Арчи. Странный слуга. Pony Hill. October, 1907

КЕНДИ-КЕНДИ. Часть 4. АРЧИБАЛЬД. СТРАННЫЙ СЛУГА. Pony Hill. October, 1907

«Вот и осень, настоящая, потому что сентябрь еще не настоящая осень. Мина по ночам стала выть, может быть, ей холодно в будке или тоскливо от монотонного шума дождя. Надо будет брать ее на ночь в дом».
Кенди лежала на сеновале, вдыхая аромат сухой травы и старого дерева. По крыше частил дождь. Ребятня собралась внизу у камина, и сестра Мария читала им сказки. Мисс Пони тоже сидела там в своем старом кресле-качалке. Она стала совсем старая — добрая, милая мисс Пони. Мина расположилась у ее ног и, навострив уши, слушала сказки. Кенди всегда очень любила это осеннее время, волшебные истории под шум дождя с мечтами о прекрасном Принце.
«Как там Альберт? — думала Кенди. Опрокинувшись в сено, она наблюдала, как в маленькое окошко бьется мотылек. — Со дня его отъезда прошло уже две недели. Удастся ли ему помочь Тери? Когда же он вернется? Привезет ли ответ? Почему же он не пишет?»
Флюгер на крыше заскрипел, поворачиваясь под напором ветра. Альберт... Синие глаза показались бы в полумраке чердака цвета индиго, мягкая, чуть насмешливая улыбка красиво очертаных губ, плечи, обтянутые замшевой курткой, под ней тонкий черный свитер, который очень идет к его длинным золотым волосам. Сильные руки, гибкий стан, стройные в высоких замшевых ботфортах ноги человека, проведшего много лет в скитаниях. Он любит сидеть, закинув ногу на ногу и слегка покачивать ею, сцепив на колене длинные аристократические пальцы. Кенди мучительно захотелось, чтобы он был сейчас рядом и рассказывал ей что-нибудь интересное. Он так увлекательно умеет рассказывать, слушать его одно удовольствие. Слушать и смотреть в его лицо, следить за сменой выражений, мельчайших оттенков мысли…
Потом она представила его за рулем кабриолета. Четкий профиль, сосредоточенный взгляд чуть прищуренных глаз, плотно сомкнутые губы, развевающиеся волосы и длинный шарф. Он слушает ее болтовню и ведет машину — очень быстро. У Кенди захватывает дух от скорости, но ей не страшно. Ей никогда не бывает с ним страшно.
Порыв ветра изменил направление, и флюгер снова заскрипел. Внизу раздался стук в дверь. Кенди встрепенулась. Послышались веселые детские крики. К ним примешивался мужской голос. Кенди стремглав сбежала вниз по лестнице, но оказалось, что это пришел почтальон, седоусый мистер Марш.
— Кенди, — сказал он, — тебе посылка из Флориды и письмо от Анни.
— Из Флориды? Это же от Пати!
Мистера Марша усадили за стол напоить горячим чаем — дети не хотели отпускать его, не угостив яблочным пирогом, который после обеда испекла Кенди. От их оживленной болтовни в доме стало шумно. Кенди накинула плащ и пошла на улицу, Мина поплелась за ней. Дождь утих, но было пасмурно, от чего вечер казался еще темнее. Кенди села на мокрой скамейке у окна так, чтобы ей на письмо падал свет, и принялась читать, а Мина улеглась возле ее ног.
Первым она прочла письмо, точнее, небольшую записку от Анни. Она писала, что родители очень недовольны тем, что она так редко бывает дома и все свое время проводит вместе с Арчи в Чикаго. Они забрали ее в имение и разрешили Арчи навещать ее только раз в неделю.
«Это ужасно, я так страдаю без него! — жаловалась Анни. — После того, как мы стали столь близки с ним в Лейквуде, жить вдали от моего обожаемого Арчи для меня невыносимо. И все-таки я пребываю на седьмом небе от счастья — Арчи любит меня, и он не упускает возможности доказывать мне это не только на словах. Не знаю, как дождусь мая. После нашей свадьбы уже никто не будет в силах разлучить нас!
Моя дорогая Кенди, сейчас я лежу с температурой. Это после того, как Арчи навестил меня в прошлый четверг. Мы так долго целовались в лесу под дождем, что я простыла. Не волнуйся, ничего серьезного, но ты ко мне не приезжай, пока я не выздоровею, не хочу тебя заразить. Напиши, нет ли вестей от Альберта, как дела у Тери? Мечтаю провести Рождество с вами и Арчи в Лейквуде. Правда, замечательная идея? Но только, умоляю, не приглашайте туда моих родителей. Целую, жду твоего письма, Анни».
Кенди улыбнулась. Как это было не похоже на прежнюю Анни — застенчивую и скромную тихоню, которая робела и краснела от одного вида Арчибальда, и у которой в его присутствии отнимался язык.
«Рождество в Лейквуде вчетвером? — подумала Кенди. — Боюсь, Альберт будет не в восторге от этой затеи. Кажется, на его взгляд, Анни с Арчи слишком торопятся познать все прелести близости. Так удивительно! У меня и Альберта нет родственников, которые могли бы вмешаться в наши отношения, но мой милый так вошел в роль опекуна, что ограждает меня от своих же собственных чувств. Мы давно знаем друг друга, наша взаимная привязанность так крепка. Мы — словно единый организм. Как две руки находятся в непрерывной и неразделимой связи, чувствуют и знают наперед любое движение и любую мысль, побуждение другого. И тем тяжелее переносить даже небольшую разлуку…»
Кенди вздохнула и достала из кармана передника коробочку, завернутую в синюю бумагу и запечатанную сургучом. Она сломала печати и увидела ту самую музыкальную шкатулку, которую Стир сделал для нее перед уходом на фронт, и которую Кенди отдала безутешной Патриции, когда пришли известия о смерти Стира. В посылке было сложенное вчетверо письмо от Пати.

«Здравствуй, Кенди.
Я прочитала в газетах о твоей помолвке с мистером Альбертом. Поистине, удивительно, что тот обаятельный бродяга, которого ты так самоотверженно лечила от контузии, оказался одним из самых богатых людей в Америке! Но, признаюсь, я догадывалась, что он к тебе не равнодушен, еще тогда, когда мы все вместе проводили уикенды на природе — ты, Альберт, Анни, Арчи, я и Стир. Это было так недавно, всего лишь прошлой осенью. Всего лишь прошлой осенью Стир был еще жив! Нет, Кенди, я не стану мучить тебя и себя воспоминаниями о Стире. Он ушел, и это была его воля. Если бы он хотел быть со мной, он не покинул бы меня.
Анни написала мне о том, что помолвлена с Арчи, и вы венчаетесь вместе в следующем мае. Я за всех вас очень рада. О, Боже, и мы могли бы венчаться со Стиром в следующем мае! Стоп, стоп, больше не буду.
У меня тоже есть новости. Здоровье бабушки продолжает внушать опасения, ее сердце постоянно болит, и врачи опасаются следующего кризиса. Она переживает, что умрет раньше, чем устроит меня в жизни. Поэтому она умоляет меня выйти замуж за Сэмюеля Эмерсона — сына давнишнего друга нашей семьи. Эмерсоны хорошие добрые люди, Сэмми и я дружили с самого детства, наши родители всегда мечтали, что мы поженимся, когда вырастем. Если бы не встреча со Стиром в колледже Святого Павла, я, наверное, тоже мечтала бы об этом. На днях Сэмми сделал мне предложение, и я не вижу причин отказывать ему. Все равно я никогда не полюблю больше никого, кроме Стира, но Сэмми мне, по крайней мере, не противен. Так что мы венчаемся в ноябре. Я не приглашаю никого из вас, моих дорогих друзей, потому что, признаюсь, мне так будет слишком тяжело.
Милая Кенди, возвращаю тебе то, что было сделано для тебя и должно принадлежать тебе по праву. Я знала, что Стир тебя любит, и иногда даже ревновала, но я прекрасно понимала, что ты не виновата. Ты замечательная девушка, мой добрый друг, жаль только, что все так печально закончилось. Прости за такое письмо, боюсь, оно тебя расстроило, а мне этого очень не хотелось. Желаю тебе обрести наконец с Альбертом счастье и покой, которых так мало было в твоей жизни.
Была и остаюсь твоя подруга Патриция».

Кенди открыла маленькую шкатулку, и заиграла тихая нежная музыка. Она вспомнила последнюю встречу со Стиром на перроне прошлой зимой. Он был необычно серьезен — не шутил и не смеялся, как всегда. Сказал, что не может допустить, чтобы никто не провожал ее, и подарил ей эту музыкальную шкатулку.
«Она принесет тебе счастье, обязательно, вот увидишь».
Кенди спросила:
«Если она приносит счастье, значит, я уже должна быть счастлива или я буду чувствовать себя счастливой, пока ее слушаю?»
Он улыбнулся, и его темные глаза блеснули за стеклами очков.
«Ты чудо, Кенди!»
«Удивительно, Стир, — неожиданно призналась она, — мы ведь никогда не были с тобой вот так, наедине».
Его щеки запылали, он хотел что-то ответить, но поезд дал гудок к отправлению. Она вскочила на подножку.
«Прощай, Кенди, — Стир побежал вслед уходящему поезду, — Прощай…»
Он еще что-то кричал ей, но она уже не слышала, а только махала ему, пока он не скрылся из вида…
От этих воспоминаний так горько вдруг стало на душе у Кенди, что она заплакала, уткнувшись лицом в колени. Мина заволновалась и начала тихонько скулить, толкая ее влажным носом.
— Все, все, Мина, я больше не буду, — Кенди вытерла слезы и пошла в дом.
Она пыталась казаться веселой, играла с детьми до самой ночи, смешила их забавными историями. Уложила их всех спать и потом долго сидела, слушая, как они тихо посапывают в кроватях. Наконец в своей комнате Кенди опустилась на колени перед распятием и долго молилась за Стира, за Энтони, за Альберта и Тери, за Анни и Арчи, за Пати и ее бабушку, за мисс Пони и сестру Марию, за ребятишек, за весь мир…
«Если завтра Альберт не вернется, я умру…» — подумала она, засыпая в своей постели глубокой ночью.

На следующий день приехал Арчи. Вообще-то, он собирался навестить Анни, но, поскольку она была больна, мистер и миссис Брайтон не позволили им встретиться. Поэтому Арчи, зная, что Кенди находится неподалеку в Доме Пони, накупил игрушек и сладостей детям, цветов для дам и приехал туда как раз перед обедом. Кенди показалась ему немного бледна. Но она держалась как всегда бодро, за столом шутили и смеялись. Погода была все еще плохая, и после обеда Арчи, пока дети увлеченно рассматривали сложенные у камина новые игрушки и книжки, на правах старого друга Кенди поднялся в ее комнату. Ему очень нравилась эта маленькая комнатка с простым дощатым полом и легкими шторками на маленьком окошке. С запахом цветущих гераней и сухой лаванды. Кроме почти детской кроватки с легким вуалевым балдахином, там поместился только маленький круглый стол, два стула с высокими спинками и комод с небольшим зеркалом в темной старой раме, с которой уже стерлась почти вся позолота.
Кенди уселась за столом с большой шкатулкой писем и фотографий, в которой она решила навести порядок, Арчи подошел к окну. Капли не переставая текли по стеклу то слева направо, то справа налево, яркие шары гераней пламенели на фоне серого дождливого дня. Арчибальд обернулся и украдкой поглядел на Кенди. Она была так мила в своем простом бело-голубом полосами платье, с крахмальным глухим воротничком, манжетами и голубом переднике. Полосатые атласные ленты перехватывали светлые кудри и служили ее единственным украшением, если не считать обручального колечка. Все в ней было так ладно и хорошо, что она напомнила ему старинную фарфоровую куклу, которую мамы прячут от своих дочек, чтобы те случайно не разбили дорогую и красивую игрушку. Невозможно было оторвать глаз от ее профиля — опущенных длинных ресниц под густой пушистой челкой, вздернутого носа и прелестных губ.
Чтобы не смутить Кенди, Арчи отвел взгляд и вдруг заметил на комоде одну изящную вещицу, которой здесь не должно было быть.
— Музыкальная шкатулка Стира! — воскликнул он. — Кенди, ты ведь отдала ее Пати!
Кенди вздохнула.
— Она вернула ее мне. Вот, прочти. Ее письмо, — она подала Арчи сложенный листок.
Он быстро пробежал его глазами.
— Она правильно сделала, — проговорил он, — шкатулка предназначалась тебе.
Кенди кивнула и, еще ниже наклонив голову над горой писем, украдкой стерла с щеки слезу.
Арчи заметив это, подошел, сел напротив Кенди и взял ее за руку.
— Послушай, что тебя угнетает? Такой подавленной я не видел тебя с той печальной осени в Лейквуде, когда умер Энтони. Пока Альберт в отъезде, я отвечаю за тебя. Ну-ка, рассказывай, что случилось.
Кенди покачала головой.
— Ничего не случилось, Арчи. Просто я тяжело переношу отсутствие Альберта.
— Но это ведь не повод для слез? Значит, есть еще что-то.
— Завтра четыре года, как умер Энтони. А вчера я получила письмо от Пати, гибель Стира все еще мучит ее.
— И ты расстроилась из-за этого?
Кенди стерла с другой щеки непослушные слезинки.
— Скажи, — она решительно посмотрела прямо в глаза Арчи. — Скажи, ты ведь знаешь, что тетя Элрой обвиняла меня в смерти Энтони и Стира?
— Конечно… — Арчи смутился. — Эта старуха просто выжила из ума, разве можно принимать всерьез ее слова?
— Но ведь на балу в особняке Альберта ты сам мне сказал, что Стир ушел на фронт из-за меня. А Энтони хотел, чтобы я перестала вспоминать о моем Принце с холма Пони, и ускакал от меня навстречу смерти. Значит, их обоих погубила привязанность ко мне.
— Но не ты, ты не виновата.
— Если бы не я, они были бы до сих пор живы и счастливы. Тетушка права, — упрямо твердила Кенди.
— Хочешь, я скажу тебе, что в действительности их погубило? Они не могли смириться с тем, что ты не принадлежишь им полностью. Я уже говорил тебе на балу. Энтони ревновал тебя к тому, кому ты самим Богом предназначена, Стир не смог вынести твоей любви к Тери. Оба не желали видеть тебя рядом с кем-то еще.
— Такой эгоизм естественен для того, кто любит! — воскликнула Кенди.
— Да, это правильно, но не в твоем случае.
— Что же во мне такого особенного? Обыкновенный подкидыш! Я даже не знаю, кто мои родители! Они отказались от меня, выбросили на улицу!
— Кенди, не говори так! Мы не знаем, как все было на самом деле, — остановил ее Арчи. — Я аристократ до мозга кости и за версту чую породу. И в тебе она есть. Одного взгляда на тебя мне достаточно, чтобы с уверенностью заявить — ты не дочь простолюдинов. Возможно, твоя матушка умерла, возможно, были какие-то сложные жизненные обстоятельства. Не смей осуждать своих родителей!
Кенди снова вздохнула.
— Ты прав, я не должна плохо думать о людях, про которых я ничего не знаю. Но это и не значит, что во мне есть что-то особенное.
Арчи улыбнулся.
— Есть, так же, как в Елене.
— Какой Елене?
— Ее называли Прекрасной.
Кенди от неожиданности звонко расхохоталась.
— Арчи, ты что, смеешься надо мной?
Но тот был совершенно серьезен.
— Отнюдь. Никто не мог устоять перед ее очарованием. Мужчины сражались за право владеть ею. Сражались и гибли, губили других. Но разве Елена была в этом виновата?
— Конечно! — горячо откликнулась Кенди. — Зачем она вела себя так, что в нее все влюблялись?
— Ты же не думаешь, что она делала это специально? Я уверен, она не была очень счастлива от того, что из-за нее погибло столько народа. Но она не в силах была этого предотвратить. Энергия абсолютной женственности источалась из нее так обильно, что околдовывала любого мужчину, повстречавшегося с ней.
— Абсолютной женственности? — Кенди удивленно посмотрела на Арчи.
— Именно. Я так называю то волшебное ощущение прелести, обаяния, совершенства и гармонии, которое покоряло всех при виде нее. На мой взгляд, в твоем случае происходит нечто подобное.
Кенди покраснела.
— Смотри. Мистер Брайтон пожелал удочерить тебя, пообщавшись с тобой полдня. Альберт полюбил тебя на всю жизнь, когда тебе было всего лишь шесть лет, а ему двенадцать. Я, Стир и Энтони — поклялись вечно быть твоими рыцарями, когда тебе было двенадцать, мистер Леган, единственный в этом злобном семействе был добр к тебе и защищал. Тери был покорен тобой, когда тебе было около четырнадцати, и даже Нил, не смог устоять и тоже полюбил. А помнишь того парня на строительстве туннеля, где ты работала медсестрой и спасла его от полиции. Я видел, как он прощался с тобой, и хорошо понимал, что он чувствовал. Я не знаю всего, но, думаю, ты сама могла бы вспомнить еще много подобных случаев, когда мужчины всех возрастов, даже будучи сначала враждебно настроены по отношению к тебе, впоследствии полюбили всем сердцем.
— Прекрати! — возмутилась Кенди, осознавая в душе, что Арчи прав.
— Из всего этого я и сделал вывод, — продолжал тем не менее Корнуэлл, — что в тебе есть нечто, отсутствующее в других девушках. Нечто особенное, только так я могу объяснить и то, что я чувствую сам.
— Арчи!
— Я могу об этом не говорить, Кенди, но ты ведь и сама все знаешь.
— Не расстраивай меня еще больше, пожалуйста! — взмолилась Кенди. — Анни написала мне, как она счастлива, что вы так сблизились со дней, проведенных в Лейквуде.
— Что ты знаешь об этом?! — вспыхнул Арчибальд.
Кенди поняла, что проговорилась.
— Ничего, просто она написала мне, что ваши отношения стали еще более доверительными... — Кенди была уже не рада, что затеяла с Арчи весь этот разговор.
— Ну, конечно же, я должен был догадаться, что Анни расскажет все тебе, — проговорил Арчи, и краска на его лице сменилась бледностью. — Представляю, какого ты теперь обо мне мнения…
— Нет! Нет! Это не так! — Кенди схватила его за руку.
От ее прикосновения он вздрогнул, поднял голову и посмотрел ей в глаза.
— Я знаю, ты осуждаешь меня!
— Я не имею права тебя осуждать, и никогда не буду осуждать!
Арчи покачал головой:
— Мне необходимо оправдать себя перед тобой.
— Но я…
— Просто выслушай. Ты ведь можешь просто выслушать меня? Ты думаешь, что я воспользовался доверием, которое оказала мне Анни? Нет, не перебивай, я слишком хорошо тебя знаю. Где-то в глубине души ты так думаешь и тебе неприятно, что мне, твоему близкому другу, принадлежала до свадьбы женщина, и не просто какая-нибудь, а родное тебе существо… Когда Анни пришла ко мне в спальню, признаюсь, я страшно растерялся, Кенди. К своему стыду, я не мог двинуться с места, потому что был потрясен ее неожиданным появлением и потому что, хотя она была рядом, я не чувствовал никакого влечения к ней. Но я видел, что она страдала от моей холодности, и слезы были готовы потечь из ее глаз. Я подумал о нашей с ней будущей совместной жизни, о том, что это все равно рано или поздно произойдет, и что совершенно не имеет значения, когда именно. И я не отпустил ее от себя. Так я стал рабом той страсти, которую может разжечь в мужчине нелюбимая женщина.
— Не смей так говорить об Анни! — вскричала Кенди гневно.
Арчи печально посмотрел на нее.
— Ругай, стыди меня, но не осуждай. Я не виноват в том, что мое сердце глухо к ее красоте и добродетели. Зато мой ум достаточно поглощен ее физическими достоинствами. И это доставляет ей радость. К сожалению, я не смогу дать ей ничего другого, но я не лгу ни ей, ни себе…
— Да, я вижу, что ты правдив, — проговорила Кенди задумчиво, — но Арчи, разве на таких чувствах строятся отношения с человеком, которому ты собираешься посвятить всю свою оставшуюся жизнь?!
— Нет, конечно, — Арчибальд усмехнулся. — Я и не собираюсь посвящать ей свою жизнь. В моем положении мне ничего не остается, как сделаться философом. Я столкнулся с тайной, на разгадку которой и уйдет вся моя жизнь. И эта загадка — ты, Кенди. Вы так не похожи с Анни, рядом с тобой я становлюсь другим человеком, может быть, просто самим собой. Точнее, лучшей половиной себя. Да, так и есть! Все, кто с тобой встречаются, невольно проявляют свои самые лучшие качества и любят тебя за это удивительное свойство делать их прекраснее и совершеннее.
— Увы, не все, — вздохнула Кенди, вспомнив, сколько горя причинили ей Леганы, особенно Элиза и Нил.
— Все, кто способны не завидовать тебе, или не пытаются посягнуть на священное место подле тебя, которое суждено занять только одному.
— Хватит говорить обо мне, — взмолилась Кенди, вконец смущенная, — расскажи лучше, как прекрасен Альберт, какой он замечательный. Это мне будет гораздо приятнее слушать.
— Что я могу сказать об Альберте? — с улыбкой пожал плечами Арчи. — Только одно — поскольку мы с ним родственники, то когда он будет обнимать и целовать тебя, я тоже, хотя и косвенно, приму в этом участие. Это меня немного утешает.
— Ты несносен сегодня, Арчи! Я не хочу больше говорить на эту тему!
— Прости, Кенди, на меня действительно что-то нашло…
Внезапно раздался шум подъехавшей машины, и кто-то громко просигналил у дома. Кенди бросилась к окну.
— Это он! Он приехал! Я знала, что он приедет сегодня! — и она опрометью выбежала из комнаты.
Арчибальд поглядел в окно — Альберт в непромокаемом плаще заглушил мотор своего кабриолета, снял перчатки и открыл дверцу машины. Едва он успел выйти — Кенди выбежала на улицу и замерла в его объятьях. Арчи улыбнулся, видя, с какой неутоленной нежностью и любовью целует Альберт Кенди.
— Почему ты плачешь? — спросил Альберт, держа лицо Кенди в своих ладонях.
— Это капли дождя, — ответила она.
— Разве дождинки бывают солеными?
— Бывают, — улыбнулась Кенди.
— Идем, ты промокнешь.
Они пошли к дому.
— Почему ты не писал мне? Я измучилась неизвестностью! — укоряла его Кенди.
— Поэтому и не писал. Чтобы ты сгорала от нетерпенья меня увидеть.
— Вы сегодня с Арчи совершенно одинаковые! — воскликнула Кенди рассерженно.
— Арчи здесь! Вот здорово!
— Он приехал навестить Анни у Брайтонов и заглянул к нам.
— Мистер Альберт! Мистер Альберт приехал! — дети высыпали из двери, как разноцветные горошины, и облепили Альберта. На крыльце стояли улыбающиеся мисс Пони, сестра Мария и Арчи.

Весь вечер Кенди не могла переговорить с Альбертом о Тери. Альберт привез детям огромный торт, и все уселись пить чай, потом играть в лото. Арчи не торопился с отъездом. Он устроил сиротам целое кукольное представление перед камином. Все много смеялись над его забавными шутками, даже мисс Пони. Потом притащили старую волынку Альберта и заставили его на ней играть, Мина громко подвывала тягучим звукам — выходило очень забавно. Никто не заметил, как дождь кончился, небо прояснилось и похолодало. Мисс Пони уговаривала Арчибальда остаться ночевать, но он отказался. Все оделись потеплее и вышли во двор его проводить. Дети долго махали ему, когда он уехал на своей машине. Потом Кенди укладывала их спать, а они, неугомонные, никак не хотели ложиться, и ей пришлось долго рассказывать им сказки, прежде чем они наконец уснули. Она поднялась в свою комнату только около полуночи, когда все остальные уже спали.
Кенди села на постель и вздохнула. Невозможно было лечь спать, не узнав ничего о поездке Альберта в Нью-Йорк, не узнав ничего о Тери. Она решительно поднялась и вышла в коридор. Было темно и тихо, старые половицы скрипнули под ее легкими шагами. Кенди подошла к двери в комнату Альберта и слегка толкнула ее, — та неслышно отворилась. Постель была разобрана, но Альберта не было. Кенди спустилась в гостиную — там тоже никого. Только Мина, лежа у кресла мисс Пони, подняла свою большую лохматую голову.
«А! — подумала Кенди. — Я знаю, где он может быть». Она разожгла керосиновую лампу и, держа ее в руке, поднялась на чердак. Альберт лежал на сене и, закинув руки за голову, смотрел в маленькое окошко, в которое светила яркая звезда.
— Хорошо, что ты пришла, — сказал он, увидев Кенди.
— Я не смогла бы заснуть, не узнав, что произошло в Нью-Йорке, — Кенди поставила лампу на подоконник и села подле Альберта. — Ты повидался с Тери?
— Да.
— И как он?
— Любит тебя, как и прежде.
— Я ведь не об этом спрашивала… — Кенди опустила голову.
Альберт сел, опершись рукой о колено, и испытующе посмотрел на Кенди.
— Я хочу спросить тебя…
— О чем? — она доверчиво взглянула на него.
— Ты уверена, что, предпочтя меня Тери, сделала правильный выбор?
— Альберт? — в голосе Кенди послышался испуг.
— Он едва способен жить без тебя. Еще совсем недавно он был для тебя дороже всех на свете.
— Зачем вспоминать об этом? Я была глупой, очень глупой! Я должна была понять, что ты для меня на самом деле значишь, и что значу для тебя я! А Тери, он теперь с Сюзанной.
Альберт покачал головой.
— Нет, Тери свободен. Он расстался с ней. Я заставил его это сделать. Для него такая жертва могла стать смертельной. И теперь я спрашиваю. Ты хочешь, чтобы все стало как прежде? Ты хочешь быть вместе с Тери? Если да, я верну твое слово.
— Это… — на глазах Кенди показались слезы. — Ты говоришь это потому, что я холодна с тобой, ничем не доказала тебе свою любовь? Наверное, ты прав, я не стою тебя! Разве можно любить такую, столь желанную для многих! Глупую девчонку, безродного подкидыша! Я не достойна такого счастья, ты всегда был для меня сказочным принцем, а все сказки когда-нибудь кончаются. Конечно…
Альберт не дал ей договорить. Он стремительно наклонился к ней и приник к ее губам. Кенди крепко обняла его и, когда смогла что-то произнести, попросила:
— Пожалуйста, Альберт, я понимаю, ты сказал так ради моего счастья, но больше никогда, даже в своих мыслях не произноси этих слов!
— Прости… прости меня… — он снова прижал к себе Кенди, спрятав лицо в ее мягкие кудри. И так они долго сидели, обнявшись, обретая друг подле друга утерянную на время разлуки заполненность.
— Я встретил в Нью-Йорке мисс Бейкер, — наконец сказал Альберт. — Мы с ней стали друзьями. Она помнит и любит тебя, Кенди, она передала тебе этот подарок, — он достал сережки, —  и очень благодарна, за то, что ты спасла Тери.
— Я спасла Тери?
— Да. Твое письмо ему очень помогло. Дела его были плохи, узнав о нашей помолвке, он в безумном порыве сделал Сюзанне предложение. Это его чуть не погубило. Но теперь все позади, они с Элеонорой уехали в Австралию, там он надеется начать новую жизнь.
— Бедняжка Сюзанна! — воскликнула Кенди. — Как она, должно быть, страдает!
— Эти страдания пойдут ей на пользу, они сделают ее сильной, помогут найти новую дорогу в жизни. С ней все будет хорошо, — успокоил ее Альберт.
— Мне хотелось бы верить в это, — вздохнула Кенди.
— Тери пришел на вокзал проводить меня в день отъезда и передал тебе это. — Альберт достал письмо из нагрудного кармана своей замшевой куртки и дал его Кенди.
Она развернула его и прочла:

«Дорогая Кенди!
Пожалуй, я не могу с уверенностью поклясться тебе, что полностью счастлив, но по крайней мене, и это уже очень много для моей истерзанной души, — после твоего письма я обрел покой и еще какое-то едва уловимое радостное чувство, которое можно было бы назвать ощущением чуда. Как это удалось тебе, маленькая волшебница?! Признаюсь, я чуть не натворил здесь страшных глупостей. Вы с Альбертом успели остановить меня на самом краю пропасти. Теперь я, словно вновь вернулся к жизни — новые планы, проекты, мечты. Раньше под грузом вины, из-за постоянной внутренней боли я просто не мог ни о чем таком думать.
Вчера у меня состоялся трудный разговор с Сюзанной, и я наконец с огромными усилиями, но все же закрыл эту печальную страницу своей жизни. Я сказал ей, что не хочу больше обманывать ее тщетными надеждами на мою любовь. Я просил ее понять, что это неправильно — ставить возможность своего счастья в зависимость только от одного человека на свете. Забавно, я говорил и понимал, что в первую очередь все это относится ко мне. Я тоже должен возродиться к новой жизни, начать жить заново. Не знаю, что усвоила из моих слов Сюзанна, но я больше не могу, не имею права думать о ней.
Завтра я уезжаю вместе с мамой в Сидней по приглашению одного очень известного театрального режиссера. Так что, когда ты будешь читать мое письмо, меня уже не будет в Америке. Я желаю, чтобы каждый день твоей будущей супружеской жизни стал волшебным праздником, о котором мечтают все, но обретают лишь избранные. Альберт действительно самый лучший — единственный на планете, достойный тебя и в будущем мае состоится свадьба ангелов.
Глубоко уважая Альберта, я не смею в ответ на твой послать тебе свой поцелуй. Если в твоем щедром сердце есть немного места и для меня, — мне нечего больше желать в этом мире. Просто знать, что ты обо мне помнишь, думаешь и молишься мне достаточно для того, чтобы найти силы жить дальше.
Всецело твой Терус Гранчестер»

Пока Кенди читала, Альберт, покусывая соломинку, наблюдал за выражением ее лица. Постепенно тревожные складочки на ее лбу разгладились, в глазах загорелись зеленые искорки, и вот уже в уголках губ притаилась улыбка. Он был готов сделать что угодно, лишь бы эта улыбка никогда не покидала милых губ. Кенди закончила читать и подняла на Альберта глаза, сияющие от прозрачной влаги и признательности, наполнявшей их.
— Все хорошо? — спросил он, улыбнувшись.
— Да! Хорошо… — Кенди облегченно вздохнула и упала в сено рядом с Альбертом. — У меня словно гора с плеч скатилась.
Она перевернулась на живот и оперлась локтями о его грудь.
— Мой Принц, мой благородный прекрасный Принц, как мне благодарить тебя!
— Обещай, что больше никогда не расстанемся, даже на день, — рассмеялся Альберт.
— Я желала бы не разлучаться с тобой и на час! — заверила его Кенди. — Я еле выдержала эти две недели. — Она прижалась к его груди щекой, и он, положив свою ладонь ей на голову, погладил шелковистые волосы.
— Альберт?
— Да, милая.
— Ты помнишь нашу первую встречу на холме Пони?
— Конечно.
— Расскажи, как ты оказался там, почему ты подошел ко мне, что ты подумал, когда увидел меня? Я ничего не знаю о твоем детстве, о твоей юности.
— Моя родина — Шотландия, — неспешно начал он. — Эндри — потомки богатых шотландских лордов, которые жили там испокон веков и боролись за независимость родной страны. Но судьба распорядилась не в нашу пользу. Когда мне исполнилось семь, родные вынуждены были эмигрировать в Америку. Здесь у нас давно свой бизнес. Мой дед еще полвека назад открыл в Чикаго наш первый банк. Отец и дед воспитали меня патриотом родной земли, и сколько себя помню, шотландский наряд был моей любимой одеждой, особенно в дни торжеств. Когда мне исполнилось десять, дед подарил мне волынку и научил на ней играть.
— Ты говорил прежде, что у тебя была сестра, — напомнила Кенди.
— Да, Лорена, она была намного старше меня. Когда мы приехали в Америку, она вышла замуж.
— Леди Лорена была матерью Энтони?
— Да. А сестра ее мужа — мать Стира и Арчи. В Америке нашу семью преследовали несчастья. Вскоре после переезда умер от сердечного приступа мой отец. Мама скончалась спустя год от пневмонии. Меня взяла в свою семью Лорена. Сестра очень любила меня, но у нее было слабое здоровье, и она редко выходила из своей комнаты. Иногда меня просили поиграть с маленьким Энтони в этом прекрасном розовом саду, за которым потом в память о матери он так ухаживал. Лорена была очень добрая и красивая, вы с ней чем-то похожи. Когда ее не стало, весь Лейквуд словно погрузился во мрак. Энтони все время плакал, заправлять хозяйством стала тетушка, а у нее не слишком приятный характер. Мне стало очень неуютно здесь.
— Почему ты не уехал к деду, кажется, он тебя очень любил?
— Да, он очень любил меня, я охотно жил бы с ним в Чикаго, но после смерти сына, на него, уже глубокого старика, легла забота о всей семье. Он редко находил время побыть со мной. Но иногда он привозил меня в город, рассказывал, как управлять капиталом, заниматься банковским делом.
— Ведь ты был еще ребенок!
— Что поделать! Я был старшим наследником в семье, будущим владельцем всего состояния. После смерти деда я должен был возглавить бизнес. Он боялся, что не доживет до моего совершеннолетия, так оно и вышло. Дед умер, когда мне было одиннадцать. Формально я стал главой семьи Эндри, но до двадцати одного года не имел права распоряжаться капиталом. Тетя Элрой, кузина моего отца, стала моей опекуншей, и на семейном совете было решено держать в тайне от всех банкиров и кредиторов мой юный возраст. Так и родилась легенда о старом и могущественном дядюшке Уильяме.
— А кем тебе приходятся Леганы?
— Мистер Леган — двоюрдный брат мистера Корнуэлла, отца Арчи и Стира, Элиза и Нил их кузены.
— Сколько родственников! — вздохнула Кенди. — А у меня совсем никого…
— У тебя всегда был я!
— Да, ты прав! Так как же получилось, что в тот вечер десять лет назад ты оказался на холме Пони?
— Ты удивишься, но это не было простой случайностью.
— Не может быть! — воскликнула Кенди, широко раскрыв глаза.
— Мой слуга, МакКонан, прежде был боцманом на торговом судне. Я слышал от других слуг, что однажды в сильную бурю его корабль потерпел крушение у берегов Америки. МакКонан был одним из немногих спасшихся. Он оставил морскую службу и поступил на работу в Лейквуд. Он стал моим единственным другом, и в каком-то смысле заменил умерших родителей. Он часто устраивал для меня долгие конные прогулки по окрестностям Лейквуда, рассказывая истории из своей службы в торговом пароходстве. Я представлял, что я странствующий рыцарь, а он мой слуга. МакКонан всегда подыгрывал мне и обращался только «сэр Альберт». Во время таких прогулок мы неизменно оказывались поблизости от Дома Пони.
Однажды он привел меня в вашу церковь. Это было воскресенье, дети-сироты пели для прихожан. МакКонан никогда не отличался особой набожностью, но благоговейно простоял всю службу. А после подошел к монахине-воспитательнице и долго расспрашивал ее, указывая на маленькую белокурую девочку со сладким именем Кенди, которая кричала и баловалась больше всех остальных. По дороге домой я потребовал объяснений его странному поведению, но он наотрез отказался мне их дать, и мы поссорились. С тех пор он чаще стал напиваться, и тетя Элрой уволила его. Прощаясь со мной, он умолял меня позаботиться о Кенди из приюта Пони. Мне было жаль его, и я дал ему слово.
Но как я мог о ком-то заботиться, когда мне самому было всего двенадцать лет? Я просто стал приезжать на холм Пони и наблюдать за тобой издалека, оставаясь незамеченным. Я часто видел, как ты залезала на высокое дерево на холме или бегала с другими детьми наперегонки. Самая ловкая и быстрая, ты всегда опережала даже мальчишек, и лучше всех кидала лассо. Невозможная озорница, ты придумывала смешные игры, а потом ссорилась и дралась из-за чего-нибудь с мальчишками. Сам того не замечая, я привязался к тебе. И хотя тетя Элрой постоянно наказывала меня за побеги из Лейквуда к Дому Пони, я стал бывать здесь почти каждый день.
Однажды гроза застала меня во время прогулки, я спрятался под высоким деревом на краю леса и увидел, как ты выбежала из дома и с рыданиями упала в траву. Ты так горько плакала, что у меня просто разрывалось сердце. Я не знал, как тебя утешить, и придумал способ развеселить тебя. Под проливным дождем я поскакал в усадьбу, переоделся в шотландский костюм, взял волынку, и во весь опор мой конь понесся обратно к холму Пони. Тем временем гроза кончилась, ветер разогнал тучи и наступил чудесный теплый вечер. Заметив тебя в траве, я заиграл на волынке и подошел. Ты услышала и подняла голову. Тогда я впервые разглядел тебя вблизи, и что-то дрогнуло в моем сердце. Твои забавные веснушки, удивленные изумрудные глаза, облако светлых вьющихся волос, заразительный звонкий смех. Такая милая, словно ангел… 
Стало темнеть, мне нужно было возвращаться домой, и я оставил тебе своего золотого орла — древний герб нашего рода, чтобы ты не забыла обо мне. Я хотел вернуться к Дому Пони на следующее утро и поговорить с тобой подольше, но тетя Элрой страшно рассердилась на мою самовольную отлучку во время бури. Меня заперли в моей комнате, потом отправили в Чикаго, а оттуда в Англию учиться. Но я твердо знал, что обязательно вернусь и встречусь с тобой. Хотя не догадывался, что окажусь в Америке только через шесть лет.
Кенди слушала Альберта не дыша. Все, что он рассказывал, было для нее продолжением волшебной истории из ее детства.
— Я знала, что ты вернешься, я знала, что ты не случайно оставил мне золотую птицу, которая стала моим талисманом! — воскликнула она.
Альберт слегка улыбнулся ее восторгу и продолжал:
— Во время учебы в колледже я примкнул к группе шотландских патриотов, которая устраивала митинги протеста и беспорядки в Лондоне. Однажды нас чуть не забрали в полицию, зачинщикам удалось бежать, но на нас был объявлен розыск. Родственники помогли мне инкогнито вернуться в Америку, но даже там мне приходилось скитаться и постоянно менять место жительства. Так в свои восемнадцать лет глава клана Эндри вынужден был стать бродягой. Но мне это нравилась больше чопорных порядков в доме тети Элрой.
Сразу после возвращения в Америку я навел о тебе справки и узнал, что Кенди Уайт все еще живет в Доме Пони. Мне очень хотелось, чтобы ты обрела свой дом и родителей, и когда мистер Леган упомянул, что желает принять в семью еще одного ребенка, потому что его собственные дети растут слишком большими эгоистами, я посоветовал взять из Дома Пони Кендис Уайт — самую замечательную девочку во вселенной. Прости Кенди, я был так рад, что ты будешь жить рядом, в хорошем доме, иметь богатую семью. Я не мог и предположить, сколько страданий ждало тебя у Леганов.
— Я догадалась, что это ты все устроил! На чердаке в доме Леганов я нашла портрет моего Принца в шотландской одежде!
— Да! Я помню, в день моего двенадцатилетия тетя Элрой пригласила художника, чтобы тот нарисовал парадный портрет будущего главы династии Эндри. Но он так и не был закончен — меня отправили в Лондон, потом картину вместе с другими ненужными вещами отослали Леганам, и она осталась пылиться на чердаке.
— Сколько отрады принес мне этот портрет, как часто я глядела на моего прекрасного Принца, когда мне было грустно или когда, наоборот, радостно! Я разговаривала с тобой, и я ждала твоего появления.
— Я тоже мечтал о встрече, но как я мог тебе показаться, в качестве кого? Прошло больше шести лет, я был уверен, что ты забыла обо мне. Но все же я не мог удержаться и приходил к поместью Леганов, смотрел, как ты гуляла или играла, но чаще ты работала. Ты повзрослела и стала еще прелестней. С каждым днем ты все больше и больше пленяла меня. Не представляешь, как больно мне было узнать, что ты несчастлива в новой семье, что Леганы, особенно Элиза и Нил, ужасно с тобой обращаются и обижают! Но вскоре у тебя появились защитники — мои племянники Энтони, Арчи и Стир. В глубине души я понимал, что они больше подходят тебе в друзья, чем я, и решил не открывать своего присутствия.
— И все же, к счастью, мы встретились, — ты спас меня из водопада!
— Да, но тогда я знал, что вы с Энтони полюбили друг друга, и ничего не сказал тебе о том, что мы виделись прежде.
— Я была уверена, что он и есть тот мальчик, которого я видела в детстве на холме Пони, я совершенно упустила из вида, что за эти годы мой Принц должен стать юношей! Как досадно, что я не смогла сразу узнать тебя! И все-таки тогда впервые я почувствовала рядом с тобой себя полностью защищенной. Невольно меня тянуло к тебе, но я не отдавала себе в этом отчета.
— Я вынес тебя бесчувственную из реки, растирал и приводил в сознание. Дрожа, ты прижалась ко мне, ища поддержки и защиты, когда пришла в себя. Я понял тогда, что только от меня может прийти к тебе помощь, только я могу защитить тебя от невзгод и несчастий и решил удочерить тебя сам, как дико это не показалось бы всем остальным.
— Ты решил это уже тогда, у водопада? — поразилась Кенди. — А мне сказали, что это Энтони, Стир и Арчи писали письма к дядюшке Уильяму и уговорили его удочерить их подругу.
— Так и было. Племянники не знали, что их старого дядюшки не существует. Они действительно писали ему, но их письма передавали мне. Эти письма стали предлогом — я должен был как-то объяснить свой странный поступок остальным родственникам.
— Перед тем, как меня увезли в Мексику, я пришла к тебе в лесную сторожку, чтобы попросить о защите. Я не просила об этом ни мистера Легана, ни Энтони и его двоюродных братьев, я интуитивно пошла именно к тебе. Почему ты не позволил мне остаться с тобой?
— Твоя просьба поселиться со мной в лесу стала для меня полной неожиданностью, — улыбнулся Альберт, — и всколыхнула в моем сердце самые противоречивые переживания. До того момента я никогда не думал о том, что мы могли быть вместе, жить рядом изо дня в день, и понял, что это было бы для меня огромным счастьем. Тогда я впервые осознал, что моя привязанность к тебе гораздо глубже и нежнее, чем я раньше мог себе признаться. И чем дольше я общался с тобой, тем сильнее проявлялось это чувство. Но ты была еще ребенком, а я — жил как бродяга, скрываясь от всех, словно преступник. Я не мог позволить тебе разделить со мной такую жизнь. Мне оставалось запастись терпением, ждать и надеяться, что когда-нибудь произойдет чудо, и ты, повзрослев, полюбишь меня, а я буду иметь силы и возможность сделать тебя счастливой.
Кенди улыбнулась:
— Так и произошло. Ты действительно сделал меня счастливой!
— Но прежде нам обоим пришлось пережить немало горя, — вздохнул Альберт.
— Давай никогда больше не будем вспоминать беды, страдания и ошибки, которые были у нас в прошлом. — Кенди прижалась к своему благородному Принцу, и Альберт обнял ее, накрыв краем своей куртки, чтобы ей было теплее. — Мы заплатили высокую цену за счастье, пусть его не омрачает горечь печальных воспоминаний.
— Да, ты права. Теперь мы никому ничего не должны и ничем не обязаны, нам не перед кем оправдываться и нечего бояться. Мы получили право распоряжаться собой по своему усмотрению, без оглядки на кого бы то ни было.
Они долго молчали, захваченные чувством полного всеобъемлющего счастья, и так незаметно приблизились к состоянию, когда сознание начинает свой головокружительный полет в страну снов.
— Значит, мы повстречали друг друга благодаря твоему слуге МакКонану? — сонно спросила Кенди.
— МакКонан… Да, он был странный человек, — проговорил Альберт, закрывая глаза.