы будем жить здесь. Хочешь, я куплю тебе слоненка?»
Я не мог понять, зачем мы уехали. Матушка объясняла мне, что папа теперь будет здесь директором Высшего английского колледжа. Но я не желал ничего понимать.
Тянулся тоскливый день. Темнокожий доктор Сингх с розовыми ладонями долго и внимательно слушал, как я дышу. Я видел мамины испуганные глаза и расстроенное лицо отца. Есть мне не хотелось, гулять тоже. Я ненавидел эти глупые пальмы и банановые деревья. Я ненавидел экзотические благоухающие цветы перед нашим новым большим и неуютным домом. Я не любил этих темнокожих людей, которые быстро и громко говорили на незнакомом языке, как будто ругались, эти узкие шумные улочки, страшных в лохмотьях нищих, голых грязных ребятишек. Я ненавидел это вечное лето. Я хотел зимы, снега, запаха душистой хвои. Я больше не боялся утонуть в голубых озерах глаз Эжени. Но этого никогда не будет. Не будет ручных белок, ледяных горок, шумных снежных баталий, звонкого смеха Эжени. Мучительная тоска охватывала меня при этих мыслях. Не было смысла жить…
— Я испекла для тебя твои любимые пирожные.
— Спасибо, мама, мне не хочется.
— А давай, мы все вместе пойдем на берег океана и будем кормить чаек. Они такие красивые, белые, большие. Они очень умные.
— Нет, папа. Там ходят торговцы жемчугом. Они опять будут упрашивать купить у них жемчуг или раковины. Я их боюсь. У них жадные глаза и острые белые зубы сверкают, как у волков.
— Ну, что ты выдумываешь! — возмутился отец. — Просто бедняки хотят подзаработать…
Мама положила ему руку на плечо.
— Иди, Эделайн, погуляй в саду, — сказала она мне мягко.
Солнце быстро садилось в фиолетовую дымку за горизонтом, но все равно было душно и влажно. В потемневшем небе зажигались первые звезды, а в саду, здесь и там спрятанные в мягкой траве, уже светились разноцветными огоньками маленькие газовые фонарики. Это мама так придумала украсить сад. Вокруг ствола широкого, в пять моих обхватов, раскидистого дерева была сделана прохладная мраморная скамья. Я подошел и сел на нее.
«Как папа называл это дерево? — попытался вспомнить я. — По-моему, баньян, или фикус религиозус, или индийская смоковница. Интересно, почему смоковница?»
Рядом усыпанный пышными розовыми цветами неизвестный мне куст распространял вокруг себя сильное и ароматное благоухание. Оно было чужим и поэтому неприятным мне. Я прислонился к теплому стволу и запрокинул голову. Звезды были крупные, наверное, с мою ладонь, таких я никогда не видел дома. Я смотрел на них долго. Вдруг мне показалось, что они мерцают и движутся. Этого не может быть! Одна звезда сорвалась с неба, описала широкую дугу под обширной кроной дерева, упала в траву прямо к моим ногам и погасла. Я даже подпрыгнул от неожиданности.
— Это же светлячки, — раздалось рядом со мной.
Обернувшись, я застыл от изумления. Прямо на меня глядела белая корова необычайной красоты. Ее большие карие  глаза, розоватые в уголках, улыбались, на гибкой шее блестело драгоценное ожерелье с рубиновыми колокольчиками, копыта и рога были золотыми. В темноте от нее исходило едва заметное сияние.
— Ты испугался меня? — она с достоинством подняла голову и повела длинными ушами.
— Кто вы, госпожа? — робко спросил я.
Она казалась мне заколдованной королевой.
— Я — небесная корова Сурабхи, — ответила она. — На этой земле люди поклоняются мне, потому что я могу исполнять заветные желания. Я наблюдаю за тобой с тех пор, как ты появился здесь. Мне кажется, ты все ждешь и ждешь какого-то чуда, а оно все не происходит и не происходит, поэтому ты чувствуешь себя несчастным. Ты приехал из далекой северной страны?
— Да, но я не хотел уезжать оттуда. Мне не нравится здесь.
Я попытался объяснить небесной корове, что дома все вокруг меня было знакомым и родным: парк, деревья и кусты, каждый цветок и листок, каждая снежинка, животные и птицы, все люди были моими друзьями. Я говорил взволнованно и сбивчиво, но прекрасная корова слушала меня внимательно и не перебивала. Когда я закончил, она некоторое время еще молчала, как будто раздумывала о чем-то. Взошедшая Луна была одного с нею цвета. И сияние их обеих, встретившись, слилось.
Небесная корова обратила свои восхитительные глаза к ночному светилу.
— Здравствуй, сестра. Приятной прогулки, — приветствовала она Луну.
И мне показалось, что я услышал в ответ:
— Здравствуй, сестра, приятной и тебе прогулки. Кто это рядом с тобой? Ах, это же Эделайн.
От удивления у меня перехватило дыхание.
— Этот мальчик не хочет жить, если в его жизни нет чуда, — произнесла Сурабхи.
— Он прав. Без чуда жить нельзя, — ответила Луна. — Возьми его в свою небесную обитель.
— Нет, — покачала головой небесная корова, — пока еще рано. Но хочешь, ты будешь моим другом? — спросила она, повернувшись ко мне, и ее золотые рога сверкнули.
— Я не знаю, смогу ли я. Вы такая волшебная, такая красивая, с вами, наверное, так интересно общаться, но я не знаю, достоин ли я стать вашим другом!
— Для этого ты должен просто верить в чудеса, — ответила она. — Возьми один из рубиновых колокольчиков с моей шеи. Когда тебе станет грустно, позвони в него. Все вокруг тебя оживет, и ты услышишь много интересного от деревьев, цветов, бабочек — всех, кто окружает тебя здесь.
Улыбнувшись, я обнял ее за шею...
— Смотри, Изабелла, он заснул здесь под баньяновым деревом.
— Эдди, проснись, мой мальчик.
Послышались голоса родителей.
Я открыл глаза.
— Эделайн, уже поздно, мы давно зовем тебя, — сказал папа. — Идем, у нас для тебя сюрприз.
Мы вошли в дом. В гостиной на столе лежала большая сосновая ветка с шишками и конверт.
— Это тебя Гордоны поздравляют с Рождеством, — отец протянул мне письмо. 
В нем был сложен рисунок: снегопад, и большие пушистые белки машут мне, а рядом почти одного с ними роста Эжени с огромными голубыми глазами.
— Знаешь, я согласен на слоненка, — сказал я отцу, крепко сжимая в ладони рубиновый колокольчик…»/i
На этом записи обрывались.


МАСКИ

Для наибольшего всеобщего удовлетворения м-р и м-с Дженнингс распорядились организовать в честь дня рождения дочери необычный бал. Все гости должны были прибыть на вечер в маскарадных костюмах. Сама Паулина, будучи, несомненно, главным украшением празднества, решила явиться перед гостями в костюме восточной принцессы.
Паула ожидала от наступившего вечера разрешения многих своих вопросов и беспокойств. Она не видела Ариуса почти неделю, и ожидание встречи стало для нее ужасной мукой. После всего случившегося даже несколько минут без Эделайна были для нее невыносимы.
Ни слова о ночном происшествии не достигло пока ничьих ушей. Пастор и м-р Хардфроу молчали как могилы. Что же касается владельца Пернвильского замка, Паулине было известно лишь, что вечером прошлого дня ему было доставлено приглашение, и в ответ слуга принес письмо с благодарностью.
Паула не помнила, как она оказалась дома той ночью. Реальные события переплелись в ее сознании со снами и догадками. Ей не терпелось получить разъяснения. Она жаждала общества Эделайна. Она каждое утро прогуливалась вдоль реки, поглядывая на тропинку, ведущую к Пернвильскому холму, но сама идти в замок не решалась, и, к ее величайшему разочарованию, Ариус ни разу не встретился ей.
Появившись в бальной зале в своем карнавальном наряде, Паулина принимала гостей, подарки и комплименты с одинаковой для всех улыбкой. С возрастающим беспокойством она ожидала прихода единственного человека, которого желала видеть. И несмотря на это, он заметил ее первый. В зелено-голубом платье она стояла в центре оживленной группы поклонников. Жемчуг змеился на ее волосах, открытой шее и руках. Подобно морской пене, всплески тончайших кружев оттеняли струящийся шелк.
Как только хозяин Пернвильского замка появился в дверях залы, звуки его имени сами собой возникли на устах всех гостей и все взгляды обратились в его сторону. Темно-синяя с золотым шитьем бархатная тога плотно облегала его грудь и плечи, застегиваясь на талии золотой пряжкой, глубокие вертикальные складки устремлялись к самому полу. Белый шелковый шарф был завязан на голове наподобие тюрбана, запястья были стянуты браслетами. И как всегда на безымянном пальце правой руки красовался тяжелый старинный перстень с сапфиром.
Поборов невольный трепет, который вызывал своим видом м-р Ариус, губернатор в костюме, расписанным павлиньими перьями, подошел к нему и как хозяин дома приветствовал от лица всех присутствующих. Держа гостя почтительно за локоть, он подвел Ариуса к своей жене и дочери.
Негромко Эделайн произнес несколько приветственно-поздравительных фраз и сделал знак слугам внести подарки. Перед Паулиной поставили очаровательный резной столик, накрытый кашмирской шалью. Она потянула конец невесомого узорчатого покрывала, и все издали возглас восхищения. На столике лежали затейливые восточные безделушки, которые вызывают всегда такой восторг в дамах. То были изящные фигурки танцовщиц из слоновой кости, тяжелые серебряные браслеты с замысловатой чеканкой, веер из павлиньих перьев со стразами, серьги из бирюзы, коралловые ожерелья, пудреница из перламутровой морской раковины, жемчужная диадема, атласный вышитый шелком пояс и много других чудесных вещей. Но Паула не видела всего этого великолепия. Она не сводила глаз с небольшого хрустального шара на четырех золотых слониках и полураскрытой лилией на вершине. Это был гадальный шар из ее сна!
Гости, столпившись вокруг подарков, изумленно обозревали их, вполголоса обмениваясь впечатлениями. Эделайн и Паулина получили несколько минут.
— В этом чудесном наряде вы похожи на мага из восточной сказки, — с улыбкой произнесла Паула.
— Тогда вы — моя повелительница, которой я служу, — Эделайн поцеловал ей руку.
— Я так хотела увидеть вас снова, почему вы заставили меня так долго ждать! — добавила она вполголоса с укором.
— Достоин ли я такого внимания? — Ариус не сводил с Паулины глаз. — Ради меня вы рискнули своим добрым именем.
Паулина прокраснела.
— Мне страшно представить, что вы обо мне подумали той ночью. До сих пор я в неведении, как оказалась дома. Розанна сказала, что нашла меня утром спящей в одежде.
— Я погрузил вас в сон и привез домой. Простите, это был единственный способ избавить вас от последствий пережитого потрясения.
— Но слова, которые вы произнесли той ночью, ведь они мне не приснились?
— Нет, Паула. Мы действительно знали друг друга прежде.
— И… любили?
Он в ответ лишь слегка склонил голову.
Подбежали подруги и увлекли Паулину в комнату, куда были отнесены подарки. Ариус вынужден был довольствоваться обществом м-ра Дженнингса, который весьма рад был представить своим гостям столь легендарную личность как друга семьи.
Директор школы м-р Хардфроу в костюме цвета баклажан и кокетливой зеленой шапочке в свою очередь был представлен м-ру Ариусу и, в тот момент, признаться, цвет лица достопочтенного директора был очень схож с цветом его головного убора. Однако, несмотря на явные признаки панического страха, который вызывал у него Ариус, м-р Хардфроу завел с ним долгую беседу о новшествах в учебных программах и взглядах на воспитание молодого поколения. Когда все остальные слушатели сочли за благо вежливо удалиться под теми или иными предлогами, директор школы сделал отчаянную попытку побороть волнение и, отведя м-ра Ариуса к распахнутому в сад окну, негромко сказал ему следующее:
— О, мистер Ариус, наконец-то мы одни, и я могу высказать вам все, что есть в моем сердце!
— Предупреждаю вас, — прервал его Эделайн, — если вы намерены оправдываться сами или оправдывать злые замыслы вашего «благочестивого» друга, который внял-таки моему предупреждению и не рискнул появиться сегодня передо мной, то я не желаю вас слушать.
— Нет, нет, нет! Совсем наоборот! Умоляю вас, не называйте его больше моим другом. Я много пережил за последние дни. Вы не представляете себе, как я страдаю, как мучит меня сознание моей вины, сознание того страшного оскорбления, которое я нанес вам, приняв участие в злодеянии этого безумца Глоуэра!.. В ту ужасную грозовую ночь, я не помню, как добрался до дома. Не в состоянии заснуть, я метался в своей постели, вспоминая жуткие подробности минувших событий. Мы были на волосок от гибели! Если бы не вы, нам пришел бы конец. Меня и теперь охватывает ужас, когда я вспоминаю тех призраков, добычей которых мы чуть не стали. Как страшно исказилось ненавистью лицо пастора, когда он разрядил в вас свой револьвер! Он был готов задушить вас собственными руками, если бы смог. Вы же, напротив, имели право наказать нас, но не сделали этого… Я все думал, думал об этом и смог забыться тяжелым сном лишь под утро. О, Боже! Лучше бы я совсем не засыпал! Мне приснилось, что я лежу на смертном одре, я задыхаюсь, белый свет меркнет в моих глазах, и во тьме приходят они. Ледяная рука ужаса сжала тогда все мое существо. Эти уродцы с шутками и издевками схватили меня, связали и поволокли куда-то, а по дороге рассказывали, какими способами буду меня мучить. Я пытался вырваться, но они стегали меня бичами. Я кричал, умолял и плакал, но все было тщетно… Когда, измученный, я, наконец, проснулся, то чуть не обезумел от счастья, что вижу свой дом, а не преисподню. Тогда я твердо решил умолять вас о прощении. Если вы простите меня, я уверен, что избавлюсь от ужасных последствий того страшного оскорбления, которое совершил по отношению к вам. Я глубоко раскаиваюсь в содеянном и прошу вас снять грех с моей души. — Так сказал м-р Хардфроу и, вытерев платочком испарину со лба, просяще посмотрел на Ариуса.
Его слушатель все это время молча разглядывал сгущающиеся в саду сумерки. Не поворачиваясь к Хардфроу, он проговорил:
— Вы необычайно удачливы. Не каждому выпадает возможность увидеть то, что его ожидает. В противном случае грешников бы на земле не осталось. Сегодня вы избавились от мук, уготованных вам после смерти… Что ж, я прощаю вас. Настолько, насколько ваше раскаяние искренно. Помните, вы только на пути к исцелению.
— Да, господин Ариус, я понимаю это. Клянусь вам, моя жизнь изменится! Я не ведаю, кто вы, и почему Господь наделил вас таким могуществом, но чувствую, что просто видеть вас — редкостное благо для обычного человека. И все же я хочу предостеречь вас. Я знаю, сами вы защищены при любых обстоятельствах, но вот мисс Дженнингс…
— Что мисс Дженнингс? — Ариус, нахмурив брови, обернулся к директору школы.
— Видите ли, когда той ночью мы, воспользовавшись тем, что ваше внимание было занято внезапно появившимся человеком, уносили ноги с места событий, пастор услышал, как вы, перевернув незнакомца, узнали в нем Паулину, и пришел в страшную ярость. Он догадался, что она предупредила вас, и всю дорогу проклинал бедную девушку. Он возложил на нее всю вину за свое унижение и возненавидел так же сильно, как вас. Боюсь, что м-р Глоуэр замыслил какое-то мщение. Он доведен до крайности, он словно одержимый. Нельзя недооценивать его коварство. Я боюсь, как бы с мисс Паулой что-нибудь не случи…
Он не успел закончить. Раздался звон разбитого стекла, женские крики и звук удалявшегося экипажа. Гости всполошились. Губернатор и еще несколько мужчин выбежали из зала. Кругом раздавались возгласы:
«Что?! Что случилось?!».
 Из соседних покоев послышался плач. Дверь в бальную залу распахнулась. На пороге стоял м-р Дженнингс.
— Мою дочь, Паулину похитили, — задыхаясь от горя еле выговорил он.
С миссис Дженнингс тут же сделалось дурно, возникла суматоха. Кто-то призывал броситься вдогонку, присутствовавшие офицеры вызвались начать поиски. Дамы, причитая, кружевной толпой сгрудились вокруг безутешной матери и повели в ее комнату.
Губернатор нетвердыми шагами подошел к м-ру Ариусу, по-прежнему стоящему у окна, и протянул сложенный вчетверо листок. Эделайн развернул его и прочел. Это было требование выкупа. В записке указывалось, что губернатор получит свою дочь живой и невредимой в том случае, если даст за нее в качестве выкупа перстень с волшебным сапфиром, тогда ему сообщат место, где она находится.
— Вы считаете, что имеется в виду мой перстень? — спросил Ариус у губернатора.
Тот молча кивнул. Эделайн снял с пальца кольцо и отдал его м-ру Дженнингсу.
— Благодарю вас, — произнес тот со слезами на глазах. — Вы можете просить у меня что угодно взамен этого камня. Паулина для меня дороже моей жизни, дороже жизни всех в этом проклятом городе! Простите, что обещанное празднество обратилось в трагедию, но теперь я должен спешить, — произнес м-р Дженнингс.
— Ни слова больше. Вам надо торопиться. Я возвращаюсь в свой замок, если понадобиться моя помощь, можете обращаться в любое время.
— Вы благородный человек! — губернатор с благодарностью сжал его руку, поклонился и быстро вышел.
Ариус также вышел во двор и, не замечая Рауля, не садясь в экипаж, пешком пошел по липовой аллее к выходу из усадьбы.


МЕСТЬ ПАСТОРА

В груди Ариуса закипал гнев. Он противился ему, ибо знал, что если даст волю своему гневу, от города не останется камня на камне. Уже трижды он нарушил закон невмешательства: когда залечил рану Глоуэра, спас от смерти миссис Дженнингс и предотвратил заслуженную гибель пастора и Хардфроу. Это была расплата. Глоуэр подстроил похищение Паулины, чтобы лишить его сапфира. Если Эделайн вновь вмешается в ход событий, последуют еще большие беды, если не вмешается, Глоуэр уничтожит его и Паулину. Он не мог решить, как поступить, и эта нерешительность разрушала его. Для него мучительно было бездействовать. Он слышал, как Паула зовет его, он чувствовал торжество черной души Глоуэра. Одним усилием воли, мог бы он уничтожить этого негодяя, где бы тот ни прятался, но тогда его гнев вырвался бы из-под контроля и дальнейшее было бы непредсказуемым…
Когда Эделайн достаточно пришел в себя, чтобы осознавать окружающую действительность, он увидел, что находится рядом со своим замком. Окинув взглядом сумрачный парк, он вдруг почувствовал, что там в заброшенной сторожке спрятана Паулина. В тот же миг он услышал уже реальный зов о помощи. Позабыв обо всем, не разбирая дороги, он бросился к тому месту, откуда доносились крики.
— Эделайн! Кто-нибудь! Помогите!
— Я здесь, Паула! — закричал он в ответ, выбегая на поляну к сторожке.
Одним мощным движением он сорвал с петель старую дверь.
— Эделайн! — Паулина бросилась к нему, но вдруг, отпрянув, закричала.
Глоуэр, подкравшись сзади к Ариусу, взмахнул кинжалом, однако поскользнулся на мокрой земле, и его дрогнувшая рука не смогла точно направить удар. Лезвие, сверкнув в лунном свете, разрезало платье Эделайна и лишь слегка оцарапало его.
Ариус с изумлением посмотрел на скорчившегося от злобы пастора.
— За что ты так ненавидишь меня? — только и смог сказать Эделайн.
— Ты дьявол!! — закричал тот срывающимся голосом, — И поклоняешься своему дьявольскому богу, который защищает тебя! Ты пришел, чтобы увести в ад праведные души, почитающие Господа нашего Иисуса Христа!
— Что ты можешь знать о Боге? — возразил Ариус. — Не имея правильного понимания, ты смотришь на гору издали, не разбирая подробностей.
— Я не желаю ничего слышать! — Глоуэр пришел в бешенство. — Я не позволю тебе осквернять меня своими дьявольскими речами! Я докажу всем, кто из нас свят. Я готов пострадать за свою веру. Пусть моя смерть подтвердит твою дьявольскую природу и раскроет глаза остальным!
С этими словами Глоуэр снова взмахнул кинжалом, но пронзил им уже свою грудь. Эделайн бросился к нему, чтобы выхватить оружие, но опоздал — пастор бездыханный рухнул на землю.
— Он покончил собой! — Паулина в ужасе прижалась к Эделайну. — Но, слава Богу, вы живы!
— Хардфроу оказался прав, — мрачно проговорил Ариус, вглядываясь в темноту, я не оценил коварства этого злодея.
На поляне появились вооруженные всадники с факелами, во главе отряда ехал губернатор. Какая картина предстала глазам возбужденных людей? В бледном лунном свете у глухой сторожки они увидели Ариуса, в его объятьях Паулину, а у их ног мертвого пастора в луже крови.
— Это он заставил нас якобы ради шутки устроить спектакль с похищением! -закричали сразу несколько человек, указывая на Ариуса. Паулина узнала среди них некоторых из своих воздыхателей. — Он все это устроил, чтобы без помех уединиться с вашей дочерью. Он обольстил и собирался обесчестить ее. Господин пастор догадался об этом раньше всех, предупредил нас, а сам поспешил предотвратить злодейские планы, но, увы, поплатился за это жизнью.
— Это ложь! — воскликнула Паула. — Эделайн, почему вы молчите? Вы же знаете, что Глоуэр подстроил мое похищение, чтобы убить вас, человека, которого он ненавидел сильнее собственной смерти!
Ариус печально поглядел на Паулину.
— Ступай к отцу, они не посмеют тебя тронуть.
— Но как же вы!
— Ничего нельзя сделать. Ты же не хочешь, чтобы я убил твоего отца…
— Дочь моя, пойди сюда, — потребовал губернатор, —  с тобой у меня будет отдельный разговор. Отвезите ее домой и заприте в комнате, — приказал он офицерам.
— Отец, как ты можешь так поступать! Эделайн, не давайте им увести меня! — умоляла девушка.
— Господин Ариус, я вынужден арестовать вас за убийство нашего священника господина Глоуэра и попытку совратить Паулину Дженнингс, — заявли губернатор ледяным тоном, не обращая внимания на слова дочери.
— Сделайте же что-нибудь, Эделайн!
Ариус молчал. Он лишь проводил взглядом рыдающую Паулину. Ее экипаж скрылся за деревьями.
Мужчины связали Ариуса, который безмолвно покорился.
 — Ваше лицемерие не имеет границ, -произнес Дженнингс, подходя к Эделайну, -я не могу забыть ваше притворное сочувствие, когда я, убитый горем, пришел умолять вас о помощи. И вот этим вы хотели заплатить мне за честь дочери? -он достал из нагрудного кармана перстень Эделайна. — Будь он проклят, ваш сапфир, и вы вместе с ним!
— Вам не стоило этого говорить, — предостерег его Ариус.
Губернатор вместо ответа забросил перстень в траву.
— Уведите его, — приказал он офицерам, — и посадите в башню. Завтра над ним состоится суд.
— Хозяин! — появившийся из-за деревьев Рауль кинулся к Ариусу.
— Найди в траве мой перстень и позаботься о Паулине, — быстро проговорил тот, прежде чем Рауля оттащили офицеры.


ХРУСТАЛЬНЫЙ ШАР

Губернатор проследил, чтобы тело почтенного пастора было осторожно перевезено в приход, где его передали помощникам священника, дабы они свершили над ним все необходимые обряды и приготовления к погребению. Днем горожане собрались с почестями проводить в последний путь того, кто так заботился об их грешных душах, кто каждое воскресенье потчевал их привычной порцией благочестия собственного приготовления. Многие сентиментальные леди и джентльмены, забыв о том, что недолюбливали покойного за высокомерие, прослезились, когда судья Олдингтон произнес хвалебную речь, упомянув о том, как геройски погиб сей страж веры, защищая честь любимой дочери г-на губернатора. Некоторые даже поговаривали, что сам Папа причислит пастора к лику святых, и скоро их городок прославится как родина новопреставившегося великомученика. И все горячо поддержали призыв Олдингтона покарать убийцу и колдуна-совратителя, повинного в столь страшных злодеяниях.
Судебное заседание состоялось вечером того же дня. Судья и губернатор, страшась могущества Эделайна, решили, что разумнее всего будет приговорить его к отсечению головы, поскольку считали этот способ умерщвления самым надежным.
Все это время Паула была заперта на своей половине. Вход охраняли офицеры. Ее состояние было ужасным. Отец оскорбил ее подозрениями, запретил видеть даже собственную мать. Те, кто прежде восхищались ею, а в тайне завидовали красоте и благополучию, теперь говорили о ней с презрением, порочили ее доброе имя. Однако все это было ничто по сравнению с участью Эделайна. Она слышала, как офицеры, расположившиеся на поляне перед домом губернатора (на случай каких-либо беспорядков), с шутками и хохотом обсуждали завтрашнюю казнь колдуна. Мысль о том, что завтра ждет Эделайна, обжигала ее сильнее, чем самый смертоносный яд. Заламывая руки в отчаянии и бессилии, она металась по своей комнате, пытаясь придумать какой-нибудь выход. В лихорадочном возбуждении она готова была покончить собой, если бы это помогло спасти Эделайна.
И вдруг она вспомнила о таинственном хрустальном шаре. Перед тем, как ее похитили, она успела спрятать шар в своей гардеробной подальше от любопытных глаз. Немедленно достав, она осторожно установила его на столике.
— Покажи мне Эделайна! — с замирающим сердцем сказала Паула.
Но, увы, чуда не произошло.
Паулина снова чуть не пришла в отчаяние. Может, еще что-нибудь нужно? Она обошла вокруг шара, внимательно разглядывая и даже ощупывая холодные хрустальные грани, гладкие спины слоников. Она читала, что маги и факиры обычно используют в подобных случаях какое-нибудь заклинание, амулет, волшебный кристалл… Взгляд Паулины остановился на изящном цветке, и смутная догадка мелькнула в ее уме:
«Сапфир! Ну конечно, как же я могла забыть?!»
Она сняла с шеи медальон. Синий камень лежал на ее ладони как живой. Исходившее от него тепло и любовь успокоили Паулу и вселили в нее надежду. Она помнила его тяжесть и теплоту. Несомненно, когда-то давно она уже держала его в ладонях. Но где и когда это было?..
Не дыша, Паула поставила драгоценный сапфир на тычинки золотого цветка и замерла в ожидании. Шар засветися, Паулина ощутила легкую дрожь, в глазах поплыли радужные пятна…
Ариус возлежал на каменном ложе своей темницы. Холодные своды башни смыкались высоко над его головой, образуя круг, в котором было видно немного неба. Он пытался и не мог разгадать хитросплетения судьбы, которая лишила его родины, но дала взамен силу увидеть скрытое. Привела к Паулине, но отобрала сапфир. А завтра, похоже, он должен будет расстаться с жизнью. Последнее его не смущало, смущало непонимание происходящего.
— Чего же от меня хотят? — подумал он вслух.
— Решительных действий, хозяин!
Сверху по веревочной лестнице спускался Рауль.
— Рауль! Как ты сюда пробрался?!
— Мне помог мистер Хардфроу. Он отвлек стражников, дал веревочную лестницу. Ну а что уж стоит вскарабкаться по каменной стене старой башни тому, кто был канатоходцем в Стамбуле и ловок как ящерица?!
— Мой перстень?
— Вот он, милорд.
— Паулина?
— Заперта в своих комнатах. Вставайте, хозяин, Хардфроу привел лошадей. Нам лишь стоит освободить Паулину, и мы умчимся отсюда на другой конец света.
— Нас станут разыскивать. Ты хочешь, чтобы я и Паула всю жизнь скрывались, как преступники? Ты хочешь, чтобы об этом небесном создании продолжали говорить мерзости?! Лучше уж пусть меня завтра казнят.
— Господин Ариус, вы решили пожертвовать собой. Это очень благородно, но тогда зло восторжествует. Нельзя допустить, чтобы Глоуэра, который дважды пытался уничтожить вас, считали здесь праведником, а вас прокляли и казнили!
— Я не нужен в этом мире. Я здесь лишний. Мне лучше уйти.
— Милорд! Подумайте о Паулине, она не переживет вашей гибели! Вы нужны ей. Покажите свое могущество. Разрушьте башню. Уничтожьте этот проклятый город вместе с его обитателями. Эти люди не достойны жить на свете, если не видят, насколько вы превосходите их всех!
— Не нам решать, кто достоин, а кто — нет. Я уже думал об этом, Рауль. Убить — это не выход. Если убивать всех, кто не совершенен, некому будет жить на Земле. Если бы только я мог трансформировать их сознание, изменить их качества, очистить их сердца, но, увы, в этом я бессилен!
— Что же делать, хозяин? Как не поверни — все одно: вы погибнете.
— Так и есть. Едва я нашел свое счастье и уже надо все потерять.
— Но мисс Паула, она так молода. Она хочет жить, быть счастливой с вами. Что с ней станет?
— Не верю, что ее счастье зависит от одного меня. Мы обладатели волшебных сапфиров, и она так же могущественна, как и я, только пока не знает об этом. Сапфир даст ей необходимое знание, подскажет, как жить дальше. Он заменит ей меня.
— И вы решили это за нее?
— Я не вижу другого выхода. Когда меня казнят, забери мое тело и положи в тайном склепе замка. Сапфир должен остаться со мной. Ты вернешься на родину…
Голова Паулины закружилась, ей казалось, что она падает в бездонную пропасть. Чтобы удержаться, она схватилась за край стола. Стол покачнулся, хрустальный шар соскользнул с подставки и разбился. Позади Паулины послышался вскрик. Девушка обернулась и увидела свою служанку Розанну. По лицу ее текли слезы.
— Розанна, ты видела все, что показал волшебный шар?! Ты тоже считаешь мистера Ариуса колдуном, который опутал меня своими чарами?!
— О, мисс Паула, я видела все! Нам надо как-то спасти его.
— Розанна, я знаю, что нужно сделать! Помоги мне выбраться отсюда.
Поздно вечером, когда Розанна разносила ужин караулившим Паулину офицерам, пламя костров на миг осветило в проеме окна на втором этаже силуэт человека в черном плаще. Вскочив на подоконник между горшками чайных роз, Паула прыгнула в темноту, прокралась за кустами акации мимо вооруженных людей, занятых утолением голода, к воротам, где ее ждал оседланный конь, и тени их затерялись во мраке ночи.


КАЗНЬ

С этого момента в городе стало твориться что-то странное. В конце ночи поднялся сильный ураган, разметавший в клочья церковь и городское кладбище. Сильно пострадали и несколько домов. Между прочими судьи Олдингтона, сгорел дом пастора, видимо, от удара молнии. Начисто был снесен помост, подготовленный с вечера для казни колдуна. Да еще губернатор Дженнигс, после всех волнений позволивший себе выпить чуточку лишнего, упал с лошади и сломал ногу. Короче, праздничное утро, в которое должен был свершиться священный акт правосудия, было слегка омрачено. Однако губернатор приказал казнить колдуна сегодня же, несмотря ни на что. Более того, он велел, чтобы дочь присутствовала на казни. Во-первых, для того, чтобы продемонстрировать остальным свою беспристрастность, ну, что даже как отец, он не станет щадить ничьи чувства, даже собственной дочери, если того требует справедливость. Во-вторых, ей впредь будет наука на всю жизнь, как без отцовского позволения связываться с подозрительными типами (можно было бы понять, если бы с офицером сбежала, но чтоб с колдуном, убийцей!). А в-третьих, чтобы просто утвердить свое моральное превосходство. Но когда послали за Паулиной Дженнингс, выяснилось, что она пропала. Губернатор был в бешенстве, он велел разыскать Розанну. Слуги сказали, что она ушла на базар еще утром. До назначенного времени казни оставалось менее получаса. Губернатор с треском захлопнул дверцу кареты, где сидел с перевязанной ногой.
— Гони на площадь! — крикнул он вознице.
На центральной площади собрались почти все жители поглазеть на одно из самых ярких событий в истории их города. Дамы и господа в экипажах, слуги и простолюдины толпой окружили помост, спешно вновь возведенный для казни, дети примчались вне себя от радости из-за отмененных по такому случаю занятий. Собравшиеся оживленно обсуждали происходящее, все более тесня двойной ряд солдат.
Наконец подъехал губернатор. Судья подал знак, и под барабанную дробь двери башни были отворены, Ариуса вывели на площадь. Он огляделся, с удивлением наблюдая вокруг такое скопление любопытстсвующих граждан и последствия буйства урагана, который завывал прошлой ночью вокруг башни.
При появлении Эделайна толпа пришла в волнение, и стали раздаваться гневные возгласы:
— Смерть убийце пастора!
— Убить колдуна и совратителя!
Мальчишки засвистели.
Заготовленные заранее камни полетели в осужденного. Некоторые особо рьяные сторонники правосудия пытались прорваться к нему сквозь ряды солдат.
Ариус встретился взглядом с губернатором. Тот злобно смотрел на него из окна кареты, словно рак-отшельник из своей раковины.
— Ты заплатишь мне за дочь, — прошипел Дженнингс, видя, как Ариуса передали в руки палача. — Скоро с тобой будет покончено.
Но что это? В рядах солдат возникла брешь — Рауль, растолкав их, пропустил вперед человека в черном плаще. Офицеры вскинули мушкеты.
— Не стрелять! — закричал губернатор, он узнал Паулину.
Паулина, быстро взбежав по лестнице, мгновенно оказалась рядом с Эделайном.
Предупреждающим жестом остановив бросившихся было к ним солдат, она проговорила:
— Люди, опомнитесь, что вы делаете!
— Это бессмысленно, Паула, — попытался отговорить ее Ариус, — никто не будет слушать тебя.
Но она продолжала:
— Сейчас вы станете соучастниками убийства невинного человека! Это пастор организовал мое похищение, чтобы уничтожить ненавистного ему владельца Пернвиля, за то, что он оказался мудрее и могущественнее, за то, что не ходил на его проповеди, и знает о мироздании больше. Эделайн Ариус добр и благороден, он честен и чист перед вами.
— Замолчи, распутница, прекрати защищать его!
— Ее тоже надо казнить, теперь и она стала колдуньей!
— Да что ее слушать, хватайте за руки и волоките прочь, — закричали в толпе.
— Матушка, ну хоть вы-то мне верите?! — в слезах воскликнула Паулина.
— Ах, она больна, совершенно больна, -миссис Дженнингс в ужасе загородилась веером и откинулась вглубь кареты.
Несколько солдать взбежали на помост, намереваясь схватить и увести Паулину, но она отпрянула назад, поднимая руку с зажатым в ней сапфиром.
— Каждый, кто посмеет приблизиться, будет уничтожен! Вон, — приказала она палачу. — Убирайся вон!
Тот грубо расхохотался и хотел схватить Паулину — вдруг резкая вспышка — и от громилы осталась кучка пепла.
Толпа охнула и зашевелилась в противоположном направлении. Паулина быстро развязала Эделайну руки.
— Она тоже стала колдуньей! У меня нет больше дочери! — губернатор достал свой револьвер.
Ариус заметил дуло в окне губернаторской кареты. Рванувшись вперед, он загородил Паулину собою. Она, догадалась, что сейчас прозвучит выстрел, и вскинула руку с сажатым в ладони сапфиром.
— Нет! — закричал Эделайн. — Ты не должна убивать их!
Он направил синий луч своего сапфира наперерез ее. Лучи столкнулись, и рассыпались брызгами, накрыв весь город ослепляющим лазурным заревом. Губернатор спустил курок…


ПОИСКИ СМЫСЛА

— Пуля! — услышал Ариус прерывающийся от волнения голос слуги над своей головой.
— Вижу, аккуратно возьмите ее пинцетом, — приказала Паула.
Кто-то смочил ему лоб холодной влажной тканю.
— Теперь надо наложить повязку, — вновь проговорил Рауль.
— Нет, не надо, — ответила ему Паула.
Эделайн открыл глаза. Он лежал на диване в каминном зале Пернвиля, возле него на коленях стояла Паулина, держа ладонь над его обнаженной грудью, где недалеко от сердца быстро затягивался алый кружок. Розанна поменяла на его лбу влажный компресс, из-за ее плеча выглядывало взволнованное лицо Рауля.
— Он пришел в себя! — обрадовался Рауль. — Мистер Хардфроу, он пришел в себя!
— Слава Богу! — облегченно вздохнул директор школы, почтительно приблизившись к дивану. — Как вы нас напугали, мистер Ариус, как же вы нас напугали! Было бы нелепо потерять вас теперь, когда все так счастливо закончилось!
— Ваше крепкое тело, хозяин, и сильная воля не подчинились сметри! — Рауль ликовал, довольный выздоровлением господина.
Ариус улыбнулся, глядя на сосредоточенное лицо Паулины, которая силой мистического сапфира заживляла его рану.
— Меня вернула к жизни любовь Паулы, — проговорил он, взяв девушку за руку, и поднес к своим губам ее задрожавшие пальчики.
— Рауль, идемте, им надо побыть наедине, — шепнула Розанна французу. — Идемте, господин директор.
Слуги вышли, за ними на цыпочках удалился Хардфроу.
Ариус привлек к себе Паулу, намереваясь зацеловать ее зардевшиеся щеки. Она, засмеявшись, отстранилась:
— Не сейчас, прошу вас… Ваша рана только что затянулась.
— Итак, ты спасла меня! — он, выпустив из объятий Паулину, сел, застегивая на груди сорочку.
— Нет, это вы заслонили меня от пули, ведь мой отец хотел меня убить! — ответила та.
— Ты смогла залечить мою рану. Ты многому научилась, я вижу. Но что же дальше? — спросил Эделайн.
— Вам не удастся от меня избавиться. По меньшей мере, пока не расскажете мне все и не научите всему, что умеете сами. У меня к вам множество вопросов.
— И у меня. Ты убежала из дому при помощи Розанны, разумеется. Но где пряталась и как догадалась использовать сапфир?
— Вы сами подсказали мне.
— Я подсказал? Когда? Что-то не припомню.
— Я слышала ваш разговор с Раулем в башне.
— При помощи гадального шара! Какая же умница! Тебе не нужен учитель.
— Вы так думаете? Но вы нужны мне не только как учитель…
— Ты не сказала, где скрывалась.
— У мистера Хардфроу. Пока он спешно собирал свою семью в дорогу (они отбыли утром к его кузине в Николас-вилледж), я устроила маленькую бурю. Это было предупреждение для разумных и проба сил для меня.
Ариус помрачнел:
— Что с жителями города?
— Не беспокойтесь, сударь, с ними все прекрасно, благодаря вам. Они все живы, их жизнь даже продлена на много, много лет.
— Ты так изменились, Паула.
— Нет, Эделайн, я просто становлюсь вновь самой собой. Все эти люди были мне чужими, все, даже родители… —  она вздохнула и подошла к окну, за которым в лучах заходящего солнца шелестел лес. — Из вашего замка замечательный вид.
С вершины Пернвильского холма лес простирался теперь до самого горизонта. Живописные поляны поросли молодым кустарником, вдоль реки — цветущие сады. Высокие деревья раскинули могучие ветви.
— Но где же город! — воскликнул Ариус потрясенно.
Он поднялся теперь с дивана и стоял за спиной Паулины.
— Перед вами. И все его жители.
— Это ужасно!
— Напротив, замечательно! — Паула обернулась и положила руки на плечи Эделайну. — Им над многим стоит поразмыслить и теперь у них есть хорошая возможность.
— Я хотел предотвратить твое разрушительное воздействие, но мне не совсем это удалось.
— Волшебные сапфиры находятся у нас, но действуют независимо от наших желаний. Эти люди должны были быть наказаны. Наказаны, но не уничтожены. По-моему, выбран самый удачный способ.
— Пожалуй, ты права… Человеческая форма жизни не соответствовала уровню их сознания. Но на Рауле, Розанне и Хардфроу это никак не сказалось.
— Рауль и Розанна преданы нам. М-р Хардфроу благодаря общению с вами смог измениться и избежал участи остальных. Но довольно о них, поговорим же о нас. Вы знаете, почему мы стали хранителями этих мистических камней? Сколько жизней уже мы вместе и сколько еще нам предстоит пройти? И главное, зачем?
— Почти на все вопросы я могу ответить лишь: увы, не знаю, Паула. Замысел провидения мне до конца не ясен. Но, по-моему, нам решили открыть сокровенные истины для того, чтобы когда-нибудь мы, достигнув совершенства, передали эти знания людям, пребывающим в неведении. И сапфиры — вместилища неких божественных энергий — помогают нам в этом.
Все знают, что философский камень может обратить любой предмет в золото. Но это лишь мельчайшая часть его возможностей, и, я бы даже сказал, побочное явление его могущества. Истинная ценность философского камня в его способности к трансформации. Исследуя многие годы свойства этих синих сапфиров, я совершенно утвердился в мысли об их подлинно духовной природе. Они не являются частью этого мира и порождены чем-то запредельным, недоступным пониманию. И главное свойство этой запредельности трансформироваться и трансформировать все, с чем она соприкасается. Сознание человека, владеющего философским камнем, постоянно претерпевает изменения, расширяется, прогрессирует. Но если этот человек по своей природе склонен к греховности, сапфиры быстро приводят его к гибели.
Я мечтаю обрести способность трансформировать сознание людей, помогать им стать лучше. Однако нынешнее происшествие показало, что мы неизбежно вступаем в конфликт с окружающими, и способны только преобразовать их внешне так или иначе, но не внутренне. С горечью я осознаю, насколько мы еще не готовы оказать людям истинную помощь. Встречаясь из жизни в жизнь, мы, ты и я, накапливаем особый опыт. Возможно, впереди у нас еще долгий путь. Наша жизнь трудна, но она и прекрасна… — Ариус замолчал в задумчивости.
— Как вы нашли меня? — прервала его размышления Паулина. Те дневниковые записи, которые вы передали мне, рассказывают только о том, как с вами произошла первая трансформация.
— Опуская рассказ о детстве, с моими робкими шагами за пределы обыденной реальности, и юности, раскрывшей мне глубины моего сердца, которому вдруг стало недоставать вас, скажу сразу о зрелости. Я много путешествовал. Однажды в Стамбуле мне удалось излечить от укуса змеи маленького сына местного муллы (я тогда уже практиковал некоторые методы исцеления). Он пригласил меня к себе, мы много беседовали о его философии. Когда же речь наша зашла об алхимии и астрологии (а арабы в этом достаточно сильны), он предложил составить мой гороскоп или, как он выразился, звездную карту судьбы. Прочтя мое прошлое, он вдруг ужасно разволновался, потом стал мне кланяться, целовать руки. Я ничего не понимал, был просто потрясен. И он объяснил мне, что в их роду из поколения в поколение передаются ценные реликвии -кольцо и медальон с сапфирами, да еще старинный гадальный шар (которым никто уже не помнил, как пользоваться), ибо их предками (ими были правители какой-то древней династии) было завещано, что однажды за этими реликвиями явится некто, кому они принадлежат. Этим некто оказался я…
Потом я долго искал тебя, мою прекрасную спутницу, пытался рассчитать по звездам, где на этот раз ты явилась. А встретил случайно, уже почти отчаявшись когда-либо увидеть. Встретил юную и чарующую, увы, уже не такой молодой и привлекательный, каким был прежде. Ты вправе сама выбрать свой путь. Может быть, ты полюбишь другого человека…
— Не надо, Эделайн! — Паула коснулась пальчиками его губ. — Теперь выслушайте меня, то, что я чувствую. Из нас двоих вы несете на себе задачи первостепенной важности. Вас к чему-то готовят, я же призвана скрасить ваш путь, сделать его более желанным, менее тягостным. Когда вы достигнете всего, необходимость во мне исчезнет. Не перебивайте, прошу вас! Да, какая-то часть знаний приходит и ко мне, но лишь в той степени, в какой это необходимо. Для меня огромное наслаждение находиться подле вас. Никто на земле никогда не сравнится с вами в моих глазах. Я хочу быть рядом, пока это мне позволено.
— Но из-за меня ты лишилась родных и близких.
— Вы для меня единственный отец, учитель и супруг. И мне никто больше не нужен!
— Значит, ты последуешь за мной?
— Я хочу жить и умереть рядом с вами...
Им еще многое предстояло. Их ждали другие страны, новые открытия сокровенных законов этого непростого мира. Их ожидали опасноси, непонимание и враждебность со стороны других людей. Но стоило ли об этом думать теперь, когда они снова вместе и продолжают свой поиск света среди мрака неведения?
Их губы сомкнулсь в долгом поцелуе, и они не заметили, что заходящее за лесистые холмы вечернее солнце осветило их на прощанье синим светом. Но Розанна как раз в этот момент взглянула в окно.
— Рауль, вы видели?! — она схватила за руку слугу Эделайна. — Там за холмом, куда зашло солнце, вспыхнул яркий синий огонь и погас!
— Пока служу у своего господина, да продлятся его годы, я и не такого насмотрелся, — проговорил тот, пожимая в ответ с нежностью ручку милой горничной.
— М-р Хардфроу, а вы заметили? — повторила свой вопрос неугомонная Розанна.
Тот, словно остолбенев, у соседнего окна не сводил глаз с горизонта.